ЕЩЁ ОДНО ГАДАНЬЕ, НЕ ПОСЛЕДНЕЕ.

ЕЩЁ ОДНО ГАДАНЬЕ, НЕ ПОСЛЕДНЕЕ  

Как-то, «земную жизнь пройдя наполовину», я очутился в компании, где увлекались разговорами, хоть как-то осмысливающими наши земные проблемы с философской точки зрения, то есть со всех точек зрения, в том числе и с мистических.  

И вот одна девочка предложила свой метод гадания, то есть метод своей мамы. И для этого нужна была только полная дата рождения и полное имя, т. е. Ф. И. О. После чего производились элементарные арифметические действия – с каждой буквой, и рисовался график, или линия жизни. И настолько это были простые вычисления, и так я понадеялся на свою «гениальную» память, да к тому же и не верил я тогда во всю эту гадальную мудрость, и не попытался даже приблизительно записать этот процесс – в результате так же быстро всё забыл, даже быстрее, чем мне этого хотелось. И навсегда. А жаль.  

Линия жизни рисовалась так. Производились вычисления над буквой, и на бумаге в клеточку от исходной точки проводилась линия на одну клетку вправо, и выше или ниже оси, насколько показывали цифры. У испытуемых, а было несколько желающих, эти линии судьбы были довольно монотонными: ломанная линия, на одну-две клеточки отклоняющаяся от осевой линии.  

Когда пришёл мой черёд, и моя линия выглядела очень похоже на другие, но вдруг на какой-то букве она резко скакнула вниз, в пропасть, клеток на десять…, и, через клетку, вернулась на осевую линию. — «И что это было, что случилось? – стала допытываться "гадалка". — Да ничего не было!, -- правдиво ответил я. – Как же не было? Такой пик вниз, в бездну, это же почти… Да ничего я не помню, что было бы на грани смерти. И не верю я в эту ерунду…» Вот так, в таком стиле и поговорили немножко.  

И только дней через несколько я повнимательнее посмотрел на этот график. Клеточки показывали, что пик этот отрицательный случился примерно на девятнадцатом году, и где же я был тогда? Да нигде?... Хотя… – ах, вот где я был…  

Вообще-то, никогда не знаешь – где найдёшь, где потеряешь. В армии… район Совгавани… посылали на разные работы. Скучать не давали. И вот с десяток из нас послали лес валить… И вот на какой-то, четвертый ли день почувствовал я некоторую слабость. Дальше –больше. Температура страшная, дышать не мог. Встану с нар, открою дверь нашей одинокой лесной хибары, глотну морозного воздуха градусов под 40, – и вроде бы легче станет. Полчаса полежу – и снова на мороз. Старшина заметил, увидел, что мне худо, сообщил куда-то по телефону. И вот когда поздно вечером к нам приехала кинопередвижка, и стали показывать недавно добравшийся до нас фильм «Фанфан —Тюльпан», на самом интересном месте за мной приехал грузовичок.  

Посадили меня в кабину, рядом с водителем, и мы поехали. Тайга по сторонам, снег, мороз, темнота. Но вот в каком-то месте поперечная дорога влево отходит, широкая, как проспект: лес по сторонам вырублен, и на столбах освещение. И в глубине строение какое-то, вокзал напоминающее, или дебаркадер, вмёрзший в лёд пролива, и самое главное — вывеска на нём, на вокзальчике этом: «ПОРТ ВАНИНО». Вот куда меня, значит, занесло. Уж Ванинский-то порт мы знали. Заочно, по песне.  

Проехали мы дальше, -- и снова тайга, снег, темнота…  

А болезнь у меня оказалась — скарлатина. Та самая детская болезнь, но от которой взрослые дохли как мухи. Позже я вычитал про несколько знаменитостей, умерших лишь потому, что в детстве не сумели заразиться этой штукой. А в возрасте умерших от неё, потому что не было ещё пенициллина… Помню сейчас лишь Рихарда Ретти, знаменитого шахматного мастера. В 40 лет погиб от скарлатины.  

В военном госпитале, где я лежал, в боксе, меня осматривал какой-то очень интересный врач, академик – говорили про него, светило – говорили. И спросил он у меня, помимо всего прочего – не было ли у меня контакта с местными жителями. Нет – ответил я, и соврал, неумышленно. Потому что от всей этой суматохи и температуры ничего не мог вспомнить. А глубокой ночью, в одиночестве бокса постепенно вспомнилось: когда привезли нас в последний посёлок перед тайгой, может быть, в то же Ванино, перед лесоповалом, мы, наверное, с полчаса «гуляли» ожидая транспорт в лес. И кому-то из нас очень захотелось пить, и я пошёл с ним за компанию, и мы постучались в какой-то барак, и вошли… И там был земляной пол, (! что больше всего меня поразило! ) и, кроме пары взрослых, несколько сопливых ребятишек. И бачок с водой, и прикованная цепочкой к бачку жестяная кружка (давно такого не видел! ), как в общественном месте, и товарищ мой напился, и я глотнул из этой кружки чисто из солидарности – а ребятишки были сильно сопливые, и босиком бегали по этому земляному полу, а был, вроде бы, конец марта, то есть там, в окрестностях Ванино – полная зима… И вот эта кружечка чуть не стоила мне жизни, я так думаю. И военной «карьеры».  

Особой разницы в погоде, по сравнению с родной Сибирью я там, на Востоке-то на Дальнем, я не заметил, но ветра были, и заметало всё двухметровыми сугробами. И около 1-го мая, по ночам морозы были порядка 20, и Амур ещё не прошёл, и в тот день ( 1-го мая) мне пришлось переходить его – Амур. И было это и памятное, и интересное перехождение.