Шрам на сердце

Её утро начиналось в больнице. С того самого времени, сколько помнила себя, редко бывала дома, подслушивала речи врачей, но не могла понять их диагноз.  

–Такое явление не изучено, и я ещё никогда не видел подобного…  

–Девочке всего семь лет… Неужели родители скрывают о её операции?  

–Я сделал рентген. Швов никаких не видно. Повторяюсь, что не знаю, не могу ничего говорить!  

Девочка растерянно смотрела на себя, на свои тонкие белоснежные ручки, ладошки, измазанные шоколадной пастой и щеки, на губы, вокруг которых прилипли кусочки конфет.  

«Ты больна, тебе можно всё! » – как-то совсем недавно сказать ей мама, и с тех пор Карин стала объедаться конфетами.  

–Конфеты для неё полезны. Я читала, в них содержится много…  

–Гормонов счастья? – с недоверием повторял отец.  

–Врач мне сказал тоже самое…  

Карин не любила подслушивать, но иногда интерес её брал верх, и она, лежа на полу и прильнув к тонкой полоске света, льющейся из-за прикрытой двери, недвижно сидела рядом, прильнув к стене и внимая каждому звуку. Она слушала не только слова родителей, которые в последнее время очень часто говорили в её «отсутствии», но и врачей, и про других пациентов, и именно из их слов поняла, что серьёзно больна. А в один прекрасный день даже услышала, что может погибнуть.  

–Должно быть, у неё была пересадка!  

–В таком возрасте?  

–Иногда и в младенчестве делают… – бойко ответил врач. – Мы должны понаблюдать девочку.  

–А что скажем родителям?..  

И Карин снова сидела в тиши. В её палате не было никого – родители уплатили много денег, что бы она, их горячо любимая дочь, была в тишине и спокойствии. А как хотелось ей, чтобы рядом слышался смех! Или даже рыдания, – чтобы рядом был кто-нибудь! Не эти нянечки и медсестры, от них у неё уже кружилась голова, а такой же ребенок, пусть даже так же больной.  

–…Она не родная их дочь. – услышала как-то Карин.  

За дверью стояли врачи. Один из них листал толстый том её карточки, что-то искал. – Не понимаю тебя… Родители взяли её?  

–Вот именно. И только через год увидели на её груди шрам!  

–Пересадка сердца?  

–Я тебе говорю! Но они не знали… В детском доме сказали, что Карина здорова.  

–Она и ведёт себя так. Нет никаких признаков осложнений… Анализы и кардиограмма в норме. Не знаю, к чему придраться!  

–А шрам? Не могла же она упасть так?!  

–Не могла…  

Девочка снова подходила к стене. Там, напротив окна, висело небольшое зеркало. Чтобы увидеть себя, её приходилось взбираться на кровать с ногами, а кровати ужасно скрипели. Она боялась, что могут вернуться врачи…  

–Обход будет через полчаса! – послышался голос доктора. – Пусть ещё немного отдохнет, а после снова посмотрим…  

Девочка смотрела на себя глубокими карими глазами. Она не понимала, за что её здесь держат, хоть и слышала сотню диагнозов. Видела перед собой только слёзы, растрепанные чёрные волосы, которые мама подстригла так, чтобы на случай операции они никому не мешались.  

–Так значит, меня будут резать?  

Заплаканная женщина сидела и смахивала слезы. Она стирала их и с лица девочки.  

–Нет, я не знаю… Не знаю!  

–Мама, а это очень больно?  

Карина не помнила, что ответила мать. Но с тех пор у неё были короткие волосы. Вот и сейчас такие, а ведь за год могли вырасти вдвое!  

Бледное лицо. Погасшие глаза, не по возрасту умные и печальные.  

Маленькие ручки скользнули вниз, стали развязывать рубашку. Она не первый раз разглядывала странный шрам. Тот самый, над загадкой которого бились лучшие врачи их страны. Большой длинный розовый шрам. Прямо напротив сердца. Но удивительным было то, что Карин не помнила операций.  

–Это все выдумки! Ложь! Врачи это для вас придумали! Я родилась такой, уже со шрамом! – не раз говорила она. Мама лишь качала головой и гладила дочку по волосам.  

–Нет, милая, так не бывает… – и снова начинала рыдать.  

–Я помню. Всё помню. Я жила в том большом ярком доме… – и она рассказывала о годах детства, проведенных в детдоме, об играх с маленькими друзьями и о том, как появилась семья…  

–Нет, ты же сама понимаешь… Возможно, ты была больна ещё совсем маленькой. Ты же не помнишь, как сделала первый шаг или как сказала первое слово?  

Карин покачала головой.  

–Вот видишь! – и на такой ноте мама всегда брала верх.  

Девочка снова и снова глядела на свой странный шрам. Сидела, отвернувшись от мира и полностью погрузившись в себя. Иногда она гладила его своими маленькими белыми пальчиками. И тогда же ощущала тепло. Ей казалось, что внутри неё действительно спрятана тайна, только совсем не такая, о коей говорят родители и врачи.  

–Я лучше сама разберусь с этим! – говорила она себе, набрасывая на плечи рубашку. Снова стояла у зеркала, поправляла волосы на ухо.  

Розовая линия на груди заметно выделялась на остальной коже. Сама Карин была очень бледная – от всех этих поездок или ещё от чего, её кожа отливала белым, иногда даже мраморным цветом. И глаза у неё были холодные, каменные. И сама она, обиженная и злая. В первую очередь – на себя.  

Шло время. Школа сменилась университетом. Трусливые родители по-прежнему водили Карин в больницу, но ни одни врач не знал, что с ней делать.  

–Жалобы есть? – он достал слушалку и прикоснулся к спине.  

–Нет.  

–Тогда зачем, родители, вы привели сюда девочку?  

Мама начинала бурно рассказывать, а врач кивать головой.  

–Она абсолютно здорова! Претензий у меня нет.  

Не было к ней претензий и в других сферах. Девочка выросла очень тихой и скромной, она редко и мало говорила, была удивительно сдержанной, на самом же деле хранила все чувства в себе. Она не могла говорить с родителями на такие простые темы, как любовь или новое платье учительницы, а подружек у неё не было. Никогда. Не почему-то боялись дружить с такой, как Карин. Откуда-то знали о неё всё и далеко не всегда правду.  

–Ты резаная! – кричали девчонки, дергая её за волосы и пытаясь всё время толкнут.  

Она притягивала к себе взрослых, так как была не по годам рассудительна и спокойна, а для сверстников казалась смешной. И уж тем более они не понимали, почему она всегда носит закрытые кофты. Почему не одевает декольте, когда это модно, ведь уже с седьмого класса некоторые девочки такими образом пытаются соблазнить преподавателей.  

–Мне это не интересно, – холодно и сухо говорила она и не врала. На самом деле была ещё причина: её шрам. Он был заметен при подобной одежде и не раз испугал народ на пляже. С тех пор Карин не ходила на пляж. Она сидела дома или гуляла по городу. С морем пришлось проститься.  

Она была очень замкнутой, а в воображении имела целые миры. Любила набросить на плечи лёгкую курточку и выскочить под дождь, воображая, что она от кого-то бежит. И она действительно бежала – от скуки. Нею она маялась уже давно…  

Хрупкая фигурка Карин заставляла многих оборачиваться. Короткие волосы весело развевались на ветру, но чаще просто свисали с ушей и едва касались плеч или шарфа. А ещё она была очень быстрой и любила прыгать и бегать, нестись куда-то, напролом. Словом, была очень активной, что удивительным образом не вязалось с её молчаливой натурой и – уж подавно – диагнозом.  

–Смотри, куда идёшь, мальчик! – кричали на неё люди, когда Карин случайно могла толкнуть кого-то.  

А мальчиком её прозвали не просто так. Короткие волосы, бойкий нрав, молчаливое поведение, немного смущённая улыбка. И ко всему этому почти плоская грудь и явно мужская одежда. Кажется, Карин бежала не только от скуки, но и от самой себя… Её привлекали мужские игры, например, конный спорт и борьба. Ей нравилось оружие, особенно холодное и древнее. Она не вылазила из музеев и часто ходила там тенью, разглядывая старинные холсты и заворожено глядя на рыцарей, замершими статуями стоящими на входе в залы. Она даже имя себе придумала мальчишеское, на случай, если решит где-то так представиться. Но такого случая ещё не было. И имя стало просто таинственной кличкой. Так говорила Карин, когда обращалась сама к себе, и ей нравилась эта забавная игра с перевоплощением.  

–Мне кажется, – рассуждала она, когда никого не было дома, – что в прошлой жизни я была, точнее был мужчиной. Поэтому я так похожа… Мне кажется, что это лучше. Меня бы не таскали по врачам, как делают это мои родители, ведь говорят же, что шрамы украшают мужчин! Почему же они не могут украшать ещё кого-то? Почему мне всё время приходится терпеть гневный взгляд мамы и выслушивать её слова о замужестве. Её тошнотворные идеи о том, что однажды я отдамся мужчине… Ни за что! Лучше сама покорю кого-то, но буду вольная и свободная! – к слову, это была ещё одна причина, по которой Карин ненавидела свой проклятый шрам. – Откуда он только взялся? Швов никаких нет… Меня не резали! А разбиться в таком месте я сама не могла. Коленки – другое дело, но не так, слишком странно…  

Это мучительное размышление подчас сводило с ума. Карин снова убегала в музей, чтобы насладиться его тишиной и древней смирительной пылью. Она даже решила для себя, что пойдёт в этом направлении дальше, и она пошла, уже училась на втором курсе. Правда быть историком было не так интересно, приходилось заучивать слишком большое количество материала, и далеко не того, который тебе интересен.  

–Мы сегодня идём в музей! Ты с нами? – как-то предложила сокурсница. Она, вероятно, не знала о пламенной страсти Карин.  

–Иду. – коротко ответила она.  

Подружка расценила ответ, как плохой.  

–Так вот, идёшь и всё, ты не хочешь?  

–Нет. Я сказала, пойду.  

–Ты говоришь всегда очень сухо! У тебя то ли эмоций нет, то ли чувств! – девушка стала кричать, а после она как-то узнала про шрам Карин. С тех пор её стали дразнить бессердечной.  

–Всё понятно, чего ты такая!  

Пацанка не сразу поняла.  

–О чем ты?  

–Сама посуди… твой шрам… и твои чувства!  

–Оставь его в покое!  

–Не отпирайся…  

В этот день Карин никуда не пошла. Она предпочла бросить учебу и решила проситься в музей – работать. Там, на удивление, её приняли, правда на испытательный срок, дали всего полгода. Но каким же долгим оказалось оно! Показалось? В течение этого времени в её жизни началась новая полоса, и произошло столько всего, сколько не было за все годы…