Суррогат

– Тук-тук!  

– Кто там?  

– Это я, почтальон Печкин, принес заметку про вашего мальчика!  

– Какая заметка, идиот?! Мы же тебя за бутылкой посылали!  

Бородатый анекдот.  

«Когда нам было по 17 лет,  

Ты тогда еще не знала сигарет  

Но обожала рок-н-ролл и запах свежих роз! » – в плеере юного Андрея Сдобина, стажера электромеханика, собиравшегося в свой первый рейс, звучал любимый концерт Владимира Кузьмина. Дело обстояло именно таким образом: на морскую практику автор отправлялся мальчиком-колокольчиком. Тогда я действительно обожал рок-н-ролл, не был знаком с сигаретами, а алкоголь еще не стал моим верным товарищем...  

Сразу же после выхода из Мурманска наше судно направилось в норвежский порт Тромсё, чтобы там забункероваться и получить промысловое вооружение. Во время перехода, длившегося двое суток, по устаканившейся традиции почти вся команда, еще на рейде Мурманска забравшись на кочергу, так с нее и не слезала. Некоторые из моряков пили от тоски, вызванной разлукой с родными, некоторые от осознания грядущей тяжелой неблагодарной физической работы, большинство же пили по той же причине, по которой дрался Портос.  

Заход в Тромсё, случившийся субботним вечером, совпал с моментом полного опустошения спиртных запасов. Перефразируя Михаила Круга, ситуацию можно было описать следующими словами: «С похмелья весь мостик и радиорубка, и в трюме, и в рефке – сушняк! »  

Впрочем, тогда меня это абсолютно не волновало: собираясь впервые увидеть заграницу, я находился в состоянии блаженства, и ничто и никто, включая засевшую в кают-компании стаю морских волков, страдающих от жуткого похмелья, не могло омрачить моего настроения. Не испортило его и то, что в силу еще одной морской традиции (а в том или ином виде дедовщина присутствует в любом замкнутом коллективе) похмельные волки решили отправить меня за пивом. В силу строгих антиалкогольных норвежских законов купить спиртное в субботу вечером задача непростая, что очень сильно диссонировало с обстановкой на родине, в которой в то время алкоголь разной крепости и степени контрафактности буквально лился из щелей ларьков, заполонивших улицы наших городов, но страждущие мореманы подсказали, что пиво можно купить в магазинчике на заправке государственной нефтяной компании «Статойл».  

– Какое именно пиво купить? – спрашиваю. Я же в пиве тогда разбирался точно так же, как сейчас в коллекциях лабутенов…  

– Да по барабану, какого! Лишь бы холодного! – отвечает мне боцман Данилыч. – Ты, главное, давай побыстрее, а то трубы горят, сам понимаешь...  

Преисполненный эйфорией и важным поручением с карманами, отягощенными местными кронами, я ступил на берег норвежский и направился в сторону города.  

Благополучно добравшись до заправки, я вытащил из магазинного холодильника двенадцать банок местного пива «Маколь» и, расплатившись, отправился в обратный путь.  

Много лет спустя мне довелось попробовать норвежское пиво, о качестве которого могу сказать следующее. Экономика Норвегии стоит на двух китах: нефти и рыбе. Причем, будучи гражданами постиндустриальной державы и понимая важность производства продукции высоких переделов, да и просто по причине своей прижимистости, норвежцы научились делать из рыбы всё, в том числе варить пиво из костей, остающихся после разделки рыбы на филе. Отдавая должное скандинавской рачительности, все же замечу, что рыба всё же более пригодна для приготовления ухи, а пиво желательно варить по традиционным рецептам, используя солод и хмель...  

Увидев меня, вернувшегося на судно с чувством выполненного долга и холодным пивом, страждущие мореманы оживились словно изголодавшиеся по витаминам монашки, узнавшие, что в монастырь завезли морковку. Послышались одобрительные возгласы, перемежаемые клацанием откупориваемых банок. Атмосфера лазарета, царящая в кают-компании, мгновенно уступила место духу курортного бара. Столь благостной ауры я даже в церкви ни разу ее не ощущал.  

– Оооо, холодненькое! – крякал Данилыч.  

– Ух, здорово оттягивает! – вторил ему третий штурман Саша Белозеров.  

– Блин, как хорошо-то! – блаженствовал рефмеханик Женя Жучаев.  

Возгласы исцеленных раздавались в разных углах кают-компании до тех пор, пока воспрянувший духом Белозеров, один из немногих шпрехаюших на инглише, не изучил надписи на только что опустошенной им банке. Недаром говорится, что великие знания умножают печали, не миновала чаша сия и штурмана, вопросившего меня с болью и возмущением:  

– Ты что нам принес, придурок?!  

– Пиво, – отвечаю, – холодное, как и просили!  

– Блин, мужики, этот дятел нам безалкогольное пиво купил! – от негодования баритон трешника сорвался на звенящий фальцет.  

Вся благостность куда-то моментально улетучилась: от расслабленно-медитируюших восклицаний не осталось следа, и помещение наполнилось возгласами порицания и негодования.  

– Что за отстой! – брезгливо смотрел на пиво Жучаев.  

– Блин, ну что ты за долбоящур! – проклинал недавнего спасителя боцман.  

В тот осенний вечер мнение экипажа насчет моих умственных способностей сформировалось раз и навсегда. А у меня... У меня, осознавшего, что у любой медали всегда две стороны, сформировался философский склад ума. Ведь, всё, что не делается, то – к лучшему: за пивом меня больше не посылали...