Балетоман

Балетоман.  

Когда я поступила в первый класс Пермского хореографического училища и перед началом учебы прощалась с мамой в холле интерната, одной из первых учениц, которых я там увидела, была Надя Павлова. Разумеется, это потом я узнала, как ее зовут, и что она уже очень знаменита. А в тот момент, несмотря на грустное мое настроение, ведь я впервые расставалась с мамой надолго, я обратила внимание на девушку с косичками в клетчатых брючках очень миловидную с безмятежным выражением лица. Я сфокусировала на ней свое внимание. Я даже немного отвлеклась от своей тогдашней грусти. Она мне показалась интересной. Я не смогла бы это объяснить, но что-то в ней было особенное. Думаю, меня привлекло ее абсолютно балетное личико.  

Но сейчас речь, как ни странно, пойдет совсем о другом человеке, живущем в другой реальности, в восьмидесятых, в городе Львове. И вот какая связь между началом моего рассказа и его продолжением.  

Жил-был один балетоман. Звали его Николай Иванович. Это был довольно высокого роста худощавый старик в берете, приходивший в оперный театр, где я трудилась, на каждый балетный спектакль. Я всегда знала, что он в зале, если только он не был болен. Как и положено настоящему балетоману он знал наизусть всех балетных артистов, которые там работали, толстых и худых, молодых и не очень. Это был особый любитель балета, и особенность его была в том, что он никогда не приходил на спектакль просто так с пустыми руками, а обязательно приносил с собой «продукцию». Шоколадные конфеты, фрукты, орехи передавались в кульках артистам, которых он любил, в закулисную часть. Я не оговорилась, именно в кульках, а не в пакетах. В советских таких кульках, кто помнит, из неинтересной бумаги, свернутых «рупором» с загнутым хвостиком, чтобы не вываливалось содержимое.  

Я тоже получала от него подарки. Похвалюсь, я была в числе его любимчиков. На это была причина. Я была молода и хороша собою. Это, разумеется, шутка. Дело было совсем в другом. Я с ним познакомилась у своих друзей, солистов балета, в их квартире на улице Театральной, куда он был вхож и мог прийти просто без приглашения. Это была пара молоденьких артистов, но уже ведущих, уже лауреатов международных конкурсов, в будущем известных педагогов. И им, как он тогда полагал, нужна была его поддержка, а точнее подкормка. Он приходил к ним с овощами и фруктами, в гостях долго не сидел, ни кофе, ни чая себе не позволял. Отвлекал хозяев разве что на стакан воды.  

Мне было 20, я только что начала работать во Львовском театре, куда меня занесло на целых 9 лет (кстати в свое время во Львове работало приличное количество «пермских»). Николай Иванович, узнав, что я из Перми, сразу обратил на меня свое внимание. Даже обрадовался. Оказалось, что его огромной симпатией была та самая Надежда Павлова, с которой я начала рассказ. Соответственно, если я из той же альма-матер, то в моем лице у него теперь был свой человек, с которым он мог поговорить о Надюше, о её успехах, и для которого эта тема была родной. Вот откуда «кульки» и для меня тоже.  

В свое время все газеты трубили о победе ученицы из провинциального училища на Всесоюзном и Международном конкурсах. Вспоминали даже великую Анну Павлову. Конечно же, для журналистов сходство фамилий было лишним поводом для сенсации. А уж пермские газеты просто фонтанировали информацией, прославляли ее на все сто и пестрели ее фотографиями, и гордились, гордились. Ее узнавали и разглядывали на улице. Как только она выходила из дверей училища, она сразу была под прицелом. Мы, младшие в тот период воспитанники, смотрели на нее как на божество, жаждали получить от нее хоть полсловечка, чтобы потом долго хвалиться перед подружками, ошалело собирали ее фото, рылись в газетах, собирая всю информацию о ней.  

И вот через несколько лет, прошедших с того времени когда мы детьми в родной Перми со священным трепетом рылись в макулатуре, я оказалась в гостях у нашего балетомана, где в его маленькой комнатке стоял шкаф, и я ошеломленно смотрела, как он сверху донизу забит тем же самым «хламом». Журналы, газетные вырезки, пожелтевшие и свежие, были аккуратно сложены на полках. Это был его святой архив. Как оказалось, здесь лежала информация о Павловой, образно говоря « с первых ее шагов» и до наших дней, а точнее до того момента, когда я с раскрытым от изумления ртом стояла перед открытой дверцей этого хранилища. Одинокий старик собирал все, что публиковалось об этой далекой ему девочке, ставшей Большой Балериной Большого театра, которую он, несомненно, полюбил, и почти все, что однажды поступило в продажу, пылилось в этом шкафу. Но радость его на сборе газет не заканчивалась. Николаю Ивановичу доставляло огромное удовольствие, для него это была просто необходимость, посылать ей ежемесячно посылки. В них были грецкие орехи ровными жареными половинками, обязательно целенькие, не дай бог отломится кусочек, и самые вкусные шоколадные конфеты. Все это запаковывалось в плотные ящички. Также упаковывались и дорогущие фарфоровые сервизы. Укладывалось все так, что за антиквариат можно было не волноваться, он точно доходил в лучшем виде.  

У него дома в старом серванте за стеклом была его «частная» коллекция, этакий мини-музей из фарфоровых балеринок и просто винтажных девушек из антикварных магазинов. Эти шедевры тоже постепенно перекочевывали в Москву. Когда я бывала у него, я с удовольствием их разглядывала. Это были изящные старые статуэтки, очень дорогие. Я на них смотрела, облизываясь, понимала, что не могу себе такое позволить ввиду финансовой несостоятельности. А Николай Иванович особо не экономил. Жил он одиноко. Жена его умерла, а с сыном, хроническим алкоголиком, он поссорился навсегда. Персона он был загадочная. Когда я спрашивала, где он раньше работал, он отвечал неконкретно, разговор всегда переводил на балетную тему, и я вежливо отстала, больше не задавала вопросов. В его квартире в каждом углу лежали чищеные орехи, которые он потом сушил на старой изразцовой печке. «Надюше нужны силы, много сил, ты же понимаешь! » Он всегда обсуждал со мной последние новости о ней, куда поехала, что станцевала, и если ему не нравилось то, что я говорила, он очень злился. Однажды вышел конфуз в разговоре. Мы случайно встретились около оперного театра: «Ты видела Надюшу вчера в концерте? ». И тут я ляпнула: «Она так поправилась! » Он мне очень зло сказал, «что сама я толстая, на сцене так все шестьдесят килограмм! ». Он обиделся за нее, как обижаются матери, когда чужие препротивные тетеньки при них ругают их любимое дитя. Мне стоило усилий сгладить это обострение чувств, и мы по-прежнему дружили. Николай Иванович приглашал меня в гости, угощал меня грандиозными обедами, разными там утками и гусями с яблоками, с потрясающими соусами, он шикарно готовил. Все было очень красиво и романтично, мы слушали старые пластинки, «Рио-Риту» и голосистого малыша Робертино Лоретти с его « О, sole mio! ». И каждое 9 Мая были поздравления и цветы с моей стороны, и приготовленный им стол вкуснейший, и обязательный пакет для меня с собой с дефицитными тогда майонезом и зеленым горошком. Последние два наименования всегда хранились для праздников, кто помнит.  

Я объедалась, потом снова худела. Но отказать было нельзя. Я была теперь его «объектом» и если он встречал меня на базаре, то с радостью бежал покупать для меня все самое полезное и вкусное, свежую клубничку, молодую картошечку. И после доносил эти пакеты до дверей моего дома.  

А с Павловой шла переписка, она писала открытки с благодарностью, и он немедля приходил в театр и сообщал мне об этом как о большом событии.  

И вот однажды он прибежал весь взмыленный и попросил обязательно и даже срочно к нему прийти. Он похвастался, что ему пришла посылка от «Надюши» и после с гордостью продемонстрировал мне присланный ею зелёный шерстяной свитер. При примерке оказалось, что он ему мал, но разве это имело значение? Его это даже не смутило. Причем тут короткие рукава, когда это был подарок от того, кто стал для него мечтой, но жил настолько в другой жизни, что казалось, а был ли вообще? И тут случилось, что на другом конце провода кто-то есть и тебя слышит. И даже при всей своей звездности и занятости захотел тебе, старику, сделать приятное. Надежда Васильевна также сообщила, что приедет во Львов на съемки фильма «Сицилийская защита» и придет к нему в гости. Они смогут увидеться.  

Ждал он ее на полном серьезе. Купил постельное белье и домашние тапочки, по-своему представляя эту встречу, и в обязательном порядке мне все это показал. Он тщательно готовился к встрече звезды в своей маленькой квартире, одна комната и кухня. Было очень неуместно говорить о тщетности его приготовлений. Я не могла ему сказать: «Послушайте! Это смешно! С таким же успехом можно ждать в гости Алена Делона. Зачем вы купили эти домашние тапки? » Это было нелепо. Но озвучить ему такое было все равно, что взять его и убить. Дальше произошло невероятное. Павлова приехала на съемки художественного фильма и действительно в один из дней пришла к нашему старичку и… не застала его дома. Вернее пришли даже две звезды, она и ее партнер Вячеслав Гордеев. Время было советское, телефона у Николая Ивановича не было, позвонить и договориться о встрече не было возможности. Гости оставили ему у соседки книгу и свои большие фотографии из спектакля с автографами на память. Николай Иванович вернулся домой, узнал об этом и с горя заболел. Он месяц лежал в больнице. Для него это был нокаут. Он вышел из дома по какой-то ерунде и пропустил одно из главных событий в его жизни! Он не мог в это поверить и постоянно себя обвинял.  

Через месяц он вышел из больницы и все вроде пошло по-прежнему. Я приходила к нему пару раз. Мы опять слушали « Рио-Риту» и говорили о Наде. Но потом был долгий период, когда я вспоминала о нем и по разным причинам откладывала приход. В один из дней я шла по центральной улице и на витрине нотного магазина увидела ноты Шопена, вы поймете какие. Почему-то купила их. Пришла в пустой зал, села за рояль и стала играть. Потом меня затошнило, стало нехорошо. Я их выбросила, порвала, не помню. Не знаю через сколько времени, но я дошла до Николая Ивановича и увидела опечатанную дверь. Конечно, я сразу всё поняла. Выглянувшая соседка подтвердила мои догадки.  

Долго потом искали мы с мужем его могилу. Нашли. И дальше мне сказать абсолютно нечего. Повествование закончилось. Но такая история была. Как говорится, сюжет основан на реальных событиях...