Хрупкий мир

Иллюзии привлекают нас тем, что  

избавляют от боли, а в качестве замены  

приносят удовольствие. За это мы должны  

без сетований принимать, когда, вступая  

в противоречие с частью реальности,  

иллюзии разбиваются вдребезги.  

(Зигмунд Фрейд)  

Просыпаясь, Артём ощутил, как застарелый запах табачного дыма, которым основательно пропитались обои, занавески и кухонное полотенце, принялся неприятно щекотать его ноздри. Мужчина провел последние несколько часов на кухне своего дома, вытянув руки вдоль стола и положив голову на одну из них. Из-за такой позы правое ухо было закрыто, а левое решило возложить на себя обязанности партнёра и принялось с удвоенным усердием вслушиваться в происходящее. Порционно, по капле вытекала вода из крана. Кап. Кап. Кап. Тиканьем обозначали своё движение стрелки настенных часов. Тик. Так. Грозно рычал холодильник. Кто-то копошился в дальнем углу кухни. Это мыши? Почему бы и нет. Незаметные в повседневной жизни звуки и запахи становились невыносимыми в утренний час, и Артём решился разлепить веки, чтобы избавить себя от свалившихся на него мучений. Пробивающийся сквозь щель между занавесок солнечный свет беспощадно резанул по незащищенным глазам, как только они открылись.  

Мужчина застонал и зажмурился. Сон нехотя отпускал его, оставляя после себя напряжение в шее, тяжесть в затылке и острую боль в висках. Сделав еще несколько неудачных попыток открыть глаза, Артём, в конце концов, свыкся с невыносимой яркостью окружающего мира. Чувства постепенно притуплялись и не доставляли таких мучений, как ранее, но ощущение разбитости не покидало тело. Не отрывая головы от руки, которая онемела и служила ему подушкой, мужчина окинул затуманенным взглядом стол, выполняющий функцию кровати всю прошедшую ночь. Заполненная окурками пепельница, пачка сигарет и зажигалка – вот и весь скромный натюрморт, представший перед его взором. Артём вытряхнул свободной рукой сигарету из пачки и вставил её в рот. Через мгновение кремниевое колёсико зажигалки провернулось и породило пламя, которое моментально охватило табачную массу, окутанную желтоватой бумагой. Мужчина машинально и без удовольствия затянулся. Едкий дым наполнил рот и отправился в ознакомительное путешествие по организму. Глаза заслезились, и Артём прикрыл их, не выпуская сигареты изо рта. Расслабленность, подаренная никотином, позволила сну отыграть потерянные ранее позиции.  

Стрелки часов без устали двигались по циферблату, пытаясь догнать друг друга. К запаху табачного дыма стал примешиваться еще один. Резкий, сладковатый, синтетический. Что-то плавилось и, не желая погибать, испускало своеобразный сигнал «SOS». Плавилось? В одно мгновение сон был безапелляционно побеждён мобилизованными силами организма. Мужчина, забывая о слабости, открыл глаза и вскочил со своего места. Невыносимая боль пронзила затёкшую руку, но Артёма сейчас волновала не столько она, сколько источник постороннего запаха. Что горит? Оглядев давно не мытый пол, гору наваленного возле ведра мусора, и грязную посуду в раковине, мужчина не обнаружил ничего, испускающего дым. Потом он перевёл взгляд на стол и увидел истлевшую до половины сигарету, которая беспощадно выжигала всё вокруг себя. Громко выругавшись, Артём схватил стоявший на газовой плите чайник и залил водой прожжённое место. Клеёнка, укрывающая стол, отозвалась чуть слышным благодарственным шипением.  

«Вот так глупо люди сгорают заживо…» – пронеслась в голове Артёма шальная мысль, пока он разминал онемевшую руку. Вслед за ней пришло осознание того, что мужчина мог погубить не только себя, но и своего сына, который сейчас должен был мирно спать в своей комнате. Сердце на мгновение застыло, чтобы застучать с удвоенной частотой. «Он же мог проснуться, мог плакать, звать меня. Он мог выпасть из кроватки и пораниться! А я развалился здесь на кухне! Как я мог забыть про него? » Тревога за сына сдобрила организм щедрой порцией адреналина, и Артём со всех ног бросился в детскую. Поскользнувшись на так некстати оказавшейся под ногами пустой бутылке, мужчина грохнулся на пол, ударился головой о стену, но тут же поднялся и через считанные секунды оказался возле кроватки ребёнка. Свою боль он готов стерпеть, но боль, доставленная ребёнку, невыносима.  

Благо, Савелий спал, отвернувшись к стене, и не слышал ни грохота, ни ругани отца. Артём вздохнул с облегчением и, укрыв сына одеялом, погладил его лишённую волос голову. После этого мужчина с горечью отметил, что даже в детской комнате присутствует застарелый запах табачного дыма. Он пропитал в этом доме всё. Не в таких скотских условиях должен жить его единственный сын. Ой, не в таких. Злость на себя и на свою никчемную жизнь стала заполнять сосуд его души, вытесняя прочие чувства. «Что ты делаешь, мать твою! » – хотелось закричать Артёму. Если бы сейчас перед ним появился его двойник, готовый взять на себя ответственность за весь этот бардак, мужчина с радостью выплюнул бы эти слова ему в лицо и отвесил бы несколько знатных оплеух в наказание за безалаберность. Но это из разряда фантастики. Двойника не будет. В реальности есть только он сам, виноватый в том, что вонь, грязь и антисанитария поселились в их доме, считая себя полноправными хозяевами. Злость придала сил и породила решительность.  

В ближайшие несколько часов Артём, пытаясь создать подобие чистоты, с остервенением вымывал и вычищал все комнаты их скромного жилища. Он кинулся бороться с грязью так, как набрасываются на захватчиков-интервентов. И эта борьба шла по всем фронтам: зал, детская, кухня, туалет. Забитые мусором пакеты выстраивались в ровную шеренгу во дворе, символизируя погибших солдат противника. Все окна и входная дверь были широко раскрыты и приглашали сентябрьский воздух помочь в такой непростой битве.  

Всё время, пока мужчина занимался уборкой, Савелий ни разу не проснулся. Артём подходил периодически к его кроватке и заглядывал в неё, но малыш даже не сменил позу. Когда мать мальчика бросила их несколько месяцев назад, поведение Савы резко изменилось. Что-то неестественное и неправильное появилось в нём. Малыш стал инертен и вял. Не агукал, не лепетал, много спал, перестал кричать, плохо ел. Артём часто оставлял бутылку с кашей сыну, а вернувшись, обнаруживал её полной. Скоро мальчишке будет год, но он до сих пор не ходил. Даже не переворачивался со спины на животик. Хотя раньше был гораздо активней многих своих сверстников. «Ничего, – подумал мужчина, старательно вытирая пыль с детского комода. – Перерастёт, мужиком вырастет! Ничего не понимает, а по мамке скучает, глупышка. Инстинкты. А она, кукушка проклятая…» После этих мыслей глаза Артёма покрылись тонкой плёнкой влаги, которая стремилась собраться в капельку и прочертить на лице мужчины влажную полоску. Артём разозлился на свой эмоциональный порыв и прогнал мысли о жене. Он забыл её, вычеркнул из жизни. Забыл тот день, когда она ушла. Забыл, почему она ушла. Важно ли это? Не важно. Теперь их двое: он и Савелий. А она пусть катится ко всем чертям.  

Окинув критическим взглядом преобразившуюся детскую, Артём решил сделать перерыв в уборке. Он взял одну сигарету из пачки, которая продолжала лежать на кухонном столе, вышел во двор и закурил. Курение в доме теперь под запретом. Как он не додумался до этого раньше? Собственноручно травил сына. Но теперь всё изменится. В их новом мире всё будет по-другому. Более того, в ближайшем будущем он окончательно покончит с этой пагубной привычкой. Окружающая его чистота позволит очистить мысли, привычки и намерения от скверны. Сейчас он сделает свой дом лучше, а дом в благодарность за услугу поможет ему стать лучше. Ради Савелия они вместе станут лучше. Эти оптимистичные, наивные размышления заставили мужчину улыбнуться и выйти из тени дома, чтобы подставить лицо сентябрьскому солнышку, которое прогревало воздух и напоминало о теплоте минувшего лета.  

– Какой чудесный день! – воодушевленный своей решительностью, воскликнул Артём, не имея желания сдерживать эмоций. – А почему это мы должны сидеть в четырех стенах, когда природа дарит нам своё тепло?  

Тлеющая в руке мужчины сигарета никак не гармонировала с тем восторженным настроением, которое царило на улице. Презрительно, даже с толикой отвращения, Артём посмотрел на исходящий от неё дым. С этим пора заканчивать здесь и сейчас, курение никак не вписывается в его новую жизнь. Сигарета полетела в сторону ровного ряда мусорных пакетов, а мужчина заскочил в детскую комнату и громко произнёс:  

–Уборка подождёт, Сава, мы идём гулять.  

Сава не ответил, продолжая спать в своей кроватке. Что ж, в любом случае воздух пойдёт ему на пользу. Может, наглотавшись осенней свежести, он станет активней? Кто знает. Артём собрал то, что могло понадобиться на прогулке: тонкий плед, бутылочку с водой, да пару погремушек. Он быстро переоделся сам, осторожно достал ребенка из кровати, одел его и, придерживая малыша правой рукой, аккуратно положил его головку на своё плечо. Закончив со сборами, мужчина вышел во двор и проследовал к гаражу, в котором хранилась коляска.  

Раскрыв гаражные ворота, Артём с прискорбием отметил, что здесь, также как и в доме, давно не убиралось. Хорошее настроение растворялось в разочаровании и злости. Как же он мог так забросить своё хозяйство? Его жизнь за несколько месяцев превратилась в помойку, а он даже не заметил этого. Мужчина сердито оглядывал картонные коробки, мешки, доски и железные трубы, беспорядочно рассыпанные по полу. Его взгляд, блуждая по разбросанному хламу, упёрся в обломки сломанных прогулочных колясок, которые аккуратной горкой расположились в дальнем углу. Колёса, рамы, люльки, корзины для багажа, чехлы. Откуда они здесь взялись, Артём не мог вспомнить. Не сами же они пришли в гараж? Внутренний голос подсказывал мужчине, что разбираться с этим вопросом не стоит. Ни сейчас, ни потом. Здесь, в этих стенах, определенно таится угроза для его хрупкого мира, который еще не успел выстроиться и окрепнуть.  

Чем-то зловещим веяло от этого своеобразного кладбища детских транспортных средств. Страх стал взбираться по ногам Артёма, стремясь быстрее добраться до головы. Но по-настоящему мужчине стало не по себе только тогда, когда его взгляд упал на огромный сундук, стоявший слева от обломков колясок. Обычный сундук, который почему-то заставил сердце сжаться в груди, а колени дрожать, как после марафона. Не думая, зачем ему это надо, Артём, как завороженный пошёл к нему, крепко прижимая к себе Савелия и переступая через бросающийся под ноги мусор. Желание оказаться как можно дальше от этого места усиливалось, однако, вопреки ему, мужчина продолжал идти к загадочному сундуку. Свободная рука сама потянулась к крышке, а дотронувшись до деревянной поверхности, отскочила обратно, как будто получила удар тока. В этот момент Савелий, казалось, вздрогнул, и это помогло скинуть гипнотическое оцепенение. «Да что же ты творишь? – мысленно отчитал себя Артём. – Ты не имеешь права подвергать Саву опасности. Ты же не знаешь, что там! »  

Мужчина резко развернулся и, подгоняемый страхами и умозаключениями, выскочил из ставшего в одночасье враждебным гаража, прихватив единственную целую прогулочную коляску. Дрожащими руками он положил в неё сына и не без труда застегнул ремни безопасности. Волнение отца совсем не потревожило малыша, он продолжал безмятежно спать.  

Артём практически бегом помчался со двора. Мышцы ног наливались свинцом, как будто он весь день сгружал мешки с вагонов, а сердце и дыхание никак не могли поймать привычный ритм. Мужчина был уверен, что останавливаться нельзя ни в коем случае. Лавина воспоминаний гналась за ним, грозя накрыть с головой. Бежать, только бежать и пытаться забыть всё то, что он только что увидел. Забыть и вычеркнуть из своей жизни так же, как он уже вычеркнул свою жену.  

Встречаемые на переулке соседи в недоумении смотрели на перепуганного Артёма. Кто-то сдержано здоровался, а кто-то настойчиво пытался заговорить с ним, но мужчина убегал прочь, не отвечая на обращенные в его сторону взгляды. Его угнетало и злило то, что он видел в глазах всех этих людей. Жалость и… Презрение? Да пусть думают что хотят! Плевать на них, на их отношение. Артём остался сам воспитывать своего ребёнка. Отец-одиночка. Разве это плохой поступок? Разве это преступление? Плохо поступила его жена, бросив родного сына и когда-то любимого мужа. Все эти люди должны презирать её, а его они должны уважать. Тогда откуда же взялось противоположное отношение к нему?  

Отгоняя от себя мысли, витающие вокруг него, как рой назойливых комаров, мужчина выбежал из переулка на неширокую улицу и застыл, как вкопанный, увидев дорогу. Пешеходный переход, украшенный белоснежными полосами, радушно предлагал ступить на него, но Артём не спешил принимать приглашение. Неизвестно откуда взявшийся первобытный ужас перед проносящимися мимо автомобилями тяжёлым грузом осел в нижней части живота. Совладав со спазмами, мужчина начал пятиться спиной вперёд. Ему определенно не хотелось выходить на дорогу, от которой веяло опасностью. Но вспомнив про то, что ждёт его сзади, Артём вновь остановился, как будто упёрся в невидимую стену. Назад тоже нельзя. Там голодная орава соседей, желающих вцепиться в него зубами сострадания. И зловещий гараж. Мужчина оказался заперт между своими страхами.  

– Что же мне делать? – испугано прошептал Артём, вытирая влажными руками выступивший на лбу пот.  

Мужчина наклонился и растерянно посмотрел на своего сына, в надежде найти ответ и успокоение в его детском лице. Но теперь даже безмятежная поза Савелия казалась пугающей. Он не менял её всю дорогу, с тех самых пор, как отец положил его в коляску во дворе. Даже головку не повернул в другую сторону. Даже не открыл маленького ротика с пухлыми губками. Даже не опустил крохотные ручки, приподнятые над телом. Но почему? Он давно должен был проголодаться! Все дети капризничают, почему же он молчит всё это время?  

– Почему ты не просыпаешься? – закричал Артём и принялся раскачивать коляску из стороны в сторону. – Почему, не кричишь? Не просишь кушать, не просишься на ручки? Сава, прошу тебя, проснись! Ты нужен мне!  

Сава не ответил ему, продолжая спать. Мужчина в отчаянии несколько раз ударил ладонями по ручке коляски, так сильно, что передние колёса подлетали в воздух при каждом ударе. Осознав бессмысленность действий, Артём закрыл лицо руками, издавая крик полный боли и разочарования. Он чувствовал себя одиноким и брошенным. Жена ушла, а теперь и сын не хочет общаться с ним, всем своим поведением демонстрируя безразличие. Неужели он тоже презирает его? Но почему? Почему, чёрт возьми? Это мать, кукушка проклятая, бросила своего малыша, а отец был рядом с ним. Всегда был рядом. Откуда же взялось такое отношение?  

Царапая лицо нестрижеными ногтями своих рук, Артём рыдал и не понимал, что ему делать дальше. Солёные капли без стеснения затекали в свежие раны, наполняя их огнём. Тот хрупкий мирок, который мужчина решил строить для себя и своего сына сегодняшним утром, рушился под натиском ураганного ветра реальности. Но что он сделал не так? Чем заслужил всё это? Почему его одолевают безосновательные страхи, а любой, кто встречается на его пути, смотрит на него, как на грязную беспородную дворняжку? Он же просто хочет обычного семейного счастья для себя и сына! Ни денег, ни славы, ни власти, а простого семейного счастья. Хочет обнимать сына и чувствовать ответное желание прижаться к отцовской груди. Хочет радоваться его первым шагам, его первым словам, его первым друзьям. Ходить с ним на рыбалку, играть в футбол. Разве есть что-то непристойное и преступное в его мечтах?  

Молчаливое безразличие Савелия опустошало Артёма, выжигая его изнутри. Тонкая соломинка, за которую он держался в надеже спастись, сломалась, и мужчину понесло в омут страданий. Но мужчина не хотел страдать! У него не осталось сил страдать. Не осознавая, что делает, Артём крепко вцепился в ручку коляски и, ведомый внутренним порывом, разбежался и вылетел на проезжую часть, толкая коляску перед собой.  

Возмущенно завизжала резина автомобильных шин, недовольная жёстким соприкосновением с асфальтовым покрытием. Именно этот звук вернул обезумившего мужчину в реальность. Говорят, что в сложные и экстремальные моменты, время замедляет свой ход или даже останавливается. Но сегодня всё сложилось иначе. Остановился только Артём, не успевая осознать до конца, что происходит, а время и автомобиль продолжали нестись навстречу трагедии.  

Ни совместные усилия резины и асфальта, ни крик женщины, стоящей на противоположной стороне дороги, не смогли предотвратить столкновения автомобиля и коляски. Красный металл встретился с черным пластиком, обернутым в голубую материю. Артём почувствовал, как непреодолимая сила потянула ручку коляски из его рук и не смог сопротивляться. Разжав пальцы, он всё же был увлечен приданным коляске ускорением и упал на проезжую часть. От удара лбом о твердую поверхность, голова мужчины взорвалась болью, которая поставила перед собой задачу стереть все мысли, оставляя место лишь для одной из них. «Может быть, хоть сейчас Савелий испугался и проснулся? »  

Артём с трудом поднялся на ноги и, преодолевая слабость и подступившую к горлу тошноту, пошёл к искореженной коляске. Проходя мимо красного автомобиля, он бросил пустой взгляд на застывших в машине людей. Они были шокированы произошедшим настолько, что даже не решались выйти из неё. Потом мужчина также отрешено посмотрел на бегущих со всех сторон людей. Эти были возбуждены происшедшим настолько, что считали долгом предложить свою бесполезную помощь. Артём же доковылял до коляски и рухнул перед ней на колени.  

Сава спал. «Видимо, он теперь никогда не проснётся» – пронеслось в голове Артёма. Расстегнув стягивающие малыша ремни, мужчина извлёк его из коляски и крепко прижал к груди. Что-то стало ломаться в его руках, издавая противный хруст. Безразличие ушло, гостеприимно предлагая занять своё место отчаянию. Слёзы вновь потекли по щекам Артёма, а спина задрожала от громких всхлипов.  

– Господи, да это же кукла! – донёсся до плачущего мужчины удивленный голос откуда-то издалека. Из той реальности, в которой ему не было места. Из той реальности, которую он давно покинул, стараясь создать свой собственный мир, пронизанный счастьем и любовью.  

Десятки голосов вторили произнесенной фразе, превращаясь в водоворот негодования и возмущения. Кто-то грубо и настойчиво потрепал Артёма за плечо, и он поднял затянутые пеленой слёз глаза на стоящий рядом с ним размытый силуэт. Силуэт что-то возмущенно кричал, указывая своими руками-щупальцами то на изуродованную коляску, то на стоящий поодаль автомобиль. Произносимые им слова никак не складывались в предложения в голове Артёма. Громко всхлипывая, он никак не мог уловить смысл того, что до него пытаются донести, но чувствовал недоброе отношение, которое проливным дождём обрушилось на него. Но почему его опять презирают? Коляску с Савелием сбил не он, почему же тогда весь мир обозлился на него?  

– Семнадцатое мая, – чуть слышно забормотал мужчина, вспоминая вырезки из протокола. – Желтый Ford Focus. Седан. Ребёнок скончался на месте. Травмы не совместимые с жизнью…  

Гул вокруг Артёма стих, и он кожей ощущал выжидающие взгляды, которые, казалось, хотели прожечь его насквозь. Они подогревали желание добиться справедливого отношения к себе. Он ни в чем не виноват! Он не заслужил презрения! Злость подвинула отчаяние и заставила мужчину вскочить с пола. Потрясая в воздухе остатками того, что он считал своим сыном, Артём вложил последние силы и эмоции в громкий крик:  

– Семнадцатое мая. Желтый Ford Focus. Седан. Ребёнок скончался на месте. Травмы не совместимые с жизнью! Я не виноват!  

– Оставь его, – услышал Артём взволнованный женский голос. – Ты не видишь, он не в себе?  

– А кто мне оплатит ремонт машины? – возмущенно воскликнул мужской голос.  

– Ведь он был на пешеходном переходе, – парировал женский голос. – Даже если он псих, закон на его стороне. Так что, если у него нет претензий, давай лучше уедем отсюда.  

– Да, молодые люди, я, между прочим, всё видела и пойду свидетелем…  

К беседе присоединился еще один голос. А за ним еще и ещё. Женские? Мужские? Да какая разница! Пусть эти стервятники, собравшиеся вокруг, судачат о чем угодно, разрывая на куски его погибшее счастье. Ему безразлично. Апатия завладела им полностью. Уже даже слёзы отказывались покидать свои насиженные места и отправляться в рейд по расцарапанным небритым мужским щекам.  

Артём неспешно собрал обломки коляски и Савелия, после чего, пошатываясь, побрёл к своему дому. Там точно не будет ни единой души. Он наконец-то останется в одиночестве. Без чужого презрения и жалости. Кто-то что-то кричал ему вслед, но мужчина не останавливался и не оборачивался. На переулке ему вновь встречались соседи, но он даже не смотрел в их сторону. А они, кажется, пытались заговорить с ним.  

Оказавшись в своём дворе, Артём даже не обратил внимания на то, что, уходя на прогулку, не закрыл на замок ни калитку, ни дверь. Хотя, что у него можно было украсть? Он давно сам у себя украл всё, что было ему дорого. Зайдя в гараж, который уже не пугал своей зловещей загадочностью, мужчина сгрузил обломки коляски в дальний угол, добавляя экспонатов в монумент скорби. Потом он, не испытывая никаких эмоций, проследовал к огромному сундуку. Без страха открыл крышку и бросил сломанную куклу к десятку таких же обезображенных пластиковых копий детей.  

Голова Артёма напоминала огромный воздушный шар, наполненный гелием и желанием улететь в облака. Мужчина был эмоционально опустошен. Он добрел до кухни, достал из холодильника початую бутылку водки, приложился к ней, жадно глотая алкоголь, который обжигал губы, язык и гортань. Артём убрал бутылку ото рта только тогда, когда желудок начал судорожно сжиматься, грозя вернуть всё влитое в него обратно. Отдышавшись, мужчина сел на стул, достал сигарету из пачки и, зажав между губами, познакомил её с пляшущим пламенем зажигалки. Запрет на курение в доме аннулировался в тот самый момент, когда хрупкий мир Артёма с грохотом обрушился, встретившись с жестокой реальностью. Мужчина глубоко и с удовольствием затянулся. Ничего, в магазинах еще много колясок и кукол.