Поединок

Зои рыдала на груди доктора, тонко подвывая словно раненный щенок. Горе её было огромным, заполняющим собой целый мир, и помочь ей никто был не в силах.  

Только-только на горизонте замаячило простое женское счастье: семья, любящий муж и заботливый отец для её сироток, и вот на тебе. Всё это готово исчезнуть, растаять без следа, обрушить её робкие мечты, похоронив под обломками чудом воскресшую веру и надежду.  

Её сильный, добрый, но глупый Ганс через несколько часов умрёт, и ещё до заката тело его остынет навсегда.  

– Зои, ну успокойся. Может быть, ещё всё обойдётся. Не хорони его раньше времени.  

Подняв голову с пропитавшейся влагой рубашки старика, она, скривившись от хлынувших в голову картинок живописующих смерть любимого, зашептала:  

– Ну что вы такое говорите доктор? Ганс кто? Булочник. А этот пришлый пижон? Мастер-фехтовальщик.  

– Так что? Хлебопек то твой вон, какой парень здоровый. Ручищи, плечищи, переломит его как тростинку, и все дела.  

Аргументы на прачку не подействовали. Зои зарыдала пуще прежнего. Да, старый доктор и сам не слишком верил в свои слова. Донат был известным головорезом, и любым колюще-режущим оружием владел виртуозно.  

Однорукий Поль по секрету рассказывал, что год назад на ярмарке, в столице стал свидетелем того, как Донат в одиночку разделался с пятью вооружёнными людьми, не дав им даже оцарапать себя. Доктор верил фонарщику, ведь тот сам был человек бывалый, ветеран и руку потерял ещё на службе у старого барона.  

Чёрт дёрнул нового правителя пригласить для обучения своих людей, лучших мастеров меча со всей страны. На прошлой неделе шестеро специалистов съехались к ним в город, чтобы предстать пред его ясные очи и попытать удачу.  

По закону место доставалось самому умелому, одержавшему победу над соперниками в поединке. На второй день Донат зарубил сразу двоих мастеров и сделал это так ловко, что даже вспотеть не успел. Весь город это видел собственными глазами.  

На оставшихся троих он потратил ещё сутки. Живым никого душегубец не оставил, хотя смертоубийство было совсем не обязательно. Последующую пару дней Донат пьянствовал в трактирах, отмечая свою победу и дожидаясь возвращения молодого барона с охоты.  

– Дура, я дура битая! И зачем только попёрлась к фонтану? Что не могла бельё в ручье всполоснуть? – сдирая с головы платок и продолжая давиться слезами, запричитала Зои.  

Да, неудача явно следовала за прачкой в тот солнечный день попятам. Пьяный и весёлый фехтовальщик вывалился из заведения госпожи Бианки и, проходя мимо фонтана давно уже не величественного и торжественного, а старого и обшарпанного, еле-еле выплескивающего воду наружу, оттолкнул в сторону суетившуюся возле бортика женщину. Споткнувшись, Зои запнулась о корзину, громко вскрикнув от боли во время удара о землю.  

На беду мимо проходил хлебопёк Ганс, который чуть более года назад поселился в их городке, заново отстроив собственными руками пекарню, разрушенную ещё во время мятежей, и успел заслужить уважение и любовь местных жителей. Уже полгода прачка вилась вокруг пекаря, пытаясь сделать его частью своей семьи. Ганс был мужчиной сильным, добродушным и надёжным, но умом не блистал, поэтому дата свадьбы была уже назначена.  

Естественно, что он сделал зарвавшемуся Донату замечание и попросил извиниться перед его невестой. Обратился он к фехтовальщику с поклоном, уважительно, впрочем, как и полагается вести себя с дворянами. Грубиян же, в свою очередь, расхохотался, стянул с холёной руки перчатку и бросил её булочнику в лицо, вызвав тем самым на поединок. Сегодня вечером ровно в шесть часов и был назначен сей позорный акт, исход которого был предсказуем заранее.  

Горожане жалели Ганса, Зои, дружно ненавидели пришлого забияку и готовились к похоронам добряка. Хлебопёк же, вроде бы, не переживал, воистину, глупость иногда имеет преимущество над умом.  

Часы на башне начали свой трагический бой, отсчитывая последние мгновения жизни жениха прачки. Весь город собрался на площади, даже гробовщик с помощниками занял место в первом ряду, прямо напротив ратуши.  

Донат вальяжной походкой, в своём самом лучшем камзоле и испанской шпагой на перевязи, нагло улыбаясь и раздавая пинки и тычки зазевавшимся и не успевшим уступить дорогу горожанам, вышел к старому фонтану.  

Доктор, в обязанности которого входило констатация смерти и возможная помощь раненым поединщикам, протиснулся сквозь толпу и замер возле бледной простоволосой Зои, прижимавшей одной рукой к себе детей, а другой отчаянно вцепившейся в булочника Ганса, сидевшего рядом с ней на парапете фонтана.  

– Ну что образина, может, вылезешь из-под юбки и встретишь смерть как мужчина?  

Отбросив в сторону изукрашенные серебром ножны, Донат покрутил клинок в запястье, и перекинув его в левую руку, сделал два молниеносных выпада по воображаемому противнику. Толпа неодобрительно загудела вся без остатка, впрочем, признавая мастерство фехтовальщика.  

Ганс оторвал руку Зои от своей, тяжело вздохнув, встал с парапета и сделал несколько шагов на встречу противнику.  

– У него нет оружия! Поединок не может начаться, так как один из участников не вооружён!  

Отец Жерар – местный священник, заботливо, но крепко обняв рвавшуюся в центр площади Зои, предпринял отчаянную попытку отсрочить неизбежное.  

– И что? – сплюнув под ноги Ганса, улыбнулся Донат. – Мне ему отдать свой кинжал или извиниться и уйти? Вооружите его.  

– Мы мирные люди. В городе нет оружия. Нам оно ни к чему, – дрожащим голосом ответил Жерар, с опасением наблюдая за порхавшим в руках фехтовальщика клинком.  

Горожане посторонились, и в центр вышел однорукий Поль. Попыхивая простой пеньковой трубкой, он протянул Гансу клинок в солдатских кожаных ножнах.  

– Возьми. Смазан, наточен и готов к бою. Знаю, это вряд ли тебе поможет, но всё же.  

Прачка, окончательно расставшись с последней надеждой, прижала ладони к лицу и заплакала. Сразу в нескольких местах женщины в толпе последовали её примеру, сопереживая её горю.  

– Ну, хватит уже тянуть время. Мне некогда!  

Быстрым, стремительным движением Донат нанёс сильный удар шпагой по ножнам фонарщика, от чего те слетели с клинка, открыв многочисленным взглядам стальную полосу холодного оружия.  

Фехтовальщик закрутился вокруг замершего на месте противника, неловко сжимавшего в здоровенных ручищах, больше привычных к мягкости и упругости теста, чем к рукояти эфеса, шпагу однорукого ветерана.  

Все находившиеся на площади прекрасно понимали, что сейчас произойдёт. Многие отвернулись, закрыли глаза или же просто уставились в затылок соседа. Никто не хотел видеть смерть глупого, но доброго Ганса. Доктор же со щемящим сердцем был полон решимости досмотреть всё до конца.  

Поединок продлился всего несколько мгновений. Словно выпущенная из лука стрела, Донат метнулся к булочнику, не удосужившемуся даже принять защитную стойку. Острие шпаги проложило дорогу к горлу Ганса, и ничто, казалось, не могло остановить неизбежное.  

Добряк сделал короткое, скупое движение кистью, и фехтовальщик, словно ударившись о невидимую преграду, был отброшен в сторону. Не успело облачко пыли, поднятое его сапогами, развеяться, как, зло сверкнув глазами, Донат выдернул из-за спины короткий трёхгранный кинжал и, пригнувшись к земле, попытался атаковать Ганса со спины.  

Серая полоска стали дважды сверкнула в солнечных лучах, и легко пробив оборону мастера, крест-накрест располосовало его грудь, оставив на шикарном расшитом камзоле две влажные сочащиеся кровью линии. Донат умер ещё до того, как упал на землю.  

Доктор от удивления больно прикусил язык, Поль выронил изо рта любимую трубку, кто-то забористо ругнулся, но в целом на площадь опустилась мёртвая тишина. Даже ветер, казалось, был удивлён результатом поединка и перестал перебирать листья деревьев, и оставил в покое хлопающие на ратуше стяги и флаги.  

Зои, всхлипнув, упала на землю, потеряв сознание, а Ганс, подобрав ножны, сноровисто вытер клинок краем куртки, спрятал его внутрь ножен и протянул хозяину.  

– Это что такое было? Ты где этому выучился? Я был знатным рубакой, но такое вижу в первый раз.  

Поль не взял протянутую шпагу, ожидая ответа. Толпа поплотнее сдвинулась вокруг говорящих, никто не хотел пропустить ни слова. Почесав затылок, булочник застенчиво улыбнулся, окинул взглядом людей и, сбиваясь, пояснил:  

– Ну, так я с десяти лет воевал в наёмных отрядах, то в одном, то в другом. Почитай, двадцать четыре годика в боях, да походах. А после битвы у Третты, когда мне руку-то чуть не оттяпали, решил, хватит с меня. Взял накопленные денежки и подался к вам. То есть, подальше от войн.  

Фонарщик Поль ничего не сказал, только покивал головой и, взяв ножны с клинком, подошёл к доктору склонившемуся над телом Доната.  

Наблюдая за тем, как Ганс обнимает и целует Зои и её детей, однорукий ветеран, забивая табак в трубку, сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:  

– Вот мне интересно. Вернувшийся завтра молодой барон предпочтёт иметь в городе хорошего булочника или хорошего фехтовальщика? Как вы считаете?