Пустое кафе

Именно в то лето они и уволились. Катя — официантка, Аня — главный администратор зала. Гости поначалу удивлённо спрашивали: «Куда они подевались? »; «А где официантка Екатерина? »; «Неужто взяли отпуск? » А потом забывали и спрашивали по новой, и вглядываясь в их растерянные глаза, можно было подумать, что для них работать на одной работе всю жизнь — свящённый долг каждого порядочного человека, а разнообразие и перемены — грех, если бы в этих самых глазах было больше укора, а не жалости. Я и сам порой забывался и называл их именами новых официанток и администраторов. Бывает задумаюсь о чем нибудь, а краем уха будто снова слышу мелодичный голос Кати, каким она повторяла выбранные гостем напитки, делая его громкость ровно такой, чтобы не оглушить гостя и заведомо донести до меня предстоящую работу. Или Только заслышу чьи нибудь шаги со служебной лестницы, а уже предвкушаю новую интересную и захватывающую историю из жизни Ани, которых в ее жизни случалось и случается столько, что хватило бы на пару остросюжетных романов, несколько повестей и кучу рассказов «на каждый день», а вместо этого — шаги затихали, и передо мной стоял новый администратор, а у него за спиной маячило разочарование. Но все было не так уж и грустно: небо потемнело, но звёзды засияли ярче. Из нашей команды, помимо меня, остался ещё один сотрудник, который работал почти с самого первого дня основания заведения и уже два года со мной — тетя Лида, начальник по части чистых чашек, тарелок, ложек, вилок и прочей столовой утвари, и, по словам самой тёти Лиды, второй человек после хозяина, потому что если бы ее тяжкий, фундаментальный труд остановился бы хоть на минуту или ослабил свою силу, то заведение продержалось бы не то, чтобы не дольше одного дня, а не дольше одного гостя.  

И уже вдвоём мы продолжили нести своё рабочее Бремя: я готовил напитки, а тетя Лида, оплакивала ушедших девочек скупыми слезами и через каждую кружку, наводя на ней чистоту и первозданный вид, приговаривала, что раньше было лучше. Кивая головой и соглашаясь с каждым ее словом, я, опустив голову и пряча свою печаль, уходил на своё рабочее место, где только потом осознавал, что при потери двух звеньев нашей рабочей цепи, она не стала слабее и не порвалась, а напротив — сделалась ещё крепче, чем прежде. Всю ту доброту и радость общения, что тетя Лида раньше делила между нами тремя, теперь доставалась мне одному. Впрочем, я был и не против. Так и продолжалась наша новая рабочая жизнь, сдобренная уютом и тёплом, пока мне не сообщили о моем заслуженном двухнедельном отпуске, в который я не преминул сразу же отправиться, сердечно попрощавшись со своей работой и ее сотрудниками. Думаю вам будет не так интересны его события, как то, что случилось уже после, поэтому — перейдём сразу к его окончанию.  

Я спускался по родным ступеням, ведущим на кухню, мойку, а следом и на мое рабочее место с радостным чувством от предстоящей встречи: отдохнувшие ноги каждой ступенью отбивали весёлый ритм, улыбка на лице ширилась, словно разлитое молоко. «Здравствуй, повар Алексей», «Здравствуй Администратор Наталья! » И вдруг, будто молоко одним махом собрали тряпкой и выжали в раковину: на месте тёти Лиды стояла незнакомая женщина.  

Храбрости хватило только на то, чтобы вежливо поздороваться, задавать вопросы про отсутсвие Тети Лиды я посчитал проявлением неуважение к новому сотруднику, тем более в первый день знакомства.  

А тем временем, все шло своим чередом: я беспрестанно и безжалостно пачкал бокалы и кружки, а новый для меня сотрудник бережно смывал с них мою работу. День закончился, а следом начался новый, вместе с моей второй сменой, на которой спускаясь уже с меньшим энтузиазмом, я снова увидел сменщика Тети Лиды.  

Потом как-то незаметно прошли два выходных, ещё незаметнее пару рабочий дней, которые снова не одарили меня обществом моего любимого сотрудника. Много раз я хотел завести об этом разговор с кем нибудь из поваров или с начальством, но каждый раз либо все были ужасно заняты, либо я уставал настолько, что единственным моим желанием было как можно скорее попасть домой, где стоя по душем, снова вспоминал о своей оплошности и успокаивал себя тем, что наши смены просто не совпадают, и что нужно обязательно попросить передвинуть меня в графике.  

Но на следующую смену все повторялось по новой.  

И каждое утро я приходил на свою первую смену, смотрел на чистые кружки, бокалы, ложки, вилки и тепло улыбался, представляя, как тетя Лида моет их, а потом бережно укладывает на место; проходя в бар, опустив голову к полу, я видел, как она всего несколько часов назад, не жалея сил, воды и моющего средства, профессионально его отмывала, стирая все пятна чёрного кофе и молока, я осторожно ступал по начисто вымытому полу, боясь оставить хотя бы малейший грязный след, тем самым осквернив всю ее работу.  

Глядя на пустой и чистый обеденный стол для сотрудников, я слышал вкусный запах ее домашнего пирога, которым она так часто всех угощала.  

Хоть, к сожалению, мы и не работали больше в одной смене, но зато продолжали работать в одном заведении, строго и безукоризненно выполняя свои рабочие обязанности. Я был уверен, что на двух других сменах тетя Лида обязательно вспоминает меня добрым словом, и все так же, но может уже через две или три грязные кружки, приговаривает о том, как же раньше было лучше, не забывая упомянуть Катю и Аню.  

Все случилось в тот день, когда я наконец-то решил попросить своего начальника переменить свои смены. Я поднялся по лестнице в его кабинет, вежливо постучался, вошёл и как на духу, с нарастающим облегчением и чувством выполненного долга, высказал ему свою скверную рабочую ситуацию, но вместо ответа он только раскрыл пошире глаза, поднял свои густые брови и открыл рот, будто услышал крысиных писк в углу кабинета. Уж не знаю, смеялся он надо мной или жалел в тот момент, когда его мозг переваривал мою просьбу и стоящую за ней причину: на его физиономии из эмоциональных глубин выплыло наружу только одно удивление, а что было под ним — не известно. Я уже было подумал, что он меня не расслышал или и хотел повторить, как он, вернув своему лицу прежнее бесстрастное выражение, ответил:  

— Лидия Ивановна уволилась две недели назад. — А после паузы, длительностью несколько секунд для него и несколько мучительных часов для меня, добавил. — По семейным обстоятельствам.  

Его слова едва долетели до моих ушей и ещё не успели удобно расположиться в сознании, как его голова уже снова склонилась над кипой важных документов и накладных, тем самым показывая, что наш разговор подошёл к концу. Эти несколько слов все ещё звучали у меня в голове, когда я медленно спускался по лестнице к своему рабочему месту. Они были словно заблудшие лучи солнца, проникшие в зеркальную комнату, где бесконечно отражаясь от стен, увеличивали свое свечение и силу.  

Словно во сне, тягучим и неправдоподобным, я вошёл в свой бар и стал осматривать его, будто в первый раз.  

Кофейные чашки чернели в своём глубоком нутре. Вилки торжественно красовались одеянием из вчерашнего ужина, а на полу, словно в доме охотника, кто-то расстелил шкуру пятнистого оленя.  

На мойке громко зашумела вода и начался рабочий день.