Не впускай его в дом

Несмотря на множество различий в характере, они были друзьями. Оба в солидном возрасте (лет 45), состоялись в карьере и, вроде как, личностно. Филипп был женат и растил маленькую дочь, Петр – был заядлым холостяком.  

Филипп обожал семью. Его жена была красавицей, амбициозной моделью 30 лет. Супруг помогал ей всячески с дочерью, сам нанимал нянь, чтобы Катя (так ее звали) могла заниматься собой и не чувствовать себя заложницей быта. Сильвие было всего шесть, но она активно посещала кружки по вокалу и танцам – ей нравилось быть в центре внимания с ранних лет. Кроме того, у Филиппа был сын от первого брака – на 14 лет старше Сильвии – Иван.  

Петр почти все свое время посвящал работе, а то, которое посвящал не ей, делил либо за бокалом вина с Филиппом, либо занимался чем-то, чем не делился ни с кем, даже с самым близким другом.  

Петр всегда был одинок. Во времена студенчества он пытался ухаживать за девушками, но они либо отвергали его сразу, либо – спустя пару недель. В любви ему искренне не везло, а когда женщины вдруг стали “липнуть” к нему одна за другой, в искренние чувства он уже не верил.  

Филипп во многом преуспевал: стал первым студентом в конце обучения, первым попал на стажировку в известную компанию, первым – вступил в совет директоров. Петр тоже все это получил, но временем позже: он будто все время вступал в некое соревнование с Филиппом. В соревнование, в котором Филипп априори не участвовал, о котором даже не подозревал. Тем не менее, они были близкими друзьями, делили друг с другом множество хороших и плохих моментов, поддерживали друг друга. Петр всегда боролся с внутренней конкуренцией и стремился к абсолютной искренности по отношению к другу, никогда не давал ему намеренно плохих советов, хотя точно мог, чтобы “выйти вперед”.  

Однако это не помешало ему изнасиловать и убить его жену. Но об этом позже.  

Друзья часто проводили время вместе. Когда Филипп выбирался куда-то с семьей, обязательно звал Петра. Одной из таких поездок стал выезд за город: к дому у озера (классическая история убийства, да? ). Филипп был с красавицей женой и дочерью, Петр – с небольшим чемоданом, полным кошельком и любимой зубной щеткой. Два дня они вместе завтракали, обедали, ужинали, купались в озере, сидели у костра.  

На завтраке Филипп окунался в атмосферу фильмов о шестидесятых: сидел в рубашке, пил кофе, подавался в обсуждение политики и литературы и даже читал газету. Петр тоже “заражался” этим настроением. И Катя искренне ему “поддакивала”: надевала легкие платья по колено и наряжала в них дочь.  

– Ей очень идет эта атмосфера шестидесятых, – сказал Петр, разглядывая Сильвию.  

– Нам тоже очень нравится, – ответила Катя, подмигнув, а Филипп, заметивший этот жест, искренне усмехнулся.  

Взрослые сидели на террасе, а Сильвия играла на поляне прямо перед ней. Она бегала по цветущему участку в своем легком голубом платьице: думала о бабочках, о том, как она “управляет” ветром, как скоро пойдет в школу, как станет крутым директором, когда вырастет (прям как папа), или актрисой, если работать директором будет скучно.  

– Я не сейчас только об этом подумал, – продолжал тем временем диалог на террасе Петр, – еще на наши прошлые выходные тут об этом подумал и кое-что прикупил… – он достал свой портфельчик, немного “пошуршал” в нем и протянул Кате нежную белую ткань.  

– А я думал, ты этот портфель взял для антуража годов, под которые мы косим тут, – посмеялся Филипп.  

– О божечки! – воскликнула Катя, развернув ткань и увидев маленькое летнее платье перед собой, – Петь, это очень мило! Уверена, Сильвия будет в восторге, – она повернулась к поляне, – Сильвия! Подойти на минутку.  

Сильвия быстро подбежала к семье.  

– Смотри, что дядя Петя тебе купил! – Катя показала дочери платье в полный рост.  

– Очень красиво, – сказала Сильвия через призму легкого стеснения.  

– Скажи дяде Пете “спасибо”, – шепнула ей на ухо Катя.  

Сильвия повернулась и громко, со всей долей своего детского артистизма произнесла: “Спасибо! ”. Дядя Петя тем временем наслаждался видом благодарной ему малышки.  

По возвращению в город Петр и Филипп вновь окунулись в режим работы, а Катя с Сильвией – в наслаждение собственной жизнью, молодостью и всеми ее прелестями  

Однако в один из дней той недели Петр все-таки взял внеплановый выходной: закончил все важные дела, собрал портфельчик и поспешно направился в неизвестном направлении. В то же время Филиппу пришел звонок:  

– Ты еще на работе? – из трубки доносился тревожный голос Петра.  

– Да. Что-то случилось?  

– Мне пришла смс с угрозой твоей семье. Я к ним уже еду.  

– Что? От кого?  

– Не знаю, но, судя по всему, это серьезно. Я уже еду к ним. Позвони, скажи, чтобы заперлись дома и не впускали никого кроме меня.  

Филипп сделал все, как просил друг. Параллельно бежал к лифту и сразу позвонил в полицию. Петр тем временем доехал до московской квартиры друга. Катя, вся встревоженная, открыла дверь.  

– Слава богу! Думаешь, это правда? Слава богу, мы с Сильвией сегодня дома…  

– Вы вдвоем? – спросил Петр, осмотрев комнату.  

– Да. Я закрыла дверь, – так же встревоженно отвечала Катя.  

– Хорошо, – произнес Петр и крепко схватил ее за талию.  

Катя стала вырываться и кричать, а Сильвия только кричала: “Дядя Петя, что вы делаете? ”. Петр ударил Катю несколько раз, приказывая “заткнуться”, а маленькая девочка бегала вокруг, совершенно беспомощная, не зная, что делать.  

Петр задрал юбку Кати, резко стянул с нее трусы, повернул спиной к себе и прижал к столу. Так же быстро стянул с себя штаны и принялся за дело. Катя плакала, но в какой-то момент перестала кричать. Сильвия все так же кричала и плакала.  

– Сильвия! – крикнул Петр в какой-то момент, – хочешь, чтобы маме было не так больно?  

Девочка лишь кивала.  

– Тогда поставь стул вон там и смотри.  

Девочка подчинилась. Катя вдруг вновь завыла и попыталась вырваться, но габариты насильника не позволили ей это сделать. Спустя несколько минут Петр, внимательно рассмотрев уже голую спину Кати, затем – плачущую, но смотревшую на все это Сильвию, кончил, повернул Катю к себе и стал душить. Сильвия вдруг вскочила.  

– Стоять! – закричал Петр, – хочешь, чтобы маме было не больно?  

– Да! – ревела девочка.  

– Тогда сядь и смотри. Если отвернешься, я сделаю ей еще больнее, чем сейчас. Поняла?!  

Девочка покорно села на стул. Она плакала, но смотрела. Плакала, но не уводила взгляд. Даже когда он – человек, которого папа звал лучшим другом, он – кто дарил ей милые платья на праздники, он – кому ей говорили доверять больше всех других близких семьи – душил ее мать, когда он взял нож и стал отрезать ей пальцы, когда совершил последний акт своей внезапной жестокости – перерезал маме горло.  

В тот же момент дверь взломала полиция и в квартиру вбежал отряд людей в форме и папа вместе с ними. Сильвия продолжала смотреть. Она будто онемела и еще несколько секунд не поворачивала голову даже к родному отцу.  

Петра осудили на долгие годы, а Филипп ежегодно убеждался в том, чтобы его не выпустили. Сильвия никогда и ни с кем не делилась этим детским воспоминанием, и даже в семье это никогда не обсуждали. Просто не могли.  

Сильвия росла с психологом. Сеансы у специалиста были неотъемлемой частью ее расписания долгие годы. Она ходила в престижную школу, дружила с другими детьми и с тех пор носила девичью фамилию бабушки – все, чтобы скрыть, что та история, разлетевшаяся по всем новостным каналам, о ней. А о той жестокой истории помнили еще очень долго…  

В день смерти Кати за ужином они молчали.  

– Как дела в школе? – это был первый раз за 10 лет, когда Филипп нарушил привычную тишину в этот день.  

– Я думала, мы молчим сегодня.  

– Я подумал, что нам пора.. кхм… двигаться дальше, – эти слова дались ему особенно тяжело.  

– А я думала, что мы и так движемся дальше – просто каждый по-своему.  

– Кое-что случилось.  

– Что же?  

– Ты же знаешь, что я каждый год работаю с командой юристов, чтобы продлить заключение?  

– Конечно, – Сильвия заметно напряглась.  

– Он тоже работает с командой юристов. Его осудили всего на 10 лет, – он отчаянно усмехнулся, – заключение было бы легко продлить, если бы у него были хоть какие-то проблемы в колонии, но он вел себя более чем прилично и его хотят выпустить.  

– Когда? – Сильвия резко положила ложку на стол.  

– В течение этого месяца. Он постоянно выказывает свое сожаление и даже говорит о готовности извиниться публично перед тобой…  

– Нет, – она вскрикнула, затем выдохнула и произнесла спокойно, – нет, нам нельзя допустить моей с ним встречи.  

– И моей с ним. Я постараюсь сделать все, чтобы этого не случилось, но если случится… Прости.  

Петра выпустили. Он пристроился в какую-то церковь, посещал ее ежедневно и сторонился семьи бывшего друга.  

Сильвия стала чувствовать все большую тревогу каждый день с момента этой злополучной новости. Она чаще оглядывалась по сторонам, пугалась силуэтов мужчин, похожих по телосложению на бывшего друга отца, ездила только с охраной и заметно ограничила себя в развлечениях.  

На этой неделе в город приехал ее брат с женой и дочерью – это было ее единственной радостью за последний месяц. Кира – ее родная племянница – сильно напоминала ей ее саму в детстве. До инцидента, конечно. Глядя на нее, Сильвия будто вновь оказывалась на той поляне у дома у озера: наполнялась той легкостью, избавлялась на время от этого огромного груза внутри.  

Тот день лишил ее этой радости. Она так боялась за свою жизнь, так боялась, что он вернется за ней, что завершит этот “круг” жестокости с ее семьей. И даже не подозревала, что этот “круг” только начался.  

Она была в школе, когда ей позвонили и сообщили ужасающую новость: он, которого выпустили на свободу, который каждый день ходил в церковь, просил прощения перед ней в программах на ТВ, ворвался в квартиру, где временно жили жена ее брата с дочерью, и повторил историю десятилетней давности. Только десять лет назад его пустили своими же руками, сейчас же – он использовал чистую хитрость, но и тогда, и сейчас получил свое.  

Сильвие казалось, что боль сильнее, чем десять лет назад, ей уже не пережить, но вот оно – нечто худшее: узнать, что такую же боль, как ты когда-то, пережил твой маленький родной человечек; ребенок, на которого ты смотрел вчера и умилялся, чистоте которого завидовал, кого ты так сильно любишь.  

– Он сделал это, чтобы разбить тебя или меня? – рыдала она в трубку отцу, но тот был разбит не меньше нее, – я отправлюсь в участок.  

– Зачем?  

– Я хочу взглянуть этой суке в глаза и спросить, за что. Я дрожала при одном только силуэте, похожем на него, мой маршрут был от школы до дома, потому что я думала, что он придет за мной. Пап, я была в панике каждый день с момента, как его выпустили. Я просто хочу знать, за что.  

И она направилась в участок. Он вышел на встречу с самодовольным лицом.  

– Наконец-то ты пришла, – радостно сказал он.  

– У меня только один вопрос, – Сильвия пыталась сдерживать гнев и боль.  

– За что? – закончил за нее Петр, – думала, что придешь и получишь объяснение? Ты похорошела… стала похожа на мать, – он усмехнулся, а Сильвия была готова плюнуть ему в лицо, – видишь ли… прелесть моих действий в том, что ты не понимаешь их смысла. И я оставлю тебя с этим грузом непонимания навсегда, – он лишь улыбнулся, встал и попросил вернуть его обратно в камеру.  

Сильвия тоже встала, подошла к одному из надзирателей, шепнула на ухо “хочу, чтобы он подольше страдал” и направилась к выходу.