Срез

Разрез.  

Люсьен был одним из самых одаренных парикмахеров Франции. Он владел хоть и не очень большим, но достаточно приличным и известным салоном. Талант парикмахера создавать самые красивые и необычные причёски работал куда лучше любой рекламы. В очередь к нему выстраивалось множество красавиц Парижа. Девушки могли провести в ожидании своей очереди часы, а то и дни, лишь бы только попасть именно к нему на приём. Доходило до того, что порой между девушками возникала драка, за право попасть к парикмахеру побыстрее. Однако, такой трюк редко когда срабатывал и задиры просто теряли своё место и шанс на хорошую причёску. У него было железное правило: только живая очередь. Деньги и статус не имели значения. Чтобы они не давали и как бы не угрожали, но найти мастера лучше него было делом далеко непростым. Все понимали это, отчего ещё больше ценили возможность попасть к нему на приём.  

Люсьен был достаточно молод. Он был красив для своего времени, спокоен и амбициозен. Однако, несмотря на это, было у него и несколько странностей. Многие в городе подмечали, что при всех своих достоинствах, Люсьен так и не показался на публике с дамой. Он мог выбрать любую девушку. Независимо от красоты и статуса любая из них охотно бы отдалась ему, лишь бы только стать той единственной музой для его сердца, на зависть всем красоткам Парижа.  

Более того, редко кто замечал, чтобы он покидал свой салон, хотя бы на день. Казалось, Люсьен и вовсе не покидает его, ночуя на втором этаже и живя работой.  

Люди пускали разные слухи: кто-то оправдывал такое поведение профессионализмом молодого дарования, для которого совершенствование своих навыков куда важнее, нежели плотские утехи и всяческие маскарады притворства в угоду общественному мнению. Говоря иначе, у него банально не было времени на отношения с кем-либо. По другой же версии, девушки его не интересовали вовсе. Это объясняло его холодность и сдержанность во время работы даже к первым красавицам Парижа. Он редко когда обращал на них внимание, предпочитая молчать весь сеанс, впадая при этом в некое подобие транса. Другие же говорили, что Люсьен так увлечён своей работой, что больше любит свои парикмахерские ножницы, чем пышные формы дам.  

Однако, доказать данную сплетню, как и многие другие, было нечем.  

Так же, несмотря на то, что салон его был изыскан, а клиентки всегда приходили в исключительно дорогих нарядах, ножницы у Люсьена были довольно таки старомодными. Со стороны казалось, что старые и ржавые в области колечек ножницы скорее подходят для стрижки овец, а одарённый парикмахер просто сумасшедший, раз стрижёт первых красавиц Парижа таким устарелым “секатором”. Однако, Люсьен не был бы так талантлив, а его салон так знаменит, если бы ножницы в его руках не были способны создавать такие шедевры. К ним быстро привыкли и не стали задавать слишком много ненужных вопросов.  

Самой же большой странностью была одна из его клиенток. Она приходила к нему всегда в разное время и день недели, но при этом происходило всё это ровно один раз в неделю и ровно на десять минут. Никто и никогда не знал, когда именно она придёт. Не знал этого и сам Люсьен.  

Сама же клиентка довольно сильно выделялась на фоне ухоженных белых волос, и ещё более бледных лиц клиенток в роскошных платьях. Волосы её были длинными, взъерошенными, грязными и неухоженными. Они были распущены, отчего, лицо девушки разглядеть не удавалось. Очертания одежды, также закрытые волосами, представляли из себя что-то среднее между лохмотьями и мешком из под картошки. Она была босая, отчего ноги её были пыльными и грязными. Больше всего в глаза бросался огненный цвет её волос.  

Всякий раз, как она появлялась, очередь на стрижку была свободна. Стоило Люсьену закончить с очередной дамой, как рыжая бестия неожиданно появлялась прямо перед ним. Казалось, что она была призраком, который просто прошёл через всю эту толпу, которая могла бы разорвать её в клочья, за подобную наглость. Как ни странно, никто не возмущался. Словно само время остановилось в этот момент. Она садилась в кресло, и Люсьен не мог сделать ничего более, как начать её стричь.  

В самый первый раз он снова впал в транс, однако, к его удивлению, спустя десять минут его руки замерли, девушка встала и ушла, после чего время снова запустилось, а сам он стоял с раскрытым ртом порядком пяти минут. Конечно, за эти десять минут он ничего не смог сделать, и только состриг лишь немного волос с самого низа.  

Когда же необычная клиентка пришла снова, Люсьен был более подготовлен. Он попытался посмотреть в лицо необычной клиентке, что было для него не совсем привычно, однако лицо её было скрыто за густыми волосами. Когда он занёс ножницы над её чёлкой, что-то неведомое не дало ему срезать её. Как бы он не пытался, но руки не слушались его. Неведомая сила снова взяла контроль и спустила его руки к тому месту, где он остановился в прошлый раз.  

Так продолжалось из раза в раз. Женщина с длинными волосами так же неожиданно появлялась и исчезала, а Люсьен продолжал состригать её длинные волосы с самого низа, постепенно приближаясь к верхушке её головы. Казалось, эта стрижка длилась целую вечность.  

Наконец, в один из дней, девушка пришла с волосами, которые уже доставали до плеч. Люсьен слегка подровнял кончики и уже думал, что на сегодня этого будет достаточно, как вдруг, руки сами потянулись к чёлке. Медленно и неторопливо, Люсьен занёс ножницы над длинными волосами, после чего срезал их. Он не заметил как длинные локоны волос падали на пол.  

Наконец, его самое долгое творение было готово. Люсьен был так взволнован, что даже во время стрижки не стал смотреть на лицо девушки через зеркало. Он растягивал этот момент так же, как ребёнок растягивал очень дорогую и вкусную конфету. Люсьен хотел напрямую увидеть то, на что, как он сам считал, потратил целую вечность.  

Повернув девушку на себя, он закрыл глаза. Сделав вдох, а затем выдох, он медленно стал открывать глаза.  

Причёска была выше всяких похвал, не зря он провёл за её созданием так много времени, но вот лицо…  

Лицо девушки было обезображено до неузнаваемости. Сморщенная иссохшая кожа, множество синяков и морщин. За место глаз было два чёрных провала, будто кто-то вырвал глаза и прижёг глазницы колёным железом. Рот был подобен бездонной пасти с остатками заострённых зубов. Из пасти стал доносится сдавленный смех, а остатки бровей приподнялись. Девушка встала в полный рост и залилась истерическим хохотом. Из её шеи медленно начал расти вертикальный разрез, за которым последовало кровавое пятно. Чем громче смеялась девушка-тем больше становился разрез и тем сильнее стала течь кровь.  

Возьми меня, Люси! -Нечеловеческим голосом раздалось из её пасти. – Возьми меня всю!  

Девушка рассмеялась и разрез расширился до своего предела. Голова её с грохотом повалилась на пол. Она покатилась прямо к ногам парикмахера и начала смеяться ещё звонче и противнее.  

Люсьен закрыл глаза и закричал, что есть мочи.  

Очнулся он в холодном поту.  

По началу, он не совсем понял, что именно произошло с ним. Первое что он почувствовал-был сильных холод. Вместе с холодом до его ноздрей стал доходить противный запах крысиного дерьма. Словно в подтверждение этого рядом с ним раздалось крысиное пищание и маленькие демоны скрылись где-то в глубине темноты. Люсьен ощупал поверхность под собой и понял, что всё это время он лежал на бетонном полу. По бокам маленькой комнаты была разбросана солома. Подняв взгляд он увидел прутья стальной решётки.  

Понемногу в его памяти начали всплывать события, которые и привели его ко всему этому.  

Люсьен действительно был странным и дело не ограничивалось только ножницами. Как раз таки большинство сплетников были правы-девушки, а точнее девушки красивые и модные, каковыми были его клиентки, его не привлекали. Как раз таки его специфический вкус заключался в девушках, далеко не красивой внешности. Возможно виной было бедное окружение, которые не блистало красотой, потому как он точно помнил, что лишился невинности с довольно некрасивой женщиной, которая была старше его. С тех пор он старался совмещать свою работу и хобби. После смены в салоне он бродил по неприметным и бедным районам Парижа, дабы снять стресс после бурной смены. Обычно, тамошний контингент не приходилось уговаривать, потому как местные девушки готовы были отдаться ему за пару бутылок вина и блестящих монет, а порой и за просто так. Случись что, никто бы и не поверил, что такой уважаемый человек как он, стал бы бродить по таким местам и уж тем более сношаться с подобным отребьем, однако даже если бы и пошли слухи, то у Люсьена было слишком много влиятельных связей, чтобы подобное могло причинить вред его репутации.  

В один из таких вечеров он и наткнулся на достаточно неприметную рыжую бестию. Девушка была одета в грязные лохмотья. Лицо её было не примечательным. Волосы были заплетены в косу. Они были очень длинными, отчего казалось, что она не стриглась с самого рождения.  

Люсьен начал свой диалог с фирменного обаяния, однако незнакомка не была настроена на разговор с ним, что сильно удивило Люсьена. Тогда в ход пошло вино и деньги, но на его удивление, от подарков незнакомка тоже отказалась. Люсьен был в замешательстве. “Эта нищая бродяга смеет отказывать, ему? ” Впервые Люсьен вышел за рамки. Злость взяла верх над разумом. Он вынул свои старые ножницы, которыми он пользовался до того, как стал известен и приставил их к горлу девушки. Лишь под давлением он смог сделать с ней то, ради чего пришёл. Сам акт не был приятным, отчего Люсьен только сильнее разозлился. Когда всё было кончено он кинул ей в лицо пару монет и уже собирался уйти, как вдруг девушка начала смеяться. Смех мало чем походил на человеческий, что очень напугало Люсьена. Девушка резко подняла голову. Её глаза были расширены, а улыбка растянулась от уха до уха. Люсьен не на шутку перепугался и вытянул руку с ножницами вперёд. Девушка стала что-то очень быстро и неразборчиво говорить на непонятном языке. Одновременно с этим она стала развязывать свою косу, а её зрачки начали закатываться. Она стала медленно подходить к Люсьену пока тот стоял скованный страхом. Не останавливаясь, она раскрыла ножницы Люсьена и перерезала себе горло, умерев с улыбкой на лице. Наконец, безудержное чувство страха отступило и Люсьен помчался домой так быстро, как только мог.  

В ту ночь ему не спалось. Слова сумасшедшей не выходили из головы. По началу Люсьен не мог ничего понять, потому как слова отдавались эхом на непонятном языке, но постепенно, слова начали замедляться и складываться в понятные предложения. Голоса в голове принуждали его пойти в ванну, что он в конечном итоге и сделал. Стоя перед зеркалом в одном лишь халате и ножницах в правой руке, он смотрел на себя. Голоса становились всё громче и громче призывая его к действию. Это сводило его с ума. Он боролся из последних сил, но когда безголовая девушка появилось у него за спиной он понял, что все его попытки тщетны. Её отражение в зеркале взяло его руку с ножницами и медленно начало её опускать.  

Только сейчас Люсьен вспомнил о том, что у него чертовски сильно болит пах, точнее то кровавое месиво, которое скрыто за обилием испачканных в крови бинтов, что было когда-то на его месте.  

Люсьен ощупал лицо. На нём начала проступать борода. В последний раз, когда он просыпался после “кошмара” на лице была лишь щетина. Кто знает, сколько он проспал на этот раз?  

Он до сих пор не знает, как именно попал в это место. Также он не знал, что именно представляет из себя данная комната. Хоть она и походила на тюрьму, но стражников нигде не наблюдалось, да и за что его могли сюда бросить? Его, почти первого парикмахера Парижа!  

Как бы то ни было, он знал наверняка, что сколько бы он не пытался бороться каждый раз, он раз за разом будет засыпать. Снова и снова погружаться в сон, в котором он без конца будет стричь нескончаемое количество девушек, разговоры которых, не стихнут не на минуту. Каждый раз рыжая бестия будет приходить к нему и каждый раз он будет отстригать от неё лишь малую часть её огромных волос, пока в конечном счёте он не дойдёт до головы и она наброситься на него, вернув в реальность, в которой, он снова постареет.  

Люсьен не знал, сколько длиться этот цикл, и не знал того, когда же он наконец закончится. Было также непонятно, закончится ли весь этот ад после его смерти. Если, конечно, это и не есть ад.