В Богемии

Игорь Шестков  

В БОГЕМИИ  

Красный подержанный Рено пятой модели мы с Марианной купили вскладчину в саксонском городке Чопау и через неделю уехали на нем в западную Чехию. Потому что – недалеко. До границы километров сорок, а там… нетронутая природа, старина и все дешевле. Хотели развеяться и повеселиться.  

Пообедали в чешском ресторане на границе. Ели картофельные клецки с красной капустой и копченой свининой. На десерт – кофе и шоколадные блинчики. Было так вкусно… что я предложил снять номер в близлежащей гостинице и никуда больше не ездить. Каждый день есть клецки и блинчики. Полчаса – гулять по окрестностям. Остальное время – заниматься любовью. Но Марианна настояла на своем. Это же отпуск! Август в зените. Новый автомобиль. Свобода. Глупо торчать на одном месте.  

Поменяли деньги и покатили…  

Нашли небольшой пансион на склоне живописного пологого холма километрах в двадцати пяти от Карловых Вар. В дикой глуши.  

Марианна заговорила по-чешски с хозяйкой, жизнерадостной госпожой Ханной как с старой знакомой. Та охотно поддержала разговор. Спросила Марианну, сверкнув цыганскими черными глазами и показав на меня: Кого это ты ко мне притащила? Надеюсь, он по-чешски не говорит. Неужели он тебе нравится? Не верится. Толстый и не от мира сего. От него пахнет медведем. Ты ведь чешка?  

А моя верная подруга ее успокоила: Тише, тише, ничем от него не пахнет… Я немка. Мы живем в городе К. Мой друг бывший москвич. Художник. Работает в галерее «Волшебный фонарь». И любит меня. Каждый день.  

Я состроил дружелюбную мину и осклабился. Развел руки… посмотри, мол, и убедись, что я хороший, интеллигентный человек без вредных привычек. Только шоколадные блинчики обожаю.  

– Русский медведь, – пробурчала Ханна и покачала головой. Как я ненавижу этих русских. Он мне тут все переломает. Или загрызет кого-нибудь.  

– Он по крови не русский, – отозвалась Марианна. И добавила: Не переломает, и никого не загрызет. Он тихий и спокойный.  

– Знаю я, какие они тихие, – прошипела много пережившая на своем веку Ханна и посмотрела на меня злобно. – Помню шестьдесят восьмой год. Тут, тогда еще в отцовском доме, жили эти советские свиньи. Не знаю, кто они были по крови. Еще хуже фашистов. Уходя, все разворотили и унесли все, что можно было унести. Меня и сестру пытались насиловать, но мы отбилась. Хорошо не убили и не покалечили.  

Закатили Рено под навес. Рядом с нашим малышом красовался… возвышался как замок на горе… роскошный звездно-синий Мерседес. Пикап. На капоте его был изображен могучий олень с ветвистыми рогами. Интересно, кто хозяин этого великолепного чудовища?  

Притащили сумки на второй этаж.  

Комната чистая, светлая, кровать – широкая, упругая, из окна виден прелестный богемский пейзаж. Невысокие зеленые горы амфитеатром, поле, извилистая речушка, крохотный водопад, болотце, с другой стороны дубовая аллея, два охотника возвращаются с охоты.  

Один из них тащил на спине убитую косулю. Ее изящная маленькая головка билась о его широкое колено. Другой – два ружья с толстыми дулами.  

Как мы позже узнали, это были баварцы из Пассау, отец и сын, Франц и Йозеф. Также, как и мы – гости пансиона госпожи Ханны. Состоятельные люди. Владельцы Мерседеса с оленем. Страстные охотники.  

Вечером Ханна зажарила заднюю ногу косули во дворе пансиона. Предварительно вымочив мясо в уксусе и натерев черным перцем, чтобы отбить запах крови.  

Сидели вокруг костра на пластиковых сиденьях и сосредоточенно жевали сочное темно-вишневое мясо. Заедали его черным луковым хлебом. Запивали крепким чешским пивом.  

Кряжистый, прямоугольный, самодовольный, но уже немного размякший Франц рассказал, как подстрелил животное. Говорил он на баварском диалекте, я понимал его с трудом. Марианна иногда мне переводила.  

– Целую неделю бродили по окрестностям. Леса как будто вымерли. Ни кабана, ни косули, ни лисы, даже зайцев и фазанов не видели. Мы уже отчаялись. И вот… идем по просеке и вдруг… хрусть-хрусть… выскакивает нам навстречу из чащи… красавица косуля… Посмотрела на меня нежно, как женщина, своими огромными глазами… напряглась вся, чтобы прыгнуть… я выстрелил ей в сердце. Наповал. А теперь мы едим ее мясо. Люблю Богемию! У нас на отстрел косули или оленя надо просить разрешение у самого обер-бургомистра. И вносить шестьсот марок на охрану природы. А если, не дай бог, региональное общество защиты животных узнает, что мы охотники – сразу начнет публичную травлю. Будут называть нас убийцами, садистами, призывать к бойкоту продукции нашей фабрики. Дойдет до совета директоров. Этим наплевать на то, кто прав, кто виноват. Могут и уволить сгоряча. Хотя мой отец был одним из основателей фирмы. А тут… благодать… Заплатил залог и стреляй. Нам много дичи не надо. Вот, косулю уложили… Нам бы еще оленя взять. Самца с ветвистыми рогами. Гордого как турецкий султан. Знаю, ходит тут где-то недалеко стадо. Чувствую. Освежуем туши. Мясо заморозим. А в Пассау раздадим его знакомым. Дичь все любят.  

– А что производит ваша фирма?  

Франц немножко помедлил с ответом.  

– Оптические волокна.  

Почему они все так недоверчивы? Нам, выходцам из бывшего СССР, никто не доверяет. Презирают нас. Считают людьми второго сорта. Не без причины, конечно. Многие так себя ведут… как будто мы не беженцы или туристы, а завоеватели. Привыкли в ГДР…  

Нету больше ГДР. Нет и Варшавского договора. Нет и СССР. Все развалилось. Мы все – банкроты, граждане несуществующей страны. Но так это и не осознали. И гонор у многих остался. Рабский гонор. И новое хамство появилось. Когда-нибудь эта адская смесь еще даст себя знать.  

– Да вы не бойтесь, я не шпион, не диверсант, просто человек. По мне – что оптические волокна, что кожаные штаны – все одно. Производите, богатейте, радуйтесь жизни. Я не против богатства. Богатые иногда покупают мою графику.  

– А что вы рисуете?  

– Чаще всего – абстрактные композиции. Иногда с фигурами. Тут важнее содержания – стиль, композиция, ритм, настроение, цвета, полутона.  

В разговор вмешался Йозеф, точная копия своего отца, только моложе его на двадцать пять лет. Краснощекий, бодрый, здоровый, с ухоженной русой шевелюрой и большими розовыми руками, поросшими рыжими волосами.  

– Нарисуете нас с отцом. Мы стоим с ружьями. А у наших ног лежит убитая косуля. Пап, заплатим русскому за портрет двести марок?  

– Двести марок я вам сам заплачу, если нарисуете меня и Марианну. Без косули.  

Франц прорычал: А за сколько согласитесь нарисовать?  

– Карандашом? На листе А3?  

– Предположим.  

– За пятьсот.  

– А еще говорят, что художники бедные.  

– Работать придется дня три. Лучше я вас завтра после завтрака сфотографирую. Бесплатно. С косулей и ружьями. А после отпуска вышлю вам фото. Если дадите адрес. В благодарность за такой чудесный ужин.  

Франц на мои слова никак не отреагировал. Возможно не понял мой немецкий.  

Неожиданно заявил: А вы не бывали в Канаде? Там водятся такие огромные гризли. Страшные чудовища. Убивают лошадь одним ударом лапы.  

Марианна спросила охотников: Вы тут все наверное знаете? Мы с Антоном любим старинные замки, церкви, загадочные места… посоветуете, куда съездить… что посмотреть.  

Франц и Йозеф наморщили лбы. Просьба Марианны их явно смутила.  

Неожиданно заговорила молчавшая прежде Ханна.  

– Вам, миленькая, надо в замок Хартенфельс съездить. Километров сорок отсюда. На обычной карте его нет, но я покажу вам место. Не торопясь, за часок докатите на вашей колымаге. Последний километр придется идти пешком… Замок этот построили еще в двенадцатом веке. На скалах. Про него такое рассказывают… ужасы-кошмары. Только вот не знаю, пустят ли вас внутрь. Его вроде бы прежним хозяевам возвратили.  

Тут я не удержался, спросил: Что же про этот замок рассказывают? Какие такие ужасы?  

Госпожа Ханна сердито посмотрела на меня и ответила, обращаясь к Марианне: Говорят, там колодец в скалах прорублен. Немереной глубины. Будто бы достает он до самого ада. Молодого человека туда опускали на веревке. Приговоренного к смерти. Подняли его, а он седой… постарел на тридцать лет. И язык у него отнялся. А по ночам из этого колодца доносятся леденящие душу стоны и завывания… а иногда оттуда вылезают жуткие чудовища, крампусы рогатые. Их многие из окрестных деревень видели. Но говорить об этом боятся.  

– Какой вздор! – буркнул Франц. А Йозеф схватил его за руку и попросил: Па, расскажи про церковь, прошу. Вот где настоящие ужасы. До сих пор трясет, как вспомню.  

Я насторожился: Про какую церковь? Тут, в Богемии?  

Марианна и Ханна тоже попросили рассказать.  

Франц не долго отнекивался. Как бы правдоподобно он ни притворялся рациональным, деловым капитаном индустрии, но всеобщее внимание было и ему приятно.  

Может быть, его фабрика на самом деле производила колючую проволоку, а его отец не основывал высокотехнологической фирмы по производству оптического волокна, а был бедным мясником. А сам Франц, может быть всю жизнь работал дворником или разнорабочим. И Мерседес с оленем они купили в кредит. А Йозеф и не сын ему вовсе…  

Кто знает правду? Даже бог на небесах не знает. Да и не нужно ее знать. Что в ней проку? А вот жуткую историю почему-то все хотят послушать. Сидя вокруг костра. После вкусной еды. Раскуривая сигару.  

– Ладно, расскажу, только вы мне все равно не поверите. Я сам себе не верю. В конце двадцатого века… такие чудеса. Мы ведь не романтики. Не верим в черных пуделей, мефистофелей и говорящих гомункулов. Да, случилось это тоже тут, в западной Чехии, недалеко отсюда, еще до Объединения Германий. Блаженное время, я вам скажу. Мы с нашими деньгами чувствовали себя тут миллионерами. Ружья купили самые лучшие в Праге. Наши разрешения на владение оружием тут признали. Охота стоила десять марок в день. На дворе – конец сентября. Для охотника – рай. Воздух свежий, чистый, все еще зеленое, тепло… грибы, ягоды везде… звери сытые, довольные… Однажды… бродили мы по здешним холмам. И тогда – ни человека не встретили, ни зверя. Решили привал устроить, костер развести. У нас и вода и еда были в рюкзаках. И тут Йозеф церковь увидел. В чаще! Среди густого леса. Такого не бывает! Прислушались… Как-будто музыка из нее доносилась органная. Решили подойти, посмотреть… даром что воспитаны в католичестве. А дороги к церкви нет, через кусты пришлось продираться, как в джунглях. Пробились. Посмотрели. Потрогали. Сразу видно – очень старая постройка. Стены из грубо обтесанных камней сложены, мхом поросли, на маленьких окнах – решетки, под ними – витражи. До того грязные, что непонятно, что на них изображено. Архитектура простая – базилика, апсида. Вход в церковь с противоположной от нее стороны. Двери тяжелые, металлические, с рельефами. До того старые, что тоже – ничего не разобрать. Достал носовой платок, смочил водой из фляжки, протер один сегмент… а на нем – ламия или сирена. Не место тут для ламии! Странная церковь. В лесу. С ламией на двери. С большим трудом открыли двери и вошли. Внутри было темно. Пахло зверинцем. Из глубины доносился какой-то шум. Мы невольно остановились и прислушались. Шорохи… шарканье… хрип… Как будто перед нами, в темноте, стояла большая толпа людей. Молча ждущих чего-то. Команды. Переминающихся с ноги на ногу. Тяжело дышащих. Трущихся боками друг о друга. Хорошо, что у нас с собой были фонарики. Посветили. И глазам своим не поверили… Церковь была полна оленей. Олени стояли… как пассажиры автобуса в давку. Плечо к плечу. Их было очень много, может быть несколько сотен. И все они яростно смотрели на нас своими янтарными глазами. И уже через мгновение… они разом двинулись… на нас… как рогатая стена… и побежали к выходу из церкви. Мы едва успели вжаться в стены. Некоторые олени все-таки задели меня рогами… посмотрите, у меня на груди остались длинные параллельные шрамы от глубоких царапин. У Йозефа шрамов нет. Его почему-то не задели. По его версии все было не так. Говори, сынок.  

Йозеф выпил пива и, не спеша, начал рассказывать: Я начну с того места, когда мы ощутили запах и услышали непонятные звуки. Запах был – как от потных женских тел. Смесь пота, сладострастия и косметики. А звук… да, действительно… как от толпы, большой толпы вдавленных друг в друга людей. Когда мы осветили фонариками церковь, я увидел эту толпу. Она состояла только из женщин. Голых. Молодых и старых. Красивых и безобразных. Я узнал в первом ряду мою покойную мать, двух теток, бабушку, другую бабушку, ее сестру, несколько моих школьных учительниц, мою первую шлюху и мою первую любовь. Тут женщины двинулись на нас, буравя яростными взглядами… а через мгновение они все уже бежали к выходу. Как быки в Памплоне. Если бы мы не прижались к стенам, они бы затоптали нас насмерть. Пап, рассказывай дальше.  

Франц глухо откашлялся и продолжил.  

– Дальше и рассказывать-то особенно нечего. Мы осмотрели церковь. Она была заброшена и пуста. В ней не было ни алтаря, ни статуй, ни органа, ни скамеек, ни светильников или свечей… никаких украшений, никакой религиозной символики. Ничего кроме каменных стен. И никаких следов оленей или женщин. Видимо, мы оба галлюцинировали. Бывает такое в лесу. Мухоморы... Вернулись в пансион мы поздним вечером. В другой пансион, Ханна. Он назывался – «В гостях у черного оленя». Рассказали о заброшенной церкви хозяину, господину… Он ничего об этой церкви не слыхал, хотя родился, вырос и жил всю жизнь в этой части Богемии. Это нас не удивило. Ведь мы, уходя, обнаружили, что там, где только что стояла церковь, ничего нет кроме густых кустов. Я в бинокль посмотрел для проверки. Нет церкви! Как будто и не было. Привиделась.  

В нашей комнате, после душа и любви, в постели, перед сном…  

Марианна спросила: Ты веришь этим россказням? Церковь в лесу, олени, голые женщины в церкви. Ты мог бы что-то подобное нарисовать. Держу пари, хорошо бы продал рисунок.  

– Верю. И со мной что-то подобное случалось. Я, пока тебя не встретил, везде голых женщин видел. И в московском метро, и в автобусах, и в аудиториях в студенческое время. Даже во время экзаменов и в зубном кабинете. А в Германии – так просто в каждом окне.  

– И бабушек видел, и теток, и мать?  

– Ну, до этого я не докатился. Но представить себе могу, ведь первые эротические импульсы мальчик получает от родных ему людей. И если мужчина позже не находит своей интимной радости с такой красавицей, как ты, то природа подсовывает ему во время самоудовлетворения знакомые образы. А уколы совести, вместо того, чтобы остудить, распаляют его еще больше. Сладкий яд инцеста…  

– А кого ты себе представляешь, когда меня долго нет, и тебе приходится… ну, понимаешь…  

– Я представляю себе оленей и косуль.  

– Господи…  

– Поедем завтра в Хартенфельс?  

– Давай. Надо будет Ханну попросить на карте кружок нарисовать.  

Утром, после скромного завтрака, тронулись. Отъезжая, слышали выстрелы. Подумали, что Франц и Йозеф нашли наконец своего оленя.  

Вела машину Марианна, а я сидел рядом с картой в руках, указывал ей, куда ехать. Штурман я неопытный, поэтому после часа езды по узким чешским серпантинам, мы приехали не туда, куда хотели, а в Тепельский монастырь.  

Оставили машину на стоянке для туристов и пошли побродить по монастырю. Вначале обошли парк… полюбовались отражениями на водной глади местного пруда, потрогали кору старых кленов и лип, порезвились как козлята на лужайке…  

Смех Марианны казалось повисал в воздухе в форме маленьких живых колокольчиков. И я пытался собирать их жадными губами.  

Зашли в церковь Благовещения.  

Мощная, крестообразная в плане постройка. Поздняя романика, готика, а внутреннее убранство – в стиле барокко. Одинокий Иисус распят на высоком кресте. Остальное – вспененная материя. Завитушки, волны, огромные мраморные шкафы-табернакли с пестрыми картинами, витые колонны, золоченые капители, сидящие путти, кланяющиеся статуи святых в рост человека, назидательно смотрящие непонятно куда своими незрячими глазами.  

Как все-таки жалко, что благородные готические статуи и картины стали в европейских храмах жертвами неправильно понятой реформации, а их место постепенно заняли барочные экстатические псевдосвятости, в которых и следа не осталось от сдержанного и наивного рассказа простецов-евангелистов.  

Почти везде… и в любви и даже в христианстве… действует один и тот же закон: прекрасно только новое, юное, еще не испорченное взрослостью, зрелостью, компромиссами, утонченностью, тлением.  

Хотя реальность конечно сложнее… это нечто волнообразное, пульсирующее. Как оргазм.  

Как раз тогда, когда я обдумывал эту метафору, Марианна потихоньку поцеловала меня в ухо и прошептала: Тут все слишком пышно. Забежим для галочки в библиотеку и поедем дальше. Может, ресторанчик по дороге встретим…  

Покинули церковь и направились к библиотеке. Как хищники к месту охоты. Оба с детства любили книги.  

Сюрприз! Библиотека для посетителей закрыта. Временно. Час, год или столетие – не понятно.  

Стояли у входа с печальными лицами.  

Неожиданно из библиотеки вышел какой-то человек в черном, мельком взглянул на нас и попытался ускользнуть. Но догадливая Марианна поймала его за рукав пиджака или рясы…  

Заворковала на своем прекрасном чешском. Несколько раз прикладывала руки к груди. Хлопала ресницами, громко вздыхала, убеждала, показывала на меня рукой…  

Человек в черном, оказавшийся главным и единственным монастырским библиотекарем, не выдержал такого напора и провел-таки нас в свою сокровищницу. Из уважения к «специально приехавшим сюда ради богемских древностей саксонским соседям» заговорил с нами по-немецки. Это ему было не трудно – он был уроженцем Штутгарта, доцентом Тюбингского университета. Монахи пригласили его в Тепельский монастырь, для того, чтобы он составил научный каталог и описание имеющихся в библиотеке рукописных книг и инкунабул.  

Библиотека радовала глаз. Огромный, строгий, несмотря на барочный потолок, прямоугольный зал, хорошо освещенный и уютный. Трехэтажный.  

Господин Феликсмюллер, так звали доцента, кратко рассказал нам историю библиотеки, не умолчал и о потерях, понесенных ею во времена господства в Чехии марксистской идеологии.  

Узнав о цели нашего путешествия, он оживился и сказал: У меня есть для вас кое-что… редкость… прошу вас, наденьте эти перчатки…  

Провел нас на третий этаж, подвел к заветному книжному шкафчику и открыл его маленьким ключиком. Там лежало всего несколько книг… старинных… в кожаных переплетах. Одну из них черный человек из шкафчика вынул. А шкафчик запер. Потянул за ручку, проверил, заперт ли.  

Мы сели на крохотную скамеечку. Перед нами стоял столик. На этот столик он положил книгу, после чего торжественно открыл страницу 193.  

Насколько я понял, это было собрание рукописей пятнадцатого века, превращенное в книгу. На латинском и старонемецком языках. На страницах 193-196 были приведены записи Каспара Шлика, касающиеся его замка Хартенфельс.  

Феликсмюллер проговорил заговорщицки: Даю вам три часа. Прошу вас быть максимально осторожными с этим уникальным источником. Вот вам бумага и карандаш. Вы, Марианна, можете законспектировать на ней этот в высшей степени любопытный документ. Возможно, вам придется перевести ваш конспект на русский. Для вашего друга старый немецкий язык будет, пожалуй, трудноват. Завидую вам, у меня не было времени внимательно прочитать этот текст. Просмотрел его по диагонали. И понял, что речь в нем идет о сверхъестественном и потустороннем. Это значит – не по моей части. Я давно вышел из детского возраста. Меня гораздо больше интересуют имущественные и денежные распри Шлика с его родственниками, арендаторами и ростовщиками. Его отношения с императором Сигизмундом, королем Альбрехтом вторым, Османской империей, гусситами, папой и прочее.  

Проговорив это, Феликсмюллер исчез. Как будто сквозь землю провалился.  

Мы с Марианной переглянулись. И впились глазами в текст.  

Работали мы так: Марианна, не спеша, водила пальцем в перчатке по строке и переводила витиеватые фразы Шлика на простой немецкий. Я записывал их на бумаге и мысленно переводил на русский.  

Марианна воскликнула: Ты только подумай, что он тут пишет… аримаспы, эмпаузы… эти ужасные жертвоприношения... неужели все это правда? Это же готовый сценарий для фильма ужасов. Причем вполне современного, даже не очень оригинального. Написанный собственноручно канцлером Священной Римской империи в первой половине пятнадцатого века. Твои любимые Дюрер, Кранах и Грюневальд еще не родились.  

Когда Феликсмюллер вновь появился (возник ниоткуда), мы с Марианной заканчивали последнюю страницу. Черный человек взял у нас запись и быстро ее прочитал. Потом пропал вместе с ней. Судя по долетевшему до нас характерному звуку, сделал ксерокопию всех пяти страниц. Появился вновь, отдал нам запись, орлиным оком оглядел книгу, запер ее в шкафчике и только после этого выдавил из себя: У вас, Марианна, хороший литературный стиль. Рассказ получился – хоть в печать отдавай. Кстати, если вздумаете где-то это напечатать, уведомите меня. Вот, возьмите две мои визитные карточки. Если навестите замок Хартенфельс, отдайте одну владельцу, графу Михаэлю Шлику, и скажите, что я за вас ручаюсь. Мы с ним знакомы. Пусть мне позвонит, если не поверит. А иначе он вас не только не впустит в замок, но еще и во дворе собаками затравит. Он смертельно ненавидит незваных гостей. Вторая карточка – для вас. Звоните или приезжайте. В заключение скажу… если вы сдуру полезете в эту расселину, пещеру или в колодец… не забудьте, что внизу в любой момент может случиться обвал. Вас засыпет, и никто вам не поможет. Гигантских муравьев, сколопендр, дьяволов или самого Сатану вы там не встретите, гарантирую, ровно как и других чудовищ и существ, описанных Шликом, зато вы можете случайно попасть в место скопления метана, этого главного убийцы шахтеров, или отравиться радиоактивным радоном, этим вторым убийцей людей в горных пещерах и тоннелях. В подземелье может неожиданно подняться уровень грунтовых вод и вы там утоните… Никакого «входа в ад» вы там, конечно не найдете. Потому что ад не под землей, ад – это то, во что мы медленно, но неуклонно превращаем нашу планету. Вы, Антон, должны хорошо знать, что случилось с Аральским морем и местностью вокруг Челябинска и Чернобыля, а вы, Марианна должны были хоть раз побывать в Лойне, Биттерфельде или в мертвом лесу в Рудных горах...  

После обмена любезностями и благодарностями мы покинули библиотеку, а затем и Тепельский монастырь.  

Решили вернуться в наш пансион, поужинать и лечь спать. Чтобы завтра пораньше отправиться в путь.  

Доехали без приключений. Даже не болтали по дороге. Рассказали Ханне о посещении монастыря. О библиотеке не говорили.  

Повидали Франца и Йозефа. Оказалось, да, они выследили своего оленя, но добыть его не смогли. Ушел. Вместе с гаремом и выводком.  

Мы с Марианной об этом не жалели.  

Перед сном Марианна, зевая, спросила меня: Как ты думаешь, этот чертов Каспар действительно все это написал, или это поздняя мистификация, фейк?  

– Все возможно. Ты читала оригиналы того времени… Похоже?  

– Я не специалист. Вроде похоже. Он ни разу не употребил слово, не известное в то время. По крайней мере я не заметила.  

– Нет, это не простой фейк. Не забывай, Шлик этот был образованным человеком. Это значит знал Библию, имел понятие об античности… Может быть он решил так пошутить. Поиздеваться над потомками. Или это шутка, но не его, а этого всезнайки Феликсмюллера. Он на это способен. Но бумага… переплет… кстати, ты заметила, что на обложке оттиснуто?  

– Нет, не обратила внимания.  

– Что-то подозрительно похожее на Черное Солнце или двенадцатиконечную свастику Вевельсбурга. Наш черный человек так быстро убрал книгу, что я не успел ее рассмотреть. А пока ты переводила, не было на это времени. Что-то тут не так. Чую.  

– Ты вечно что-нибудь чуешь! Что чуешь сейчас?  

– Чую, что ты не дашь мне спать, пока не кончишь.  

– На сей раз угадал. Э… да ты уже готов к бою, рыцарь.  

Встали рано, как и задумали. После душа выпили по чашечке кофе и поехали.  

И тут, как назло, пошел дождь. И какой. Тем не менее нашли помеченное Ханной на карте место. Карабкаться по скалам не пришлось… шли по узкой асфальтированной дорожке.  

Шли-шли и в конце концов уткнулись в высокие чугунные ворота в каменной стене.  

Дождь наконец перестал.  

Искали какую-нибудь кнопку, телефон, микрофон… чтобы связаться с обитателями замка, но ничего подобного не обнаружили. Стали кричать, стучать по воротам. Добились только того, что к воротам подбежали три немецкие овчарки. Это были хорошо ухоженные животные… явно обученные своему делу. Они не лаяли, а только неотрывно смотрели на нас яростными черными глазами. Взгляд этот был красноречив и многообещающ.  

Ужасно не хотелось уезжать, не солоно хлебавши. Даже не увидев замка. Решили немного подождать.  

И вдруг услышали голос.  

– Я Михаэль Шлик, а вы стало быть, та самая парочка… которая вчера посетила библиотеку в монастыре?  

– Та самая, разрешите представиться. Моя подруга Марианна, выпускница Лейпцигского университета, а я Антон, эмигрант из бывшего СССР, к вашим услугам, господин граф. Извините за мой немецкий. Марианна может говорить с вами по-чешски, если пожелаете. У нас для вас есть визитка господина Феликсмюллера и его устные заверения, что мы хорошие.  

– Да-да, он позвонил мне вчера вечером и рассказал о вас. Попросил принять и показать замок.  

Голос графа доносился до нас как будто с неба.  

Потом раздался тихий свист, это был сигнал… собаки убежали. А ворота сами открылись. Ровно настолько, чтобы пропустить нас внутрь ограды. И тут же закрылись за нами.  

За оградой… ничего не было. Там рос все тот же смешанный лес…  

Мы спрашивали сами себя: А где же замок?  

Как будто услышав наш вопрос, голос с неба сказал: Дальше, дальше идите по дорожке…  

Мы шли и шли. Прошло минут пять, а никакого замка не было видно.  

И вот… лес неожиданно кончился, и мы увидели… нет, замком это никак нельзя было назвать… это сооружение возможно когда-то и было замком, но сейчас походило скорее на наскоро возведенную декорацию, построенную для сказочного чешского фильма.  

Голос услышал и эту мысль и отозвался: Не судите по внешности, прошу вас, подойдите к фасаду. Прежде чем я пущу вас внутрь, хочу на вас посмотреть.  

Подошли к фасаду, если конечно это бесформенное нагромождение деревянных лесов и панелей можно было так назвать…  

И тут… с наших глаз как будто пелена спала. Марианна нервно вскрикнула, а меня так шатнуло, что я чуть не упал в глубокий ров, окружающий трехэтажный средневековый замок с башенками.  

Мы стояли на перекидном мостике и держались за его шаткие перила.  

Опять зазвучал голос. Но уже не с неба. У настоящего фасада замка, рядом с огромными бронзовыми дверями стоял господин в цилиндре. Это был нынешний владелец замка.  

– Проходите, прошу вас. Сойдите же наконец с этого дурацкого мостика. Иначе вы поскользнетесь и упадете в ров с крокодилами.  

Как бы в подтверждение его слов, мы услышали утробное рычание тропических тварей, доносящееся до нас из рва.  

Подошли к графу. Никаких рукопожатий или объятий не было. Граф пристально рассматривал нас, а мы – его. Меня корчило от такой демонстративной недоверчивости, я то и дело отводил глаза и моргал, а Марианна от растерянности начала глуповато кокетничать, поводила плечами, дергала ножкой.  

Хорошие люди смущаются, когда на них внимательно смотрят.  

Больше всего меня удивило и озадачило то, что граф меня понюхал. Понюхал и удовлетворенно крякнул. Я его нюхать не стал.  

Как выглядел граф? Никак. Средний рост. Средний возраст. Черные ботинки, такие же брюки, такой же пиджак, черная же бабочка. И пиджак и брюки знавали лучшие времена. Руки в темных перчатках. Цилиндр. Тоже, далеко не новый. Горбоносый. Усики. Глаза вроде бы серые или бесцветные. Голос низкий.  

– Ну что же, друзья, добро пожаловать в Хартенфельс!  

Граф открыл дверь, и мы зашли в замок.  

Я не знаток средневековой архитектуры, не знаю, как правильно назвать огромное помещение, в которое мы попали. Атриум?  

Это был зал высотой в три этажа. Длиной – метров двадцать пять. В середине его находилась широкая мраморная лестница с перилами, ведущая на второй этаж. Слева и справа от нее – четыре двери в другие покои. Освещался зал сверху через широкое окно в крыше. Бросалась в глаза пустота этого великолепного пространства.  

Граф услышал и эту мысль.  

– Вас, я вижу смущает то, что у нас тут нет ни рыцарских доспехов, ни оленьих рогов, ни старых портретов, ни мебели… Так вот, все это тут было и в избытке. Но Вторая Мировая война и то, что за ней последовало – внесли свои коррективы. Во время войны в замке располагалось специальное подразделение СС. Тут работали члены общества Аненэрбе. Почему они находились в этом замке? Потому же, что и вы. Они верили, что тут есть колодец или портал, связывающий наш мир с миром потусторонним. Хотели установить связь с демоническим миром и как-то использовать его в интересах Третьего Рейха. Надо отдать эсэсовцам должное, замок они не разорили. Только, по привычке, забрали с собой, когда уходили, пять дюжин картин маслом и статуи. Где они теперь, неизвестно. Разорили и чуть не сожгли замок солдаты Красной армии и обычные чешские крестьяне после того, как отсюда ушли немцы.  

– А когда вам вернули вашу собственность?  

– Три года назад. Вернули нам только стены. И все эти три года мы пытаемся привести здание в приличный вид. Один год потратили только на вывоз мусора…  

– А как насчет входа в ад?  

– Зачем говорить о том, что можно через минуту увидеть. Следуйте за мной. Вы ведь для этого тут и объявились, не правда ли? Поверили старому лгуну Каспару. Я ведь знаю, что вам ехидный Феликсмюллер дал прочитать в библиотеке. Он ничего мне не сказал, но я догадался. Эту книгу, кстати, Феликсмюллер обнаружил в сохранившейся части библиотеки императора Рудольфа второго. В архивах моей семьи, которые отобрали у нас немцы, было много подобных откровений. К сожалению, архивы не сохранились. Они, возможно, лежат в подвале виллы в Далеме… или на чердаке старого дома в Шварцвальде, принадлежащего когда-то одному видному члену Аненэрбе, сделавшему карьеру в послевоенной Германии. У меня нет сил и средств их искать… С удовольствием переложил бы подобную работу на молодых энтузиастов, таких как вы, например. Подумайте. А, вот мы и пришли. Это капелла. Очаровательное пространство. Как видите, и тут ничего нет. Только готические ниши в стенах для картин или статуй и примитивные фрески на втором ярусе. Сюжеты их традиционны. Благовещение. Архангел Михаил убивает змея. Охота на оленей. Есть правда, ни к селу, ни к городу несколько мифологических животных… грифоны, гарпии… есть и кентавр, стреляющий из лука в полуобнаженную женщину, возможно это Атилла или еще какой-нибудь гунн, убивший святую Урсулу. По преданию, этот самый колодец находится сейчас под нами. А капеллу, да и сам замок, якобы, специально построили для того, чтобы силы зла не посмели выйти из своего подземного узилища. А теперь… внимание, сенсация! Смотрите, вот тут маленькая дверка… раньше тут была картина, изображавшая Страшный суд… мы и не знали о ее существовании… случайно нашли ключ от замка… представляете, он был замурован в стену одной из спален на третьем этаже. Мы начали там малярные работы… и вдруг опп… из стены на пол падает ключ… большой, старинный. Долго искали, от чего же этот ключ, пока также, случайно, отскребывая тут, в капелле старую, еще средневековую штукатурку, не обнаружили в одной из ниш эту дверку. За ней – лестница. Она ведет в помещение под капеллой. Ни немцы, ни русские, ни чехи не были там, куда мы сейчас спустимся. Идите, смотрите и трепещите! У вас есть фонарики?  

– Конечно.  

Дверка вывела нас на узенькую темную винтовую лестницу. В руках у графа сам собой появился и загорелся фонарь. Керосиновый что ли? Или карбидный? Фонарь графа отбрасывал неверный сиреневый свет. Мы с притихшей Марианной достали фонарики.  

Спускались мы не долго. Минуту… Я заметил, что эта необычная лестница, если на нее посмотреть сверху, напоминала сужающуюся спираль…  

Лестница привела нас в круглое помещение. Тоже пустое, но не совсем.  

Примерно на высоте моих глаз из круглой стены вылезали острыми концами мраморные треугольники, а под ними, как под карнизами, находились каменные головы гримасничающих демонов. Всего – тринадцать голов. Черные адепты?  

С выпученными глазами и открытыми ртами, украшенными звериными зубами. Некоторые из них высунули свои раздвоенные языки. У других были уши, как крылья летучей мыши. Неприятное зрелище.  

В центре круглой комнаты, прямо на полу лежала круглая металлическая крышка с выгравированным на ней Черным Солнцем, диаметром с метр. У этой крышки были две удобные ручки, ее можно было поднять! Она, по-видимому, прикрывала тот самый колодец, пресловутый «вход в потусторонний мир».  

Хотел спросить об этом графа, но… граф исчез.  

Его фонарь остался стоять на полу.  

Хуже того, исчезла и лестница.  

Приехали…  

Моя подруга спросила меня дрожащим голосом: И что мы теперь будем делать?  

А я не знал, что ей ответить. Как может персонаж знать то, что и автор не знает?  

– Может откроем эту чертову крышку?  

– Господи, Антон, только этого не хватало. Забудь про крышку, забудь про ад, про потусторонний мир. Мы уже в аду. Нам отсюда выбираться надо, иначе подохнем.  

– Дай мне осмотреться.  

Посмотрел на потолок. Должен же там хотя бы шов от лестницы остаться!  

Ничего не видно. Ровная сероватая поверхность. Шит!  

Посмотрел еще раз на каменных демонов. Они показались мне еще гаже, чем были. И эти треугольники-карнизы, и сами головы – как будто еще дальше выперли из стен. Ужасно.  

– Если выберемся – сейчас же уедем из этой чертовой страны. И больше в Чехию – ни ногой! Идиоты.  

– Если…  

Один из фонариков – Марианнин – погас. Батарейки отказали. Фонарь графа светил слабо.  

Инстинкт подсказывал мне, что надо что-то делать. Пока еще есть свет.  

А внутренний голос шептал мне в ухо: Спасение там, где погибель. Рискни, чего терять. Прыгни в колодец!  

Подошел к крышке с Черным Солнцем, взялся за ручки и дернул на себя. Тяжёлая!  

Ура! Удалось ее сдвинуть. Марианна отошла от колодца подальше, села у стены и закрыла лицо руками. А я посветил своим фонариком вниз, в отверстие.  

Что я увидел? Действительно, каменный колодец. Видимо, очень глубокий. Силы фонарика явно не хватало, чтобы осветить его до дна.  

Потрогал руками пол. Не сразу, но нашел маленький камешек. С полсантиметра размером. Не колеблясь, бросил его в колодец. И начал ждать.  

Но ничего не дождался.  

Вынул из потухшего фонарика батарейку. Увесистая. Взял ее двумя пальцами. Поднес к середине отверстия. И разжал пальцы.  

Видел как она летит. Аккуратно посередине колодца. Не вращаясь. А звука удара ее о дно или стенку – так и не дождался. Жуть.  

В бессильной ярости бросил в колодец не работающий фонарик. Слышал, как он бьется о стены колодца. Звуки эти, точнее треск и хруст… постепенно затухали. Но последнего удара о сухое дно или бульканья от погружения в воду я так и не дождался.  

Сел рядом с Марианной на пол у стены. Марианна беззвучно рыдала. Погасил свой фонарик, обнял Марианну и попытался ее успокоить. Она не успокоилась, впала в нервическое оцепенение. Я попытался оторвать ее руки от лица – не дала. Всхлипывала и изредка дергалась.  

Так мы и сидели… час или сутки… не знаю.  

Головы дьяволов, казалось, ожили. Вращали глазами, шевелили ушами, клацали ужасными зубищами, рычали.  

Из колодца доносился чей-то глухой смех.  

Через день или через неделю.  

В круглой комнате танцевали полупрозрачные синие фигуры…  

Руки свои, с длинными кривыми ногтями, они подняли над головами.  

Отвратительные их лица кривились в экстазе.  

Длинные отвислые груди болтались как веревки на ветру.  

Дряблые ляжки тряслись.  

Их чудовищное пение разрывало мне внутренности.  

Но вот… демоницы образовали вокруг колодца три концентрических круга.  

Начали творить заклинания.  

Потом неожиданно обступили меня и опустились передо мной на колени.  

Я встал… сбросил с себя одежду и обувь.  

И испытал перерождение.  

Тело мое покрыла сама собой выросшая бурая шерсть.  

На пальцах рук и ног выросли огромные когти…  

Лицо удлинилось и превратилось в звериную морду.  

Рот стал медвежьей пастью.  

Я ощутил в себе страшную силу и бешено заревел.  

Демоницы поднесли ко мне бесчувственную Марианну.  

Положили ее передо мной и запрокинули ей голову.  

А я…  

Взгромоздился на неё всей своей тяжелой тушей…  

Вонзил в ее нежную плоть свои когти…  

Всунул ей в рот свой толстый язык.  

Проник…  

А когда кончал, вырвал зубами ее горло.  

__________________________________________________________________  

АВТОРСКИЙ КОММЕНТАРИЙ  

В Богемии  

Мягкая сдержанная проза с ужасным концом, не оставляющим сомнений в том, что наша жизнь, как бы она ни была спокойна и счастлива – в любой момент может обернуться кошмаром. И еще – кем бы мы себя ни ощущали, какую бы маску ни носили (годами, годами), в каждом из нас скрывается умопомрачительно злобное существо.  

Написал этот текст давно, но не довел до конца. Это еще один вариант завязки готической повести «Ужас на заброшенной фабрике» (это эвфемизм для бывшей ГДР в узком смысле, и для мира конца индустриальной эры на Западе в более широком). Только «чешский», точнее «богемский». Вроде темно-фиолетового резного стеклянного богемского бокала в шкафу у бабушки. В конце текста выясняется, при трагических обстоятельствах, что рассказчик – оборотень или даже сам дьявол. Дьявол-медведь. Тогда, когда я это писал, мне показалось это представление нечистой силы – слишком «зоологическим». Это отнимало у нее присущую ей некую универсальность, тотальность. Пришлось вынуть дьявольское начало из рассказчика и вложить его в другого персонажа. Но в этом варианте начала – все так, как задумывалось вначале.  

Если хочешь искать зло – ищи его в себе.