"Капризная с-сука!.." Часть 2.

9. Организационные проблемы  

Придя к себе, Сигурд Пауэлл закрыл дверь, и обвёл своё положенное по должности весьма обширное «жизненное пространство», весьма неприветливым взором.  

В своей каюте, когда это касалось его «необходимого отдыха», Пауэлл не чувство-вал себя сопричастным к происходящему на корабле. На его корабле. Ему казалось, что пока он будет рассиживаться, и, например, читать книгу, или смотреть видеофильм, или даже заниматься положенным сексом с Ленайной, может случиться что-то, что он мог бы предотвратить, если б не был занят, вот именно – «отдыхом».  

Поэтому обычно он приходил сюда только для того, чтоб переночевать. Провести очередную планёрку. Или помыться. Вот и сейчас он снял верхнюю одежду, аккуратно повесил китель и рубаху на спинку стула, уложил на сиденье форменные брюки…  

Стоя под душем он не мог отвлечься от беспокоящих его мыслей.  

И не только, и не столько о женщине. В настоящее время – не она, пусть и со сво-им отвратительным характером, его головная боль.  

А – корабль.  

Конечно, «Пронзающий Бесконечность» строили с запасом. Каркас мог противо-стоять десятикратным ускорениям, а наружная броня – успешно сопротивляться едким облакам молекулярного водорода, и даже пылевым скоплениям. Движки тоже надёжны, и доказали, что не зря их части сделаны из самой прочной и износо- и огнеупорной стали.  

Но вот – начинка…  

Да, начинка корабля – подизносилась. И все трубопроводы, про которые ему гово-рили специалисты, обслуживающие реактор, и кондиционерщики, находятся на предпо-следней стадии службы. И даже доктор Маркс внёс лепту беспокойства в душу капитана. «Гидропонные трубы», понимаешь, у него изношены, проседают, и уже начали трескаться «от времени»! Усталость, понимаешь ли, пластика!  

Ну правильно: даже с учётом того, что они изготовлены из армированного кевла-ровой сеткой особо устойчивого к коррозии и свету мощных ламп, сверхлёгкого (Эконо-мия веса! ) пластика, рано или поздно любая пластмасса начинает становиться и ломкой, и хрупкой, и коробиться и деформироваться. И в данном случае не поможет ничто, по-скольку и облучать растения светом, и подавать по трубам питательный раствор необхо-димо постоянно. Если, конечно, они не хотят остаться без свежих овощей, фруктов, и зе-лёного салата.  

А что бывает из-за авитаминоза? Вот именно – цинга. Банальная, но от этого не менее страшная угроза, пусть выкашивающая людей не столь быстро, как какие-либо эк-зотические новомодные Свиные гриппы двенадцатого поколения, Ковиды – сто тридцатого, и Эболы-сорок, но столь же гарантировано. И – весьма мучительно.  

А чтоб получать эти самые фрукты-овощи, придётся, значит, пожертвовать маги-стральными трубопроводами, которые они сняли с Лунной Станции. Пусть они и сталь-ные, и тяжеленные, но зато – из молибденистой нержавейки. И пусть специалисты водо-проводной и охлаждающей систем и целились на них, придётся им найти что-то другое для своих любимых агрегатов и систем. Потому что без новых труб все эти системы про-тянут ещё лет тридцать, а вот экипаж без свежих овощей – максимум – год! Персонал док-тора Маркса уже использовал все возможные доступные материалы и средства, чтоб ба-нально подложить под провисающие, трескающиеся, и дающие течи трубопроводы…  

Да и вообще, если честно, Пауэлл, как главный «потребитель», компетентный во всех тонкостях устройства и эксплуатации «Пронзающего», был очень недоволен тем, как спроектирован и построен его корабль. Жаль только, что это выяснилось только сейчас, спустя двадцать лет. (Интересно, как там с этими проблемами справляются экипажи ещё трёх построенных по этой же, типовой, схеме, космолётов, ещё не вернувшихся? )  

Да, некоторые, главные, системы, механизмы, и контура, и особо надёжны, и мно-гократно дублированы… Но зато есть целая куча других, так называемых вспомогатель-ных, явно рассчитанных только на двадцать лет полёта! И – всё!  

О чём думали проектировщики и строители?!  

Что «Пронзающий» вернётся, и всё это хрупкое и износившееся добро можно бу-дет спокойно заменить в Земных доках?! При «капремонте»? Как на тюненгуемых авто-мобилях? Когда выбрасывают всю начинку, оставляя только красивый «старинный» и стильный корпус?!  

Нет, ясное дело, что грузить в трюмы и на склады корабля все возможные запчасти и детали, из которых состоят его системы жизнеобеспечения и энергоснабжения – нере-ально. Вес! Пришлось бы соответственно увеличивать и прочность корпуса, и его объём, а это – дополнительные элементы каркаса, и броня, и всё прочее. И целое море дополни-тельного горючего! Но и строить расчёты на том, что всё износившееся легко и дёшево можно будет заменить дома, по возвращении – по меньшей мере наивно. Недальновидно.  

Ну вот нет у них теперь этого самого Дома!..  

И что прикажете делать?!  

Сложить лапки, как та крыса в крынке с молоком, и умереть?  

Он, как капитан, лучше остальных видел сейчас общую картину! И если во время полёта все уповали на то, что «вот долетим – и тогда уже заменим! Ну, или починим основательно! А сейчас – только дотянуть бы! », накрылась медным тазом такая философия!  

Потому что – вот и дотянули. И – шишь! Проклятье!  

Он прекрасно понимал, что даже самое упорное и долгое «бултыхание» в крынке не собьёт того спасительного кома масла… Так как не молоко у них тут, а банальная вода!  

Невозможно вечно сохранять работоспособность их посудины! Всё будет «уста-вать», и приходить в негодность, и ломаться. И что бы там ни писали чёртовы фантасты про гигантские корабли-города, могущие почти вечно странствовать меж звёзд, самостоя-тельно, с помощью «умных» компьютерных Систем и роботов поддерживая жизнь своего экипажа, нагло и глупо скатившегося до состояния первобытной дикости, всё это – только красивая сказка. Ни чуточки не похожая на грубую и жестокую реальность!  

Невозможно сейчас пополнить запасы материалов и запчастей там, внизу. Не гово-ря уж о – «жить на поверхности». А с Лунной Станции они забрали всё, что можно было. И даже – нельзя. Вплоть до поплавков в бачках в гальюне.  

Вопросов назрело много. Но главный, всё-таки сейчас – живучесть и надёжность их корабля.  

Поэтому вытеревшись, и вновь одевшись, Пауэлл вернулся к столу для планёрок. Щёлкнул клавишу селектора:  

– Внимание всем офицерам, не занятым на вахте. Через пять минут пройти ко мне в каюту. На внеплановую планёрку.  

По мере того, как подходили и рассаживались по местам его «надежда и опора» – офицерский корпус, Пауэлл как бы новыми глазами рассматривал их. Нет, он, конечно, знал их неплохо, да и невозможно не узнать человека, если двадцать лет заперт с ним в консервной банке размером с древний линкор… Но всё-таки…  

Первый помощник Эндрю Гопкинс. Честный и прямой служака. Пусть без особого воображения, как говорится, звёзд с неба не хватающий, зато – спокойный и методичный. Почти как он сам. Второй помощник, Александр Харпер, конечно, пожиже будет в плане энциклопедических знаний, зато очень находчив. И не зашорен, как первый, диктатом Уставов и Правил. Если вынудит ситуация – наплюёт на «как положено», а прикажет сделать так, чтоб все остались живы. И целы. Что он и доказал, когда у них случилась девять лет назад та авария… Пусть и унесшая жизни троих замечательных парней.  

Старший лейтенант Яндринский, он же – завхоз. Или комендант. Скрупулёзный в мелочах, он иногда за ними не видел общей картины. То есть – человек, как говорится, с ограниченным кругозором. Пусть и ограниченным – своей должностью и обязанностями, которые она накладывает. Считать каждый гвоздь, и каждый кусок мыла… Зато – спокой-ный и порядочный. «Правильный», как и сам Пауэлл. Такой не подведёт.  

Отсутствующий лейтенант Джек Коллинз, находящийся сейчас на вахте, вызывал у Пауэлла определённые сомнения. Нет, не потому, что противился приказам, или не проявлял должного рвения при их исполнении. Как раз здесь всё было в порядке. Но вот подсознательно казалось Пауэллу, что именно в той ситуации, которую им сейчас предстоит решить, третий помощник может как раз и проявить… Неповиновение.  

Уж больно он скрытный и замкнутый человек. Себе, как говорится, на уме.  

Но вот они все, его генералитет, и собрались. И расселись. Тянуть смысла нет.  

– Господа офицеры. Я собрал вас здесь, чтоб сообщить о нашей старой, но от этого не менее насущной проблеме. И обсудить возможные её решения. А принимать их нужно быстро. И, приняв, придерживаться упорно и последовательно.  

Вы все знаете, что многие системы на нашем корабле не предназначались для дол-гой службы – то есть, рассчитаны не более чем на двадцать пять лет. И даже с учётом тех труб, механизмов и запчастей, что мы сняли с Лунной Станции, многие наши коммуника-ции, системы, и механизмы не протянут более пяти-шести лет. Это очень плохо.  

Потому что обойтись без них мы не сможем. А заменить их – нечем. А нам пред-стоит, вероятно, ещё какое-то, и весьма продолжительное время, жить. Хотя бы для того, чтоб вырастить, воспитать, и обучить хоть чему-то наших детей.  

И вот какие мысли возникли по этому поводу у меня.  

Дать в полном объёме всю необходимую для ремонта и эксплуатации нашего ко-рабля информацию мы не сможем нашим потомкам чисто физически. У нас нет ни учеб-ников, ни пособий, ни макетов для тренировок. Практиковаться же с нашими, работаю-щими, устройствами и механизмами – значит не желать себе добра. «Пронзающий» у нас один, почти всё держится на «честном слове», и в случае «незачёта» повторить запоротый учеником тест будет просто невозможно.  

Далее. Через те самые пять-шесть лет начнутся регулярные системные отказы и поломки. Мы сможем их чинить и устранять, только пока, вот именно – живы. Потому что хорошо представляем, какие замены и ремонт возможны, а какие – нет. А что достанется на долю наших детей?! И где прикажете брать запчасти, механизмы и даже элементарно – новые трубы? Не говоря уж о том, что доктор Маркс распаковал предпоследнюю упаковку микроминералов.  

Жить на Земле, «долго и счастливо», уйдя в заслуженную отставку, как мы плани-ровали, вернувшись, не удастся. Это однозначно, и никаких сомнений в этом у нас благо-даря повторным исследованиям проб, оставшихся на зондах, ни у кого из вас нет.  

С имеющимися в нашем распоряжении силами и средствами мы уж точно за какой-то реальный и обозримый промежуток времени создать универсальное средство для зачистки всей поверхности от супер-заразы не сможем. И тянуть время, просто оставаясь на орбите, и наблюдая за планетой, смысла никакого нет.  

Следовательно, выход у нас один.  

А именно – отправиться назад, в космос, и обследовать другие, наиболее перспек-тивные, системы с планетами, которые могли бы оказаться приемлемыми для нашего на них проживания. Потому что горючего у нас осталось более сорока процентов изначаль-ного объёма. А в самом крайнем случае, если так ничего подходящего и не найдём, мы можем оставить неприкосновенный запас горючего, чтоб добраться до третьей планеты системы Каппы Лиры. Вы наверняка помните, что там почти пригодные для нас условия. Если не считать, что среднегодовые температуры даже на экваторе ниже плюс двух по Цельсию, и половина поверхности суши покрыта трёхкилометровым ледником, а осталь-ная – километровым. Но на экваторе…  

В-принципе, колонию можно было бы основать. Пусть и там ледник, но можно было бы прокопать его до поверхности, и оборудовать там пещеры. Где и можно было бы построить парники и теплицы.  

Там даже есть животные – в крайнем случае, если доктор Маркс насчёт планеты прав, и земледелие окажется всё же невозможным даже в подземных пещерах и парниках, можно какое-то время продержаться только за счёт охоты.  

Моё мнение – нужно вылетать немедленно.  

А сейчас прошу высказывать возражения и предложения.  

– Капитан, позволите, сэр? – ну, кто бы сомневался: конечно, это первый помощ-ник.  

– Прошу, лейтенант Гопкинс.  

– По поводу «надёжности» наших как основных, так и вспомогательных механиз-мов и систем. Я, как и вы, сэр, регулярно делаю обход всего нашего хозяйства. И поэтому прекрасно знаю, что практически любая авария может случиться практически в любой мо-мент! Изжили себя многие устройства и коммуникации, просто в силу того, что превышен их расчетный срок службы. И вы правильно сказали: нельзя же было загрузить на корабль все необходимые, могущие понадобиться, запчасти, механизмы, и трубопроводы!  

Мы бы тогда просто не полетели бы никуда! Поскольку больше массы – больше горючего! Больше горючего – тяжелей каркас и броня! Ну и так далее – замкнутый круг! Но мы должны были вернуться не сейчас, а три года назад! Нас сильно задержали аварии, в том числе и реактора, и то, что мы всеми силами экономили наше любимое горючее. Как чуяли, что оно может ещё понадобиться. А не потому, что за сэкономленное нам дали бы премиальные.  

И именно поэтому мы и пожинаем, так сказать, плоды наших стараний. Вернее – можем пожать. Если что-то, вот именно, подходящее для нашей жизни, найдём!  

А по поводу возможностей «долгой» жизни на «Пронзающем» лично у меня со-мнений нет. Не сможем мы вечно латать и «уговаривать» его начинку поработать ещё не-много. Значит, если хотим и сами ещё пожить, и детей наших вырастить и сохранить, нужно, вот именно – отчаливать. Поскольку, уж простите, ловить здесь нечего!  

– Так. Ваше мнение понятно, лейтенант. Кто ещё?  

Руку поднял штурман, лейтенант Марк Иверсен.  

– Прошу, лейтенант.  

– Ну, предположим, сэр, что я даже проложу курс к наиболее «перспективным» системам с планетами. И мы даже долетим. Проведя в пути как минимум ещё восемь-девять лет. Но что будет, если мы там ничего так и не найдём? Ведь все вы помните, что из сорока трёх обнаруженных нами в пяти обследованных Системах планет более-менее земного, то есть, твёрдого, типа, лишь одна оказалась потенциально пригодной для жизни человека? Да и то – в экстремальных… А вернее – в сверх-экстремальных условиях!  

– Вот именно, лейтенант. У вас как раз и будет – самая сложная и каверзная задача. Так спланировать наш полёт, чтоб в самом крайнем случае, если, вот именно, ничего бо-лее подходящего не найдём, мы могли бы в конце пути оказаться поближе к Каппе Лиры, и могли спуститься на обеих челноках на её третью, замёрзшую, планету. Оставив горю-чего на несколько их ходок – чтоб спустить всё нужное для выживания.  

– Ха! Вот это задачка! – штурман почесал в затылке, крякнув. – Ну, в-принципе, ничего как раз особо сложного здесь нет. У нас – отличный автонавигатор. Главное – пра-вильно поставить ему цели и задачи.  

– Хорошо. Так вы – за полёт?  

– Да, капитан, сэр. Я – за! Ведь другого, более реального, выхода-то – нет!  

– Отлично. Кто ещё?  

– Позволите, сэр? – руку поднял старший лейтенант Яндринский.  

– Да, лейтенант.  

– Как коменданту и фактическому завхозу всего этого сложного хозяйства, что мы называем нашим кораблём, мне отлично известны и все наши проблемы, и потребности. Так вот. Запасных моторов, насосов, реле, распределительных блоков и прочей важной и сложной механики и электроники, обеспечивающих нормальную работу двигателей и систем подачи топлива, на складе больше нет. Те, которые мне вернули, как нерабочие, в большинстве своём ремонту не подлежат. А на время полёта нам они будут всё время нужны. И без них, таких, вроде, простых и нетребовательных, никуда мы не полетим. Или, если полетим – так уж на инерционном полёте, без работающих движков. Как быть с этим, сэр?  

– С этим, согласен, проблема. Однако она, как мне кажется, решаема. Ведь сейчас, – капитан выделил тоном это слово, – у нас имеются замечательные во всех отношениях, и знающие наш корабль, специалисты. Вроде того же техника Ходжеса. За долгие годы практики многие из наших людей (И это – радует! ) почти сроднились с нашим кораблём. С его сердцем, мышцами, лёгкими, и кишечником, если мне позволительно обозначить этими терминами всю начинку нашего «Пронзающего». Мы можем, освободив от рутин-ной обычной работы, срочно перенаправить весь более-менее свободный и компетентный технический персонал на восстановление агрегатов и узлов, необходимых для работы маршевых двигателей в штатном режиме. А вот обучить наших детей такому мы вряд ли… Но это я уже говорил.  

– Хм-м… Ну, если удастся восстановить те узлы, которые наверняка понадобятся в ближайшем же будущем, я не возражаю. Полететь.  

– Хорошо. Составьте список агрегатов и узлов, которые нужно в первую…  

– Вот он. – лейтенант протянул через стол список из двух машинописных листков.  

– Отлично. Кто ещё?  

Оставшиеся за столом пятеро невысказавшихся мужчин, переглянулись. С тяжким вздохом руку поднял лейтенант Джастин Хьюз:  

– Позволите, сэр?  

– Прошу.  

– Мы сейчас, получается, свернёмся и отчалим в неизвестном направлении. Забрав с собой нашу последнюю надежду – женщину продуктивного возраста. А на что же рас-считывать тогда экипажам тех космолётов, которые вернутся из своих экспедиций после нас? Они-то, получается – не будут иметь никаких шансов?  

– Что вы пытаетесь сказать, лейтенант? Что нам нужно остаться здесь минимум ещё на три, десять, и двадцать лет, чтоб решить проблему «дележа» нашей единственной женщины с теми, кто прилетит сюда позже? – взявший слово первый помощник сердито фыркнул, – А ну – как они просто – не прилетят?! Ведь их корабли – однотипны с нашим! И возможностей рассыпаться по космосу в виде кусочков не крупнее конфетти у них тоже наверняка было предостаточно!..  

– Дело не в том, Гопкинс, что они могут и не прилететь, – капитан посчитал взять инициативу в свои руки, поскольку первый помощник, похоже, сердился всерьёз: даже покраснел! – А в том, что: как вы себе это представляете, лейтенант Хьюз?  

Разыграем даму по жребию? Или введём дежурства: эти три дня она находится на «Пронзающем», а следующие – на другом корабле? Или – по её выбору? Но! Кто пору-чится за то, что заполучив к себе на корабль нашу драгоценную находку, наши бывшие сопланетники просто не попытаются сбежать от нас с ней в пучины пространства?!  

– Э-э… Простите, сэр. Об этом я не подумал. Я… Снимаю свои возражения.  

– В таком случае – голосуем. Кто за – полёт?  

Четыре руки поднялись сразу. Три – ещё через какое-то время. Одна не поднялась.  

– Лейтенант Астон. Вы – воздерживаетесь? Или против?  

– Да нет, я – за. Просто…  

– Да?  

– Как связист и электронщик хочу обратить ваше внимание, сэр, что мы двенадцать лет назад дали задний ход, и не обследовали систему Гаммы Тукана. По той причине, что оттуда поступали радиосигналы – похожие на сигналы разумного происхождения. Следовательно, там имеется жизнь. А почему бы нам, сэр, не полететь туда, и не попробовать обосноваться на каком-нибудь необитаемом острове? Ведь там наверняка можно жить?  

– Исключено, лейтенант. Раз уж у разумных существ имеется радиосвязь, имеется у них и кооперация. Следовательно, если наглые чужаки вроде нас попробуют покуситься на часть их территории, это однозначно будет воспринято как акт агрессии. С соответст-вующими противодействиями. А нам вступать в схватку с объединившимися против об-щего врага разумными существами целой планеты, со всеми их ресурсами и оружием, не с руки! Потому что вполне будет достаточно для нашей «колонии» одной ядерной бомбы. Ну, или бомбы с местными сверх-вирусами…  

Кстати: штурман! Вот – забыл напомнить: прокладывайте наш курс так, чтоб оста-вить как можно дальше в стороне эту самую систему Гаммы Тукана. Хм-м.  

Лейтенант Астон? Вы всё ещё против?  

– Да нет, сэр, мысль понятна. В таком случае я – за! Полёт.  

И да поможет нам Бог!..  

Инженер Владимир Якушев отнюдь не был в восторге от работёнки, которую ему подбросили. Но с другой стороны, он отлично понимал, что отвертеться от неё невозмож-но. Как и сделать тяп-ляп.  

От того, насколько надёжны окажутся изношенные и восстанавливаемые сейчас им дефлекторы, может зависеть буквально всё! Потому что наконец «Пронзающий» стартует к звёздам! Ну и правильно: всем уже ясно, что заказана им как родная планета, так и её спутник… Не говоря уж о всяких там Титанах и Европах!  

10. «Прощай, Земля, навек прощай…»  

Работёнка достаточно сложная. И пусть ему приходится практически вручную вы-тачивать и выпиливать детали сложной формы из заготовки из чертовски прочной моно-молекулярной нержавейки, засунуть эти самые заготовки в станок с ЧПУ невозможно: накрылся большой …опой пять лет назад этот самый станок! А поскольку заменить его электронный блок попросту нечем, капитан приказал, сняв с агрегата все кабели, моторы, и исполнительные механизмы, попросту отправить в пучины пространства массивную глыбу металла, в которую тот превратился без своих изощрённых «мозгов».  

Вот в том числе и такие действия позволили им сохранить то самое горючее, что позволит вернуться к главной задаче, стоявшей в том полёте перед «Пронзающим» и его командой: найти планеты, пригодные для заселения людьми. Колонистами.  

Только вот теперь, похоже, колонистами предстоит быть им самим.  

Вот ведь незадача…  

Якушев отодвинулся от тисков, и утёр со лба обильный пот. Да уж: алмазный на-пильник, ручная дрель с алмазным сверлом, и карборундовая ножовка по металлу – со-всем не те инструменты, которыми он предпочёл бы работать с неподатливым металлом. Но ни лазером, ни карборундовой же электрофрезой тут ничего не сделаешь: нарушится монолитность тщательно выращенного кристалла. Перегрев создаст чёртовы внутренние напряжения и деформации. А печь для выплавления таких монокристаллов у них осталась одна. И если – Не дай Бог! – сдохнет её главный рабочий орган, плазменный излучатель, не будет возможности и получить новые заготовки. Для чего бы то ни было. Поэтому они и стараются как можно бережней относиться, и как можно реже использовать этот сложный и капризный, но столь незаменимый аппарат!  

Вздохнув, Якушев оглянулся на стоявшего в паре шагов рядом, и тоже склонивше-гося над обрабатываемой деталью, капрала Карпова. Тот работал молча, сердито поджав губы и сопя. Они почти не разговаривали – о чём, если всё понятно и так? А тяжёлая фи-зическая работа не располагает к чесанию языками. Зато – никаких тренажёров не надо! Физическая форма поддерживается автоматически.  

И так сейчас – по всему «Пронзающему»… Все пилят, сверлят, точат в своих кап-тёрках или в центральной ремонтной мастерской, сердито сопя и ругаясь про себя…  

Но – надо! На них теперь такая жуткая ответственность – за женщину, за детей…  

Возможно – своих!  

Он снова опустил лезвие остывшего инструмента в длинный пропил: сколько не думай по поводу того, что ещё нужно было бы захватить в чёртов полёт, а смысла в этом нет: поезд ушёл! Поэтому и приходится беречь как зеницу ока драгоценное лезвие ножов-ки по металлу: их осталось на складе не более пары десятков! А без них – плакали все их потуги восстановить поломанные или изношенные механизмы и агрегаты для нормальной работы двигательной системы!  

Потому что работать движки должны как часы! Иначе они, даже если разгонятся, попросту пролетят мимо нужных солнечных систем: затормозить будет нечем!  

Следовательно, деваться некуда.  

Нужно пилить!  

На аккуратный стук кока в дверь находящаяся внутри девушка ответила вполне в «своём духе»:  

– Какого чёрта! Вы же знаете, что я заперта снаружи! Вот сами и открывайте!  

Лютер Вайс, осторожно повернув ключ, вставленный в скважину, повернул и руч-ку двери. Открыл её. Удерживая поднос одной рукой, осторожно вынул ключ, засунув снова в карман на своём белом переднике.  

Дама даже не потрудилась встать с постели, на которой лежала, облачённая в весь-ма легкомысленную ночную рубашечку а-ля «пеньюарчик»: полупрозрачную штуку силь-но повыше колен, с крохотными изящными рюшечками, которая практически не скрыва-ла ничего. Почти все «прелести» женщины оказались отлично видны сквозь распахнутую дверь в спальню. Поскольку одеяло Наиля откинула, и ножки грациозно чуть подогнула, вытянув ступни. Вайс невольно сглотнул, на секунду даже забыв о подносе. Наиля быстро вернула его на грешную землю:  

– Уважаемый кок. Будьте добры вернуть вашу отпавшую до пупа челюсть на место. А то её ещё заклинит – как пробовать еду будете? А поднос, когда про него вспомните, просто поставьте на стол. Уж сгружу тарелочки я как-нибудь и сама.  

Не найдя, что достойно ответить на бесцеремонную тираду, кок так и сделал.  

Уже ему в спину, когда он взялся за ручку, последовал вопрос-утверждение:  

– Мы вылетаем снова к звёздам?  

Подумав, и решив, что раз капитан не приказывал молчать об этом, Вайс ответил:  

– Да, миссис МакГоннегал. Стартуем сразу после ужина.  

– Значит, решили меня никому «на растерзание» не оставлять?  

Вайс невольно усмехнулся про себя: а смышлёная коза им попалась! От такой и дети будут, видать, соответствующие: шустрые, ходовые, сообразительные и острые на язык… Да и ладно: главное – чтоб были здоровыми!  

– Совершенно верно, мадам. Капитан приказал рассчитать вероятность возвраще-ния других экспедиций. Ну, наш компьютерщик Ашкерзон это и сделал. Такая вероят-ность для первого корабля – сорок четыре процента. И прилететь, даже если б смогли, они должны только через три-пять лет. Столько мы ждать не можем.  

– Корабль – сдыхает? – Наиля смотрела на него, широко распахнув умные глаза.  

Невольно потупившись перед их пристальным напором, Вайс вынужден был кив-нуть:  

– Да. Мы ведь латали всё впопыхах, кое-как, буквально на проволочках и энтузиаз-ме: лишь бы добраться живыми до… А оно – вон как повернулось!  

– Да уж. Хорошего мало. С другой стороны – космос большой. А вдруг удастся и правда – найти подходящую планетку?  

– Вероятность и этого Натан Ашкерзон рассчитал. Не более пятидесяти одного процента, но…  

– Да?  

– Но мы прокладываем наш курс так, чтоб в самом крайнем случае уже в конце по-лёта вернуться к уже обследованной нами планете системы Каппа Лиры. Там на поверх-ности вечная зима, но на экваторе можно жить. В отапливаемых… В сильно отапливае-мых помещениях. Ну, или уж – в подлёдных пещерах. Зато там – хотя бы можно дышать. Кислорода – двадцать три процента. А из местной жизни – только насекомые, ледяные черви, мыши-суслики, камнеедки, да мхи и лишайники. Всё это – на скалах, хоть чуть-чуть торчащих из-подо льда. Ну и безглазые рыбы – под толщей льдов океанов.  

– Что ж. Неплохо, если разобраться. Всё-таки – шанс. Ну а как же быть с теми бе-долагами, кто вернётся к Земле через те же три-пять… Или двадцать лет? Для них, похо-же, никакой надежды не будет?  

– Выходит, что так, миссис МакГоннегал. И корабли у них… Будут изношены го-раздо сильнее нашего. Но это не моя проблема. И даже не нашего капитана.  

– А чья же?!  

– Тех, кто вернётся через три-пять. Или двадцать лет.  

– Не видать, получается, им моего роскошного тела! Это уж – как пить дать!  

– Это уж точно. – коку опять пришлось сглотнуть, потому что Наиля спокойно не лежала, а… двигалась! И – как!.. Уж чего-чего, а «роскошного тела» коку удалось «вку-сить»… Но только – взглядом!  

– Ну что ж. Чему быть, того не миновать. Следовательно я – в лапах циничных, жадных, и расчётливых самцов, собирающихся подло воспользоваться моим положением! И помощи мне ждать неоткуда!.. – дама сделала тон напыщенно-пафосным, и даже заки-нула картинно голову назад, прикрыв лоб бледной тонкой ручкой.  

– Ничего подобного, мадам! – кон невольно надулся. – Капитан же сказал вам! Что никто не собирается вас… Принуждать!  

– Да, это я уже много раз слышала. – Наиля дёрнула обнажённым плечиком, – Лад-но, посмотрим, как что будет. А пока… Сколько сейчас на борту «же»?  

– Ноль четыре, миссис МакГоннегал. Но послезавтра капитан собирается добавить до ноль пяти. Чтоб вы… Привыкали постепенно. Да, кстати! Вот: чуть не забыл!  

Завтра, после завтрака, тренажёрный зал на час – в вашем полном распоряжении!  

– Ага. Предусмотрительно. Хм. Возражать не буду. Мне, стадесятилетней старуш-ке, будет полезно поразмять косточки! И всё остальное!  

Только закрыв и заперев дверь, кок понял. Что опять пропотел, как, вот именно, спортсмен после марафона! Утерев пот снова рукавом белого халата, он страдальчески покосился снова на камеру:  

– Капитан, сэр! Я всё правильно ей отвечал?  

Пауэлл, разумеется, вернувшийся к такому знаменательному событию, как приём дамой пищи, в рубку, поспешил успокоить кока:  

– Всё в порядке, Лютер. Вы отлично справились. Я скажу, когда нужно будет за-брать поднос и посуду.  

– Спасибо, сэр. Только вот…  

– Да, Лютер?  

– Может, она где-то права? И нам надо было оставить ребятам, ну, типа, хотя бы послание? Где нас искать? Когда они…  

– Не когда, а – если. Но – не беспокойтесь, сержант. Потому что всё уже сделано.  

Наш резервный зонд, тот, малый, со всеми материалами нашей экспедиции, и отчётом обо всём, что здесь произошло, и нашим примерным маршрутом, приземлился прямо возле главного входа Лунной Станции. Буквально в десяти шагах.  

И его не заметит только слепой.  

– А-а, вот оно как… Ну, спасибо, сэр. Успокоили мою…  

– Совесть?  

– Ну… Да!  

– Да и свою заодно. Хотя, если честно, я лично был против такого решения. Его приняли на голосовании всех офицеров корабля. И наш Штаб посчитал, что всё-таки было бы совсем нечестно и непорядочно не дать и нашим сопланетникам шанс!  

Хотя бы попытаться нас найти.  

Где-то в космосе…  

Иронии в голосе капитана не уловил бы только ключ в кармане передника кока.  

Трюмный старшина, Михаил Волонтир, аккуратно вернул надрезанный кусок сала на место. Теперь, даже если смотреть с двух шагов, ни за что не разглядеть, что кто-то по-работал над трёхсоткилограммовой коровьей тушей, изъяв из неё кусочек мяса. Предпо-следней их тушей. Которую они приберегали для торжественного обеда в честь…  

Не состоится он теперь. Да и ладно. Но…  

Что будет кушать Машка, когда закончится эта, и следующая, последняя, туши?  

Сможет ли она переключиться на баранов, которых осталось восемь?  

Невольно он кинул взгляд в сторону второй камеры холодильника: точно, вон они, торчат из решётчатой клети во все стороны их освежёванные синие ноги!  

Ладно, пока в его распоряжении есть немного нормального мяса. А там – посмот-рим! Вздохнув, он сжал в кулаке свою «добычу», и вышел из морозилки.  

У них на корабле, конечно, не то, чтобы тропическая жара – двадцать градусов лю-бимого Цельсия, но после камеры с запасами мяса, где царит минус сорок два – просто рай! Вздохнув ещё раз, он быстро направился в первый трюм, тихо напевая про себя ста-ринную песню, как «околдовала, очаровала, покой взяла, с ума-разума свела». Перевора-чивать в кисти, и перекладывать из ладони в ладонь кусочек мяса размером с половину спичечного коробка старшина не забывал. Иногда он даже дышал на добычу, про себя ус-мехаясь: проверено! Пока он дойдёт, нагреется до температуры его тела эта штука.  

В трюме как всегда царила полутьма, и только мерный звук работающих насосов, гудящих трансформаторов, и тикающих реле говорил о том, что он не в каком-нибудь подвале там, на Земле, а в трюме готовящегося к новому полёту космического корабля.  

Вот, стало быть, и надо. Подкормить маленькую бедняжку. Которая, если честно, не такая уже и маленькая…  

Подойдя к видеокамере в углу, Михаил убедился, что не сдвинулась она ни на миллиметр. Отлично. Значит, то, что он собирается сделать, не попадёт в поле её зрения.  

Пробравшись под огромными цилиндрами с водой и сжиженным газом, и пучком тонких труб, он добрался до угла, в котором было ещё темней, чем в остальных. Почувст-вовал, как губы невольно растягиваются в глупой улыбке. Но сдерживать её не стал: пусть он кому-то и покажется идиотом, или психом, но он… Вот такой вот любитель фауны.  

Ногтём Михаил три раза постучал по толстой трубе, уходившей здесь через отвер-стие в переборке, в соседний отсек. Выждав пару секунд, постучал ещё раз.  

Ну, слава Богу – жива, родная! А то он уж было… Нет, всё в порядке: ползёт! Вон и волосатенькие лапки, и небольшая изящная головка… А вот и овальное чёрное тулови-ще с красными полосами на боках показалось из щели под трубой! Ну, слава Богу!  

Старшина не стал много мудрить, или дразнить малышку, выползшую к нему: про-тянул вперёд кусочек согретого мяса, предусмотрительно нанизанного на кончик зубочи-стки. Чёрненькая лапка, а за ней и вторая, протянулись к вожделённой добыче, и аккурат-но сняли её с «пики». Восемь глаз, как показалось Михаилу, радостно сверкнули!  

И вот она и поднесла кусочек к своему ротику! Ну, конечно, не ротику в обычном представлении, а жвалам, расставленным на добрый дюйм. Часто Михаил думал, что ко-гда они прилетят-таки на родину, просто так забрать отсюда свою подопечную ему будет непросто. Она ведь может и цапнуть, если испугается! А испугается-то она непременно, если попытаться унести её из ставшего родным и привычным трюма, где она благополуч-но обитает уже девять лет, и выпустить в «природу»! Непривычную и яркую!  

Рассматривать существо, размером с куриное яйцо, окружённое по периметру две-надцатью волосатыми лапищами длиной с десяток сантиметров, Михаил никогда не уста-вал. Это только в самый первый раз, когда оно, ещё маленькое, буквально с напёрсток, выползло к нему, когда он заменял прокладку между насосом холодной воды и его трубо-проводом, она его жутко напугала!  

А ещё бы! Увидеть, как на тебя выползает чёрное лохматое «чудовище» с горящи-ми в темноте глазищами, идущими по периметру всего тела, весьма страшно!  

Но он тогда сдержал свою руку с газовым ключом, метнувшуюся было размож-жить малыша, и принялся внимательно рассматривать паучка. Вернее, как он понял уже позже, когда монстрик подрос – паучиху. И понял.  

Что, во-первых появиться на свет такое чудище могло только в результате мута-ции, постигшей его родителей. Например, от радиации. А повышенный уровень радиации у них в трюме, да и в большей части двигательного отсека, был только как раз во время той аварии… Когда погибли трое реакторщиков, пытавшихся ценой жизни и здоровья спасти остальных. И корабль.  

Ну а во-вторых, это маленькое безобразие выползло к нему в поисках помощи!  

Потому что кушать ему тут сейчас – ну точно нечего!  

И если он, Михаил Волонтир, не накормит малыша, тот просто иссохнет и погиб-нет здесь. Как уже наверняка погибли его родители. Потому что Инструкция предписыва-ет (И ей плевать, что в космосе нет ни насекомых, ни крыс! ) обрабатывать трюмы и про-чие помещения корабля дезинфицирующими, гербицидными, и инсектицидными раство-рами раз в каждые пять лет! Во избежание как раз – появления бацилл, микробов, бакте-риофагов. И – плесени, и грибов, и… Насекомых! Ну, или членистоногих – не суть.  

Вопрос только в том, как спаслось это новорождённое лупоглазое существо во время очередной текущей обработки, которая как раз проводилась за год до…  

Чудо?  

Точно.  

Наблюдая, как его подопечная оперативно расправляется с сильно увеличившейся за последние восемь лет порцией, Михаил молчал. Он вспоминал. Их вначале беззаботное, а затем всё более напряжённое и хлопотливое путешествие. О том, как практически отдыхали вначале, когда все механизмы и системы работали без сбоев, и не требовали постоянного и кропотливого ремонта. И как всё это со временем изменилось. Превратив восьмичасовую вахту чуть ли не в ежеминутную, нудную, и однообразную тягомотину по замене сдохших прокладок, наложению швов или заплаток на потёкшие коммуникации, ремонт насосов, замену подшипников моторов, и прочая, и прочая, и прочая…  

И только любуясь на маленькое напоминание, что жизнь способна существовать даже в самых, казалось бы, неприспособленных для этого, условиях, что блестяще дока-зывало маленькое существо, доверчиво бравшее его мясные подношения, делала его су-ществование чуточку повеселей. А то – хоть в петлю лезь… Особенно сейчас. Когда вы-яснилось, что вернуться им – некуда!.. И впереди – ещё годы тяжкой работы, забот и хло-пот!  

Почесав затылок, Михаил решил, что теперь-то, наверное, положенную через ещё год очередную «санобработку», проводить не будут. Да и хорошо. Во-первых – нечем: кончились многие реагенты. А во-вторых – незачем. Теоретически они тут уже поубивали всё, что имело глупость выжить на их корабле «безбилетного».  

А ещё он радовался потому, что не будет новых проблем с размещением на время этой самой обработки у него в каюте как раз того, против кого и направлена эта самая об-работка. Да и не полезет уже в пластиковый контейнер из-под приправ, который он вы-клянчил у кока, его «маленькая» Машка. Поскольку просто не поместится!  

В очередной раз вздохнув, трюмный старшина сказал:  

– Ну, пока, Машуня! В следующий раз принесу тебе барана! А подрастёшь ещё – так и целого!  

Надеюсь, он тебе понравится!  

11. Тренажёрный зал  

Новость о том, что теперь тренажёрный зал будет занят на час каждое утро, не слишком обрадовала Збигнева Честны. Так уж получилось, что его вахта заканчивалась как раз к завтраку. Следовательно, придётся теперь после приёма пищи не идти качаться и затем – мыться, а ещё где-то валандаться целый час, пока их новая пассажирка изволит занимать тренажёры и беговую дорожку. И «услаждать» своим потом обонятельные сен-соры системы кондиционирования, и напрягать блок ароматизаторов.  

Проблема со временем, впрочем, вполне разрешима. Например, можно будет спо-койно читать в своей каюте, что он обычно и делал каждый день после водных процедур, перед укладыванием в постель. А теперь будет делать перед походом в тренажёрный.  

Невольно Збигневу вспомнился процесс «транспортировки» Наили в её каюту.  

Опасливое придерживание их размороженной дамы за руку, которое капитан обо-значил, как «показ каюты», главного инженера, если честно, не впечатлило. Дама, что бы она там ни пыталась им на уши навесить, и изобразить, прекрасно шла и сама. Разумеется, в том направлении, которое они со вторым помощником ей указывали. Корабль у них, всё-таки – не линкор. Поэтому дошли до каюты одного из погибших во время аварии ре-акторщика, Иосифа Стравинского, за пару минут.  

Понятное дело, табличку с его именем с передней стороны двери уже сняли. И те-перь здесь имелась другая, с наспех, поэтому не очень ровно и аккуратно, сделанной над-писью синим маркером: «Наиля МакГоннегал». Женщина на надпись отреагировала с уже привычным мрачным юмором:  

– Всё – в соответствии с правилами и привычками вашего чёртова капитана. Теперь я – каталогизирована и внесена в списки! Ещё снизу приписали бы штатную должность: «наложница экипажа». И – график повесили бы!  

И, поскольку оба её спутника промолчали, отводя глаза, и сопя, Наиля добавила:  

– Надо думать, общая столовая мне пока заказана. И еду будут приносить прямо сюда, в каюту?  

– Совершенно верно, мадам, – второй помощник, повернув лицо снова к женщине, сдержанно кивнул, – Вы ведь – женщина. Капитан посчитал, что в период адаптации вы не захотите выглядеть… Неподготовленной.  

– Что вы имеете в виду?!  

– Я имею в виду, – тон Алекса Харпера был нарочито нейтрален, но по обильно выступившему на шее поту, Збигнев понял, что их проверенный товарищ вовсе не так спокоен, как хочет показать, – что пока вы будете привыкать к систематически повышающемуся тяготению, и растущей нагрузке, ваши мышцы могут не вполне слушаться приказов вашего мозга. При этом обычно человек вольно или невольно ставит себя в неловкое положение. То ложку с супом вольёт себе не в рот, а за воротник, то солонку уронит, то со стула встать самостоятельно не может. Или со станка в тренажёрном зале упадёт. Ну, инцидентов может случиться много. И разных. Поэтому капитан и посчитал, что вы не захотите давать команде повод для насмешек. Ваша гордость и самолюбие не должны страдать.  

– Хм-м… Пожалуй. Должна признать, что, как ни странно, в решении и распоряже-нии вашего капитана есть определённая логика. И это только я, с моим пошленьким и од-нобоко мыслящим умишком, посчитала, что… Ладно, неважно.  

Ну хорошо. Зайдём внутрь.  

Они зашли.  

Наиля сразу фыркнула:  

– Это – что? Рабочий стол? Не должен он так стоять! Будьте добры, прислоните меня к стене, и стол сразу передвиньте. Вон в тот угол!  

Честны и Харпер не стали «прислонять» женщину к стене. Вместо этого они уса-дили её на стул. А стол действительно перенесли и поставили так, как дама распоряди-лась. Наиля соблаговолила поблагодарить:  

– Благодарю. Вот теперь – совсем другое дело! А что у нас в спальне?  

Пришлось приподнять якобы обессиленную пешим переходом за сто шагов спа-сённую со стула, и отвести – а, вернее, скорее, отнести её во вторую комнату. Уж теперь она непримянула навалиться на руки своих «проводников».  

– Ага. Ага. Понятненько. Это – стало быть, стандартная ванна, а это – сантехниче-ская комната. Гальюн, говоря по-корабельному. А это – что?  

– Это, мадам, встроенный шкаф и антресоли. Здесь теперь хранятся ваши личные вещи, и одежда, которую выстирал техник Ходжес.  

– Ах, не напоминайте… Вот уж редкостная скотина шикует тут у вас на корабле! И почему это никто не может достойно прищемить ему хвост?  

– Хвост, как вы выразились, ему прищемить никто не может, потому что техник отлично развит физически, и владеет боевым самбо. И постоять за себя умеет, в чём имели возможность неоднократно убедиться все те, кто пытался. Сделать то, что вы сказали.  

– Я не об этом, помощник Харпер. А о том, почему никакое начальство не делает ему замечаний, чтоб он попридержал свой паршивый язык!  

– Оно пыталось много раз, – Харпер невольно усмехнулся, вспоминая те далёкие годы, – Но сейчас это невыгодно. Потому что на нашем корабле, как вы уже несомненно догадались, за двадцать лет путешествия многое ломалось и продолжает ломаться. И по-настоящему хороших, универсальных, специалистов, которые могли бы привести меха-низмы и системы «Пронзающего», в чувство, и заставить работать даже с полностью вы-работанным ресурсом, остались буквально единицы. Потому что ещё трое таких попросту погибли, спасая наш корабль от взрыва реактора. А ещё один человек, инженер Ганс Рюс-терманн, попросту умер. От инфаркта.  

А если техника Ходжеса посадить на гауптвахту, или просто дать ему наряд вне очереди, это для него – фактически отпуск. Возможность «законно» повалять дурака.  

Потому что не нужно особо напрягаться, и что-то сложное пытаться отремонтиро-вать. (А такая работёнка есть всегда! ) А можно просто отсыпаться, иногда приподнимая зад с койки, чтоб поесть, и поплевать в потолок одиночной камеры, или отдыхать за не-сложной работёнкой по камбузу, типа перетаскивания кастрюль, и чистки и нарезания овощей из теплицы дока Маркса.  

– Так – что?! Получается, я фактически вместо наказания обеспечила ему – трое су-ток сплошной малины?!  

– Именно так, мадам.  

– Вот же блинн… А можно попросить капитана переиграть это дело? И прислать мне этого гада – сюда? Уж я бы ему работёнки нашла! Мало не показалось бы!  

– Сожалею, уважаемая Наиля. Но капитан у нас от своих приказов обычно не от-ступает. Ну, или для этого нужна ну очень убедительная причина!  

– Ха! А горячее желание единственной на ближайшие пятьдесят парсеков женщи-ны – не достаточно веская причина?!  

– Нет, мадам. А теперь, если вы ничего больше не желаете, мы покинем вас. Обед кок принесёт по корабельному времени в два часа. То есть – через час. И, не сочтите за наглость, уважаемая Наиля, в целях лучшей адаптации к повышенной для вас гравитации вам этот час лучше действительно провести в… э-э… горизонтальном положении. – вто-рой помощник недвусмысленно указал рукой на откинутую из стенной ниши и уже рас-правленную кровать, – Можете не сомневаться: все простыни и прочее бельё стирал не техник, а прачечный автомат.  

– Хорошо. – женщина внезапно словно бы сдалась, и перестала ерепениться, – Сер-мяжная правда в ваших словах, уважаемый помощник Харпер, есть. С непривычки… Да и спросоня я что-то устала! Не каждую ночь спишь по восемьдесят лет!  

Пойду помоюсь, да полежу.  

– Какая-нибудь… помощь нужна?  

– Ха! Ну вы ещё в ванной поподерживайте меня за ручки! А то ещё – и спинку по-трите мочалочкой!  

Честны так и подмывало сказать, что – запросто, и с большим бы удовольствием, но второй помощник, коротко глянув на инженера, предотвратил это дело, сказав:  

– В таком случае – приятного отдыха, уважаемая Наиля. – Харпер демонстративно направился к двери в коридор, Збигнев, сдерживая ухмылочку – за ним. Но всё равно в спину им полетел комментарий:  

– И передайте вашему драгоценному коку, чтоб не пересаливал еду! А то у меня – давление! Повышенное!  

Второй помощник, выйдя и нежно прикрыв дверь, тем не менее тщательно её сна-ружи запер, и сунул дубликат ключа в карман. После чего посмотрел наконец в глаза Че-стны:  

– Прошло, как ни странно, вполне мирно. А ведь могла бы возмутиться: почему это мы её запираем в её же каюте!  

– Похоже, господин лейтенант, девушка нам попалась умная. И ушлая. Она не мо-жет не понимать, что все наши охламоны облизываются на неё, словно бабуины в брач-ный сезон! И замок в двери – залог её безопасности! Но! Народ у нас изобретательный. Мало ли кому чего в голову может прийти!  

– Вот именно, господин инженер. Подобрать отмычку, конечно, могут попытаться. Но на то и видеокамера. – помощник кивнул в её сторону, – и микрофоны. Поэтому второй ключ я отдам только коку. И предупрежу, что и за него, и за нахождение его «клиентки» строго внутри её каюты он отвечает персонально!  

Ещё не хватало, чтоб она отправилась разгуливать по кораблю!  

Сейчас, направляясь снова к каюте Наили, чтоб сопроводить её до тренажёрного зала, Збигнев невольно снова про себя посмеивался.  

Ну вот не может такого быть, чтоб их «отдохнувшая» и выспавшаяся стадесяти-летняя коза не придумала для них чего-то новенького! И оригинального.  

И точно.  

Когда они со вторым помощником снова встретились после завтрака у двери каю-ты Наили, и Збигнев поприветствовал офицера, вид у помощника был вполне заговорщи-ческий:  

– Да, здравия желаю и вам, господин инженер. Ну что? На что поспорим, что сего-дня нам скучать не придётся?  

– Не буду я спорить, господин лейтенант. Потому что абсолютно согласен. И готов съесть свою майку, если эта паршивка всю ночь не ворочалась, и не облизывалась, придумывая, чем бы нам ещё насолить. Чтоб жизнь-то малиной не казалась!  

Интересный диалог прервал голос капитана, донесшийся через общую трансля-цию:  

– Внимание, миссис МакГоннегал. Ваши помощники и проводники готовы провести вас в тренажёрный зал. Сейчас они отопрут, если позволите, вашу каюту.  

Из-за двери действительно донёсся вполне оптимистичный голосок, окрашенный в весьма бодрые тона:  

– Да ради Бога! Пусть отпирают. Я готова!  

Переглянувшись, мужчины подошли ближе к двери. Лейтенант вставил в скважину ключ, и отпер замок. После чего вежливо постучал.  

Наиля не замедлила повернуть ручку со своей стороны, и нарисоваться на пороге.  

Оба мужчины невольно сделали шаг назад.  

Свои тускло-коричневые волосы Наиля явно помыла, с применением чего-то, что имелось в арсенале её багажа, и покрасила, и теперь пышная густая, хоть и не длинная, шевелюра ярко-рыжего цвета легкомысленным обширным облаком обрамляла миловид-ное личико. Про косметику женщина тоже не забыла, и сейчас была похожа не на ту блед-ную немощь, каковой предстала, выбравшись из саркофага, а на вполне…  

Земную, нормальную, женщину.  

Но не это так поразило инженера и второго помощника. На Наиле оказалась белая тончайшая хлопчатобумажная рубаха мужского покроя, стянутая под грудью простым уз-лом, а на бёдрах имелись крошечные, не шире ладони, тоже хлопчатобумажные, обтрё-панные по нижнему краю, шортики, не столько скрывающие, сколько подчёркивающие пикантный животик и довольно широкие бёдра. Сами же ноги казались, как ни странно, весьма мускулистыми, и пусть не совсем стройными, (Их портили чуть выступающие ко-ленки. ) но вполне спортивными. На ноги женщина надела кроссовки, справедливо считая, что отвертеться от беговой дорожки ей вряд ли удастся.  

И другой «одежды» на даме не имелось.  

Своих провожатых она приветствовала вполне «в своём стиле»:  

– Н-ну?! Как я вам? Только без хождения вокруг да около, и заумных слов?  

Збигнев не придумал ничего лучше, как показать большой палец.  

Лейтенант нашёл-таки и слова:  

– Вы выглядите бесподобно, мадам. С добрым, кстати, утром. Вот только…  

– Да?  

– Вы взяли с собой запасную майку? А то у нас в зале – сквозняки, так как там улучшенная система вытяжки. И когда вспотеете, может продуть!  

– Хм. Мысль в целом здравая. Минутку.  

Минутка, как было начали сомневаться, молча переглядываясь, лейтенант и инже-нер, не затянулась. Через две минуты на пороге действительно снова нарисовалась Наиля. В своём внешнем виде она не изменила ничего, но в руке у неё имелся пластиковый пакет, с, очевидно, упакованной туда майкой:  

– Ну, ведите! – дама передала пакет Збигневу. Затем сделала движение руками.  

Оба мужчины, не сговариваясь, подставили ей предплечья, на которые женщина немедленно и опёрлась. После чего троица направилась туда, куда указывала и стрелка с табличкой: «Тренажёрный зал».  

Наиля покачала головой:  

– А зачем здесь эта надпись? Вы что – свой корабль не знаете?  

– Мы – знаем. Но ведь его пока не знаете вы. И если предположить, что у вас поя-вятся дети, нужно, чтоб знали и быстро выучили планировку нашего корабля и они! Так что надписи со стрелками – работа нашего коменданта, Станислава Яндринского. Он та-ким образом выполнил распоряжение капитана о презентации и упрощении ориентирова-ния внутри «Пронзающего».  

– Ага. Мысль разумная. Смотрю, в-принципе, ваш капитан парень соображающий. И практичный. Только вот бюрократ до корней мозгов! И редкостный зануда.  

– Не преувеличивайте, миссис Наиля. Капитан у нас – первоклассный. Компетент-ный. Разбирающийся и в механизмах и в людях. Может, именно поэтому мы и имели удо-вольствие разбудить вас. А не затерялись где-то в дебрях пространства. А вот и наш Зал.  

– О! Оказывается, недалеко. И даже на одном уровне с моей каютой. А сколько, во-обще, всего тут уровней? На корабле?  

– На одном уровне с залом ваша каюта как раз для того, чтоб ходить, что в зал, что в столовую, было недалеко. Это – третий уровень, средний на нашем «Пронзающем». Именно здесь живут все офицеры и остальные члены команды. В самом, так сказать, за-щищённом месте. Тут и до рубки недалеко. А всего уровней-палуб у нас пять. И длина каждой – более двухсот шагов, при ширине в сорок. Плюс ангары и склады. Не круизный лайнер, конечно, да и не авианосец, но вполне просторно.  

– Хорошо. Ну а теперь, если не возражаете, приступим. А то ваши остальные муж-чины, наверное, костерят меня на все корки, что влезла в их время, и сбила их графики.  

– Да нет, – отлично зная, что как раз так оно и есть, второй помощник тем не менее решил смело «покривить душой», – Команда как раз рада, что вы собираетесь привести себя в форму побыстрее. А то работать и ходить при ноль четыре «же» очень некомфорт-но. Мы привыкли к старому, стандартному, тяготению!  

– Верно… Именно оно заложено в нас, так сказать, генетически. Вот и займёмся. Ну-ка, господин инженер, и вы, помощник! Снимите вон оттуда все блины. Да-да – все!  

Начала Наиля с качания дельтавидных мышц. И очень скоро помощнику и инже-неру пришлось вернуть на противовес два самых маленьких груза. Наиля буркнула:  

– Ну вот. Другое дело. Теперь хоть что-то ощущается! И качается!  

Однако после двадцати энергичных движений дама перебралась на другой трена-жёр – для икроножных мышц. Здесь оставленные на всякий случай малые блины при-шлось всё-таки убрать – «они слишком тяжёлые! »  

Та же история повторилась на всех снарядах, к которым подходила Наиля: мужчи-ны, молча, но хитро переглядываясь, убирали блины и грузы, или снова ставили их обратно, пока женщина подбирала приемлемое для себя усилие.  

И только когда через примерно полчаса она перебралась на беговую дорожку, Че-стны и Харпер, вспотевшие за это время похлеще, чем во время собственно «качания», смогли перевести дух. Наиля «сжалилась»:  

– Ну ладно. Раз тут и правда – сквозняки, идите-ка вы сами – переодеться! Минут за десять управитесь? Я подожду вас тут! Дорожка здесь вполне на уровне. Только скри-пит сильно.  

– Что ж вы хотите, миссис МакГоннегал! Ей – двадцать лет! И по ней топало и то-пает пятьдесят человек! И – немаленьких!  

– Ах вот как… Ну ладно. – женщина старательно делала вид, что занята бегом трусцой, – Идите уже. Потому что если вас продует и вы заболеете, мне будет стыдно!  

Выйдя за дверь, и прикрыв её, Харпер сердито буркнул:  

– Это ей-то – будет стыдно?! Да я ни в жизнь…  

– Согласен, господин лейтенант. Поэтому идите-ка вы вон за тот угол, а я спрячусь вот за этим!  

Не прошло и трёх минут, как дверь тренажёрного зала тихо скрипнула, открываясь, и до ушей Харпера донёсся быстрый топот приближающихся шагов. Не придумав ничего лучше, он вышел из-за угла, и подставил даме широкую грудь для «швартовки». Именно это Наиля и сделала, возмущённо вскрикнув:  

– Свинья! Как не стыдно! Вы за кого меня принимаете?!  

– За женщину, мадам. Именно поэтому в мои обязанности входит обеспечение ва-шей безопасности на этом корабле!  

Не слушая, дама быстро оттолкнувшись от его грудной клетки, развернулась, и ломанула на всех парах в противоположный конец коридора. Ноги она, как обычно дела-ют при беге все женщины, в стороны не закидывала, а бежала профессионально – как на-стоящий спринтер!  

На этот раз грудь пришлось подставить вышедшему из-за второго угла Збигневу:  

– Здравствуйте, миссис МакГоннегал! Как поживаете?  

– Ах вы гады! Коварные, да?!  

– Ну что вы, леди нашего сердца! Где уж нам, доморощенным любителям. Это вы – профессионал!  

Наиля, фыркнув, не придумала ничего лучше, как, хохотнув, отделиться от груди уже Честны, нежно обнимавшего её за плечи и спину, поправив сбившиеся волосы:  

– Пустите. Ладно, я не сержусь. Вы просто «добросовестно» выполняете поручен-ную вам работу. Которую вам навязал этот олух, ваш капитан, – она, теперь сердито, гля-нула в камеру на потолке, – Но погодите! Я ещё своего последнего слова не сказала!  

– Не сомневаемся, мадам. А сейчас, может, продолжите? У вас ещё есть целых де-сять минут!  

Десять минут на дорожке прошли быстро. Женщина действительно старалась от-рабатывать – понимала, что нормальная физическая форма нужна в первую очередь ей самой. На инженера и лейтенанта поглядывала изредка, а в основном взгляд держала на приборах перед собой. Но уж когда поглядывала…  

Збигнев чувствовал, что мурашки пробегают от макушки до самых пяток – столько в этом взоре было всего… От обещания любви до скрытой угрозы. Интересно, конечно, что чувствовал лейтенант, которому доставалось больше «обещания любви», но он тоже помалкивал, сохраняя на лице каменное выражение.  

И только когда дверь её каюты за их подопечной закрылась, и Харпер повернул ключ в скважине, лейтенант выдохнул, стараясь говорить потише: почти шёпотом:  

– А знаете что, инженер?  

– Да?  

– Я её чертовски боюсь! Такая запросто треснет чем-нибудь тяжёлым по башке, стоит только отвернуться на секунду, да свяжет! Да изнасилует!  

– Вот уж точно! Я и сам… побаиваюсь. Оставаться с ней наедине. Мы ведь – всего-навсего мужчины. Где уж нам предвидеть или предусмотреть, чего эта коварная плутовка надумает выкинуть!  

Одно только утешает. Что у нашего капитана повсюду – глаза и уши!  

В обиду не даст!  

Харпер дёрнул плечом:  

– Хочется верить!  

12. Разговоры  

Доктор Ганс Людвиг постучал в каюту Наили через полчаса после возвращения дамы из тренажёрного зала. Справедливо рассудив, что этого времени на «водные проце-дуры» ей окажется достаточно. Ну, а вернее будет сказать, что о возвращении женщины из ванной в жилые комнаты его проинформировал капитан. Ключ доктору отдал насуп-ленный кок. При этом буркнув:  

– Мои соболезнования, доктор!  

Людвиг даже не стал уточнять, почему Вайс настроен столь скептически: уж о проблемах, и «задушевных беседах» посещавших даму членов экипажа наслышаны были практически все: ну правильно, а что ещё будет интересовать горстку мужчин, двадцать лет запертых в стенах «консервной банки», и вдруг заполучивших на борт Женщину?!  

– Да, войдите, кто там?  

Доктор осторожно открыл дверь, отметив, что рука, держащая ручку, невольно подрагивает. Ха! С чего бы это он так?!.. Словно школьник, входящий на «разбор» к классной руководительнице. Или уж – директорше школы. Голос однако не дрогнул:  

– Доброе утро, миссис МакГоннегал. Позволите?  

– И вы ещё спрашиваете?! А вот пошли я вас сейчас куда подальше – вы и правда, уйдёте?!  

– Ну… – доктор криво усмехнулся, – Если честно, то ушёл бы. Но при этом через некоторое время всё равно вернулся бы. Нам просто необходимо знать, как проходит адаптация вашего организма к условиям повышающейся гравитации. И выяснить, не слишком ли большую нагрузку вы сейчас дали своему едва проснувшемуся организму.  

– То есть, проще говоря – не слишком ли рьяно я взялась качаться и бегать? – Наиля плотоядно усмехнулась, – Вот уж не думаю, что слишком! Да и ваш другой доктор, этот, как его…  

– Профессор Кимуро?  

– Вот-вот, он самый. Который Йошидо-сан. Он же сам сказал, что мой «организм» отлично выдержал восемьдесят лет сна, и практически ничего в нём не пострадало! И я – «как новенькая! » В-смысле – молодая. – женщина фыркнула доктору в лицо.  

– Всё верно. Доктор Йошидо сообщил капитану, что никаких патологий не обна-ружил. И весьма удивлён тем, что у вас нет даже посттравматического шока, или сотрясе-ния мозга после удара по затылку. Вы всё верно тогда подумали: доктор Харак действи-тельно треснул вас чем-то тяжёлым по голове. Но шишка уже рассосалась.  

– Вот ведь мерзкая скотина! – теперь на лице женщины прорезалась целая гамма самых разных эмоций, кулаки сжались, и доктор запоздало подумал, что напрасно не взял с собой никого для подмоги: захоти эта самая пациентка треснуть его самого чем-нибудь, и отправиться погулять по кораблю, он ничего не сможет ей противопоставить в свои ше-стьдесят с хвостиком. Большим.  

Но женщина быстро взяла себя в руки:  

– Извините, доктор. Это я, разумеется, высказалась о Хараке. Против вас же с док-тором Кимуро я пока ничего, вроде, не имею.  

Но не предавайтесь особо эйфории по этому поводу. Не имею я против вас ничего, потому что, как мне кажется, вы с доктором пока – единственные, кто не будет покушать-ся на мою девственность. Которой я пусть и давно не обладаю, но воспоминания о тех счастливых временах сохранила!  

Доктор Людвиг рассмеялся – весело и заразительно. Утёр выступившие слёзы:  

– С вами не соскучишься, уважаемая Наиля! Но в одном вы правы: мы с доктором Кимуро действительно не претендуем. Но не в силу возраста. (Генный материал можно было бы получить от нас и хирургическим путём! ) А из-за наших наследственных болез-ней. Такие гены дальше лучше просто не передавать.  

– И что же у вас с доктором такого плохого, что сподвигло вас на такие раскладки?  

– У меня – жуткая близорукость. Вон: видите, какие чудовищные контактные лин-зы приходится таскать? – доктор позволил женщине взглянуть поближе на свои глаза, – И что самое страшное, проявилась она прямо с детства. Наследственность со стороны отца. Так что «подвижные игры на свежем воздухе» оказались мне заказаны. Ну, и плюс ещё искривление позвоночника. Сколиоз, проще говоря. Наверное, как раз из-за того, что много времени проводил за компом и книгами в детстве. Сидя.  

А если вашим детям предстоит жить на какой-нибудь нормальной планете, думаю, последнее, что может помочь им в охоте, работе, и прочих предстоящих физических на-грузках – это близорукость и сколиоз. Ну а у доктора Кимуро – врождённый порок сердца. Впрочем, компенсированный. И плюс импотенция. С сорока лет. Да ещё и пародонтоз.  

– Жаль. Он показался мне таким приятным человеком. И я уж было совсем намы-лилась явить ему свою благосклонность… Как, возможно, и вам… – женщина начала об-ходить по кругу остановившегося в центре комнаты доктора, касаясь его плеч и груди ла-дошкой, – Но против природы… И желания капитана… Не попрёшь!  

Ладно, доктор, расслабьтесь. – женщина вдруг сменила деланно-игривый и легко-мысленный тон снова на нормальный, – Я вам – не какая-нибудь миледи из трёх мушкетё-ров. Охмурять вас с доктором Кимуро не буду. А буду внимательно выслушивать советы моих лечащих врачей, чтоб сохранить подольше своё драгоценное здоровье. И нарожать побольше крепких и умных детишек!  

– Вы напрасно иронизируете, миссис МакГоннегал! Я никогда не поверю, что вам и правда – плевать на весь человеческий род. И его возрождение с вашей помощью! Вы же – извините! – не взбалмошная дурочка, как вы иногда пытаетесь себя позиционировать. Таких просто не берут в космос! А берут туда исключительно компетентных специалистов, с отличным здоровьем и устойчивой… Вернее – суперустойчивой психикой!  

– Ну, может, конечно, и так. – дама прекратила обходить вокруг доктора и остано-вилась перед его грудью, глядя в глаза. Она была невысока – метр шестьдесят – и поэтому смотрела снизу вверх. Но почему-то доктор, в котором было метр восемьдесят три, чувст-вовал себя рядом с ней малышом, – И я действительно не капризная и сволочная идиотка, как мог бы посчитать ваш замечательный во всех отношениях капитан. И остальные. Но!  

Решение о «продолжении человеческого рода» я должна принять сама. И, разуме-ется, когда приду в надлежащую физическую форму. И в подходящий для этого дела ду-шевный настрой! И, что главное – с подходящим по моему мнению кандидатом!  

– Разумеется, уважаемая миссис МакГоннегал! Никто и не намеревался вас ни по-нукать, ни принуждать!  

– Вот и славно. Ладно, вы что-то там говорили об обследовании? Разрешаю при-ступить. Отдаюсь, так сказать, в добрые и профессионально подготовленные руки! – дама отступила на шаг, и картинно закинула руки над головой.  

На это доктор Людвиг не нашёлся что достойно ответить, и только хмыкнул, сверкнув глазами. После чего и правда достал из правого кармана халата стетоскоп.  

– Ну-ка, уважаемая пациентка… – он показал руками. Наиля закатала кверху май-ку, в которой была после приёма ванны. Под майкой ничего надето не было, и приятно круглящиеся упругие полусферы невольно заставили доктора вздохнуть. (Мысленно! ) Дама усмехнулась:  

– Ну что? Дышать – не дышать?  

– Вот именно. И, если можно, спокойней.  

И – без комментариев и замечаний.  

– Ладно. Но стетоскоп у вас всё равно холодный!  

Доктор Людвиг воздел очи горе.  

Капитан Пауэлл выслушал доклад доктора Людвига, зашедшего к нему на мостик, молча. Покивал. Сказал:  

– Это радует, конечно. Жаль только, что при столь «несокрушимом» здоровье у нашей подопечной столь своеобразный подход к общению с нами. Членами экипажа.  

Доктор Людвиг невольно улыбнулся:  

– А знаете, сэр, мне даже интересней общаться вот так. Она ведь не столько дейст-вительно «выделывается», сколько хочет нам это показать. Думаю, она чертовски, если мне позволено так выразиться, одинока. И несчастна. И пытается таким образом как бы… отгородиться. От проблем. От мира. Да и от самой себя.  

– Хм-м… Вам, доктор, конечно, виднее. Поскольку для меня, как для специалиста по мужским коллективам, да ещё холостого, женская душа и женское социальное поведе-ние – тайна за семью печатями. Впрочем, радует хотя бы то, что она уже не протестует столь рьяно, и даже намеревается самолично отобрать кандидата. Наши старший лейте-нант и главный инженер сообщили ей, что мужчин на «Пронзающем» – пятьдесят.  

Следовательно – есть из кого выбрать.  

– Знаете что, капитан, сэр. Я бы так уверенно не говорил о том, что она смирилась со своей участью, и даже собирается провести отбор «призового производителя».  

Это ведь – женщина.  

А у них всегда – семь пятниц на неделе. То есть – сегодня, скажем, она согласи-лась, и приказала завтра всем построиться в шеренгу. Для проведения «кастинга». А зав-тра – ударится в истерику, и отправит всех собранных и выстроенных в шеренгу «самцов» на три весёлых буквы! И никого к себе в каюту не пустит…  

– Да, пожалуй вы правы, доктор. Ну ладно. Деваться некуда.  

Придётся мне самому с ней… Побеседовать.  

Давайте-ка сюда этот самый ключ.  

На аккуратный стук изнутри донёсся вполне жизнерадостный голос:  

– Да-да! Входите, капитан Пауэлл!  

Капитан заставил рот закрыться, одел на лицо вежливую, но сдержанную улыбку, и действительно зашёл. Поскольку табурет он принёс с собой, жестом предложил женщи-не опуститься на единственный в комнате стул. После чего присел и сам, расположившись в шаге от спасённой. Та на помощь прийти не спешила, и молча смотрела на него.  

Пришлось капитану первым начинать разговор:  

– Уважаемая миссис МакГоннегал. Поскольку вам теперь придётся достаточно долгий период находиться на нашем корабле, я должен предупредить вас о некоторых проблемах, которые у нас на борту достаточно часто сейчас, когда механизмы, системы, и коммуникации изношены, возникают. Чтоб вы были готовы, и не пугались таких… Вне-штатных ситуаций.  

Во-первых, у нас иногда барахлит реактор. Когда это случается, нормальный свет, – Пауэлл указал на потолочный матовый плафон, – пропадает. Но при этом обычно загора-ется аварийный. Он красный и тусклый, однако ориентироваться вполне свободно позво-ляет. Далее, у нас на три часа дня, сегодня, намечен старт.  

Проблем с этим, вроде, быть не должно, потому что члены экипажа провели все необходимые подготовительные работы. Но поскольку мы собираемся лететь в эконом-режиме, ускорение «Пронзающий» будет поддерживать порядка девяти с половиной «же». На большее мы не отваживаемся, поскольку каркасу нашего корабля – двадцать лет, и даже самый прочный металл со временем устаёт. На вас это никак не скажется, поскольку единственные агрегаты, которые работают стабильно и безаварийно, (Тьфу-тьфу! ) – капитан сплюнул через левое плечо, – Это – наши гравитаторы. Наверное, потому, что в них нет движущихся частей. А обмотки гравитронов не гниют и не портятся.  

Далее, периодически нарушается работа водопровода – иногда может не быть го-рячей воды, а иногда – холодной. То есть – питьевой. На этот случай вон там, в шкафчике под ванной, имеется пятилитровая алюминиевая баклага с питьевой водой.  

Система кондиционирования работает почти всегда нормально, но иногда и ей требуется профилактика – на смазку или замену её больших вентиляторов, и кулеров.  

Конечно, случается и много других неполадок, но даже если вы заметите что-то, что не подходит под описание того, что я вам рассказал, главное – не паникуйте. Просто оставайтесь в своей каюте, и в случае необходимости говорите прямо в камеру и микро-фон. Вон они – вы их уже видели. И о том, что мы за этой комнатой можем следить, несо-мненно, догадались.  

– Ну, ясное дело, догадалась! Чего ж тут не догадаться, если вон он, глазок объек-тива: торчит! А как насчёт спальни?  

– Не волнуйтесь, миссис МакГоннегал. Спальня и все остальные служебные поме-щения вашей каюты не просматриваются и не прослушиваются. Право на личное про-странство. А вот это, – капитан снова кивнул на камеру, – страховка для различных про-блем у обитателя каюты. То есть – в данном случае – вас. Например, если у вас случится, скажем, сердечный приступ… Или заболит зуб. Или живот. Да мало ли!  

Крик о помощи мы можем услышать, даже если вы будете в спальне. А вернее – его выделит и опознает компьютерная программа, следящая за безопасностью членов эки-пажа.  

– Понятно. – Наиля, пока капитан говорил, слушала, внимательно глядя ему прямо в глаза. И только помаргивала. Но сейчас кивнула, – В-принципе, разумно для космиче-ского корабля. Впрочем, у нас на Станции было несколько по-другому. У нас камер не было – только микрофоны.  

Пауэлл кивнул:  

– Да, я в курсе. Но Станция – не корабль. Здесь, всё-таки, риски выше.  

– Ага. Ну ладно. Ваш «информирующий» и предупреждающий монолог я выслу-шала. А теперь давайте, выкладывайте. Для чего пришли.  

Пауэлл усмехнулся:  

– Всё верно. Вы и умны и наблюдательны. И как женщина, и как профессионал. Вы не можете не понимать, что просто так я к вам не заявился бы. Так вот.  

Я понимаю, что ваши попытки избавиться от контроля со стороны отправленных мной с вами в зал провожатых – не столько каприз, сколько желание ознакомиться с на-шим кораблём, так сказать, лично. Без помех. В-принципе, я против этого желания ничего не имею. Но!  

Мне приходится учитывать, что в настоящее время вы ещё слишком слабы. А на «Пронзающем» – пятьдесят с лишним физически здоровых и давно не видевших живую женщину, мужчин. И как бы дисциплинированы они ни были, и как бы хорошо они не контролировали свои желания и эмоции, Первичный Инстинкт всё равно – потому и называется первичным.  

У некоторых могут сдать нервы, и, если вы будете в одиночестве – они могут про-сто наброситься на вас!  

– Уж не волнуйтесь! Постоять за себя смогу!  

– Не сомневаюсь. Ну, а если таких нападающих будет несколько? Или вас, вот именно, снова оглушат, подкравшись коварно сзади? Вам нужна новая шишка?  

– Э-э… Нет.  

– Вот и хорошо. Потому что против вашего знакомства с кораблём я ничего не имею: всё-таки вам тут жить. И, надеюсь, и детей растить. Поэтому нужно знать всё: и расположение теплиц, и камбуза, и рубки. И трюма. И спасательных модулей. Ну, и всего прочего. Однако мне бы всё-таки хотелось, чтоб вы не испытывали судьбу, а заодно и психику наших людей на прочность, и ходили – с провожатыми.  

– То есть – с главным инженером и вторым помощником?  

– И с ними. И с другими, смотря чья будет вахта. Просто мне будет спокойней, ес-ли при вас всегда будет хотя бы два… э-э… сознательных и сильных представителя руко-водства корабля. То есть – офицер и руководитель какого-либо подразделения.  

– Хм-м… Когда вы так всё это преподносите, мне, вроде, и возразить нечего. Ну ладно. Вы правы. Конечно, я хотела бы осмотреть корабль. В первую очередь, разумеется, оранжерею. У нас на Станции были только кюветы с хлореллой, ну и образцы лишайни-ков и мхов. И – никаких нормальных растений. А тут – оранжерея! С неё и начнём!  

– Хорошо, миссис МакГоннегал. Однако в связи с организационными сложностя-ми, связанными с нашим стартом, давайте отложим это дело до завтра. Как вам это?  

– Нормально, – дама чуть дёрнула плечиком, – А когда?  

– Ну, например, можно посвятить первой экскурсии время после обеда. – это пред-ложение вызвало нахмуривание кустистых бровей, и капитан понял, что предложение «не в тему». Он поправился, – Или после тренажёрного зала?  

– Устроит. Но – только после того, как я «приму водные процедуры».  

– Превосходно. В таком случае завтра, примерно в половине одиннадцатого утра, к вам придут те, кто будет на вахте.  

– Ладно. А что сейчас?  

– А сейчас, если у вас есть какие-либо ещё просьбы или жалобы – я вас вниматель-но слушаю.  

13. «Расплата» техника Ходжеса  

– Ну, желания-то у меня, конечно, есть… – Наиля позволила своему ротику сло-житься в ироничную улыбочку. – Например, сидеть сиднем взаперти, пусть и в достаточ-но большой и комфортабельной офицерской каюте – скучно! Поэтому.  

На настоящий момент у меня самое насущное желание – с кем-нибудь поговорить. Просто поговорить. Так сказать, пообщаться. Расспросить кого-нибудь о нём самом, о ва-шем экипаже, о корабле. О том, какие планеты вы обследовали. Что там нашли… Ну и, понятное дело, и о своих проблемах рассказать. Словом – чисто по-женски расслабиться. Душой. За интересным разговором!  

Капитан Пауэлл сдержал порыв разинуть рот. И другой – почесать затылок.  

Моргнув, сказал:  

– Я понял вашу мысль, уважаемая миссис МакГоннегал. Действительно, я не про-думал этот вопрос. Мы с офицерами посчитали, что вы сможете проводить досуг за, ска-жем, чтением книг. Или просмотром видеофильмов – у нас их огромный выбор. Но живое общение, разумеется, для вас будет и полезней, и, вероятно, привычней. Как способ снять стресс. И обменяться информацией.  

– Вы что – считаете меня сплетницей?  

– Отнюдь. Поскольку, как вам уже сказал доктор Людвиг, вряд ли женщина такого типа и склада характера попала бы в космос. Я считаю вас, как уже говорил, вполне само-достаточной и компетентной в своей области специалисткой. С устойчивой психикой. Но не может же живой человек, и правда, сидеть «сиднем» в своей каюте, и ни с кем не говорить. Не делиться мыслями. Наблюдениями о жизни и работе. В конце-концов – узнавать и сообщать новости. Ну и так далее. Итак.  

С кем бы вы желали разговаривать? И – когда?  

– Ха! С кем, с кем… С мужчинами, понятное дело. Не с вашим же Центральным Компьютером!  

– Да-да, это я понял. Но… Какого типа мужчин вы имеете в виду? Офицеров? Спе-циалистов? Сержантский состав? Технический персонал?  

– Ну и вопросы вы задаёте, капитан Пауэлл! «Какого типа»! Да мне плевать, к ка-кой категории и «типу» будут относиться эти мужчины! Лишь бы они были интересными собеседниками, и мне не было с ними скучно!  

– Ах, вот что. Наверное, вы имели в виду широкий кругозор и высшее образование?  

– Не обязательно. С некоторыми из наших учёных там, на Станции, буквально не о чем было поговорить! «Высшее образование»! Да сейчас все, кто ставит себе целью чего-то достичь, добиться в этой жизни, обзаводятся им в обязательном порядке! Но это даёт им только возможность работать со знанием дела в своей какой-то узкой, специфической, нише, и отнюдь не делает умнее. И интересней! Скорей, наоборот. Каждый такой «про-фи», словно моллюск, забивается в свою раковинку, хранит свои проф. секретики, чтоб не дай Бог – не умыкнул кто-нибудь коварный, подслушавший или выведавший… И даже в блогах такие карьеристы – сущие пни! «Привет – привет», «Как дела? – Нормально! А твои? Тоже всё О, кей! Ну, чао! ». Абсолютное незнание ни жизни, ни каких-либо других областей: что науки, что искусства… Ну и так далее. Тоска с ними зелёная!  

Скрепя сердце, Пауэлл вынужден был признать, что изрядная доля правды в словах Наили есть. Скольких учёных и специалистов он знал там, дома, попросту не интересующихся ничем, кроме своей основной профессии! Действительно полных профанов в «искусстве» и прочих не касающихся непосредственно их специальности, вопросах. И живущих отнюдь не желанием что-то открыть, что-то свершить, или «продвинуть вперёд науку», а банально – занять престижную должность, и грести отличную зарплату!.. (Слава Богу, что таких при отборе в их экспедиции не принимали! ) Да и с обзаведением сейчас… ну, вернее – в далёком теперь прошлом, когда они только улетали – Семьёй, дело у таких узких «спецов» обстояло просто…  

Плачевно.  

Почти – катастрофически!  

Впрочем, и не только у них…  

Никто в так называемом «цивилизованном и демократическом обществе» не хотел ни ответственности, ни хлопот, ни «сложностей притирания друг к другу»… А уж про то, что на западе стали чрезвычайно модны течения «чайлд-фри», «секс-фри», «селф-фэмили», и прочее в таком же духе, можно и не упоминать. Как и про однополые браки. Плодились только бывшие эмигранты – понаехавшие в старушку-Европу с Ближнего Востока: необразованные, ленивые, но очень много о себе воображающие азиаты. И коренные жители Африканского континента. Ещё больше о себе воображавшие, и кроме того, глубоко убеждённые в том, что все вокруг до сих пор должны им денег за века «рабства».  

Да и то, кажется, «размножались» они только в силу привычки. И религиозных норм.  

И ещё за десять лет до их отлёта казалось, что численность «европеоидного» насе-ления планеты очень быстро сократится до пресловутого «золотого миллиарда», но про-изошло открытие Павла Гровера. Фактически подарившего человечеству возможность размножаться альтернативным путём. С помощью размещения искусственно осеменённой яйцеклетки – в искусственной матке. Вполне исправно, с вероятностью выше девяноста одного процента, доращивавшей зародыш до «раскупорки». Как, собственно, это и было описано почти двести лет назад в бессмертной книге «О дивный Новый Мир! »… С последующим выращиванием и воспитанием детишек в Государственных Интернатах.  

– Нет, мне в собеседники нужен самый обычный человек. Не учёный, и не офицер. А, думаю, скорее – технический специалист. Возможно, даже не слишком квалифициро-ванный. Зато, с вот именно – кругозором. И желательно – с юмором.  

Капитан не смог сдержать кривой усмешки:  

– Ах, вот в чём дело! Могли бы сказать проще, миссис МакГоннегал. Что считаете наказание техника Ходжеса недостаточным, и требуете его к себе. На «заклание»!  

– Экий вы прямолинейный, капитан. Почему обязательно нужно называть вещи своими именами?! Нельзя разве было сказать это как-то потактичней? Например, что-нибудь вроде: «Как я понял, бесподобный юмор и неподражаемый стиль общения нашего техника совершенно очаровал вас! И вы горите желанием и дальше проводить с ним весь-ма содержательные и эмоционально окрашенные беседы! »  

Капитан Пауэлл вынужден был отвернуться, чтоб дама не увидела, как сверкнули его глаза, и дрогнул в невольной ухмылке рот. Бедолага Ходжес! Впрочем, он сам напро-сился. Да и, если честно, действительно – его «неподражаемый юмор» и «стиль общения» сидел у Пауэлла в печёнках. Так что циничный и хамовитый техник вполне заслужил.  

Это.  

– Не возражаю против кандидатуры техника в качестве вашего первого собеседни-ка. Но! Он всё-таки нужен нам и для работы, уважаемая миссис МакГоннегал. Больше, чем на два часа в сутки присылать не смогу. И – только пока не закончится его наказание.  

– Да и ладно. Мне и этого вполне хватит!  

– Не сомневаюсь. Когда вам его прислать?  

– Да хоть сейчас!  

– Хорошо. Будем считать, что пребывание его у вас тоже явится составной частью отработки наказания в виде нарядов вне очереди. Я дам соответствующие распоряжения, когда вернусь в рубку.  

Ну а ещё какие-нибудь… Пожелания, просьбы? Может, принести вам и те книги, которые мы забрали со Станции? Из кают других… Сотрудников?  

– Ну, в-принципе, можно. Что же до других пожеланий…  

Когда они у меня возникнут – я просто поступлю так, как вы сказали! То есть – прямо и конкретно выскажу их в камеру и микрофон!  

– Капитан, сэр! А, может, можно, чтоб кто-нибудь другой, поумней меня, и повеж-ливей, отрабатывал эту… Обязанность?! А то я… – техник выразительно смотрел на Пау-элла: в глазах стояла буквально мольба. Но Пауэлл заставил себя сохранять серьёзный вид, и остался непреклонен:  

– Да, техник, вы, несомненно, не являетесь самым интеллектуальным и высоко-культурным собеседником у нас на борту. – Ходжес моргнул: понял, на что капитан наме-кает. На его острый язычок! И неформальную лексику, – Но это и не требуется. Миссис МакГоннегал сказала, что ей нужен просто собеседник. Без изысков и вывертов. Для «расслабления» и «успокоения». Так что не вздумайте снова злить или дразнить нашу по-допечную. А то нарядов на «проведение бесед» у вас прибавится! Исполняйте все её же-лания и приказы, в той мере, в какой они не противоречат Конституции. И правам человека. И Уставу. И не ущемляют ваше достоинство. А сейчас – вот он ключ. И – удачи!  

Напряжённо думая, что капитан имел в виду, говоря о приказах женщины, могу-щих бы «ущемить его достоинство», техник шёл по коридору. Ничего путного или хоро-шего в голову не лезло. Пришлось положиться на Судьбу. И милость женщины. (Ха-ха!.. )  

В дверь их жаждущей «живого общения» дамы техник Ходжес стучал (Вернее – старался! ) уверенно, но не слишком громко. Он отлично понимал, что женщина не может не сердиться на него за весьма бесцеремонное обращение, и некую даже дерзость! Если все остальные мужчины их экипажа общались со спасённой, словно с хрустальной вазой, то он вовсе не видел в этом смысла. Да и зачем?!  

Женщина всегда останется женщиной – хоть спаси ты её из забытья восьмидесяти-летнего сна, хоть угости ты её джином с тоником в баре!..  

Ничего она не даст!  

То есть – останется непредсказуемой, вредной, и чертовски много о себе вообра-жающей, и конкретной стервой! Которую он, учитывая угрозу капитана и пристальное внимание к их будущему «общению», осуществляемому через камеры и микрофоны, сей-час даже не может послать куда подальше! Не говоря уж о – уйти, хлопнув дверью!..  

О, техник не сомневался, что все, кто сейчас там, в рубке, на вахте, внимательней-шим образом вслушиваются, и, если есть возможность, всматриваются в экраны, пред-вкушая, и только что не потирая руки!  

Ну как же! Сейчас две кометы столкнутся, да так, что только искры посыплются!..  

– Да, кто там, войдите!  

Ходжес вошёл, вежливо – по-крайней мере он старался! – поклонился:  

– Добрый день, миссис МакГоннегал.  

– Фи, техник! Никогда не поверю, что вам эта «миссис», и сложная фамилия не на-вязли в зубах! Давайте уж проще: сразу по именам. Ну, попробуем? Привет, Иезекия!  

Ходжес, которого всегда коробило от собственного, библейского происхождения, имени, (Спасибо папочке – пастору методистской церкви! ) которое к тому же было пред-метом вечных насмешек над ним со стороны одноклассников и сокурсников, подумал, что вредная коза умна: сразу поняла, как и чем его можно пронять! Но ответил вежливо:  

– Привет, Наиля! – и добавил, понимая, что уж эту-то проницательную паршивку вряд ли обманет, – Вот уж спасибо, что сняли меня с чистки картошки на камбузе!  

– А не за что. Поскольку картошка, тяжёлые кастрюли, и текущий ремонт разного сложного оборудования от вас никуда не убегут. Капитан просто решил, что если вы два часа из времени своих нарядов посвятите мне, от вас не убудет!  

– Ну… надеюсь, что так.  

– А напрасно. Я девушка, как вы, наверное, догадались, вредная. И злопамятная. – это было сказано со значением, и Ходжес возвёл очи к подволку: уж кто бы сомневался! – И просто так прохлаждаться, или скучать в моём обществе не дам. Табуретку вы, конечно, захватить не удосужились. Ничего, захватите в следующий раз. А пока садитесь-ка вы вон там, прямо на пол, у чёртова телевизора, и внимательно слушайте. А спрошу – так и отвечайте!  

Предчувствуя, что неспроста его сажают так, чтоб беседовать с ним сверху – вниз, то есть из позиции сильнейшего, Ходжес кинул страдальческий взгляд в камеру, как бы говоря: «Вот! Видите, на какие жертвы вы меня толкаете! », и сел.  

– Значит так. Я сейчас буду задавать вопросы, а вы будете отвечать. Это ясно?  

– Конечно. Чего ж тут неясного! А когда я буду задавать вопросы – вам?  

– Когда я разрешу. А пока начнём. Как вы вообще оказались на этой посудине?  

– В-смысле – на «Пронзающем Бесконечность»?  

– Нет, в автобусе Нью-Йорк – Кливленд! Ясное дело, что – на «Пронзающем»!  

– Ну, как… Образование позволило. И проблемы с трудоустройством. И разборки с ближайшими родственничками. Папа мой хотел из меня сделать священника, как и он сам! А я не хотел. Вот поэтому, сразу после школы, уехал я к прабабушке, в Массачусетс.  

А там деваться некуда – только один приличный Универ. А за него надо платить! Вот в технический колледж при нём я и поступил. Чтоб быть хотя бы дипломированным лаборантом. Окончил, кстати, с лучшими отметками. И с престижнейшей профессией.  

Только вот ни в одну научную лабораторию меня не приняли – статусом да связями не вышел! Вот и пришлось два года проработать банально в ремонтной мастерской ретро-автомобилей, где я крутил хвосты автомобилям, ещё год – в мастерской музея истории, где я крутил хвосты всяким чучелам антилоп, да восстанавливал макеты шахт, реакторов, да приборов Никола Теслы… А затем и сюда завербоваться! С моими-то руками, и «природной» смекалкой, – Ходжес храбро показал обе широких мозолистых ладони женщине, – я мог бы работать где угодно и кем угодно! Ну, по версии моего куратора в музее…  

– Вот как. Хм. Интересно. И – коротко и ясно. Вы так уверены в своих способно-стях и возможностях, Иезекия! Приятно, конечно, когда специалист осознаёт себе цену. И ощущает свою значимость. И руки у вас явно мускулистые и большие.  

Но сейчас мы кое-что проверим. Насчёт «универсальности» ваших способностей.  

Массаж делать умеете?  

Ходжесу кровь бросилась в лицо. Он заподозрил, что сейчас…  

– Ну… Умею. Этот курс входит в предстартовую подготовку. Вам ли не знать!  

– Вот именно! И – вы правильно подумали, милый Иезекия! (Недаром же покрасне-ли, как помидор! ) Ну-ка! Идёмте в спальню, и я предоставлю свою истерзанную восьмью-десятью годами лежания на ней, и часом тренажёрного зала, спину, в ваше полное распо-ряжение. Масло для её растирания – вон там. На тумбочке.  

Ходжес не сомневался, что те, кто остались в рубке, с огромным разочарованием выслушали последнюю часть этого диалога, и сейчас только что локти себе не кусают, сожалея об отсутствии возможности пронаблюдать процесс «массажирования». Ну а так им пришлось довольствоваться только аудио-вариантом:  

– Не стесняйтесь, Иезекия. Ничего, что я сниму майку стоя к вам спиной? Ведь массажировать надо только спину! А, впрочем, нет. Вы уж промассажируйте меня всю! В-смысле – сзади! Вот! Я и шорты, и трусики тоже сниму… Есть. Ну, как вам моя спина?  

– Отличная спина, Наиля. – то, как он сглотнул слюну, тоже, наверняка, было слышно. Как и участившееся дыхание. Женщина не упустила случая подлить яду:  

– Ну, не преувеличивайте! Не отличная, а – просто: спина. Вот. Теперь она полно-стью в вашем распоряжении. Или мне передвинуться ближе к краю кровати?  

– Да хорошо бы. А то – тянуться приходится.  

– Так нормально?  

– Нормально.  

– Берите масла больше – не стесняйтесь. Да, да, налейте его прямо туда – в лож-бинку позвоночника… И растирайте по всей длине – до самых икр. Их мне особенно надо промассажировать. А то болят с непривычки к ноль четыре «же». У нас-то… на Станции… Их было… Ноль два…  

Очень скоро комментарии и возгласы Наили сменились вздохами и междометиями, вроде «Да, да! », «Ещё разок – там же! », «О-о! », «Ах, не так рьяно! », «М-м-м!.. ».  

Ходжес сопел, словно загнанный носорог. Но свою работу делал добросовестно. Вскоре вся «спина» и ножки Наили оказались на совесть обработаны. Ходжес буркнул:  

– Спереди будем массажировать?  

Томным и как бы обессиленным голоском женщина проворковала:  

– Нет! Ну спасибо, Иезекия! Теперь подайте мне вон то полотенце, и выйдите в зал.  

Выйдя в зал, всклокоченный Ходжес невольно кинул ненавидящий взгляд на камеру в углу. Вот уж кто сейчас потешается на его счёт – так это все, кто хоть разок попадал на его острый язычок! (А таких на «Пронзающем» – практически весь личный состав! )  

И сейчас они торжествуют, зная, что он наверняка возбудился – дальше некуда, а вот сбросить «нервное напряжение» – не получится: он провёл у Наили всего сорок ми-нут, и теперь должен «доотрабатывать» остальное!.. А что может быть для мужчины уни-зительней, и вредней, чем – возбудившись – не «разрядить» накопившиеся заряды!..  

Он сел туда же, где и располагался, постаравшись пристроить своего воспрявшего друга так, чтоб тот не мешал ему, но и не слишком выдавал его возбуждение.  

Наиля появилась через пять минут. Завёрнутая в широкое полотенце. Картинной походкой жеманной манекенщицы подплыла к своему стулу. Села, сделав разножку. Тех-ник невольно сглотнул: никаких таких трусиков на ней не было!  

Женщина сказала:  

– Что ж. Вы не соврали, Иезекия. Руки у вас… выдающиеся. И сильные, и нежные! Кстати: если б вы не сваляли дурака, и не отчалили в космос, могли бы иметь неплохие деньги! Открыв свой, или устроившись в чужой спа-салон!  

– Вот уж спасибо! Чего мне не хватало в жизни – так это массажировать избало-ванных целлюлитных старух и прибамбахнутых толстозадых клерков!  

– Так я, по-вашему, старуха?!  

– Нет!!! Вот уж старухой вас нельзя назвать ни в коем случае! Тело у вас упругое и крепкое, кожа – нежная, гладкая. Вы – женщина в самом, так сказать, соку!  

– Ну вот. Узнаю старого доброго Иезекию. Вы хотя бы говорить нормально начали. А во время сеанса – только сопели. Словно сердитый бегемот!  

Ходжес покачал головой. Усмехнулся:  

– Во время «сеанса» я старался делать всё как положено. А разговоры отвлекают. И меня и «клиента». А насчёт сердиться – да. Вы ж не предупредили, чем мне предстоит за-ниматься, и я даже не принял душ. Небось, потом вонял – как последний жеребец!  

– Да, этого у вас не отнять! Но кто вам сказал, что природный запах крепкого и сильного мужского тела может быть определённому типу женщин… Неприятен? Может, как раз – наоборот?  

– Ха! Спасибо, конечно… Но только лучше бы всё же предупредили!  

– Ну хорошо. Вот: предупреждаю. Когда придёте в следующий раз, завтра – уж по-мойтесь!  

– Обязательно. – Ходжес готов был поставить свою недельную пайку рома против дохлого таракана, что завтра ему уж точно не предстоит проводить сеанс массажа – не в традициях Наили делать то, чего от неё ожидают!  

Но что же предстоит ему дальше?!  

14. Голгофа техника Ходжеса  

– Ну вот. Когда я проверила вас, так сказать, на чисто физические кондиции, можем приступать к следующей части нашей программы. – Наиля, усевшись на стул посвободней, откинулась, жестом предложив и Ходжесу откинуться на стену, – Поговорим. Не возражаете?  

– Поговорим.  

– Превосходно. Так вот. Вы же – мужчина? То есть – нормальный, половозрелый, состоявшийся представитель так называемого сильного пола! И мне интересно ваше мне-ние об одной ситуации. Она сложилась у моей близкой подруги, как раз перед тем, как я улетела на Станцию. И мне хочется узнать, что вы думаете, милый Иезекия, о её действи-ях, мыслях, и, разумеется, перспективах. На будущее. Ну, если предположить, что там, на Земле, не случилось бы этой катастрофы.  

Ходжес кивнул, отметив себе, что все его «шарики» интенсивно закрутились там, в черепе, пытаясь сообразить: действительно ли Наиля хочет знать его мнение, или про-сто… Прикалывается? Потому что сто лет бы ему нужна эта подруга! И её «перспекти-вы»! Которые уж семьдесят лет как сгинули в Вечность…  

Но слушать так и так придётся. Потому что за ним наблюдает лично капитан!  

Поэтому Ходжес с самым заинтересованным видом кивнул, глядя прямо в глаза женщине, и воздержавшись от комментариев.  

– Так вот. Назовём мою подругу Верой. Хотя бы потому, что её звали не так. Де-вочка она в детстве была жизнерадостная, весёлая, общительная. Но, скажем так, не слишком задумывающаяся о происходящем вокруг, и будущем. В том числе и своём.  

– Что, дура, что ли, набитая?  

– Ну… Не совсем, всё-таки. Но не перебивайте меня. Мешаете сосредоточиться! – метнув ещё один затравленный взгляд на видеокамеру в углу, Хождес предпочёл за-ткнуться, и действительно не перебивать.  

– Так вот, о подруге. У неё ещё в начальном, то есть – в школе, случился бурный роман с одним одноклассником. Назовём его Григорий. То есть – Гриша. Дело было так. Она где-то в девятом классе наконец по-настоящему возмутилась, что он заколебал: дос-тал своими детскими приколами: то дёрнет её за косичку, то кнопку на стул подложит, то язык покажет. И это – на уроке, во время её ответа на вопрос учителя – это вместо под-сказки-то! А предметы – практически любые! – давались ей… Скажем так: с трудом.  

Свинство же: вроде, практически взрослый парень! Кучерявый, симпатичный. (Ну, если абстрагироваться от веснушек и носа картошкой. ) Нет бы – помочь милой одно-класснице! (Не открою вам Америку, Иезекия, сказав, что если все девушки в этом возрасте считают себя – суперкрасавицами, то у неё и здесь были особые таланты! )  

А потом до неё типа, дошло (А вернее – мы, подруги, объяснили! ): это он ей так выказывает знаки внимания! И хочет обратить её взоры на себя. Потому что, видать, втю-рился! Первая любовь, и всё такое…  

Ну она, не будь дура, решила применить единственно возможную в таких ситуациях тактику. Вскоре после того, как это немудрёное открытие проникло в её сознание, на одном из чьих-то дней рождений, на дому у какой-то одноклассницы, она сама пригласила нашего героя на танец. И уж постаралась поприжиматься к нему! Всем, чем можно было прижиматься. И потереться. Всем, чем можно было потереться. И глядела, глядела ему в глаза! Иногда, впрочем, стыдливо (Или – как бы стыдливо! ) отводя их. Старалась и краснеть – потому что то, что должно было воспрять у бедного Гриши, отменно воспряло!  

Ну а в перерыве между танцами она вышла как бы подышать свежим воздухом – на балкон. И, понятное дело, Гриша туда припёрся. Типа, спросить, как она себя чувству-ет. И не обижается ли на него за его хамское… И так далее.  

Ну, объяснять, что было дальше, думаю, особого смысла нет. Чего хочет женщина – того хочет Бог! Словом, раскололся наш Гриша – не то, что партизаны на допросе. Со-общил, что ещё со второго класса, когда его только перевели из другой школы в связи с переездом родителей, втюрился в неё по самые уши, и вздыхал, и краснел, и смущался… А она, бессердечная коза, на него – ноль внимания, фунт презрения!  

Ну вот он, с отчаяния, и попытался обратить на себя её внимание хоть таким спо-собом! Ну и обратил.  

Само-собой, они тогда и поцеловались. Впервые. Ну, вернее – это у Гриши-то было впервые. А у нашей героини – уж не упомню в который раз! Девочка она была и правда – весьма симпатичная, обладала ярко выраженной харизмой, и не слишком была задрючена строгим воспитанием, поэтому примерно с пятого класса целовалась вовсю. Правда, без всего «остального». Поэтому мальчики между собой и называли её «шлепанутое динамо».  

С тех пор жизнь нашей Верочки изменилась. В гораздо более интересную сторону. Ну как же! Впервые – настоящий, а не «на час» ухажёр! И подсказки-то на всех уроках – ей, и портфель до дому донести. И в соцсетях – сплошные лайки на её новые фотки. И домашнее задание – на раз. А воспитание у Гриши было вполне пуританским. Из тех, прошлых, веков, как говорится. Потому что папа – военный. Кадровый. Так что на логическом продолжении отношений (В смысле – безопасного секса! ) он даже не настаивал.  

Вот так моя знакомая и наслаждалась полной малиной, и вкушала плоды своего откровенно вызывающего танца целых пять месяцев, пока вдруг…  

Отца Гриши не перевели в другой гарнизон. В другой области.  

И расстались наши «влюблённые» на неизвестный срок… Вот уж слёз было – со стороны Верочки, понятно, Гриша только желваками играл! – и она, вероятно, действи-тельно привязалась к нашему Григорию. Успела, во-всяком случае, заценить «неоцени-мую» помощь с уроками, и понаслаждаться атмосферой неподдельного восхищения её неотразимой персоной! Ну и, конечно, она-то уже и на будущее кое-каких планов пона-строила. Ясно же – вот оно! Крепкое мужское плечо. На которое можно опереться.  

Но пока, так как оба были ещё школьниками, неизвестно было, когда Гриша смо-жет к ней вернуться, уже самостоятельным гражданином. С образованием, собственной квартирой, и престижной работой. И «вечной» любовью и преданностью.  

Ну а поскольку всё это, обговоренное при расставании, ожидалось лишь в очень отдалённой перспективе, милая и ветреная Верочка позволила в не упомню уж какой раз вскружить себе голову одному начинающему юристу. Точнее – адвокату. Поскольку он был старше её на пять лет, и уже закончил высшее, то и вожделённая отдельная жилпло-щадь, и образование, и машина, и прочая вдохновляющая перспектива у него имелись. А главное – он тоже буквально до беспамятства в нашу героиню влюбился. В чём ей и при-знался после семи месяцев интенсивного ухаживания. То есть – шикарные огромные бу-кеты, самые дорогие конфеты, поездки на пикники на дачу его родителей, пляжи, походы в рестораны, и так далее – по всему списку.  

Ну а поскольку его мать неплохо знала мать матери Веры, все сведения о нём име-лись самые достоверные: честный, порядочный, в беспорядочных половых связях даже в университете замечен не был… Единственный недостаток – несимпатичная физиономия. Но как сказала по этому поводу бабушка Веры: «С лица воду не пить! »  

Вот, подумав для виду с недельку после того, как ей сделали предложение, Вера и согласилась. Свадьбу сыграли скромную: на тридцать человек. Позвали только ближай-ших родственников и коллег избранника. А звать его, кстати, было Михаил. Миша то есть.  

Вера при всей видимой взбалмошности была девушка с очень даже крепкой в жи-тейском плане мозгой. Поэтому Миша был вне себя от счастья, обнаружив, что она (Это в наши-то распущенные и аморальные времена! ) девственница! Его страсть к ней после этого ещё усилилась: он буквально души в ней не чаял! Тут, понятное дело, снова: и цветы, и самые шикарные и модные платья-туфли-кардиганы, и лучшие рестораны!  

Потому что Миша после женитьбы стал больше зарабатывать: не без оснований посчитав, что он теперь – солидный мужчина, борющийся за своё благополучие и профес-сиональную состоятельность, Большой Босс взял его в партнёры фирмы. И уж можете не сомневаться: Миша и правда – буквально землю носом рыл! Да и мужчина он во всём ос-тальном – том, что не касалось Веры! – был трезвый прагматик, вполне себе на уме, и оборотистый и ходовой!  

Словом, когда через десять месяцев у них появился сын, Миша был преисполнен любви и энтузиазма. А уж когда ещё через пару лет родилась дочь – так и вообще: счаст-ливей него папаши и мужа во всей Уфе не было!  

Ну, понятное дело, Вера, как порядочная жена и мать, написала Григорию, что вышла замуж, всё честь по чести, своего нового мужа она и любит и уважает, так что он – Гриша! – может считать себя свободным от всех данных обязательств и наивных детских клятв, и тоже может подыскивать себе другую избранницу.  

Оказалось, что Гриша после этого сильно гневался, и даже порывался поехать. И набить морду «несчастному адвокатишке»… Но его вразумила его мама: растолковала, что он сейчас – пока никто, без профессии, без положения в обществе, и даже без своей квартиры. И пусть не портит бедной девочке жизнь! (Да и себе заодно! ) Даже если его «любимая» этого Мишу и не столько любит, сколько позволяет любить себя, это уже – немало! Потому что в браке обычно так и бывает: кто-то любит, а кто-то позволяет себя любить! И нечего перечёркивать свою жизнь, и портить свою биографию помещением в места заключения за наметившийся акт насилия, и разбивать чужую Семью!  

Ну, как ни странно, изрядная доля практической смекалки и прагматизма оказалась не чужда и Грише: он после этого поступил в Екатеринбургский институт материаловедения, и окончил его с отличием. И прекрасной специальностью: технолог по броневой стали. Стал работать по распределению в одном почтовом ящике. Где разрабатывают сталь для подводных лодок. Показал себя отличным специалистом, и даже талантливым изобретателем. Двенадцать авторских свидетельств. Ну, ему от предприятия – новую квартиру! И тут и девушку подходящую встретил. Очень, говорят, похожую на нашу Веру. Милую, скромную. Из деревни! Вот и влюбился снова. Не знаю уж, в созданный воображением образ, или и правда – в новую пассию. Которая, кстати, тоже оказалась моложе его. На три года. Иезекия! – без всякого перехода Наиля вдруг обратилась к уже почти прикрывшему глаза веками технику, – Вы меня слушаете? Уверены? Что я сейчас сказала?  

– Что Гриша тоже нашёл себе милую девушку, и тоже женился. – привычка отсле-живать на уровне подсознания происходящее вокруг сильно помогла уже действительно почти отключившемуся Ходжесу подхватить мяч, – И профессия у него теперь была. Очень престижная. И квартира.  

– Отлично. А то я уж было совсем решила, что вы по-полной спите! Нет уж: вы слушайте, слушайте! Это важно!  

«Для кого это важно?! Для людей, ещё семьдесят лет назад отправившихся к пра-отцам?! Или – для Наили, проспавшей восемь десятков лет? Или для самого Ходжеса?!» – невольно думал техник, вовсю матерясь про себя, и пытаясь тем не менее сесть так, чтоб пол упирался в копчик, и сидеть было не столь удобно. А то от этого монотонного (На-верняка эта зар-раза специально так и говорила! ) монолога его клонило в сон буквально – непреодолимо! Ну вот так уж действуют на нормальных мужчин все эти женские «неве-роятно интересные и важные» истории!..  

– Как ни странно, но его брак оказался вполне счастливым. – Наиля как ни в чём ни бывало, словно и не прерывалась, продолжила с того места, где остановилась, – Мама Гриши нарадоваться не могла на троих внучат: двух девочек и младшего мальчика. Да и Гриша стал солидным, и даже животик отпустил. На домашней-то, вкусной и полезной, пище.  

Про свою зазнобу из Уфы начал он, понятное дело, забывать, и уж совсем было решил, что вовсе не так сильна была его страсть, как казалось всего с десяток лет назад, как вдруг… Судьбе было угодно вновь свести наших героев – отправили Гришу в коман-дировку, в один из закрытых почтовых ящиков Уфы.  

Они с Верой и встретились-то случайно: на улице буквально нос к носу столкну-лись! Вера несла из супермаркета огромные пакеты с продуктами к своей машине на сто-янке. А Гриша как раз туда входил – вот именно, прикупить чего поесть. А то пища из столовой местного закрытого почтового ящика ему не нравилась.  

Узнали, понятное дело, друг друга. Ну, слово за слово, а выяснилось, что отголоски той, первой, любви, ещё не потухли! У Гриши. А Вера, сама себя не понимая, обнаружила, что, оказывается, любит Гришу! До сих пор любил – да так, что ради него готова бросить и престижного состоятельного мужа, и даже детишек, пусть и взрослых, оставить на мужнино попечение! Да и то сказать – старшенькому было уже восемнадцать, и он только-только поступил в местный универ. А Гришиной старшей тогда было пятнадцать.  

Под намеренно мерный говор своей собеседницы техник Ходжес вдруг снова пой-мал себя на том, что совсем было отключался, задремав. Но, памятуя, что от него требует-ся оценка и какие-то комментарии по поводу услышанного, героическими усилиями за-ставлял глаза оставаться открытыми, и даже щипал себя незаметно за живот и ноги – чтоб продолжать слушать всю эту чушь.  

Он, конечно, не сомневался, что от его собеседницы не укрыты все его потуги, и прилив злости на минуту позволил снова почти прийти в себя.  

Но – только на минуту!  

Потому что новый оклик буквально заставил его вздрогнуть:  

– Иезекия! Техник Ходжес, чёрт вас побери! Вы что – заснули?!  

– Нет, мис… Наиля!  

– Ага: нет, два раза! Что я сейчас сказала?  

– Ну, что они начали снова тусить, и крутить любовь, словно малые дети, и все во-круг начали им вправлять мозги!  

– Хм-м… Ну, почти верно. Хоть и несколько менее подробно, чем я рассказывала. Ну так вот. Я продолжаю. Верочка со своим мужем договорилась быстро. Он всё-таки, и правда, до сих пор любил её, был благодарен и за детей, и за счастливо прожитые годы, и не хотел препятствовать её новому счастью. Дети, правда, с Верочкой общаться отказа-лись. Высказав в чатах и посланиях всё, что думали по поводу неадекватного поведения сбрендившей на почве не то климакса, не то – животной страсти и примитивной похоти, мамаши. А вот у Гриши с семьёй начались проблемы. Его детишки…  

– Техник Ходжес! Вас срочно вызывает на мостик капитан! У нас ЧП в машинном зале. – голос из трансляции казался предельно нейтральным, но Ходжес прекрасно знал старшего лейтенанта Алекса Харпера, и ни на секунду не усомнился, что тот еле сдержи-вает смех.  

Ходжес вскочил на ноги, стараясь не шататься от накатившего сонного оцепене-ния. Наиля, задравшая голову к камере, казалась сильно разочарованной. И сердитой.  

Ходжес быстро откозырял:  

– Прошу прощения, уважаемая Наиля! Работа есть работа!  

Женщина смогла не показать, что сильно разочарована тем, что полузамученная мышь смогла ускользнуть из лап разыгравшейся не на шутку кошки!  

Ф-фу-у!... Вот уж сейчас он был бы рад любой, даже самой-пресамой трудоёмкой и сложной аварии, только бы убраться отсюда к чертям собачьим побыстрее!  

Дверь за собой он, однако, запереть не забыл.  

На мостике царила атмосфера веселья и неприкрытого торжества.  

Пауэлл между тем был удручающе серьёзен:  

– Техник Ходжес. Вы пропустили большой кусок повествования. Краткое содержа-ние, которое с вас наверняка завтра потребует пересказать наша спасённая, таково: после суда детей оставили жене Григория, ей же присудили и квартиру, а сами нововлюблённые уехали искать счастья в Санкт-Петербург. Где Григория взяли на местный судоремонтный завод технологом. Адвокат Михаил не впечатлился внешними данными и духовной составляющей жены Григория, и «объединить» их семьи, как многие предлагали, не захотел.  

Кстати, большое спасибо за демонстрацию уникального явления и скрытых воз-можностей человеческого организма. То, что взрослый мужчина может спать не закрывая глаз, меня, и обеих наших докторов сильно удивило. А выдал вас храп. Хорошо слышный здесь – мы усилили звук до предела! – и вряд ли услышанный Наилёй. Так что для неё вы – «внимали»!  

Поскольку капитан замолчал, Ходжес осторожно поднял руку:  

– Позволите, сэр?!  

– Да.  

– Умоляю, капитан, сэр! – ему было наплевать, что на его унижение смотрят, и слушают все, кто по долгу службы находился сейчас на мостике, – Пожалуйста! Не за-ставляйте меня завтра снова идти туда. Отбывать… Иначе…  

– Иначе – что?  

– Иначе, сэр, я повешусь!  

– Ваше намерение, техник, неосуществимо при ноль четырех «же».  

Но ваша просьба мне понятна. И я согласен рассмотреть её. Всё будет зависеть от вашего рвения. При исправлении поломки вспомогательного насоса топлива в машинном зале. И ликвидации утечки газа в камбузе. И… Об остальных накопившихся неисправно-стях и проблемах вам сообщит старший лейтенант Харпер, который сейчас там. В машин-ном. Отправляйтесь!  

И не забывайте – через полтора часа мы стартуем. Будьте на рабочем месте.  

– Есть, сэр! – Хопкинс готов был расцеловать Пауэлла хотя бы за обещание рас-смотреть его просьбу. Да что там просьбу – мольбу!  

Только бы не возвращаться снова туда! К этой ведьме! Гипнотизёрше! Чертовке! С её усыпляющим монотонным голосом. Ну невозможно под него не засыпать!!!  

Как она этого добивается?!  

Но уж он расстарается! И ещё какую-нибудь работёнку себе найдёт! Он всё сдела-ет, только чтоб не возвращаться снова к этой обаятельнейшей когда хочет, и зануднейшей, когда ей надо, мерзавке, вначале нагло использовавшей его «руки», возбудившей его …, а затем едва не вынесшей ему мозг!..  

15. Старт  

Кон Лютер Вайс, входя к Наиле, старался не улыбаться во весь рот.  

Тон тоже сделал нарочито нейтральным:  

– Уважаемая миссис МакГоннегал. Капитан просил напомнить вам, что сегодня в три часа «Пронзающий Бесконечность» стартует. И некоторые организмы могут весьма… э-э… неадекватно переносить возникающие при этом явления. Так что лучше всего будет, если время с трёх до семи, то есть, до ужина, вы проведёте в горизонтальном положении. Проще говоря – лёжа!  

– То есть, кок, вы хотите сказать, что будет укачивать и трясти? Как на морском судне в шторм? Со всеми соответствующими осложнениями?  

– Ну… типа того. Впрочем, чего я вам объясняю: вы же как-то попали на Лунную Станцию? Ну так и вот. Знакомы, стало быть, с тем, как стартуют и разгоняются космиче-ские корабли. Единственное отличие – при полёте до Луны ускорение длится максимум час: полчаса при разгоне, и полчаса – при торможении. А у нас – четыре часа сейчас, и ещё двенадцать – после ужина. Точнее говоря, перед приёмом пищи корабль выключит движки, чтоб сменная бригада проверила, всё ли с ними, и остальными системами, в по-рядке. Ну, и подкрутила, чего надо будет подкрутить.  

– Хорошо, я поняла, Лютер. А если… Меня будет тошнить? Ведь – обед, всё-таки?  

– Ну, на этот случай предусмотрено стандартное ведро. Оно тоже, как и канистра с питьевой водой, хранится в ящике под ванной. Так что приготовьте его заранее. Ну, так, на всякий случай. Там, на обеих сторонах кровати у изголовья есть такие… Держаки, куда это ведро можно вставить и закрепить. Впрочем, обычно гравикомпенсаторы убирают повышение гравитации при ускорении хорошо. Но корпус всё равно сильно дрожит, и, как бы, это… Ходуном ходит!  

– Вот уж обрадовали, ничего не скажешь… Ладно, ничего страшного. Надеюсь. Ес-ли экипаж переносит, то, думаю, и я перенесу.  

– Мы тоже. Надеемся. Вот, кстати: капитан Пауэлл сказал, что для лучшего перене-сения качки можно съесть несколько сырых огурцов. Я сходил в теплицу, к доку Марксу, и он выделил три спелых. Вот они, сбоку.  

– Ну спасибо. И вам, и доктору Марксу. Я… думаю, что съем их.  

– В таком случае, приятного аппетита! – закрывая дверь каюты Наили, кок снова плотоядно улыбался себе в усы – ха-ха. Мечтательница. Огурцы! Чёрта с два они помогут – ну, мужчинам, во-всяком случае, не помогали! Так что в каком-то смысле бедный Ход-жес будет отмщён.  

Сам Вайс не сомневался, что «уважаемую миссис МакГоннегал» через каких-нибудь пару часов, с огурцами ли внутри, или без – вывернет наизнанку, и не раз. И даже предложил капитану не переводить зря добро, и не кормить даму обедом, пока не закон-чится первая, наиболее тяжёлая, часть разгона. А уж ту, что после ужина, проходящую в «щадящем режиме», может спокойно выдержать кто угодно.  

На что капитан очень спокойно объяснил ему, что незачем пугать женщину заранее – а вдруг она перенесёт рывки и качку даже лучше, чем члены экипажа – тоже ведь космонавтка! К тому же оба доктора подтвердили, что и с организмом, и с реакциями у Наили всё в полном порядке. Так что пусть уж лучше будет сытая, и спокойная. А не озлобленная голодом.  

Обусловленным «дурацким» и волюнтаристским решением капитана.  

Доктор Йошидо Кимуро вздохнул.  

Но со своего ложа в кабинете медотсека решил уже не вставать. Четыре часа без пары лишних глотков воды он перенесёт свободно. А вот если бы он съел обед…  

Нет уж – научен горьким опытом. За все те долгие годы и многократные старты «Пронзающего» всё к новым и новым мирам, а затем – и домой, доктор выработал чёткую методику поведения. Ни крошки пищи в желудке, ни глотка воды там же!  

И до сих пор эта тактика вполне себя оправдывала: его, разумеется, мутило, но по-скольку ничто не давило на его пищевод и прочие внутренние органы, качку и рывки он переносил спокойно. Почти. И даже готов был, как всегда, отправиться по приказу капи-тана к любому пострадавшему, или к тому, кому стало бы совсем плохо.  

К счастью, в их экипаже такое случалось крайне редко. Но вот миссис МакГонне-гал…  

Именно поэтому он и вызвался подежурить в медотсеке как обычно, и с аптечкой наготове.  

Как и всегда перед включением маршевых движков на корабле царила непереда-ваемая атмосфера: он чувствовал её отголоски своим изощрённым нутром! Что ни говори, а двадцать лет совместного нахождения в стальной коробке обостряют то, о чём прежде писали только фантасты и мистики: телепатические способности и чувство небывалого единения – такое всегда возникает в любом более-менее сплочённом единой Целью кол-лективе!  

Ну а сейчас доктор не без внутреннего трепета предвкушал, и ощущал. Нарастание глухих и могучих вибраций и гула на пределе слышимости: гигантский организм под на-званием «Пронзающий бесконечность» готовился к новому межзвёздному прыжку!  

И пусть они не превышают скорости света, но всё равно: пока объективно прохо-дит десять лет полёта, на их корабле экипаж стареет максимум на год-другой…  

Хочется верить, что уважаемая Наиля всё же не будет тянуть резину с «оплодотво-рением».  

Иначе принимать роды придётся доктору Людвигу. Он помоложе…  

Доктор Эдди Маркс завинтил последний вентиль на последней трубе подающей системы питательного раствора. Вздохнул. Поправил снова сползшие на кончик носа оч-ки. Оглядел ещё раз бдительным взором своё немаленькое хозяйство. Вроде, всё.  

Необходимость снижать вдвое уровень питательного раствора в трубах, в которых выращивались все их растения, обусловлена, конечно, спецификой разгона корабля. И если этого не сделать, то, как показала практика, до тридцати процентов жидкости просто окажется на палубе! Будучи выброшена через отверстия с пропущенными через них ство-лами жуткой тряской и рывками, которые, к сожалению, никакие гравитаторы компенси-ровать не в состоянии. И раствор уйдёт в дренажную систему. Откуда откачать его непро-сто.  

А так эта жидкость просто останется внутри герметичных накопительных баков, в целости и сохранности. Чего не скажешь о корневой системе томатов, картофеля и маиса. И кабачков. Уж очень они капризны к уровню этой самой жидкости. И вечно норовят сбросить часть листьев и недозрелых плодов при снижении уровня раствора.  

Правда, в таком режиме, как предложил Пауэлл, до этого может и не дойти: четыре часа даже эти, самые капризные из его подопечных, растения, продержатся. А вторая часть разгона – уже не столь «сокрушительная»! И он вернёт жидкость в трубы. Хоть и не до ста процентов объёма, а только до восьмидесяти. Впрочем, всё это он проделывает не в первый раз, и с неизбежными потерями какой-то части урожая как-то смирился. В отличии от Хвана Бо – тот до сих пор чуть ли не рыдает над сброшенными недозрелыми плодами и засохшими побегами…  

Идея накормить миссис МакГоннегал сырыми огурцами, если честно, пришла в голову именно ему, то есть – технику. И доктор Маркс, одобрив, доложил о ней капитану. Тот проконсультировался у обеих докторов. И те подтвердили, что если физически эти самые огурцы и не всегда и не всем помогают, то, во-всяком случае, психологический фактор утверждения о том, что как раз помогают, может сыграть определённую роль.  

Три самых спелых огурчика доктор Маркс лично обтёр чистой тряпкой, и обмыл в дистиллированной воде. Когда кок зашёл к нему, овощи уже ждали. Кок тогда хмыкнул:  

– Доктор. Вы правда – верите в огурцы?  

Эдди не выдержал: рассмеялся:  

– Нет, конечно. Но… на всякий случай и я сам, и мой помощник Бо ели по огурцу каждый наш старт. И – ничего! В-смысле, не помешало!  

– Ладно. Попробуем. Ну, ругайте меня. Пошёл на заклание.  

– Да ладно вам, Лютер. Вряд ли кому достанется круче, чем Ходжесу!  

– Вот уж точно. Даже жаль его, бедолагу.  

– Ха! Можно подумать, он не сам напросился!..  

Убедившись, что всё необходимое сделано, доктор Маркс крикнул:  

– Хван! Вы в порядке? Закончили?  

– Да, доктор Маркс. Всё готово. – пожилой техник уже ковылял к нему из правой оранжереи, где выращивались особо хрупкие фрукты, – Я всё подвязал и укрепил.  

– Отлично. Ну, в таком случае – по койкам!  

– По койкам, доктор!  

Не занятая непосредственно дежурством на рабочих местах при старте часть эки-пажа предпочитала всё время разгона проводить в личных койках. Так оно и надёжней, поскольку если привязаться ремнями, уж точно на палубу не выбросит, да и ведро, если что, прищёлкнуто к своим кронштейнам совсем рядом – в изголовье. А поскольку занять-ся больше было нечем, сержант Карим Эленези просто глядел в подволок, и матерился.  

Он ненавидел этот корабль, ненавидел капитана Пауэлла, ненавидел остальных мерзавцев – что заносчивых прихвостней-офицеров и инженеров, что покорных и безро-потных баранов-рабов – техников и сержантский состав… И вот теперь окончательно пропала надежда на возвращение к нормальным, земным, условиям: они стартуют!  

А куда?! И – зачем?!  

Неужели обследование всех этих, казавшихся с Земли столь перспективных, сис-тем и их планет, не доказало однозначно только одного: …рен получится найти планету, похожую на праматерь человечества?!  

Ну, вернее, всё же одна подходящая им попалась… Но жить там, пусть и на эква-торе, но при температуре ниже ноля – б-р-р-р! Только во всяких там иглу, как у эскимо-сов. Потому что как бы ни были прочны любые сооружённые ими бараки, неизбежная коррозия и время превратят их через какие-то сто лет в труху!  

Да и глупость это вопиющая. Если уж честно говорить: с единственной женщиной на пятьдесят здоровых мужиков пытаться основать колонию, и надеяться, что потомки этой чёртовой Евы смогут и правда – восстановить человеческий род?!..  

Да и женщина им попалась – сука из сук!  

И если её гены и правда, передадутся по наследству её доченькам – так человече-ство, мать его, в любом случае вымрет! Потому что просто не захотят эти мерзавки «вос-станавливать». Как в том анекдоте, когда вымерли динозавры: то есть пришёл динозавр к динозаврихе, сказал: «М-м? » А она сказала: «Не-а! ». Динозавр ушел, походил и снова со своим: «М-м?!» А она: «Не-а! » Он и в третий раз пришёл, услышал «Не-а! », и ушёл.  

И динозавры вымерли.  

Так что Карим чертовски сильно сомневался, что им удастся раскрутить эту тварь хотя бы на разок… То есть – на секс с даже «избранным». Для последующего зачатия. Не из таких эта дама, чтоб вот так, послав на три весёлых буквы свою спесь, гонор, и «досто-инство», отдаться кому-то. Даже из «идейных» соображений!  

Ох, чует его задница, намучаются они с ней…  

Техник Джон Картрайт привычно распластался по противоперегрузочному креслу, которое только что выдвинул из стены. Выносной пульт управления реактором и его ох-лаждающими системами располагался прямо перед ним. Если что – не дай Бог! – пойдёт не так, ему сразу станет видно. Что именно и где – не в порядке. Впрочем, к собственно разгону реактор никакого отношения не имеет. Поскольку маршевые движки у них рабо-тают не на электричестве – техник невольно ухмыльнулся.  

Зато на электричестве работают все чёртовы насосы и затворы, досылающие и на-правляющие оставшиеся в баках сорок процентов топлива – к движкам! И если не будет нормальной подачи этого самого электричества от реактора, никакие аккумуляторы страхующих систем долго не продержатся. Следовательно, нужно следить, чтоб тряска и рывки не повредили ничего из его сверх-чувствительного и капризного хозяйства…  

Капитан Сигурд Пауэлл ощущал… Радость!  

Да, ему нравилось летать!  

Именно из-за этого неповторимого, поистине непередаваемого чувства, что тебе покорна и послушна чудовищная громада надёжного и прошедшего огни и воды корабля, и мощь, которая её сейчас сотрясает, готова доставить их буквально – к краю Галактики!  

А когда эта махина вибрирует, глухо, почти на пределе слышимости, так, что дрожь проникает в самые потаённые уголки тела, на сверхнизких частотах, вообще скла-дывается впечатление, что ты – где-то в центре Вселенной, и вокруг тебя происходят страшные и непознанные природные явления, благодаря которым рождаются на свет звёз-ды!.. И каждая клеточка тела наполняется этим волшебным чувством: предвкушением!..  

Но сейчас нужно обратиться не к ощущениям и эмоциям, а заняться делом: все по-казатели на приборах перед его лицом – в норме! Время – пришло. Значит – вперёд!  

– Внимание, экипаж. Говорит капитан. Минутная готовность. Прогрев двигателей выполнен, и прошёл в штатном режиме. Повторяю: всем, кто не находится на вахте, за-нять противоперегрузочные кресла, или пристегнуться к койкам.  

Он замолчал. Затем перевёл взгляд на Эндрю Гопкинса, тоже лежавшего в своём опущенном сейчас до горизонтального положения кресле, и что-то натюкивающего на виртуальной клавиатуре. Тот отреагировал: кинул на Пауэлла короткий озабоченный взор.  

Пауэлл, щёлкнув тумблером трансляции, сказал:  

– Ну что? Мы готовы, первый помощник?  

– Да, капитан, сэр. Всё в порядке.  

– Ну, ни пуха нам ни пера!  

– К чёрту, сэр!  

После привычного и почти «священного» ритуала, (Нет в мире людей, суеверней космонавтов. И спортсменов! А теперь – только космонавтов! ) Пауэлл, как ни странно, почувствовал себя куда уверенней: корабль готов! Экипаж готов! Системы и агрегаты работают нормально. Горючего стало в два с лишним раза меньше, и теперь разгон до рас-чётных околосветовых пройдёт гораздо быстрее. И легче. Хочется надеяться.  

Он снова включил общую трансляцию:  

– Внимание, экипаж. Мы стартуем через… Десять, девять… две, одну. Старт! – он нажал большую красную кнопку прямо в центре своего пульта. Зная, что активирует сот-ни сложнейших систем и механизмов. Запуская тончайшие процессы, постигнутые и по-ставленные на службу человечеству лучшими умами планеты. Которая теперь потеряна для них если не навсегда, то на очень-очень долгий срок…  

И хочется верить, что со временим их потомки смогут вернуться, и вновь посе-литься там. Выждав несколько сотен лет, пока штаммы того, что осталось сейчас внизу, на поверхности, не мутируют до безопасных форм. Или уж – разработав противоядие или вакцину. Но вот найдётся ли, на чём вернуться…  

А вот в это Пауэллу верилось с трудом.  

Потому что он реалист: этот полёт – последний для «Пронзающего». Корабль стар. Горючего на «возвращение» нет. И взять его негде. Да и не пройдёт и десятка поколений, как сложные условия вынудят горстку их выживших потомков скатиться до первобытно-общинного строя. И им будет не до корабля. Не говоря уж о «противоядиях» и «вакци-нах»! Тут просто – выжить бы…  

Да и ладно. Лишь бы их дети и внуки, вот именно – выжили!..  

Он заставил свой разум вновь вернуться к насущным проблемам.  

После включения кнопки словно ничего не произошло, но теперь низкочастотный могучий гул перешёл в почти слышимый диапазон, и началась болтанка и тряска.  

Как же могуч их корабль! И как надёжны и крепки фермы каркаса, и основные хо-довые приспособления: двигатели! При испытании одного такого, насколько он знал, удалось сдвинуть и разогнать до половины световой скорости астероид, размером побольше их посудины, всего за трое суток! Правда, там обошлось без экипажа, и, соответственно, без гравитаторов: ускорение достигало чудовищных величин в почти сотню «же»!..  

После первой минуты полёта капитан посчитал нужным сообщить экипажу:  

– Внимание, в отсеках. Минута. Полёт нормальный. Все системы работаю в штат-ном режиме. Всем – соблюдать стандартный график. И выполнять стандартные процеду-ры. О неисправностях и проблемах докладывать немедленно. Удачи всем нам!  

Он снова отключил общую трансляцию. Теперь радиосвязь оживёт только через четыре часа. Ну, или если у кого-то случится что-то нештатное…  

Младший лейтенант Джером Гастингс и радовался, что вахта не его, и расстраи-вался. Лежать, словно тупая колода, в койке, было не по нём!  

Пять минут, пока длился прогрев двигателей, вызывал в нём противоречивые чув-ства. С одной стороны, он не мог не порадоваться за их корабль: неслышный гул выводи-мых в штатный режим маршевых двигателей наполнял всю громаду «Пронзающего» ощущением чего-то грандиозного, потрясающего, такого, чему ничто на свете не сможет противостоять! Всё-таки эти новые двигатели – замечательное изобретение! Единственное неудобство – вызывают во всём теле как бы – зуд. И ощущение мерцания: и освещения, и вообще всего вокруг: даже стенки и подволок каюты кажутся плохо видимыми. Словно туманными! Нерезкими. И – словно то набухают, выгибаясь наружу, то – словно втягиваются! Но он знал. Что это – просто иллюзия. Корабль у них – прочнейший!  

Но вот они: последние мгновения предвкушения!..  

Сейчас вся чудовищная мощность мегамиллионного эквивалента силы так назы-ваемой лошади, сил, которые человек поставил себе на службу, выплеснется в простран-ство, направляя и разгоняя их корабль до таких скоростей, которые всего-то пару веков назад и не снились всяким там автомобилям, поездам, и даже спутникам!  

Да что там: даже казавшиеся чудовищно мощными химические ракеты, на первых порах выводившие корабли на орбиту, кажутся жалкими пукалками по сравнению с даже единственным движком их «Пронзающего»!  

А таких двигателей у них – четыре!  

Но вот и трансляция включилась. Капитан начал отсчёт.  

Поехали!..  

16. «Полный корабль баб!.. »  

Сигнал чрезвычайной ситуации застал младшего лейтенанта Кейта Астона в столовой. Где как раз обедала и вся остальная свободная от вахты смена.  

Без лишней суеты все оставили свои тарелки и подносы на столах, и, не совсем, конечно, бегом, но очень быстрым шагом направившись по рабочим местам. Спокойно дожёвывая на ходу то, что успели затолкать в рот.  

Никто не мешкал, но и суеты напрасно не разводил. Потому что все отлично знали: если бы что-то угрожало их жизням, или безопасности корабля, прозвучал бы сигнал тревоги! А его-то ни с чем не спутаешь…  

Так что прибыв на рабочее место, в радиорубку, Астон не удивился, что пульт пе-ред несущим вахту Джастином Хьюзом так и искрится, так и мерцает, переливаясь разно-цветными огоньками! Значит – есть связь!!!  

Только вот – с кем?!  

Однако задать этот вопрос сменщику Астон не успел: из общей трансляции донёс-ся голос капитана Пауэлла:  

– Внимание, в отсеках! Вахтенным – срочно занять рабочие противоперегрузочные места! Тем, кто не занят несением вахты – срочно вернуться в каюты, и принять горизон-тальное положение! Мы собираемся производить экстренное торможение, и рывки и толчки будут даже сильнее обычных. Потому что нам нужно затормозить очень быстро. Чтоб не пролететь мимо объекта, идентифицированного как корабль, летящий с Земли.  

Подтверждено наличие по-крайней мере нескольких выживших на этом корабле: с ними установлена радиосвязь! И мы сейчас идём параллельным курсом, но гораздо быст-рее. И главное теперь – не разминуться с ними в космосе, обогнав этот корабль на слиш-ком уж большую дистанцию. Поэтому на занятие своих мест у экипажа минута.  

Выполнять!  

Плюхнувшись на второе кресло рядом с Хьюзом, Астон ткнул в клавишу настроек кресла. То послушно опустилось в горизонтальное положение, подстроившись под его фигуру, и поддержав голову мягким подголовником. Вот теперь Астон спросил:  

– Это правда, Джастин? – радисты, когда поблизости не было никого из начальства, обычно общались в неформальной манере, не без оснований считая, что казёнщина и субординация не уместны среди равных по званиям и служебным обязанностям.  

– Да, Кейт. Чистая правда. Это я первым уловил сигнал их навигационного маяка. Ну, как положено по стандартной процедуре, послал запрос, на частотах и стандартных, и для СОС-а. И – представляешь?! Получил ответ! Правда, не сразу, а через пару минут. Мы от них – в световой минуте! (Вон: посмотри на мониторе. Там сохранено самое лучшее изображение с наших наружных камер. ) Плохо только то, что мы удаляемся. А желатель-но как можно быстрее вернуться к ним. Потому что там – предел мечтаний всех наших охламонов! Ну, и мои заодно!  

– Ты это о чём?! – смутные догадки и вспыхнувшие вожделения и предвкушения уже наполняли грудь Астона, нетерпеливо рассматривавшего сверкающую точку на экра-не внешнего обзора, и очень кстати коллега поспешил подтвердить его самые смелые предположения:  

– Там – полный корабль баб!!!  

– Да брось! Хорош прикалываться!  

– Да вот тебе крест! Я, понятное дело, тут же известил капитана, и переключил ос-новной канал связи на рубку. Так что все дальнейшие переговоры Пауэлл вёл сам. Но уж я слушал внимательно! Ни единого слова не упускал! Ну как же – получается, теперь мы можем попросту послать куда подальше «уважаемую» и за…бавшую своей душевной простотой Наилю, которую мы до сих пор так и не «уломали», и полностью переключить наше внимание на тот маленький гарем, который достанется каждому из нас!  

– Ну-ка, погоди. – преодолевая начавшиеся обещанные рывки и тряску, Астон по-вернул голову к Джастину, – Не так быстро. Давай-ка по порядку, а то я не успеваю сле-дить за полётом твоей сексуально озабоченной мысли.  

– А-а, ну да. Ты же не слышал. (Собственно, пока и никто не слышал! )  

Капитан вёл переговоры примерно минут пятнадцать, пока наш штурман и навигационные приборы нашего Главного компьютера вычисляли расположение и направление движения собрата «Пронзающего». Стандартного земного корабля. И вот теперь, когда мы знаем его положение, и, к счастью, не успели набрать даже одну десятую расчётной крейсерской, на торможение и манёвры до стыковки уйдёт не больше семнадцати часов! А после этого – вперёд, к любовным подвигам и необузданному сексу!  

– Да погоди ты. Расскажи про корабль. Откуда он, сколько там человек. Сколько из них – женщины. И вообще – как получилось, что они летят так медленно?  

– Ну, не так уж и медленно. Они летят инерционно, никуда особо не торопясь. Но не потому, что нас поджидали, а потому, что у них старые, то есть – дохленькие, движки. Этот корабль, собственно, списали, и он как раз стоял в ангаре где-то под Мельбурном, когда они там, в Австралии, узнали, что случилась такая фигня, и что всему миру пред-стоит кирдык. Ну так вот: дальше – самое интересное!  

Местный мэр, он же и по совместительству самый богатый бизнесмен, подгрёбший под свою корпорацию всю марганцево- и никеледобывающую промышленность континента, быстро выделил энную сумму, нанял лучших спецов из тех, что оказались поблизости, и корабль за сутки подлатали. А к концу этих суток посудина доверху была заправлена топливом, и набита добровольцами. Ну, правильнее будет сказать – доброволицами. Потому что на борту – почти сплошь одни женщины! Естественно, не простые, а – в самом, так сказать, соку!  

Этот парень – ну, мэр! – понимал, кого надо спасть в первую очередь. Ну, и клик-нул клич по всем университетам, спортивным командам, и благотворительным организа-циям. Предложил жизнь вызвавшимся бы. Ну, и огромные деньги тем, кто пройдёт мед-комиссию, и согласится лететь в космос немедленно, и дать потомство на какой-нибудь подходящей для проживания планете.  

И вот теперь у них на борту двести двадцать восемь гибернаторов, исправно функ-ционирующих, и только и дожидающихся, когда дежурящая смена из трёх девочек разбу-дит остальных колонисток!  

– А что за «дежурящая смена»? И что за «девочки»?  

– Две женщины, весьма преклонного возраста, которых обучил всему, что умел, единственный оказавшийся в то время в Мельбурне и его окрестностях, профессиональ-ный космонавт. Тим Робинс. Лейтенант Тим Робинс.  

– Погоди-ка… Я ведь его… Он же учился со мной! Только он на два курса, то есть, года – младше! Но… Сколько же ему сейчас?!  

– Сто девять лет. И он – как огурчик! Во-всяком случае, говорил, когда его привели из его каюты, очень даже бодренько. И почти не шепелявил. Хотя, по его уверениям, зубы все у него повыпали ещё сорок лет назад. Словом, он счастлив, что наконец-то может спихнуть это беспокойное хозяйство на команду крепких, половозрелых, и вполне жаждущих физической близости с его подопечными, космонавтов-землян! Потому что за это время у него сменилось четыре смены дежурящих женщин, которых он будит, учит, и, соответственно, закладывает обратно в гибернаторы, каждые двадцать лет. А он – «у руля» всегда. Так сказать, бессменно. Поскольку на их раздолбанной колымаге постоянно что-то ломается. Вот он и руководит ремонтом. Ну, и помогает, конечно, по мере сил.  

– Ну а что там с… остальными женщинами?  

– Поскольку капитан Пауэлл вкратце описал нашу ситуацию, всех остальных спя-щих женщин транспортника срочно начали отогревать. И будить.  

– И что же это будут за женщины?  

– Отличные! Нет, реально: отличные! Кошечки! Конфетки! Говорю же: местные женские футбольная и волейбольная команды в полном составе. Тринадцать врачих из какого-то госпиталя. Девятнадцать монашек, согласившихся предоставить свои тела на благо священного дела: продления человеческого рода. И сто семьдесят одна студентка. Самых разных специальностей и факультетов. Но, думаю, в данном случае нам будет ре-шительно наплевать на ту профессию, которой они собирались овладеть. Главное – все они здоровы, молоды, и действительно готовы и горят желанием. Продлить человеческий Род!  

– Погоди-ка, Джастин. Что-то у тебя не стыкуется. Как бы они продлили человече-ский род, если из всех мужиков на борту – только столетний старпёр?! Ещё и без зубов.  

– Э-э, тоже мне проблема! У них в холодильниках полным-полно мужской донор-ской спермы! Миллионер, который посылал их, решил, что мужики – только лишняя обу-за. И источник скандалов и разногласий при дележе женщин. Поэтому укомплектовал их по своему разумению. И если б они даже и не встретили нас – уж оплодотвориться смогли бы без проблем! Проблема была лишь в том, чтоб найти подходящую для жизни планету!  

– Ха! – Астон позволил себе ироничный смешок, – Её и мы-то, с нашими движками и запасами топлива не нашли… Вернее – найти-то мы нашли… Но уж жить там я предпо-чёл бы лишь в самом крайнем случае!  

– Экий ты стал разборчивый. Небось, и женщин себе выбрать откажешься?  

– Ну уж нет!!! А что: их можно будет действительно – выбрать?!  

– Да. Именно так. Пауэлл сказал, чтоб они поскорее разбудили всех своих подо-печных, для их скорейшей эвакуации на «Пронзающий». Далее мы перекачаем себе в баки их запасы горючего, кислорода, заберём всё, что может оказаться полезного, и оставим пустую коробку «Надежды Человечества» неторопливо лететь себе и дальше. Рассчитав её траекторию, чтоб забрать в случае крайней необходимости.  

А сами – вперёд! К новым Мирам! С огромным оптимизмом и верой в светлое бу-дущее! Человечества. Ну, и плюс пять-шесть жён у каждого.  

Заделаемся этакими мусульманами: это же им положено по Шариату – четыре же-ны? Ну а у нас – будет по пять-шесть! Потому что наши старички, такие, как оба доктора, и доктор Маркс, и его помощник – явно не в счёт! И если кого себе и выберут – так только для обучения огородничеству-садоводству!  

– Погоди-ка ещё раз. Так это Пауэлл сказал, что нам нужно будет выбирать себе…  

– Вот именно. Он так и сказал: придётся по завершении всех работ по перегруже-нию нужных нам элементов и запчастей построить всех эвакуированных разбуженных дам в одну шеренгу. После чего все здоровые и половозрелые члены экипажа «Пронзаю-щего» пройдутся вдоль этой шеренги, и выберут. По очереди, конечно. Ходить и выбирать придётся, понятное дело, несколько раз. Поскольку выбрать можно будет – за один раз не больше одной женщины!  

– Ну и дела… А если выбранные вдруг откажутся идти с тем, кто их выбрал?  

– Тоже мне проблема! Значит – присоединятся к коллективу тех, кто будет жить во втором ангаре нашего трюма! А возглавлять их маленькое феминистическое сообщество будет… Ну, ты, наверное, догадываешься, кто?  

Оба радиста переглянулись. Плотоядная ухмылка Джерома Хьюза напоминала ос-кал волка. Но уж и Астон ответил не менее хищной улыбочкой: так тебе и надо, наглая, противная, и много о себе воображающая вредная злюка Наиля!..  

Шеренга «оттаявших» женщин протянулась практически во всю длину главного коридора! И стояли женщины не совсем чтобы смирно, а – шевелились. И – как! Уж явно хотели, чтоб неторопливо проходящие мимо космонавты оценили все их прелести и дос-тоинства в динамике!..  

Астон даже присвистнул: надо же! Сколько девушек! И – каких!!!  

Все – реально стройные, спортивные! Симпатичные!!! И даже красивые! Вот уж спасибо тому, кто там, в Мельбурне, проводил первичный кастинг!.. На большинстве де-вушек одежда представляла собой чистую условность: шортики, трусики, или даже бики-ни. Видать, кандидатки хотели подать, так сказать, товар – лицом!  

Когда дошла его очередь, он, в сопровождении назначенных капитаном для кон-троля такого важного дела, первого помощника Гопкинса, и доктора Кимуро, двинулся вдоль ряда, пристально всматриваясь в то спокойные, то улыбающиеся, то мило подмиги-вающие или призывно глядящие лица. Разглядывал и фигуры. Спросил, не оборачиваясь:  

– А можно будет, если что – вернуться?  

– Нет, лейтенант. Вернуться нельзя. Только – вперёд! Но и выбрать больше одной женщины за один проход – нельзя. Всё должно быть по справедливости, А не так, чтобы один человек сразу забрал себе всех симпатичных, и покладистых нравом, кандидаток!  

Справедливость и демократичность такого подхода Астон не признать не мог. По-этому вскоре остановился напротив одной из женщин.  

Не столько красива, сколько – мила. И лицо – открытое и приветливое. Тронутое лёгким загаром – не иначе – спортсменка. Мышцы икр, конечно, чуть перекачены… Но в целом фигура – у-у!!! Богиня!  

Невысока: примерно метр шестьдесят два. Зато – какие крутые бёдра! И как под-чёркнуто тонка талия! Грудь – и упруга, и невелика – явно своя! Но добили лейтенанта крошечные, почти детские, ступни – как у японочки какой!..  

Он вынужден был сглотнуть, прежде чем сказал:  

– Эту, сэр!  

Первый помощник Гопкинс кивнул:  

– Выбор ясен. Теперь дело за соблюдением принципа демократичности и свободы, – он обратил взгляд к женщине, – Уважаемая первая избранница лейтенанта Кейта Астона, главного связиста «Пронзающего Бесконечность». Вы согласны стать первой женой озна-ченного мужчины, родить от него детей, и жить с ним в любви и согласии, в радостях и горестях… Ну и всём прочем, что полагается по Библии?  

– Да. – еле слышное, но столь больно резанувшее по сердцу лейтенанта согласие очень мило покрасневшей девушки, которую они, как ни стыдно признать, даже не спро-сили об её имени, оказалось тем не менее очень лестно ему самолюбию. И довольная улыбка во весь рот – он чуял! – расплылась по его веснушчатой физиономии. Тем не ме-нее, дело не закончено. Потому что Гопкинс распорядился:  

– Лейтенант Астон. Будьте добры: проводите вашу избранницу в вашу каюту, и возвращайтесь к началу шеренги. У вас, как и у почти всех остальных членов нашего эки-пажа, впереди ещё пять попыток.  

Через два с лишним часа процедура «отбора» была закончена.  

И оставшиеся «невыбранными» «будущими мужьями» на должность жён, и докто-рами на должность помощниц, женщины, вероятно, костерили «капризных» и «излишне придирчивых» кобелей-космонавтов на чём свет стоит. Но Астон отлично понимал, кто из дам остался «за бортом» выбора экипажа: женщины, хоть чуточку, или внешне, или характером, невольно проявляющимся на лице, похожие на их «любимую» Наилю!  

Конечно, без слёз и ругани, и даже применения силы, не обошлось, но эти девять невыбранных женщин вынуждены были проследовать в освобождённый для такого дела, и даже вымытый ангар номер два, где Пауэлл и приказал устроить аналог «общежития», поставив там десять коек. Девять – для обойдённых вниманием, и одну – для переведён-ной туда из офицерской каюты Наили. Которая, как ни странно, даже не особо сильно протестовала. Из чего Астон сделал вывод. Что какую-то хитрую линию поведения и от-ветных контр-мер их гордячка уже разработала!  

А пока Астон радовался тому факту, что всех женщин, избранных экипажем, рас-селили в разные с мужчинами каюты: так, его «жёны» проживали в каюте, соседней с его. И в случае необходимости можно было любую позвать для… Необходимых действий!  

И слава Богу, что никто его при проведении этих «действий» не смущал!..  

Первой, естественно, он пригласил к себе самую первую. Миранду.  

О-о-о!.. Вот уж если у него и имелись сомнения, и стеснения по поводу того, как бы потактичней подойти к этому делу, и чем они займутся в его каюте, оставшись наеди-не, то у Миранды их и тени не было! И страстный поцелуй, который она запечатлела на его устах, едва он щёлкнул ключом в замке входной двери, сразу прояснил, так же, как и две крепко обвившие его шею тёплые руки, чего женщина хочет от него! И по чему, веро-ятно, истосковалась за долгие годы сна в гибернаторе, и в остальные, те, что провела там, на родине… Без мужа.  

Оторвав наконец раскрасневшиеся уста от губ женщины, он поднял её на руки. Понёс в спальню. Может, она и не догадывается о видеокамере в углу (Пока! ), но он-то о ней знает!  

К счастью, все женщины перед кастингом помылись. Так что никаких раздражаю-щих задержек типа «дорогой, я – в душ! » не было. И они сразу нашли общий язык.  

Восторги от плотских утех нисколько лейтенанта не разочаровали: похоже, Ми-ранда решила чётко расставить приоритеты, и заодно дать понять и ему, и остальным «из-бранницам» своего Господина – кто здесь – Главная Жена!  

Так что всё у них в плане «притирания» и предварительных ласк прошло блестяще, и Астон достиг пика наслаждения уже через каких-то пару минут активных движений!..  

Но…  

Вот чёрт!  

Открыв глаза, он обнаружил, что поллюция произошла.  

Только вот – не в благодатное и жаждущее зачатия лоно прекрасной Миранды, а в казённые, стиранные-перестиранные, трусы…  

Сон!  

Нет, это просто свинство какое-то!..  

Разве может быть – сон! – столь реалистичным и достоверным?! До дрожи! До му-рашков по коже!..  

Или этот сон – не просто сон? А – вещий?  

И им действительно может встретиться такой корабль?!  

Вздохнув, Астон перевернулся на спину. Покачал головой. Стянул с себя испач-канные трусы, бросил их на палубу. Повздыхал ещё. Прочувствовал, как сотрясается на-бирающий скорость корабль. (Может, это как раз из-за тряски ему и приснился столь спе-цифичный сон?!)  

Ладно, чёрт с ним. Оно того стоило! Сон был… Ну просто – супер!  

А ещё он подумал, что придётся сменить лицо женщины, которая сейчас пылится в шкафу, невостребованная уже пару месяцев. Ну вот надоело оно ему!  

А вот фигура – нет!  

Потому что она – именно такая, как ему видится даже в мечтах… И снах!  

17. Оранжерея  

Капитан Пауэлл ощущал некую настороженность. И беспокойство.  

Чертовски странно, что во время набора первичного ускорения, когда корабль бро-сало и трясло, словно зерно в мельнице, от Наили не было никаких просьб, жалоб, или хотя бы ругательств. Упорное молчание их подопечной не могло не напрягать. Хотя дыхание в микрофоне имелось – и вполне, как ни странно, умиротворённое. Спокойное.  

Но Пауэлл старался своей озабоченности никоим образом окружавшим его офице-рам не показывать, только однажды связавшись по интеркому с медотсеком, где, как он знал, дежурил доктор Кимуро. Перед мониторами с показателями женщины.  

– Доктор. Как вы считаете, миссис МакГоннегал может переносить такие толчки и качку без… неприятных ощущений и вредных последствий для организма?  

– Ну… Это вполне возможно. Женщина же! А у них адаптивные способности куда выше, чем у нас, мужчин. Ведь это именно им природа дала важнейшую функцию – выно-сить и родить дитя при любых меняющихся условиях среды, будь то ледниковый период, дикий зной, или нападение саблезубых тигров! И гомеостаз – ну, стабильно хорошее со-стояние организма! – женщины могут поддерживать даже не задумываясь об этом. Авто-матически, так сказать. Проще говоря – я не удивился бы, если все эти рывки и вибрации её организм воспринял абсолютно нормально, и она даже заснула! Так сказать, убаюкан-ная! О чём, собственно, и говорит энцефалограмма…  

– То есть, оснований для беспокойства из-за отсутствия комментариев и возгласов с её стороны, нет?  

– Хм. Пожалуй, так. Пока, я бы сказал, оснований для такого беспокойства нет. Я вижу на своём мониторе нормальную работу сердца, и стабильное дыхание. Ну и плюс, вот именно, энцефалограмма. «Данные» работы мозга невозможно подделать или симулировать. Она действительно спит. Но ведь мы в любом случае узнаем, всё ли с ней в порядке, и как она перенесла, через какой-то час, когда корабль прекратит разгон для ужина?  

– Всё верно, доктор. Мы узнаем. Спасибо за консультацию.  

– Всегда пожалуйста, сэр.  

Пауэлл приготовился ждать. Времени до отключения маршевых движков осталось, вот именно – час. А уж там шеф-повар, который как раз принесёт даме ужин, скажет, если что пошло не так…  

На традиционный стук в дверь никто не ответил, что Лютер Вайс посчитал тре-вожным признаком. Да жива ли эта гордая и строптивая коза?! Которая, он готов был по-спорить обо что угодно, скорее удавится, чем даст услышать свои стоны и рыдания!  

Поставив поднос на стол, сейчас не выказывающий желания походить ходуном, Вайс прошёл к двери в спальню. Она была открыта. Кок ещё раз осторожно постучал в косяк. Подумал невольно о том, что потерять последнюю женщину человечества из-за её глупых гордяцких вывертов было бы уж очень, вот именно, глупо.  

Однако когда, набравшись наглости, Вайс заглянул в дверь, его ждал приятный сюрприз.  

Развалившись вольготно на постели навзничь, пристёгнутая ремнями женщина мирно спала. Даже подхрапывая. Неопределённая улыбка, имевшаяся на расслабленном лице, недвусмысленно говорила, что его обладательница видит вполне хороший и прият-ный сон.  

Ах ты ж!..  

Вот паршивка! Она не притворяется – это видно. Но чтоб вот так: заснуть под ди-кую пляску «Пронзающего» и стоны и скрипы всех его бимсов и шпангоутов…  

Такого самому коку не удавалось никогда!  

Но… Надо так и так разбудить её. Потому что через сорок минут, если техники и инженеры не найдут неполадок, или проблем, корабль продолжит разгон, и поесть нор-мально окажется просто невозможно. Вайс снова постучал. Покашлял. Сказал:  

– Миссис МакГоннегал. Да миссис МакГоннегал же, чтоб вас!.. Проснитесь уже!  

Женщина засопела, голова чуть повернулась к нему. Открылся один глаз. Затем и второй. Наиля нахмурилась:  

– Кок Вайс! Вы почему вошли без стука?! А если б я была раздета?!  

Подумав про себя, что как раз это было бы замечательно, Вайс сказал:  

– Прошу прощения, миссис МакГоннегал. Дело в том, что я и стучал, и, кашлял, и кричал. Однако, подумав, что вы могли с непривычки и потерять сознание, решился вой-ти. Откуда я мог знать, что жуткие рывки и тряска вас попросту – убаюкали?!  

– Хм-м… Пожалуй и правда – ниоткуда. Но не переживайте. Со мной всё в поряд-ке.  

– Очень рад это слышать. В таком случае, может быть, вы захотите поужинать? То есть – прямо сейчас, пока «Пронзающий» снова не начал набирать скорость, и ваш стол не начал опять выписывать кренделя и трястись? А сегодня на ужин – котлета, и борщ!  

– Вот как? Ага. Соблазнили. Да и пахнет – очень даже… Иду!  

– Вот и славно. Я тогда – к себе. – удаляясь, кок отметил всё же, что умыться и по-чистить зубы Наиля-таки надумала – прошла в ванну, и, пока он нарочито неторопливо запирал дверь, начала плескаться, даже отфыркиваясь.  

Чёрт. Неужели действительно – спала?  

Ну и крепкая же у неё в таком случае нервная система!  

Впрочем, об этом они уже догадались…  

Ночь прошла спокойно.  

И когда утром капитан Пауэлл пришёл на мостик, вахтенный офицер, Макс Ивер-сен, с большим удовлетворением доложил:  

– Капитан, сэр! Вахту несёт лейтенант Иверсен. За время дежурства происшествий не было. Правда, два раза пришлось отстреливаться от метеоритов. Успешно. Все агрега-ты и механизмы работают в штатном режиме.  

– Отлично, лейтенант. Ну а как там с поясом Койпера сейчас?  

– Остался далеко позади, сэр. Думаю, камней больше не будет.  

– Будем надеяться. А как там… миссис МакГоннегал?  

– Вроде, нормально, сэр. Во всяком случае, в столовую и в ванну не выходила. И – дышит. Док Людвиг говорит, что по энцефалограмме – опять спит.  

– Хорошо. Продолжайте работу.  

Пауэлл вышел из рубки, с одной стороны радуясь, что они уже практически вышли из солнечной системы, и поэтому ни камни, ни пылевые облака кораблю не угрожают, а с другой – чувствуя определённую тоску. По навсегда покинутым родным «берегам». Отчизне. Откуда они уносят злость на идиотов, навсегда, похоже, испортивших замечательную планету, а с другой – хрупкую надежду, что удастся как-нибудь продолжить человеческий род с помощью той заковыристой штучки, что отсыпается сейчас после гиберсна.  

Ладно. Он сегодня специально встал пораньше, чтоб проверить: всё ли в порядке в хозяйстве доктора Маркса. Потому что именно туда сегодня поведут уважаемую Наилю.  

После завтрака и тренажёрного зала.  

Хотелось бы, чтоб многообразное хозяйство доктора предстало… Достойно!  

Как ни странно, но сегодня тренировка прошла вполне благополучно.  

Збигнев Честны прекрасно помнил, на какие снаряды какие грузы устанавливать, и какие пружины на какое усилие регулировать. Поэтому они вдвоём с лейтенантом Дже-ком Коллинзом оперативно всё установили и подготовили. Дама соизволила снизойти:  

– Вот уж спасибо. Всегда приятно, когда о тебе заботятся!  

– Без проблем, миссис МакГоннегал. – Збигнев взял на себя роль «старожила», и поддерживал диалог, в моменты, когда Наиля переходила от снаряда к снаряду и что-то спрашивала, – Кстати, разрешите вопрос?  

– Ну спрашивайте. – женщина откинулась на спину, ухватив сильными руками кронштейны для накачивания дельтавидных.  

– Огурцы и правда – помогли?  

– Хм. Может, и помогли. Ну, во-всяком случае, не помешали. А от тряски и качки я попросту заснула – видать, этот рефлекс остался с детства, когда меня укачивал в качалке двоюродный брат. Он был всего на пять лет старше, и уж так на меня злился… Что при-ходится укладывать эту соплю, вместо того, чтоб играть! Ладно, продолжим.  

Наиля стала интенсивно сопеть, и работать, теперь явно выкладываясь на совесть, а не так, как вчера. Збигнев и вожделённо сопящий и словно набравший в рот воды Кол-линз не без интереса смотрели на неё, расположившись на одной из скамеек, стоящих вдоль одной из стен.  

Закончив с очередным снарядом, женщина буркнула:  

– Мне надо с вас деньги брать. За «шоу».  

Пока Наиля переходила к шведской стенке, где и вчера качала пресс, оба мужчины молчали. Но когда она принялась за дело, Коллинз-таки не удержался. Правда, сказал вполголоса:  

– Денег у космонавтов нет. Как насчёт расплаты «натурой»?  

Наиля, однако, услышала, несмотря на то, что снова пыхтела, как паровоз:  

– Это я вам с удовольствием обеспечу. Как насчёт – заменить сегодня моего люби-мого собеседника – техника Ходжеса? А то ваш Пауэлл сказал, что сегодня он сильно за-нят?  

Лицо у лейтенанта вытянулось. Инженер же не смог удержаться, чтоб не показать Наиле большой палец, после чего они с женщиной дружно заржали. Коллинз обиделся:  

– Да ну вас. Обеих. Юмористы доморощенные. Уж и приколоть нельзя!  

Збигнев фыркнул:  

– Я, вообще-то, ни слова не сказал.  

Наиля просияла:  

– Значит, вы, инженер – без «репрессий». – она обратила сияющий торжеством лу-чистый взор в сторону Коллинза, – А вот насчёт вашей, лейтенант, кандидатуры, я теперь думаю вполне серьёзно. Ещё парочка таких пошленьких и тупеньких замечаний, и после-обеденная порция нотаций и зубодробительно интересных историй вам обеспечена!  

Лейтенант густо покраснел, и Збигнев готов был поставить своё жалование за два-дцать лет против зубочистки, что теперь-то лейтенант точно замолчит до самого конца «шоу».  

Мылась сегодня Наиля недолго. Пока она это делала, инженер с лейтенантом вполне мирно, по-домашнему, переругивались:  

– А почему вы, инженер, не предупредили, что сегодня – не будет Ходжеса?  

– А потому, лейтенант, что я и сам этого не знал. Думаю, капитан сказал это только коку. А уж тот «просветил» нашу подопечную.  

– А почему тогда вы не сказали, что с ней опасно разговаривать?  

– А будто вы сами этого не знали! А, кроме того, вы с ней не разговаривали. Вы позволили себе то, что посчитали за оригинальный прикол. Ну а нашей Наиле, как теперь сами видите, палец в рот не клади. Откусит до локтя! Ну, и плюс отменный слух.  

– Вы как будто гордитесь ей, инженер! И даже находите в общении с этой козой определённый кайф!  

– А что? В-принципе, так и есть! Потому что пусть и вредное, и …овно – но наше!  

И я в какой-то степени даже действительно горжусь знакомством с такой… э-э… оригинально мыслящей и умеющей за себя постоять девушкой! Ведь если она воспитает своих – а вернее – наших совместных! – дочерей и сыновей в таком ключе, и передаст им по наследству хотя бы часть своей необузданной энергии и независимого нрава – они су-меют за себя постоять! На любой планете. Против любого врага!  

– Хм-м… Когда вы так это дело преподносите… Согласен: для выживания в дикой природе хлюпики и мямли не подойдут. С другой стороны, мы что – ей на хвост наступаем? Чего она такая ершистая и вредная? И острая на язычок?  

– Ну, думаю – а вернее, это мысль дока Людвига! – что это – просто защитная ре-акция. Ведь она – женщина. И заведомо слабее любого из нас. Надо же ей как-то утвер-ждаться и самоутверждаться в нашем коллективе? А сами знаете, лейтенант: если не по-ставить себя сразу независимым и сильным – сожрут! Ну, или заездят.  

– Такую заездишь, как же! – Коллинз невольно дёрнул плечом, – Да она сама – кого хочешь!..  

Интересную дискуссию прервало появление женщины из двери, которую мужчины даже не запирали, поскольку оставались всё время рядом:  

– Ну, мальчики, как я вам? – на Наиле оказались надеты обтягивающие лосины фиолетового цвета, и белая кофточка, снова стянутая узлом под грудью. Похоже, лифчика и трусиков дама не одела принципиально. На маленьких узких ступнях имелись лёгкие синие лодочки. Огненно-рыжие волосы оказались отлично уложены в пышную причёску.  

Коллинз открыл было рот… Но так же быстро его и закрыл.  

Зато Збигнев, удивляясь, когда дама всё это успела, расплылся в ухмылке, показав снова большой палец:  

– Класс! Думаю, док Маркс забудет, где у него редиска, а где – помидоры!  

Предположение Збигнева оправдалось лишь частично.  

В том смысле, что на десяток секунд доктор Маркс, конечно, утратил дар речи, проводя взором то вверх то вниз по обтянутым тончайшими колготками, ножкам, но по-том всё же остановил глаза на лице Наили:  

– Весьма грамотный подход к… э-э… выбору гардероба, миссис МакГоннегал. В моём хозяйстве – жарко. Специфика, так сказать! Ну как? Готовы?  

– Конечно, уважаемый доктор Маркс! Показывайте!  

Доктор с большим удовольствием приступил:  

– Прошу. Сюда. Так. Теперь – сюда. Вот это, так сказать, наш с техником Хваном – командный пункт. Бо, подойди. Миссис МакГоннегал тебя не укусит. Надеюсь. Миссис МакГоннегал. Это – Бо Хван. Мой главный и фактически единственный помощник. Именно его заботам наш экипаж обязан тем, что урожай всегда обилен.  

Наиля, как ни странно, без выпендрона, протянула ладошку пожилому корейцу:  

– Очень приятно, уважаемый Бо!  

Тот осторожно, словно хрустальную, пожал протянутую руку:  

– Для меня знакомство с вами, уважаемая Миссис МакГоннегал – честь!  

– Ай, бросьте вы эти церемонии! Для вас с доктором Марксом я – просто Наиля!  

– Договорились, ми… э-э… Наиля! Правда, не думаю, что вам будет сподручно на-зывать меня – «Эдди», да я и не рассчитывал на такое. Ну, идёмте, что же мы стоим, слов-но стеснительные подростки! Хозяйство у нас обширное, и мы надеемся, вам понравится.  

– Хорошо, доктор Маркс. Идёмте.  

– Ага. Давайте тогда сразу пройдём в самый дальний конец. Там у нас главный бак нашей ирригационной системы, и палуба устроена так, чтоб именно оттуда шёл основной уклон. То есть – питательный раствор подаётся самотёком. Что очень удобно и грамотно: насос нужен только для перекачки неиспользованного раствора обратно в главный бак. Где он снова… – доктор Маркс пустился в объяснения, пока они проходили расположен-ные один за другим отсеки, разделённые бронированными переборками с аварийными дверьми.  

Наиля вдруг остановилась как врытая:  

– Доктор!!!  

– Что случилось, ми… Наиля?!  

– Вон там! Что я вижу! Это же – бонсаи?!  

– Ну… Да. – доктор традиционным жестом поправил очки, затем спросил, – А что в них такого особенного?  

– Как – что?! Ведь там у вас… Можно, я поближе подойду?  

– Конечно можно! Всё наше – ваше!  

Наиля чуть не бегом устремилась в боковой торец одной из проходимых ими сек-ций, и только перед самой дальней полкой замедлила ход. Заломив руки на груди, женщина осторожно подобралась к стоявшим на невысокой полке горшкам и кадкам.  

– А почему они у вас – такие маленькие?  

– Ну… – доктор Маркс явно испытывал стеснение, – Дело в том, что тут – бонсаи деревьев. Мы на «Пронзающем» не можем позволить себе непродуктивную трату биома-териала. Эти конкретно деревья не дают никаких плодов. Ну, в-смысле, которые можно было бы использовать в пищу. И поэтому мы не можем позволить им получать слишком уж много питания и воды. А нужны они, во-первых, для, так сказать, эстетического усла-ждения взоров, и напоминания о доме… А во-вторых – для того малореального случая, если б мы-таки нашли подходящую для людей планету. В этом случае мы бы их там выса-дили, и будущие колонисты уже прибыли бы на… э-э… почти Землю, где росли бы при-вычные, родные, растения!  

Наиля ничего не говорила во время объяснений доктора, но обеими ладонями неж-но гладила крошечные листья:  

– Это ведь – дуб?  

– Да, ми… Наиля. Это – Европейская его разновидность.  

Как ни странно, но неторопливо подошедшие, и сейчас стоявшие позади доктора и техника Збигнев и Коллинз, увидели, что глаза Наили полны слёз. Они переглянулись.  

Коллинз полез ладонью в затылок и пошкрёб там. Збигнев свою руку удержал.  

Наиля сердито фыркнула:  

– И никакая я вам не стерва с жестоким и коварным сердцем! Я – нормальная жен-щина! И имею право на тоску по родине и, и… Всему тому, что там осталось!  

И если вы, господин инженер, и лейтенант, хотите поприкалываться – сейчас – са-мое время!  

Збигнев нахмурился:  

– Вот уж нет, миссис МакГоннегал! Не собираемся мы «прикалываться». Если че-стно, то и на нас самих часто находит… Примерно как на вас сейчас! Тоска по Дому. И мы приходим сюда. Полюбоваться. Повспоминать. Да просто – постоять, подумать!  

Можете не верить, но даже наш главный прагматик Пауэлл приходит сюда. Хотя бы раз в год. И, кстати, приказал доктору Марксу очень заботиться об этом мини-парке!  

– Ах… Если подумать, то никакие вы не суровые космонавты. Думаю, всё же мы найдём общий язык!  

– Ох, миссис МакГоннегал. Как бы это было замечательно!