О фильме Сталкер

Бывают фильмы, о которых можно сказать коротко и ясно, и это вовсе не значит, что это обязательно плохие или примитивные фильмы. Кажется, что, если фильм заставляет зрителя искренне сопереживать, он удался.  

Но фильм Сталкер, помимо сопереживания, позволяет зрителю взглянуть на мир некоторым особым, непривычным образом. Кажется, что это некий, объединённый в кинематографическом образе (если можно так сказать) симбиоз литературы и философии (причём философии доступной, которая ставит необычные вопросы, а не пытается на всё давать необычные ответы, наполненные причудливыми терминами и формулировками). По-другому, видимо, и быть не могло – его создали великие писатели и великий режиссёр, которые всегда пытались осмыслить человеческое существование в целом. Недаром одно из центральных мест в этом фильме занимают диалоги. Но фильм – не только диалоги, сценарий – не законченное произведение. Именно Тарковский имел общей замысел фильма и именно он заставил Стругацких (как вспоминает Борис Натанович) написать в соответствии с этим замыслом сценарий (который многократно переписывался и в конечном счёте был изменён до неузнаваемости). Получилось нечто настолько необыкновенное, что, кажется, это лучшее, что создали и Тарковский, и Стругацкие (впрочем, это, конечно же, только мнение).  

Представляется, что этот фильм не просто о том, что есть человек (об этом не знает никто), и даже не о том, что он о себе знает, а, скорее о том, насколько глубоко он способен (и хочет) себя знать.  

В современном мире эти вопросы мало кого волнуют, здесь основные события происходят как бы вне человека, они захватывают всё его внимание, и его внутренний мир часто остаётся за скобками несмотря на то, что является началом (и концом) всего что для человека может существовать. Желания здесь возникают вне человека и сбываются вне его. Он делает для себя всё что угодно, но только не занимаемся собой. И этот фильм напоминает о том, что главные вопросы (и ответы) для человека в нём самом.  

Внешние события заставляют героев фильма вести во многом внутренний диалог. Они стремятся попасть в комнату, в которой должны сбыться их желания, но не все, а лишь подлинные. И тут возникает вопрос, который далеко не всегда имеет однозначный ответ: что есть подлинные желания человека? Точки зрения героев на этот вопрос различны.  

Для Учёного всё просто – люди в его понимании в своих желаниях (в некотором их пределе) стремятся так или иначе править миром, творить мировое зло или добро, стремятся к «мировому господству» или, как он сам – к всеобщей справедливости и проч. (сам он идёт в комнату ради понимаемой им каким-то своим особым образом высшей справедливости – он хочет эту комнату уничтожить, чтобы она не могла исполнять плохих желаний). И может показаться, что во многом он прав, так как современный человек следит за мировыми процессами (точнее новостями) больше, чем за самим собой, он смотрит на себя не как на нечто отдельное, а как на неотъемлемую часть этих процессов и часто исходя из этого формирует свои желания. Но насколько эти желания подлинны?  

Писатель замечает, что глобальные ценности, распространяющиеся на весь мир, представляют собой лишь умозрительные конструкции, стремление к которым может быть только умозрительным, подлинные же или, как он говорит, «сокровенные» желания соответствуют природе человека. Он говорит: «Не может быть у отдельного человека такой ненависти или, скажем, такой любви… которая распространялась бы на всё человечество! Ну деньги, баба, ну там месть, чтоб начальника машиной переехало. Ну это туда-сюда. Но чтоб власть над миром! Царство божие на земле! Это ведь не желания, а идеологии, действия, концепции. Неосознанное сострадание ещё не в состоянии реализоваться. Ну, как обыкновенное инстинктивное желание». И это сказано поразительно точно и красиво.  

Но эти инстинктивные желания, в противоположность внешним цивилизованным ценностям для Писателя, как человека привыкшего основываться только на своих умозрительных конструкциях (или, как он говорит, «концепциях»), являются дикими и непредсказуемыми, пропитанными каким-то изначальным злом. Он убеждён, что как бы разумные ценности не отвлекали человека от его неразумной природы, саму эту природу они изменить в состоянии далеко не всегда. Рассуждения Писателя интересны и остроумны, и, в конечном счёте, Учёный с ним практически соглашается.  

В самом деле, мы думаем, что хотим чего-то, но на самом деле часто мы хотим лишь хотеть чего-то того, что так или иначе считается правильным. Мы хотим выглядеть теми, кто хочет, например, справедливости, но, по сути, хотим то, что соответствует нашей природе, которая далеко не всегда справедлива. Писатель приводит пример о Дикобразе (учителе Сталкера), который зайдя в комнату, где исполняются желания, просил о спасении брата, а вместо этого получил кучу денег. И, понимая, что это и есть вся его сущность, что желание быть богатым для него более искренне, чем желание спасти брата – повесился. Человек много придумал о себе хорошего, и практически начал в это верить, но остался плохим.  

И в конечном счёте, никто из героев фильма в эту комнату не идёт. Писатель говорит Сталкеру: «Не пойду я в твою комнату! Не хочу дрянь, которая у меня накопилась, никому на голову выливать… А потом, как Дикобраз, в петлю лезть».  

Для Писателя очевидно, что человек изначально плох, и только некоторые «концепции» дают ему возможность обрести подлинные человеческие черты. Писатель очень последователен и убедителен, но и его рассуждения представляются небезупречными.  

Непонятно, что это за черты, которые хоть и человеческие, но изначально человеку несвойственны? Получается, наш разум сеет добро, которое более человеческое, чем наша природа (содержащая этот разум в себе), которая как бы порождает зло (являющееся, по мнению Писателя, для человека более «сокровенным»).  

Также, кстати сказать, непонятно, как дрянь, если она «сокровенна» для человека могла у Писателя «накопиться». Что же тогда присуще ему изначально?  

Кроме того, хочется задать Писателю его же вопрос: «а почему всё-таки Дикобраз повесился? » Почему радостно не слился со своей природой, предаваясь алчности, раз она так для него «сокровенна»? Если он повесился, значит он не смог смириться со своей алчностью, значит, что-то внутри него оказалось сильнее стремления к ней, что-то тянуло его спасти брата, но не справилось со стремлением к превосходству (как внешней ценностью). Так насколько тогда алчность для него «сокровенна»?  

И потом, вообще непонятно, как может «сокровенное», то есть глубоко внутреннее Я Дикобраза хотеть богатства, ведь богатство – это некий умозрительный критерий успеха, который является частью созданной человеком реальности, только лишь воспринимающейся современным человеком подлинной единственной реальностью. Не может стремление к богатству быть присуще человеку изначально независимо от того, в какой системе ценностей он рождён. Где кончается Я, созданное системой ценностей и начинается подлинное Я?  

Похоже то Я, которое Писатель считает «сокровенным» выдумано, но настолько пропитало современного человека, что он стал считать его своим подлинным. И оно действительно является диким и непредсказуемым, потому что воспитывается в борьбе с другими людьми за достижение одних и тех же внешних ценностей. Представляется, что подлинное Я глубже того Я, которое воспринимается Писателем, как «сокровенное». Но сегодня часто его уже совсем не видно.  

И Сталкер, который не принимает множества разнообразных «концепций», с Писателем не согласен. Он вообще не принимает современную цивилизацию. Когда его жена, пытаясь его удержать от путешествия в Зону, говорит, что его опять посадят в тюрьму, он отвечает: «Тюрьма… тюрьма… да мне везде тюрьма…»  

Он не верит в те или иные объяснения, создавшие современный мир, он верит в некий высший непостижимый замысел, смысл которого нельзя познать рациональным умом. Он практически не спорит с другими героями фильма, он просто страдает от их бессмысленного блуждания в среде рассуждений в поисках смыслов, которых там нет и быть не может, ведь рассуждения порождают лишь новые рассуждения.  

Его жизнь – вера, лишь слегка разбавленная рассуждениями, но не вера в сами эти рассуждения. Он говорит несколько отстранённо, не ожидая ответа, например, словами Христа: «....о чём это вы всё рассуждаете между собой и отчего вы печальны…»  

В конце фильма он в отчаянии говорит своей жене: «Они же не верят ни во что! У них же… орган этот, которым верят, атрофировался!.. За ненадобностью!.. Боже мой, что за люди…»  

Он говорит, как будто произносит молитву: «Пусть исполнится то, что задумано, пусть они поверят, и пусть посмеются над своими страстями. Ведь то, что они называют страстью, на самом деле не Душевная энергия, а лишь трение между Душой и внешним миром. А, главное, пусть поверят в себя и станут беспомощными, как дети, потому что слабость велика, а сила ничтожна. Когда человек родится, он слаб и гибок, когда умирает, он крепок и чёрств. Когда дерево растёт оно нежно и гибко, а когда оно сухо и жёстко, оно умирает. Чёрствость и сила спутники смерти, гибкость и слабость выражают свежесть бытия. Поэтому, что отвердело, то не победит»  

Это прекрасно и точно сказано. Здесь говорится о том, чтобы человек стал собой («поверил в себя»), но опять же стал собой в соответствии с тем, что кем-то «задумано» и для какой-то «победы», которые могут существовать только во внешнем для человека мире. Так во что надо верить – в замысел (в то, что «задумано») или в то, что дано без всякого знания – в себя и мир, который содержит тебя в себе? Единая вера – всегда чей-то замысел, как при этом остаться собой? Кажется, что в основе всех несчастий и заблуждений человека лежит вера в нечто объяснённое и наделённое определённым смыслом. В погоне за смыслами, в конечном счёте, верить начинают все, ведь и Учёный, и Писатель также, как и Сталкер – верят, но верят в рассуждения (каждый – в свои). И при этом не замечают, что эти рассуждения никогда не существуют, потому что всё время меняются в том или ином разговоре, которыми пропитана их реальность. Смысл – есть то, что создают люди, а создавать они могут очень многое, в том числе и то, что противоречит другому смыслу, уже созданному. И по большому счёту разговор Сталкера о том, что «задумано» – не исключение, ведь вне разговора (пусть и такого недолгого и ненавязчивого) ничто «задумано» быть не может.  

Вообще, можно представить, что этот фильм о разных подходах к пониманию человеческой природы. Наука трактует всё абсолютно рационально. Искусство пытается проникнуть в таинственную глубь человека, но и там ищет всё в соответствии с той или иной умозрительной рациональностью (пусть и не математически точной, что не меняет её сути, а лишь делает её более похожим на нечто естественное). Вера в некий единый смысл, также в той или иной степени рациональна (как и всё в рационально объяснённом мире) и всегда может пониматься по-разному.  

В мире рассуждений всё так или иначе стремится к однозначным объяснениям, но приводит лишь к спорам. И, в конечном счёте, герои этого фильма, вдоволь нарассуждавшись, (как друг с другом, так и с самими собой) остаются внутри своего понимания, которое всегда так или иначе меняется (в зависимости от тех или иных разговоров), но никогда не становится единым для всех и неизменным даже для одного человека. Разговоры, стремящиеся к единому пониманию, никогда не достигают своей цели.  

Но всё здесь написанное об этом прекрасном фильме, конечно же, есть лишь некое слишком плоское и схематичное представление. Он богат и объёмен, как сама жизнь.  

Вот, например, высказывание Сталкера о Зоне: «Не знаю, что здесь происходит в отсутствие человека, но стоит тут появиться людям, как всё здесь приходит в движение… Это – Зона. Может даже показаться, что она капризна, но в каждый момент она такова, какой мы её сами сделали… своим состоянием». Такой взгляд на реальность, кажется, уже лежит за пределами той или иной единой концепции или веры. Здесь реальность представляется, как нечто созданное каждым человеком (пусть в нашем современном случае всё-таки на основе той или иной единой концепции или веры).  

В этом фильме есть и прекрасный образ любви. Жена Сталкера говорит короткую фразу об их семье (смысл которой, кажется, достоин отдельного фильма): «Уж лучше горькое счастье, чем… серая унылая жизнь». И это при том, что более серую и унылую жизнь (во всяком случае внешне), чем та, которую они ведут, трудно себе представить.  

И вообще, в этом фильме есть много того, что не поддаётся никаким объяснениям. Собственно, ни одно объяснение не заменит сам фильм, его надо воспринимать таким, какой он есть, причём желательно отвлёкшись от привычных взглядов на жизнь, созданных в нас теми или иными объяснениями (как это водится в современном мире).  

Но пора останавливаться. Слов, как всегда, получилось больше, чем надо. Извинить эту многословность может только то, что фильм слишком уж интересный...