Протокол "БЕЗОПАСНОСТЬ"

– Понимаешь, у меня совсем нет времени. Судебные тяжбы, все дела. Да и, на работе завал полный. Давай на выходных? Там попроще будет.  

Я машинально коснулся двумя пальцами шрама на лбу, рассекающего верхнюю часть моего лица от правого виска до переносицы. Негодяй никак не хотел заживать полностью –под недавно спавшей красно-кровяной болячкой показался он, представленный необычно светлой, новой кожей, рубцеватый, словно края каньона, и таящий в себе перебитые нервные окончания, в связи с чем, любое прикосновение к нему вызывало легкую тупую боль и неприятное ощущение одностороннего тактильного контакта собственной нервной системы. Место шрама онемело, вероятно, на длительный срок, и создавалось ощущение, будто рука твоя касается участка кожи совершенно чужого тебе человека. Гадкое, мерзкое ощущение.  

– Иван, ты мне вот скажи. Я тебе хоть раз в жизни плохого желал? Или чего нехорошего сделал? Нет, ты скажи, может, я не помню чего?  

Хотя я и слышал голос Кости через динамик смартфона, мое подсознание, основываясь на опыте прошлых лет, представило мне выражение лица моего собеседника, соответствующую подаваемой им интонации. Состроенная мозгом гримаса удивления демонстрировала лишь одному мне слегка приподнятую правая бровь товарища, которая, почему-то окончательно убедила меня согласиться.  

– Ладно, Кость, я заеду. Где ты сейчас обитаешь, напомни?  

– Вот так-то лучше. Грибоедова 37, корпус первый, позвонишь, я выйду, встречу. Ты как раз едешь в сторону центра, тебе по пути будет. Обещаю, надолго я тебя не задержу.  

Обещание он не сдержал. В принципе, я на него не обижался, да и как я мог держать обиду на лучшего и, возможно, единственного настоящего друга, с которым не виделся более полугода?  

Он встретил меня теплой, добродушной улыбкой, сильным рукопожатием и красивой бутылкой ирландского виски 7-летней выдержки. Через 5 минут мы уже сидели за столом на кухне его съемной квартиры, цепляя обонятельными рецепторами запах благородного напитка и купленной в супермаркете нарезки; через 30 минут закатывались от смеха при оглашенных воспоминаниях курьезных ситуаций минувших лет, а через полтора часа нас настигло состояние, в котором каждый мужчина считает необходимым сообщить, как он искренне уважает своего товарища, как ценит и практически любит его, но по-мужски, без «этих ваших всяких, ну ты понял», и что любого за своего друга порвет как Тузик – грелку.  

Мы рассказали друг другу все, что случилось за последнее время. Безответные попытки начать отношения, неудачи на работе, личные переживания, и то, как же выбешивает этот сосед снизу, с перфоратором. Или тот, за стеной с ребенком-первоклассником, постигающим искусство игры на скрипке. Или сверху, с вечно орущей бабой, каждая ругань с которой ближе к трем ночи перерастает в страстный акт половой близости, и их кровать содрогается под весом их грузных тел и тяжких семейных отношений. И как хочется, чтобы этот сосед снизу закончил сверлить несущую стену и пошел починил вечно скрипящую кровать паре сверху, ну или хотя бы сломал скрипку соседу сбоку. Все вместе. Раздражают. Просто бесят.  

После того, как, казалось бы, неиссякаемый бурлящий поток слов о трудных и многогранных аспектах будничной жизни все-таки иссяк, наступила последняя стадия любого мужского застолья. Энергии на эмоции уже не хватало. Более того, ты знал, что тебя уважают, это знал и твой собутыльник, и с каждой выпитой рюмкой вы начинали трезветь.  

– Константин, – мой язык не хотел поддаваться командам, которые направлялись ему свыше, из мозга – Ты мне скажи, ты где сейчас работаешь?  

– Вань, об этом я и хотел поговорить.  

Лицо Кости в момент изменилось и стало серьезным. Мой немного опьяненный этиловым спиртом рассудок поймал себя на мысли, что это даже некультурно – перед тобой уважаемый, серьезный человек, инженер, а ты тут, тело, разлегся на стуле, словно студень. Пришлось собраться с мыслями, погасить надвигающуюся на организм икоту, выпрямить спину и сделать вид культурного, по уши погруженного в размышления о дефективности теории струн и гениальности открытия, сделанного Хиггсом, человека.  

– Я сейчас работаю в очень перспективной компании. Ее название тебе ни о чем не скажет, равно, как и имя ее основателя – Даниэля Андресен-Буторского. Но то, чем мы занимаемся, поверь мне, перевернет этот мир вверх ногами. Я даже сам не до конца верю во все происходящее. И нам нужен ты.  

– Я? – Я не смог сдержать икоту, в связи с чем единственное произнесенное слово, состоящее из всего одной буквы, вылетело из рта, подталкиваемое неожиданным сокращением диафрагмы.  

– Да, ты. Поверь мне, ты будешь как в шоколаде. Все равно у тебя машины нет. Ну, вернее больше нет. Пока нет… – Костя замялся на секунду, пытаясь подобрать выражение, которые не пройдется лезвием по еще не затянувшейся ране моей душевной организации, – Но скоро будет!  

– Кось – Буква Т спешно покинула мой лексикон, вслед за легким помутнением рассудка. Я начал трезветь – Ты только не обижайся, я за руль не сяду. Хоть к директору этому вашему, Горскому, водилой. Не пойду.  

– Буторскому. Вань, ты не водилой будешь, а испытателем! Первооткрывателем, можно сказать, как Гагарин! Только у нас с тобой не бесконечные просторы космоса, а дороги, и не ракета, а автомобиль, и понимаешь…  

Не успел он договорить, как тонкое, обоюдоострое лезвие вновь нарушило покой затаившейся в глубине души раны. Рука машинально коснулась шрама на лбу, несмотря на присутствие явно лишних промилле в организме, не промазала, попала точно в цель. Три месяца восстановления. Черепно-мозговая травма. Груда металла. Перекресток. Моя новая ласточка, красивый кабриолет, с претензией на звание спортивного автомобиля, неторопливо пересекающий перекресток по главной дороге, и не менее красивая, с яркими, но глупыми голубыми глазами, Оксана, управляющая столь неподходящим по ее габаритам, большим рамным внедорожником лазурного, как ее глаза, цвета. Аккуратно отодвинув локон светлых волос, она приставила к своему маленькому, блестящему от благородных якутских камней, ушку белый айфон последней модели, конечно же, с максимальным количеством памяти, и, не утруждая себя особым вниманием к происходящему на дороге, на большой скорости приближалась к тому же перекрестку, но по второстепенной полосе движения. Наверняка она настолько была увлечена разговором с подругой о том, какой бренд красуется на бирке ее нижнего белья, что не заметила, как передней частью своего внедорожника аккуратно коснулась водительской двери моего автомобиля. Моего кабриолета. Кабриолета с претензией на звание спортивного автомобиля.  

Удивительный факт. Если бы не невнимательность прошлых владельцев – я был бы мертв. Неплотно зафиксированное водительское кресло сорвало с креплений и было выброшено наружу во время первого из пяти переворотов пострадавшего транспортного средства. Моего транспортного средства. Моего кабриолета. Моей мечты. Я был пристегнут к креслу иск-образным гоночным ремнем безопасности. Заявка на спорт.  

Я убрал пальцы от виска.  

– Кость.  

– Вань, подожди, извини. Я не так выразился.  

– Кость.  

– Иван, давай договорю.  

Костя вопросительно, почти умоляюще смотрел на меня. Я закрыл глаза. Шрам на лбу отчетливо дал понять, что хочет, желает, вожделеет того, чтобы я дотронулся до него, помассировал, погладил, и снова почувствовал, как пальцы коснулись неприятной, рубцеватой кожи, но не почувствовал касания собственных пальцев. Этот шрам словно зуб мудрости – бесконечная, ноющая стерва, не дающая покоя, доставляющая дискомфорт, до которой нельзя докасаться, но если ты этого не сделаешь, не сожмешь челюсть до ощущения легкой боли, то будет только хуже.  

Черепно-мозговая травма, в отличии от травмы позвоночника, оставила более глубокий след в виде накатывающих приступов посттравматического синдрома, сопровождающихся единовременно чувствами апатии, неконтролируемого страха, и еще чего-то. Чего-то странного, липкого, словно на тебя кто-то смотрит из темного угла, расположенного прямо за твоей спиной.  

Одними губами я произношу «День. Ночь. Отсыпной. Выходной».  

Я открыл глаза и кивнул.  

– Вань, прости. Я понимаю, тот автомобиль был твоей мечтой. Я знаю, я помню, как долго ты восстанавливался. Прости, что не мог навестить тебя в больнице. Прости, мне правда горько от этого. Но послушай. Наша компания занимается разработкой транспортного средства, которое изменит мир. Ты даже не представляешь, насколько много работы проделано просто для того, чтобы водитель этого автомобиля мог быть в безопасности. Это очень, очень дорогостоящий проект. Полная автоматизация управления, искусственный интеллект, десятки обученных нейросетей, адаптация к любому качеству дорожного покрытия, обстановке, транспортному потоку, аутосегментивная прогрессивная система работы внутренних программ бортового компьютера…  

Я молчал.  

–Ты даже не представляешь сколько там уровней защиты как водителя, так и пешеходов!  

Я молчал.  

–Вань, эта машина, благодаря одной технологии, круче, чем машины этого… Как его… Американца-то этого, который электрокары производит, забыл… Да, она же вся на электронике работает! Одного заряда хватает почти на 1000 километров, да это фантастика!  

Я прикрыл глаза. «День».  

– И самое главное, – Костя сбавил темп. – Я являюсь главным инженером по безопасности. Вань. Это же самое нагретое место. Машина испытана практически везде, кроме города. Все полигоны прошла. Будешь ездить по своим делам на тачке, да еще и бабло загребать нехило!  

Я неспешно, наслаждаясь последними лучами тьмы, созданной собственными веками, открыл глаза. «Ночь». Передо мной сидел мой друг. Возможно, мой единственный друг. Отличный инженер, пробивавший себе путь на вершину карьерной лестницы кровью и потом, прошедший огонь, воду, медные трубы, банкротство организации, работу на закрытом предприятии атомной энергетики, облучение и многое иное.  

– Вань, я уже обо всем договорился с шефом. Нужно только твое согласие.  

«Отсыпной». Передо мной сидел мой друг, желавший искупить вину за то, что за время моей комы он не смог навестить меня. За то, что не было рядом, когда я нижняя часть моего тела была парализована. За то, что в период моего восстановления, он не мог помочь мне ничем.  

– Вань, просто приди завтра на собеседование. Прошу.  

Я молчал. Костя открыл рот, чтобы произнести очередную заумную, наполненную бессмысленными для меня инженерными терминами речь, но я жестом остановил его.  

– Ладно, – сказал я. – Уговорил.  

И еле различимо, на выдохе произнес: «Выходной».  

Утро следующего дня началось с привычной будничной суеты. После месяцев, проведенных на больничной койке в состоянии частичной недееспособности, я находил это повседневное мракобесие немного приятным. По крайней мере, оно дарило тебе чувство озабоченности, где-то и кому-то я был нужен, где-то и кому-то я доставлял неприязнь.  

Я снова сидел в автобусе. Я снова ехал в сторону центра. При воспоминании больничной койки пальцы правой руки машинально потянулись к виску. Сидящая напротив меня старушка, вероятно, подумала, что я прямо из автобуса обращаюсь к господу, начиная молитвенный обряд. Но мои губы произносили отнюдь не первые строки молитвы, а нашептывали ставшую привычной фразу «День. Ночь. Отсыпной. Выходной».  

Липкие, черные щупальца потянулись к моей голове с дальнего угла автобуса. Не оборачивайся. Повторяй свое заклинание. Все будет нормально.  

Несмотря на мое удивительно быстрое восстановление, авария не прошла бесследно. Она нанесла мне два непоправимых ранения: надломленная психика и задетое эго.  

Череда неудач и невыгодных инвестиционных решений за год вернули меня к заводским настройкам. Из главного управляющего престижного закрытого акционерного общества нашего города я вернулся к тому, с чего начинал – неудачник, механик, безработный. Стоит отдать должное воспитанному во мне характеру – я не отчаивался. Начать все с чистого листа сложно, но нет ничего невозможного, верно? На последние деньги я арендовал жилье на полгода и купил убитую отечественную машину, сразу же устроился в такси и нашел себе место в мастерской, которой заправляли два брата-армянина. Они были достойны уважения за неплохой уровень оплаты труда, что редкость для полутеневого бизнеса. Спустя три недели, я нашел общий язык со случайным посетителем автомастерской, управлявшим элитным немцем с уставшим прямо по пути в город шрусом. Властелин колец увидел во мне неплохого умельца и предложил попробовать устроиться в официальный дилерский сервис, аргументировав это тем, что работаю я быстро, качественно, а необходимые связи у него имеются. Стоит ли говорить, что его доводы пришлись мне по душе?  

Около года я безустанно трудился у дилера, вечерами подрабатывая в такси, и таки сумел сколотить свой первый капитал, используя который смог открыть собственную станцию. И все это время моей целью был тот самый кабриолет. Я действовал согласно строгому плану, ключевой точкой которого было завладеть эти прекрасным американцем с откидной крышей, ведь после того, как я докажу самому себе свои способности – все пойдет в гору в два раза быстрее. Эта машина была принципиальна важна для меня. Чекпоинт на жизненном пути. Однако, в силу сложившихся обстоятельств, теперь я подсознательно боюсь машин.  

Память сыграла со мной жуткую шутку – я помню каждую секунду произошедшего, и мой собственный мозг проигрывает давно заевшую пластинку раз за разом. Мой разум детально воссоздает обстановку ДТП и принуждает окунуться в свистопляску эмоций, которые испытывает человек, лежащий в луже собственной крови и не имеющий возможности пошевелить хоть кончиком пальца ноги. Как к нему пренебрежительно подходит в состоянии шока красивая блондинка, макияж которой был превращен подушкой безопасности в клоунский грим. Я не сажусь за руль. Я избегаю такси. Входя в автобус, я читаю свое заклинание. Сидя в автобусе, я представляю, что сижу в обычной комнате с большим количеством людей. На вокзале, например. Но разум тяжело обмануть, и каждый раз тонкая, костлявая рука страха тянется к моему виску, и я снова массирую шрам.  

И вот теперь я стою в просторном помещении одного из немногих зданий в нашем городе, которые даже мальчишка, выросший на американских кинолентах, смог бы назвать небоскребами. Бумажная волокита и собеседование, проводимое исключительно ради приличия, пройдены, и теперь мне следует познакомиться этим автомобилем – главным врагом моего подсознания.  

– Вань, – говорит мой друг, голос которого дрогнул от осознания того, что же он все-таки натворил. – если ты не готов, то не надо.  

Надо.  

– Понимаешь, у нас целый год на тесты. У нас еще есть время.  

Необходимо начать прямо сейчас.  

– Ты не обязан сразу же выезжать в город. Можешь попробовать машину на полигоне. Начнем с малого.  

Я должен себя преодолеть. Я всегда это делал. Я смогу начать заново.  

– Да что ты постоянно бормочешь? – Костя слегка наклонил голову, вопросительно смотря мне прямо в глаза.  

– Я что-то говорил?  

– День, ночь. Ты сейчас где-то подрабатываешь?  

– Нет, это заклинание. Вернее, скороговорка. Сочленение примитивных слов и звуков, которые должны разгрузить ту часть мозга, которая отвечает за субвокализацию мыслительного процесса. Так сказал мне психиатр, или психоаналитик, или психолог, я уже не помню. Пообещал, что это снизит влияние посттравматического синдрома на психику. Детские считалочки я счел слишком… Детскими. Вот и повторяю: день, ночь, отсыпной, выходной.  

К вопросительному выражению лица Кости прибавились изумление и сомнение.  

– И как? Помогает?  

Вместо ответа я подошел к представленному мне транспорту. Ничего не скажешь, дизайн сверхфутуристичный, смесь агрессии и киберпанка. Отливающий серебром кузов автомобиля был грамотно собран, каждая деталь элегантно дополняла друг друга, и привыкшему к дорогим автомобилям глазу было просто не к чему придраться. С точки зрения дизайна, он был идеален. Автомобиль больше напоминал гепарда, на миг застывшего в прыжке, и облаченного в металл.  

И всю эту вкусовую и инженерную гармонию рубящим ударом топора разрушал лишь один фактор – помещение находилось на минус первом этаже и освещалось лишь двумя секциями ламп, расположенных прямо над транспортным средством, из-за чего подвальное помещение имело четыре темных угла. Очень темных угла. И тьма с каждой секундой сгущалась.  

– Он что, в круг тонирован?  

Костя усмехнулся.  

– Нет, смотри.  

Инженер достал что-то похожее на смартфон, размером с первые сенсорные телефоны 2010-х годов. Безрамочный дисплей слегка отсвечивал голубым цветом. Костя провел по нему пальцем, вырисовывая галочку, и автомобиль ожил. Фары сверкнули белым цветом, тонировка плавно растворилась в стеклах, что-то с мягким металлическим звуком сдвинулось, и я увидел, как на только что гладкой металлической поверхности водительской двери появилось очертание вытянутого овала.  

– Нажимай, не бойся, – поддержал меня Костя.  

Легко сказать. Несмотря на свет, производимый фарами автомобиля, тьма вокруг меня сгущалась, струйками темного дыма старалась коснуться меня. На окраине подсознания зародилась мысль о том, что ни один здравомыслящий человек не сел бы в подготовленный для него гроб, каким бы мягким он не был, и каким бы бархатом не был обит.  

Я вытянул руку, зажмурив глаза, и коснулся пальцами очерченного голубым свечением светодиодов овала, нашептывая до боли знакомое заклинание.  

Пальцы легко вошли внутрь двери буквально на фалангу, и дверь самостоятельно открылась, обнажая передо мной все такой же футуристичный дизайн. Интерьер поражал. В жизни не мог подумать, что кто-то может так объединить глянцевый, матовый и черный пластик, украсив эту симфонию тонкими полосками световых элементов. Я словно сдернул полотенце с первой красотки восточного побережья Америки. Будто бы очутился на месте Пьера, снимавшего неотразимое вечернее платье с не менее роскошной Элен. Тьмы больше не было. Были аккуратные струйки неона, рассекающие пространство, словно молнии.  

– Ну ты чего оторопел? Садись. Держи ключ.  

Кресло приняло меня, как родное. Мать не принимает ребенка из рук акушера так бережно, как оно приняло меня. Я положил ладони на руль, больше напоминавший штурвал межгалактического крейсера. Под моими руками что-то слегка завибрировало, буквально на секунду.  

– Как тебе, Вань?  

– Костя… А что с тонировкой?  

Я неожиданно для себя осознал, что передо мной нет привычной приборной панели. Вместо нее был расположен темный вогнутый экран, аналогичный нашел свое место напротив пассажира, но на них не отражались типичные для дисплеев показатели.  

– Вань, это не тонировка. Здесь нет стекол в привычном понимании. Все, что вокруг тебя – это дисплеи.  

Я огляделся. Не было темных углов. Практически все, что я видел, было освещено, как днем.  

– Но… Как?  

– Не задумывайся. Это не самое крутое, что здесь есть. Включай скорость и выезжай из гаража.  

Я был настолько ошеломлен, что мои губы даже не дрогнули в попытке прочитать заклинание. Когда мы выехали на придворовую территорию, я все-таки заметил, что на экране, эмитирующем лобовое стекло, появилась проекция важных для автомобиля показателей: пробег, скорость, температура двигателя, пройденный километраж, заряд батареи и надпись, показавшаяся мне странным: протокол ПАРКОВКА.  

– А что за протокол?  

– В конфигурацию автомобиля встроен ряд программ, собственно, правильность исполнения этих самых программ ты и должен проверять. Протокол – это кодовое название, над оформлением их для будущих пользователей мы еще работаем, а пока – будешь смотреть на эти назойливые буковки. Да, некоторые протоколы будут меняться самостоятельно, некоторые требуют активации.  

После этих слов он нажал на белую лакированную панель, которая оказалась очередным дисплеем, и показал мне конфигурационное меню.  

– Смотри. Такие протоколы, как ПАРКОВКА, ГОРОД, ТРАССА, ПРОС. ДОРОГА, РЕМОНТ обновляются самостоятельно, исходя из количества людей и автомобилей вокруг тебя, характеристик транспортного потока, качества дорожного покрытия и так далее. РЕМОНТ включится, когда автомобиль почувствует некачественное дорожное покрытие, снятый слой испорченного дорожного полотна, мазут на дороге и так далее, а ПРОС. ДОРОГА – она же, проселочная дорога, – включился, когда почувствует, что ты съезжаешь с трассы и едешь в русскую глубинку.  

– Да ну, – только и смог ответить я.  

– Ага. Такие режимы как спорт, автопилот ты включаешь самостоятельно, а вот некоторые протоколы мы задействуем дистанционно. Прости, это необходимость, нам нужно производить сбор статистических данных. Потом и к ним ты получишь доступ. Кстати, приложи руку к этому дисплею.  

Я послушно опустил ладонь правой руки на дисплей, и тот сразу же пробежался по ней горизонтальной полосочкой.  

– Теперь твоя золотая ручка есть в базе администрирования. Все дальнейшие манипуляции будешь производить, тыкая пальцем в экран, либо подавая голосовые команды, но держа руки на руле. Там тоже датчики.  

Мы выехали на дорогу. Надпись на проекции лобового стекла доложила, что протокол ПАРКОВКА был изменен на протокол ГОРОД. Я повернул голову налево, и неожиданно для себя осознал, что вместо привычных боковых зеркал, которых конструкция автомобиля не предусматривала, часть дисплея водительской двери была отведена для эмуляции этих самых зеркал, причем угол, который она захватывала, был просто невероятен.  

– Охренеть.  

– Это все, что ты можешь сказать, Вань? – Костя ехидно улыбнулся. – Погоди, это еще не все. Смотри.  

Он снова потыкал пальцем в дисплей бортового компьютера, и вдруг все передо мной изменилось. Дома более не имели окрашенных в желтые и белые цвета фасады, листва деревьев не была наполнена сочной зеленью, а автомобили превратились в сплошные контуры. Весь мир стал контуром на синем фоне. И самое главное, вокруг появились странны оранжевые фигуры.  

– Твою мать! – Крикнул я и вжал педаль тормоза в пол, однако, машина никак не отреагировала. Я ей больше не управлял. Губы сошлись в привычном движении, а шрам предательски напомнил о себе.  

– Я включил полный автопилот. Доступа к такому протоколу у тебя тоже нет, поэтому полностью полагаться на него не стоит. Смотри. Сейчас ты видишь мир так, как видит его машина.  

– Ты мог предупредить?!  

– Прости, забыл. Слушай внимательно. Все, что ты видишь перед собой – это слаженная работа тысячей процессов и десятков датчиков. Автомобиль видит, слышит, чувствует все лучше тебя. Ты в полной безопасности. Он никак тебе не навредит, понял? Увеличиваем скорость до точки назначения.  

Автомобиль быстро, но без рывков, начал набирать скорость. Мы уже лавировали в плотном потоке, избегая любого намека на столкновение. Оранжевые фигуры внезапно приобрели смысл в моем понимании.  

– Это что, люди?!  

– Да, друг мой. Помнишь, я тебе говорил про нашего руководителя, Андерсен-Буторского? Он наполовину датчанин. И в том числе, работал там, в Дании, в научно-исследовательском институте вместе с одним известным ученым, который… как полегче объяснить… научил машину чувствовать человека. Этот ученый раньше работал в сфере разработки аппаратуры для медицинских организаций. В один момент он объединил все имеющиеся у себя знания и нашел способ обнаружить человека. К сожалению, это не давало сильного толчка медицине, и его открытие не было принято сообществом. Столь умный, сколько и узкомыслящий мир профессоров медицины попросту был далек от того, чтобы по достоинству оценить изобретение, а сам ученый – недостаточно предприимчив, чтобы под нужным углом показать ЭТО миру. А ведь открытие действительно капитанское. Благодаря совокупности датчиков, он нашел… Душу человека, что ли. Не знаю, как тебе это объяснить. Это не тепло, не сердцебиение, не артериальное давление, а как бы совокупность мыслей, эмоций, внутренней организации человека. Тяжело объяснить, потому что я сам не понимаю. Я всего лишь отвечаю за безопасность. Факт остается фактом. Благодаря тому, что Буторский получил часть патентных прав и практически все наработки, приехал в Россию, и создал это чудо.  

– Ты сказал – душу? Ты же атеист.  

– Да я не знаю как это объяснить… Можешь считать, что душу.  

Я вернулся к наблюдению за тем, как машина рассекала поток своих глупых, недоразвитых сородичей. Теперь на синем фоне я смог лучше рассмотреть хаотичные оранжевые пятна. Вот фигура, состоящая из двух овалов. Это человек, транспортное средство которого расположено спереди, сидит за рулем. А вот это бесформенное скопление – всего лишь толпа людей, забивших автобус, словно сельдь наполняет огромную деревянную бочку. А вот одиноко стоящая на переходе фигура. Ее контуры ясно прослеживались, и даже в столь непривычной цветовой гамме я смог различить худую девушку модельного телосложения.  

– Костя, у меня нет слов.  

– Хоть про день-ночь не бубнишь, уже радость. Я настрою параметры, чтобы данный режим не мешал тебе управлению дорогой, когда вернусь в офис. Кстати, моя остановка.  

Оказывается, мы описали большой круг по центру города. И ни одного нарушения, ни одного столкновения.  

– Все копии договоров вместе с дебетовой картой для получения зарплаты у тебя в бардачке. Инструкции к ключу и автомобилю там же. Если что будет непонятно – звони. Раз в неделю, либо же чаще, мы будем присылать тебе на телефон и непосредственно на бортовой компьютер необходимые для исполнения программы. Все, бывай, бродяга. Удачи тебе.  

Костя покинул машину, оставив меня в моем маленьком, изящном гробике из темного граба и красного бархата.  

– Кость, стой!  

Я по привычке попытался открыть окно и запустил пальцы левой руки на дверной подлокотник, но нашел там лишь мягкую кожаную обивку. Константин, видимо, решил обернуться на прощание, и заметил мое смятение. Я открыл дверь.  

– А как окно открыть?  

– Это не окно. Здесь нет окон. Это дисплей. Свайпни по нему сверху вниз. Это все?  

– Нет. А если гайцы остановят?  

Костя рассмеялся, обнажив моему взору ослепительную улыбку.  

– Вань, а как ты думаешь, почему Буторский здесь решил компанию основать? Из чувства патриотизма? Никто тебя не остановит, по крайней мере, в пределах области.  

Всю следующую неделю я изучал матчасть и дивился тому, как же все продумано, начиная от пульта управления и заканчивая адаптивным клиренсом. Быть может, если бы не этот факт, я бы счел прошедшие семь дней ужасными – тестирование протокола ПАРКОВКА было муторным занятием, но меня, как ребенка, впервые вышедшего за пределы родного двора, радовало и интересовало буквально все. Еще немного, и я бы купил лупу, лишь бы рассмотреть каждую деталь этого шедевра.  

Последующие две недели были посвящены протоколу СМЕШ. ГОРОД. Суть его состояла в наматывании километров в черте города, от центра к краю, от края – к центру. Парковки, магазины, подземные паркинги, пешеходные зоны. По присланной мне методичке, я должен был провоцировать машину на совершение противоправных и опасных действий, однако, она успешно мне противодействовала.  

На этот раз Костя сдержал обещание, и настроил программу дисплея таким образом, чтобы я мог воспринимать окружение примерно на 5% от того, как видит мир автомобиль. Он убрал синий фон, оставив тонкую сетку неровности дорожного полотна для ночных поездок и очертания «душ» людей – на 40 процентов яркости при свете солнца и на 85 процентов яркости ночью.  

Однажды днем, пока я колесил в городе, автомобиль спас жизнь невинной, но вышедшей из ума старухе, ринувшейся на проезжую часть четырехполосной дороги из-за автобуса. Физически, я не мог ее увидеть, и, вероятно, превратил бы ее бренное тело в аккуратный сендвич с асфальтом, но компьютер видел все. Он просчитал ее действия, и самостоятельно вырулил так, как ему было нужно, огибая траекторию возможного движения бабушки с большим запасом. Удивляло в этой ситуации не столько интеллект автомобиля, сколько то, что я передвигался, полностью отключив автопилот.  

Позже, вечером этого же дня, мне позвонил Костя и начал наш диалог с неординарной фразы:  

– Ну что, убийца бабок, прочувствовал мощь искусственного интеллекта?  

– Ты видел?! Но как! – Я буквально задыхался от волнения. Картина произошедшего все еще стояла у меня перед глазами и ввергала меня в состояние культурного шока.  

– Как-как. Все данные передаются в сервисный центр, к которому я имею непосредственный доступ, после этого…  

– Да я не об этом! Как он ее заметил? Там же целый автобус был, в нем человек 30 сидело. Как он ее распознал? Там столько инфракрасного излучения было, что я сам в этой гуще оранжевого цвета ничего не увидел.  

– Вань, я же говорю, это тяжело объяснить. Это не тепловизор, это намного, намного более сложная штука, основывающаяся на таких понятиях человеческого организма, которые наука просто не может объяснить. Самое интересное, с этих показателей невозможно снять ни пульса, ни давления, ни даже признака сердцебиения. У всех людей данная… Сущность. Она одинакова. Даже если человек будет находится при смерти.  

– Я понял. Короче, «душа» бабки дала компьютеру все понять.  

– Для упрощения, можно сказать и так. Кстати, она работает как снаружи, так и изнутри. Не замечал никогда, что датчики не просят тяжелую сумку, лежащую на сидении, пристегнуться до начала движения?  

– Да мне как-то не доводилось с собой сумки возить, – честно ответил я, чем, наверное, разочаровал своего собеседника.  

– Ну, короче… Инженеры решили, что это неплохой ход, и установили данную систему еще в интерьер. Так что, можешь возить с собой сумки килограмм по семьдесят! – произнес Костя и засмеялся.  

За прошедший с этого разговора месяц не произошло практически ничего интересного. Я успел изучить автомобиль на все сто процентов, доступных для пользователя на данный момент. Примерно раза два-три в неделю я приезжал в офис, делал доклад, общался с инженерами и заполнял всякие бумаги, и иногда, вечерами, мы собирались с Костей, обсудить насущное. Было чертовски приятно, что мой друг все-таки вернулся в родной город. Однако, утром следующего дня, автомобиль отказывал мне в поездке – остаточное. Промилле, мать их за ногу. Причем, я никак не мог понять, как транспорт это чувствует. Хотя, удивляться подобным выходкам автомобиля я давно перестал, а вот мое начальство – нет, в связи с чем я иногда получал по шапке за несвоевременное исполнение программы.  

– Протокол «БЕЗОПАСНОСТЬ», – каждый раз с гордостью произносил Костя, явно радуясь успехам своего детища.  

Но это не все. За указанный месяц «почти» ничего не произошло. В прочем, я не находил случившемуся объяснения. Тестируя протокол ГОР. ТРАССА, я нарезал круги по окружным дорогам. К ним причислялись прилежащие к городскому округу шоссе, в связи с чем изредка приходилось испытывать автомобиль на сложных разъездах, вроде «бабочки» или перекрестка трех дорог без светофора. В одну из таких поездок, я наслаждался пустой окружной дорогой моего города под мелодично поющего негра, аккомпанемент которому составляли саксофонист и бас-гитарист. В компании этой джазовой троицы, выходцев из Африканских регионов, я приближался к стоящим на дороге четырем оранжевым фигурам, расположенным прямо посередине проезжей части и стоящим строго по росту, словно на утреннем построении в армии. Лучи фар выцепили два истерзанных неизвестным, но очень сильным гигантом, автомобиля и третий, без повреждений, автомобиль дорожно-транспортной инспекции.  

Сердце снова совершило подлый, единичный и очень тяжелый удар, после чего замолкло. Висок предательски пульсировал, чего ни разу не делал за прошедший месяц, в связи с чем, пальцы правой руки слегка дрогнули, слово собирались сделать что-то важное, однако деменция мышечной памяти преградила им дорогу.  

Я остановился и вышел из машины, и все сразу встало на свои места. Два сотрудника стояли и смотрели, как слева от них корчится в состоянии опьянения, с разбитым о руль лицом, один из участников ДТП. Вероятно, встав в полный рост, он был бы ненамного ниже своих компаньонов, но согнувшись в три погибели, стал прекрасным дополнением картины для заместителя командира роты.  

Факты, принимаемые мной извне посредством немого наблюдения, заполняли собой оперативную память головного мозга. Поза, мимика, жесты стоявшего в конце строя, его рука, лежавшая чуть выше солнечного сплетения, искаженная односторонняя мимика. Сработало серое вещество действительно оперативно, даже слишком. Неожиданно для самого себя, мой рассудок охватила паника, и я выкрикнул:  

– Да у него же приступ, чего стоите!  

Я ринулся открывать заднюю дверь автомобиля. По техническому регламенту, под задним рядом сидений, на месте типичного расположения бензобака, в котором электрокар не нуждался, находились такие предметы, как аптечка и огнетушитель, но доступ к ним осуществлялся также интересно. Главное, я знал, что делать.  

– Аптечка! Сердечный приступ! – Крикнул я в салон.  

Умнейший в мире автомобиль обработал мои слова мгновенно. Нижняя часть сидения неожиданно приподнялась, и из нее выехала маленькая подставка, на металлическом блеске которой располагалась упаковка из двух таблеток.  

Схватив их, я стрелой ринулся к бедолаге. Более 15 минут мы сражались за жизнь водителя, обливаясь потом и используя все наши скудные знания первой помощи. Если соединить три наших ума, не вышло бы и маленького пособия на 10 страниц для первокурсника института экономической направленности. Мы действовали наперебой, но совместно смогли помочь пострадавшему дождаться прибытия скорой.  

Спустя целую вечность, я припал спиной к автомобилю сотрудников, ставшему холодным и влажным от последних ночей августа, и, обессилев от нервного напряжения, опустился на асфальт. Такой же холодный, он даровал моему разуму безмятежный покой, которому не суждено было просуществовать и минуты. Словно запоздалый раскат грома от далекого разряда молнии, его разрезала внезапно возникшая мысль.  

– А где еще один? Водитель второй легковушки?  

– Так он в ней сидит, – неспешно, голосом, не выражающим никаких эмоций, ответил один из сотрудников. – До сих пор понять не могу. Мужик ростом под два метра, а такую маленькую машину взял. Как он в Матиз этот поместился?  

– Может, это жены, – предположил его напарник.  

– А чего его на скорой не забрали? – Я был категорически удивлен, ведь эту малолитражку практически разнесло в щепки. Даже на запчасти не продашь.  

– Так скорая таких клиентов не забирает.  

Еще один тошнотворный удар моего сердца прервал слаженную работу легких. Мир словно застыл на мгновение, ожидая, пока инспектор договорит свою фразу.  

– Его же наглушняк свалило. За ним труповозка приедет.  

Я прикрыл глаза. Быть такого не может. Бред. Неизвестный гений в миг заменил мышечную массу моих ног обычной медицинской ватой. С великим усердием оторвавшись от земли, я молча, закрыв глаза, дошел до своего автомобиля, сел в него, и, не дав своему взору увидеть дисплей лобового стекла, присохшим к небу языком произнес:  

– До дома.  

Я не хотел открывать глаза. Не хотел видеть оранжевые очертания. Я хотел думать, что это был всего лишь сбой системы. Компьютерная ошибка. Все мы не идеальны. Все возможно. Но лучше моим глазам остаться во тьме. В той, которая опутывала меня липким страхом два месяца назад каждый день. В той, которая сейчас шептала – всех нас ждет одна участь, но ты уже сел в свой роскошный гроб с бортовым компьютером.  

И лишь когда гений инженерной мысли на своих крыльях донес меня до дома, я смог пересилить себя, открыть глаза и, тяжело ступая ногами по неприятно влажной от росы земле, вышел в ужасающую, недружелюбную прохладу последних дней августа.  

На следующие два дня я взял отгул. Сказал, что приболел. Начальство было недовольно, ведь мои показатели, которые, как оказалось, считывал автомобиль, были безупречны.  

Два дня холодные пальцы, порожденные собственным подсознанием, тянулись из всех углов к моему разуму. Они предупреждали. Предостерегали. Не садись в автомобиль, не верь ему. Нет ничего безопасного в этом мире. Они делали это днем и ночью, и каждый раз я отгонял из своим простым, но эффективным заклинанием – День. Ночь. Отсыпной. Выходной. Болванка с текстовым файлом крутилась в дисководе моего головного мозга на повторе, пока в ночь второго дня я не решил, что с меня хватит.  

– Хватит, – сказал я всем темным уголкам этого мира. – Я столько всего пережил. Я столько преодолел. Никаких больше скороговорок. Мне платят. Завтра мне нужно на работу.  

Тьма в углах сначала будто расправила крылья, почувствовав свою силу – он с НАМИ заговорил, он нас ПРИЗНАЛ! Но вдруг запульсировала, забилась в конвульсии и ушла, растворившись в стене, прогоняемая огнями ночного города и светом советского ночника. Мне нужен был сон.  

И вот уже более двух недель я тестировал введенный протокол ТРАССАСЕЛ, представляющую собой совокупность протоколов, отвечающих за передвижение по, нетрудно догадаться, трассе и дорогам, пролегающим между деревнями, селами и поселками.  

Работа кипела. Я стал чаще показываться перед начальством. Бюрократическая машина начала медленно раскручиваться, отчетными жерновами перемалывая мелких чинуш, наотрез отказывавшихся давать зеленый свет данному транспорту, а масс-медиа порционно вкушали информацию о гении, миллиардере, плейбое и филантропе Андерсен-Буторском. Моя работа не была безрезультатна – к моим советам прислушивалась целая коллегия инженеров, и на каждом совещании я видел, как гордо смотрит на меня Костя.  

После очередного заседания, мы с ним пили кофе в уютной чилл-зоне на лоджии офиса, сделанной специально для персонала.  

– Представляешь, у нас сегодня ужин, – щеки Кости покрылись легким румянцем.  

– С кем? С Ангелиной Александровной из юридического?  

– Именно.  

Теперь настала моя пора стесняться. Я был искренне рад за своего товарища, ведь последний месяц он только и делал, что горевал по ней, и, наконец, спустя столько безуспешных попыток, она ответила согласием.  

– Кость, да ты красавчик, поздравляю, – Моя ладонь мягко, по-дружески опустилась ему на плечо.  

– Спасибо, Вань. – Его рот расплылся в улыбке. – Сам не верю. Представляешь, сегодня впервые не засижусь на работе до ночи. Это удивительно и необычно.  

– Хватит тебе, трудоголик, всегда последний из офиса уходишь. Можно и отдохнуть.  

После выпитого кофе и наставлений другу, я посмотрел на часы. Время неумолимо близилось к шести, а значит, мне нужно было ехать. Маршрут проложен, задание имеется, время испытывать адаптацию компьютера автомобиля к ночным условиям смешанной трассы.  

Я вышел из офиса. Прямо передо мной стояла она. Прекрасная, безупречная машина. Яркая, блестящая, стильная, созданная лучшими умами человечества, но почему-то вмиг ставшая чуждой, отталкивающей. От былой притягательности не осталось и следа.  

Темнота из углов никуда не делась. Она не ушла, не покинула меня, не растворилась в несущих стенах здания или предельной безопасности автомобиля, и где-то она выскочит, как черт из табакерки, застав меня в самый неподходящий момент. По крайней мере, мне так казалось.  

Когда я привычным действием опустил руку в хитроумное дверное отверстие, возникло столь отдаленное, столь забытое, ставшее непривычным чувство. Я оторопел, не понимая, что случилось. Шрам. Он снова просил его приручить.  

– Хватит. Ночь ушла. Остался только день. – Еле слышно произнес я и сел в автомобиль.  

Дисплей лобового стекла привычным мне светом озарил важные показатели транспортного средства, и я начал свой путь.  

Джаза больше не было. Темнокожих парней из семидесятых сменил хэви и глэм метал середины восьмидесятых. Уже 5 часов я за рулем, а этот жанр все еще не переставал мне нравится. Не надоедал, не раздражал, не бесил, как сосед сверху, снизу или сбоку. Он не был лишен смысла, как разговоры силиконовой Оксаны, обсуждающей бирки нижнего белья. Он окутывал сознание, но не как липкие, цепкие пальцы теневых существ, а как одеяло, как теплый воздух каменной печной трубы, как сено после летнего жаркого дня, покоящееся на втором этаже сарая у бабушки в деревне. И мерзкий осенний дождь за пределами автомобиля никак не мог мне помешать.  

Дождь не мог, а маленькая оранжевая точка смогла. Я приближался к ней, словно следуя к целеуказателю. Одиноко стоящая на дороге, она отталкивала, заставляла сомневаться, испытывать страх и не давала отвести от нее взгляда. Это не могла быть ошибка.  

Инженеры увеличили контрастность выводимых на дисплей лобового компьютера изображения живых объектов, чтобы я мог издалека отличить, идет по проселочной дороге умный, наделенный интеллектом человек, или глупое, тупое существо в виде оленя, желающего бросится тебе под колеса, уничтожая бесполезной грузной тушей труд великих умов-инженеров. Правда, я так и не разу не видел никакой зверюшки в лесу. Быть может, у них нет души?  

От последней мысли по спине пробежали мурашки. Почему я не видел животных? Ведь тот ученый был тесно связан с медициной, а не с ветеринарией. Может, у них отсутствует этот, как же там Костя говорил… Эмоционально-мыслительный комплекс? А может, я просто не замечал? Быть не может, в городе столько собак, столько кошек.  

Я напрягал все закоулки своей памяти, но не находил ответа. Зато нашел кое-что другое. Тьму. Она никуда не ушла. Не испарилась бесследно. Не разбилась, словно мелкая шлюпка под бортом линкора, о неприкосновенную броню безопасности автомобиля. Она не пряталась в уголках квартиры, потому что ей это было более не нужно. Она сидела внутри, все это время, сидела и ждала. Ждала, падла, и дождалась. Это она стала моим шестым чувством, вот что она поглотила и что успешно заменяла.  

Сомнение в безопасности автомобиля только что зародилось, но росло, усиливалось, и словно небольшая волна, собиравшая силы от движения тектонических плит, она превращалась в цунами.  

Кресло водителя уже не было комфортным. Оно, обладающее 6 видами настроек посадки, стало неудобным, тесным, и мне пришлось оторвать от него покрывшуюся испариной спину.  

Тем временем, оранжевый объект приближался. Казалось, что совершал движение именно он, хотя никаких видимых признаков этого не было. Он стоял на месте, даже не шелохнувшись за все это время. Длинные, крючковатые руки, вышедшие не из темного угла, не из заднего сидения, нет, тянущиеся прямо из моего сознания приближали его ко мне.  

Глаза чувствовали дискомфорт. Они не орошались слезами. Я не моргал. Все мое внимание было обращено к одиноко стоящей оранжевой фигуре. К фигуре мужчины, стоявшего под проливным осенним дождем, стоявшего прямо на краю обочины. И он стоял ко мне лицом. Я не сбавлял скорости. Фары выцепили из темноты осенней ночи расположенный за обочиной крест и висящий на столбе венок. Что-то на миг блеснуло на боковом дисплее передней право двери.  

Я закрыл глаза. Руки держали руль, и машина двигалась на автопилоте по заданному маршруту.  

– Господи, – шумно выдохнул я, проезжая мимо. – Господи. Здесь же деревня рядом. Вон, и на карте бортдисплея была. Друг погибшего в результате аварии выпил и пришел навестить. Или отец. А ты в штанишки наложил. Мальчишка.  

Ты уверен, что это именно так, Ваня? Ты себя не обманываешь?  

– Нет. Сегодня же еще поминальный день, точно! Бабушка все время говорила. И на кладбище мы к деду ходили. Точно. И еще она говорила, что в эту ночь всегда идет дождь, потому что все святые оплакивают усопших, на что я смеялся и говорил – дождик идет, потому что осень.  

Ты апеллируешь второсортными аргументами. Ведь что-то в нем было не так? Вспомни, что не так? Я говорил сам с собой. Но ведь что-то в том мужчине действительно было не так. Что-то в его поведении не могло быть объяснено рассудком здравомыслящего человека, и мое подсознание, контролируемое тьмой, это понимало. Оно пленило, заставляло голос разума замолчать. Вспомни этот силуэт.  

– Все, хватит, – я шумно выдохнул, отдавая команду компьютеру. Но глаза не открыл. – Вынужденная остановка.  

Машина послушно остановилась на обочине, включив аварийку. Дисплей лобового стекла не подсвечивал местность в целях энергосбережения, не работали и фары. Тьма окружала меня, но лучше она будет снаружи, чем внутри. Я закрыл лицо руками и пытался успокоиться.  

Всему есть объяснение.  

Точно есть? – без устали твердила темная тварь из моего подсознания.  

Есть – уверенно отвечал ей я. Всему есть.  

Тогда объясни, как работает эта система с оранжевой подсветкой людей?  

Я открыл глаза. Сплошную темноту изредка освещали исходившие из аварийки фотоны, выделяя из черного листа бумаги маленький кусочек белого столба дорожного знака.  

Я вышел из машины, подсвечивая путь фонариком телефона. На столбе красовалась старая, ржавая табличка с остатками белого фона «д. Вяземское», ниже располагалась примотанная к столбу деревянная доска с написанной от руки «п. Последний» и указывающей неаккуратной стрелочкой на съезд с припиской «1. 2 км». Я уже собирался уходить в машину, изрядно промокнув, но, почему-то, я развернулся. Еще ниже, на той же деревяшке, не менее старой краской было написано «Кла__ище 20 м».  

– Кладбище. А мы говорили. А ты не слушал.  

Все мое тело забилось в тонкой дрожи. Искусный хирург вновь заменил мышцы детскими мягкими игрушками. Я развернулся и пошел к автомобилю. Сев внутрь, я понял, что сумерки сгущались не только снаружи, но и изнутри. Ощущение чьего-то взгляда, присутствия. Я обернулся на заднее сидение в поисках чего-то, чего там не могло быть в принципе. Глупо. Очень глупо  

Я схватил руль двумя руками, и автомобиль сразу же сообщил мне, что у меня стресс, и мне необходимо успокоиться, и что управлять транспортным средством в таком состоянии не рекомендуется, и для чего у него есть подборка треков для релаксации.  

Я закрыл глаза.  

– Заткнись и заведи двигатель.  

Машина беззвучно подчинилась. Сквозь закрытые веки в глаза мне ударил неестественно яркий свет дисплея лобового стекла. Странно, ведь я убавлял яркость подсветки, чтобы он не мешал.  

Но прежде чем я открыл глаза, мое подсознание, моя нервная система, тонким, пищащим голосом заорала мне – НЕТ.  

Было поздно. Я открыл глаза. Передо мной, на дороге, стояли десятки оранжевых фигур. Стояли прямо на дороге. Под светом фар. Под дождем. В кромешной тьме. Никак не реагируя на автомобиль. Не среагировав на то, что я выходил из машины минуту назад.  

Я крепко держал руль. Я сжимал его так сильно, как только мог. Дизайнер модного дома из Италии мог позавидовать кипельно-белому цвету костяшек моих запястий.  

Они стояли. Не двигаясь. Напротив домов. Это что, смешно?  

Я посигналил. Ноль реакции. Я посигналил еще раз. Никто не повернулся.  

–Вы совсем рехнулись? Задавлю же, – мой голос прозвучал жалко.  

Свайпом вниз по боковому экрану водительской двери я опустил стекло и крикнул:  

– Уйдите с дороги!  

Безрезультатно  

– Вы че, в край рехнулись? Я же вас задавлю всех! Сгинете к чертовой матери, деревенщина, свалите с дороги!  

Сначала один, потом второй, третий повернули головы в мою сторону. Я видел, как оранжевые контуры поворачиваются ко мне сначала лицом, потом плечами, а затем и всем корпусом.  

Я не выдержал. Я начал высовываться в окно, параллельно крича:  

– Я вас внатуре всех…- Мой голос сорвался, взяв самую высокую из всех допустимых нот в диапазоне. В свете моих фар никого не было. Только заборы домов, старый дорожный указатель и… кладбище. Деревянная дощечка не врала. Через двадцать метров по правому краю было старое, неухоженное деревенское место покоя для мертвых.  

Я вернул голову обратно в машину, поднимая оконный дисплей в исходное положение. Все фигуры были обращены ко мне лицами. Все стояли. Стояли и смотрели.  

– М-м-мать…  

Рассудок отказывался принимать происходящее, и тьма, засевшая в подсознании, взяла верх, осознав, что никто, кроме нее, паразита, меня отсюда не вытащит. И она приказала мне гнать, давать по кóням, жать на газ.  

Я переключил коробку и вдавил педаль газа в пол.  

Ничего не произошло. И лишь бортовой компьютер показал мне красный восклицательный знак – Нарушение протокола БЕЗОПАСНОСТЬ. Впереди люди.  

– Нет, нет, нет.  

Мои слова звучали очень жалобно. Я скулил, как собака, потому что каждая оранжевая фигура была обращена ко мне. Я привлек их внимание.  

Попробовал педаль газа. Безрезультатно.  

– Вызвать абонент Костя! – Прокричал я. У Кости доступ. Он главный инженер по обеспечению безопасности. Он выключит. Он поверит, он мой единственный друг.  

Динамик зашелся гудками. Один, два, три, пять, десять. Сброс. Не может быть.  

– Повторно вызвать абонент Костя! – Мой голос срывался. Теперь он больше напоминал голос тех самых солистов глэм-метал групп.  

Динамик сообщил мне, что аппарат вызываемого абонента находится вне зоны действия сети. Потому что он находился в зоне действия чарующих духов Ангелины Александровны из юридического отдела.  

Меня била дрожь. Я еще раз нажал на педаль газа. Переключил на задний ход. Тот же результат. Они были и сзади. Но я не хотел оборачиваться. Я видел, как один из них наклонил голову. Я взвыл, до боли стиснув зубы.  

Десятки оранжевых силуэтов маячили передо мной, поочередно наклоняя головы. И тут они все, разом, двинулись ко мне. Хаотично, неуклюже, медленно, словно заводные куклы. У кого-то одна нога была короче другой, кто-то не размахивал руками, кто-то совершал шаги только правой ногой, но они все ШЛИ КО МНЕ.  

Я заорал. Заорал и ударил бортовой дисплей правой рукой, на котором светился красный восклицательный знак, сообщающий о нарушении протокола БЕЗОПАСНОСТЬ. И тут машина дернулась. Я закрыл глаза и ударил ногой так, что педаль газа, не знавшая жесткого обращения и не представляющая, как плохо живется педалям в отечественных авто, сравнялась с полом, и я, закрыв глаза, безвольно крича, летел по трассе. Если бы не всегда включенный помощник-автопилот, то уже метров через 50 нос автомобиля взрыл влажный грунт обочины, и не было бы мне спасения. Я летел, обезумев от страха. Страх, именно он, представивший мне свое обличие в виде непроглядной тьмы полгода назад, руководил мной.  

Когда я открыл глаза и сознание вернулось в черепную коробку, оказалось, что я охрип и проехал около 10 километров. Все. Это все. До города совсем немного. Там домой, и к черту, к черту эту работу. К черту эти машины, какими бы безопасными они не были. К черту прогресс и научные достижения.  

Мои губы безвольно стучали друг о друга, выбивая знакомые до боли слова. Но язык не слушался. День. Дочь. Отсыпной. Выходной. Лень. Ночь. Посыпной. Выход мой.  

Заклинание не может работать, если его неправильно произносить, – подсказывало мне подсознание. Бортовой компьютер сообщал, нет, он орал, кричал, требовал остановиться, ограничивая мне скорость передвижения. Я послушался. Я видел огни города. Километра полтора, и он встретит меня каменным стендом с журавлем, постом ДПС с пухленьким инспектором Серегой. Еще немного.  

Все было позади. Но теперь я старался слушать подсознание. Оно было недоверчиво, оно говорило мне разобраться в происходящем. Соедини факты и получишь ответы.  

Волосы на руках вновь пришли в движение под действием мурашек. Деревни Вяземское не было на картах последние 30 лет. Это был самообман. Катастрофа. Спущенная в расположенную в самой низине из пробитого газопровода взрывоопасная водородная смесь. И кладбище, на котором их похоронили. Вот, почему ты помнил ее название. Парень, стоявший у дороги, стоявший лицом ко мне. В боковом зрении, проезжая мимо памятника у дороги, я видел блеснувшие буквы, выгравированные на том камне. Оранжевые силуэты не выводятся на боковые дисплеи. И никто не закрыл мне те буквы своим физическим телом. Водитель матиза. Четвертый, самый высокий, стоял тогда с ними, тремя живыми людьми.  

Вот, что ты видишь своими датчиками. Не людей. Псевдофизическую оболочку. Вот, почему верящему только в науку инженеру ее легче было назвать душой, чем объяснить ее природу мне, убежденному атеисту.  

Картина сложилась, – похвалило меня подсознание.  

Все было позади. Все. Оставить все это. До города две минуты. Там все будет нормально. А сейчас домой. Домой и пить. Пить долго. Пить. Вашу налево, вы же эти датчики везде напихали, и изнутри, и снаружи. «Хорошее инженерное решение», да, Костя? Все, успокойся. Пристегни ремень, когда-то спасший тебе жизнь, и успокойся, – твердило мне подсознание. Я был послушен.  

Я подал команду голосом:  

– Завести двигатель.  

Беззвучно включились фары и бортовой дисплей. Передо мной никого не было. Ни живого, ни мертвого, ни оранжевого. Они остались там, далеко, в деревне Вяземское.  

Бортовой компьютер сообщил мне:  

– Внимание, ранее Вы нарушили протокол БЕЗОПАСНОСТЬ. Постарайтесь впредь не допускать подобных ошибок.  

Я еле слышно произнес:  

– Пошел ты, – и провернул диск переключателя передач в положение Drive. Однако, вопреки моим ожиданиям, машина не сдвинулась с места. На бортовом компьютере высветился красный восклицательный знак. Нарушение.  

Я с ужасом поднял глаза на дисплей лобового стекла и тут же, с облегчением, осознал, что никого, кто светится оранжевым, там нет. Но не успел я этому обрадоваться, как бортовой компьютер через динамики сообщил мне:  

– Нарушение протокола БЕЗОПАСНОСТЬ. Пассажир заднего левого сидения, пристегните ремень безопасности.