Стерва

Сентябрь подходил к концу. Клены в моем старом парке совсем пожелтели. Ветер гонял осыпавшуюся листву, то кружа ее словно в танце, то разбрасывая в разные стороны.  

Вот и мои 68 лет разбросали ветра по просторам жизни, разложили по полочкам, готовясь представить мне последний отчет перед моим выбором.  

— А выбор-то и невелик, — подумалось мне. — Либо четвертая по счету химиотерапия, либо последний причал — кровать. А после четвертой, что — лучше будет? Нет! Не будет. Но надо же что-то делать.  

Рак легких тихо ставил точку. Последнюю точку в моей жизни. Сегодня последний раз иду на почту получить свою пенсию — ровно 14000 рулей. За все восемь лет сумма почти не изменилась. Специально не переводил на карту, пытаясь доказать себе, что еще могу ходить, еще живу и дышу, со свистом и хрипом. Проклятая одышка. Никак не могу надышаться.  

Господи! Ну где же эта моя последняя скамейка? Нужно дойти, обязательно дойти, хоть чуть-чуть присесть. А потом еще триста метров и почта…  

Ах! Ну, наконец-то, показалась. И вот же, черт возьми, на моей двухметровой скамье торчит какая-то старая дама. Села прямо на середину…  

Ну куда же мне примоститься. Ну, вот-вот, я на самый краешек…  

— Располагайтесь! Я подвинулась. Отдохните…  

— Спасибо вам большое! Из последних сил, еле дополз. Вы уж простите, что потревожил.  

— Ничего! Вы меня совсем не потревожили…  

Она подвинулась и потом как-то с интересом вдруг взглянула на меня. Потом тихо произнесла:  

— Рак легких. Последняя стадия. Уже не операбелен.  

— Увы сударыня! Увы дорогая…  

— Я знаю, он не лечится.  

— Я тоже это знаю…  

— Но!  

— Что, но? Через три дня поеду на четвертую химию…  

— А другие варианты?  

— Какие? Эвтаназия?!  

— Да упаси Боже!  

— Господи, а что же еще?  

— Его можно…  

— Что?  

— Убрать…  

— Вы с ума сошли что ли? У вас с головой все в порядке?  

— В порядке. Я могу помочь. Я хочу вам помочь. И мне нужно вам помочь, уж поверьте мне, я это обязательно сделаю… Если вы этого твердо захотите. Только очень ТВЕРДО! Назад дороги не будет! НЕ БУДЕТ!  

— Какая дорога? О чем вы говорите? Вы ненормальная. Если я вдруг вылечусь — зачем же мне возвращаться… к смерти?  

— Всяко бывает! — женщина как-то неловко ухмыльнулась самыми кончиками своих тонких бледных губ.  

— И что же это за лечение? Какие-нибудь мантры? Колдовство? Простите, но я уже давно во все эти сказки не верю…  

— Мы не будем лечить рак. Мы просто будем его убирать. Всего три сеанса…  

— Это как и когда? — я вдруг с дрожью почувствовал идущую от этой странной женщины просто монолитную уверенность в своих силах. Я попытался взглянуть в ее глаза, но за огромными массивными очками почти ничего не увидел. Так вроде, обычные, немного карие какие-то. Да еще и веки зеленкой подкрашены…  

— У вас всего три эндокравидона с цифрами 7, 14 и 23. У меня были случаи гораздо серьезнее и ни одного сбоя. Практика — всего 50 лет работы после 10 летнего обучения в высшей школе трансгрессии высокомолекулярной биомассы.  

— Да! С вами не соскучишься. И что же, когда хотите начать ваше лечение?  

— Это не лечение упрямец вы эдакий. Это УДАЛЕНИЕ, а точнее выравнивание, вытягивание и удаления узлов болезни из организма. Но еще раз говорю — вы должны мне дать твердое согласие, что не раздумаете потом? И так?  

— Даю! Даю! Даю! — захрипел я из последних сил. Все равно, как умирать! Когда начнем? Завтра?  

— Начнем прямо сейчас, а закончим через 1 час. Еще на почту успеете за своей пенсией. А жена-то вас дома ждет, что ли?  

— Жена в санатории. Вчера только уехала… Дочь в другом городе. Нянечку ко мне приставили. Вот ухаживает немного за мной…  

________  

Женщина сняла наконец очки.  

— Дайте мне свою левую руку. Рукав закатайте до самой шеи, чтоб ни единой ниточки на теле не было. Вот, так, так… Давайте, давайте… Да не бойтесь же вы, я не съем вашу руку.  

Женщина взяла очень бережно мою руку за кисть и положила ее на свою открытую ладонь. Потом также бережно накрыла мою руку своей другой  

Я сейчас начну вам кое-что рассказывать. Возможно, вы в своей памяти что-то и вспомните. Скорее всего память будет очень быстро листать старые страницы, но возможно и медленно. Вам нужно обязательно слушать и видеть все, что покажется ОБЯЗАТЕЛЬНО МОЛЧА! Вы не должны мне мешать. Произнесете хоть один звук, кроме своего противного хрипа — сорвете мне мою работу. Понятно?  

— Понятно! — прошептал я и закрыл глаза…  

_______  

Я успел взглянуть на часы было 17:45 вечера. И было еще светло. И оставалось еще чуть больше часа до закрытия почты.  

Темнота подкралась незаметно. Я только почувствовал, как будто стал терять зрение. Все пространство вокруг искривилось. Деревья кусты вытянулись в одну сплошную зеленую полосу. Потом полоса стала менять цвет на серо-белый. И я увидел зиму 1960 года. Вернее, самое начало зимы. Когда еще только выпал и впервые не расстаял снег.  

Мы переехали из барака в новый кирпичный дом этой осенью. Дом сдали в эксплуатацию, заселили, а вертикальную планировку вокруг дома так и не сделали. В итоге на пустыре возле дома на площади 50 на 100 метров образовалась огромная лужа. Местами довольно глубокая. Заходить на середину мы, пацаны, боялись. Один лишь татарчонок Рофа не боялся и плавал в этой луже на выброшенном жестяном корыте, заткнув чем-то сливное отверстие.  

Я брел по этой луже уже полчаса. Тонкий лед подо мной противно скрипел, но держал. Я был очень легкий и низкий ростом. Вот и середина лужи. Ох здесь и глубоко? Вот бы провалиться! И я ударил изо всех сил по тонкому льду пяткой своего подшитого валенка.  

Память моя напряглась, и у меня начались видения, как ко мне спешил на помощь отец, чтобы вытащить меня, утонувшего по уши в этой луже.  

Но!...  

Но!...  

Но! Кто-то в последний момент подхватил мою ногу и тихо так поставил на тонкий лед. И я услышал крик отца:  

— Санька! Сынок! Ты куда залез. Вылазь сейчас же, а то провалишься! Дома всю жопу испорю!  

А потом я увидел врача в больнице, что собиралась ставить мне капельницу. Но она почему-то подержала, подержала ее в своей руке, а потом вынесла из палаты.  

И тут мне что-то больно кольнуло в правое легкое. Так больно, что я не выдержал и захрипел.  

_______  

Постепенно в глазах позеленело, появился парк и скамья, и я разглядел лицо женшины, склонившееся надо мной. Она, как когда-то моя мама тихо дунула мне в глаза.  

— Это я лишнюю память отхукиваю — сказала она точь-в-точь, как говорила когда-то мне мама. — Мы с вами прошли первый эндокравидон. Я вас поздравляю. Мы начали изгнание болезни.  

Она отпустила мою левую руку и стала с силой натирать обе свои друг об дружку.  

— Давайте мне быстро вашу правую руку! Быстро закатывайте рукав! Да быстрее же. Со вторым будет еще сложнее, Но самый сложный будет третий…  

__________  

Снова потемнело. Но зелень в этот раз не отступала. Она стала лишь ярче и отчетливее, наполнившись темно-зеленой хвоей соснового леса.  

Мы возвращались с отцом с рыбалки на его стареньком Москвиче, которого тот в шутку называл «торпеда». Дорога шла под гору. И вдруг машина почувствовала сильнейший удар. Задние колеса оторвались почти на полметра от земли, потом их занесло вбок, машина плюхнулась на живот как лягушка.  

— Все! Баста! — сказал батя. — Приехали. Кардан оторвало. Хорошо еще не перевернулись.  

— И че делать? — спросил я.  

— Ни че! Ждать попутку или трактор. Да здесь вон и следов то от машин не видно. Заехали же в такую глухомань!  

С полчаса мы сидели и ждали попутку. Зря…Никто к нам не ехал. Отец не выдержал:  

— Полезу под машину. Там в багажнике у меня проволока есть попробую кардан подвязать. Пошли поможешь маленько…  

Отец достал проволоку и полез под машину. Я встал рядом наклонился и смотрел, как он с силой накручивал проволоку на поднятый ногой кардан. Кардан-то он подвязал, а машина так тихо-тихо, почти незаметно поползла вниз по дороге, сдирая рубаху с отца вместе с его кожей.  

— Сынок! — захрипел батя, — помоги. Хоть немного упрись ногами подержи капот хоть чуть, не дай помереть.  

И я четырнадцатилетний балбес из всех своих довольно хилых силенок держал эту «торпеду». Пот заливал мне лицо. Спина отнялась. Ноги тряслись, но я держал. Это потом, когда приполз трактор с телегой за сеном из ближайшей деревни меня, надорвавшего все, что только можно было надорвать спасали в скорой… А тут…  

Только я уперся в этот проклятый капот, только напряглось все мое еще слабенькое тело, я услышал:  

— В двух метрах от тебя сбоку лежит толстенная ветка… Да вот же она… Разуй глаза… Вот дурень … Или тянись или рвани к ветке и бросай под переднее колесо. Дорога сухая, машину не стащит…  

Я боялся бросить капот. Боялся бросить отца. Мне казалось машина тут же раздавит его. И я тянулся к этой ветке. Тянулся изо всех своих сил. Тянулся и держал машину. А потом голос:  

— Да ты ногой тянись, достанешь ведь. Вот балбес!  

И я достал. И моя скорая развернулась прямо на моих глазах и умчалась куда-то далеко-далеко. А отец весь в крови вылез из-под Москвича. И мы поехали с карданом на проволоке 20-30 км в час.  

________  

Зелень потускнела и пожелтела. И мне в спину, а потом в грудь будто всадили нож. Мне кажется я потерял сознание.  

Очнулся опять от дуновения этой женщины.  

— Отдышись! — сказала она каким-то отрешенным голосом. — Сейчас начнется самое главное.  

Она встала со скамьи и опустилась на колени.  

— Дайте мне вашу голову.  

Женщина с минуту потерла обе руки о свои щеки и лоб. Потом опустила их мне на голову.  

Но мир не потускнел, и не позеленел, а вдруг заиграл всеми красками Крымского лета. И я вместе с двумя друзьями после четвертого курса института загораю на скалах у самого синего моря. Мы лежим и отдыхаем после долгого купания в бархатной воде под ярким солнцем Таврии, наслаждаясь упругостью молоды х здоровых тел.  

Чуть ниже нас там же на скалах загорали две красивые девчонки лет под двадцать.  

— Наверное — первокурсницы зеленые, — подумалось мне, и я отвернулся от них в сторону.  

В это время девчонки особенно звонко расхохотались. Одна даже показала на меня пальцем и потом сказала подруге:  

— А мне вот тот мальчик понравился. Не …вон тот брюнет, черненький. А хочешь я вон с той скалы прыгну на зло этим выдрыгистым парням?  

— Ты чё? Дура, что ли? Высоко, разобьешься!  

— А я все равно спрыгну!  

Эти слова заставили нас троих привстать и посмотреть, чем же такой прыжок закончится? Высота больше пятиэтажного дома.  

— Вот дура! Или спортсменка!  

Я присел на камень. Девчонка прыгнула. Оказалась просто дура. Потому, как не выплыла. И мы с Димкой помчались к этой скале спасать неудачливую ныряльщицу. Витек плавал плохо, а потому не побежал, а так тихо пошел вслед за нами. Димка бегал хорошо, но я-то бежал быстрее. Я его всегда на «физре» обгонял, и в школе, и в вузе.  

Это потом я тонул, когда вытащил девушку и когда еще в воде она сумела вздохнуть и поплыла. А я вздохнуть не смог. Я утонул и ждал на дне спасателей. Долго ждал. Димка гад, побоялся прыгнуть ко мне. А тут …  

Меня кто-то остановил. Причем остановил по-подлому, поставив мне подножку. А Димка вместо меня прыгнул к девчонке и торжественно вынес на руках тонущую. А я стоял и смотрел, и думал. Крепко так думал. А почему крепко?  

Да потому, что ЭТО БЫЛА МОЯ БУДУЩАЯ ЖЕНА! А она прошла мимо меня, обнявшись с Димкой и даже не взглянула в мою сторону.  

_______  

Я долго не мог очнуться. Все мое тело ломило, как будто в него воткнули десятки ножей. Мне было очень больно и очень плохо. Плохо потому, что я никак не мог поверить, что жена меня не узнала. От боли или от обиды жить не хотелось. Хотелось скорее умереть.  

— Она там в санатории, — подумалось мне, — а я тут умираю. Ну и ладно. Зато лежу и дохну не на больничной койке, а на скамейке. И меня «отхукивает» посторонняя женщина. Получается, как бы и ухаживает за мной, что ли? Выходит, я что — все еще мужик? Ну да! Мужик на последнем издыхании.  

Боль горела и кипела. Обида на жену отравляла мои последние минуты…  

— Сейчас, я помогу вам. Простите, меня! Я немного устала. И нога что-то заболела, как будто кто ударил по ней. Сейчас я все поправлю. Давайте попытаемся присесть.  

Присесть все же удалось. Но голова сильно кружилась. Она опять дунула мне в лицо. Стало чуть-чуть полегче.  

— И что же? — спросил я женщину, — чем же последний эндокравидон страшнее двух первых?  

— Потом поймете! Мне нужно немного отдохнуть. Я очень устала. Давайте посидим молча.  

Она откинулась на спинку скамьи и закрыла глаза. Я дремать не собирался.  

— Я те счас позвоню, заразочка такая, и ты мне ответишь, как прошла с Димкой мимо меня, сделав вид, что мужа не заметила.  

— Я достал свой старенький мобильник и привычно нажал на вызов клавиши 2, под которой значилось «жена».  

И вдруг услышал голос автоответчика.  

— НОМЕР НЕ СУЩЕСТВУЕТ!  

— Как это не существует? Вы что там в ТЕЛЕ 2 с ума посходили? Я двадцать лет уже звоню по этому номеру…  

— НОМЕР НЕ СУЩЕСТВУЕТ!  

Ничего не понимаю. Женщина открыла глаза.  

— Ваша жена была врач?  

— Да ревматолог-кардиолог. Она и сейчас еще работает. Уважают ее на работе. Молодых учит.  

— Не жалейте её! Это она вас залечила. И даже не из-за любви… То есть из-за любви, да только не к вам, а к своей профессии. Постарайтесь забыть её и начните вашу новую жизнь. Я ее вам уже подарила. Идите же скорее за своей пенсией. А меня ждут другие больные.  

— Ты дура! Ты дура ненормальная! Ты что натворила. Ты же мне жизнь сломала! Ты сволочь, ты стерва! А дочь-то у меня есть? А квартира есть? Ты мне хоть что-то оставила?  

— Странные вы люди мужики! Хотите получить все и даром. Чтобы получить все много ума не надо. Тяжело отдать. Идите же за пенсией. Осталось 12 минут. А топать еще метров 300 вам.  

Я взглянул на часы. Было 18:45. Не дойду, куда мне?  

— Дойдете, только шагайте быстрее. Ножками шевелить не разучились еще?  

— Дура ты! Стерва! Стерва!  

А пенсия то у меня осталась? Хоть эти свои 14000 получить. Ничего, почтальон минут на 10 задержится. Поскребусь в окно, поплачусь…Отдаст…  

Я схватил в руки свою трость и пошагал. ПРЯМО ПОШАГАЛ К ПОЧТЕ!  

Потом взял трость под мышку и П О Б Е Ж А Л! Впервые за двадцать лет я ощутил, как ветер ударил мне в лицо от быстрого бега. Трость вылетела у меня из-под руки, но я не остановился, пока не добежал до почты.  

Было 18:55. Кассир недовольно взглянула на меня:  

— Вот что бы вы без меня делали бы. Я уже минут пять, как должна была закончить и закрыть входную дверь. Ладно не доставайте паспорт. Вот ваша квитанция, распишитесь.  

— Слава богу! Хоть пенсия цела! Где там расписаться?  

Я трясущимися руками схватил у нее со стола казенную ручку и поставил на квитанции свой крючок. Поставил и не поверил своим глазам:  

Там на квитанции стояли мои имя, фамилии и отчество…НО!  

Там стояла уму не постижимая сумма пенсии 41 178 рублей 27 копеек.  

Меня бросило в пот.  

— Это не моя квитанция!  

— А чья?  

— Не знаю!  

— Дайте-ка мне ваш паспорт!  

— Нате!  

— Боровой Александр Сергеевич — это вы? Ну вы и шутник!  

— Да я в жизни никогда такой пенсии не получал.  

— Нет вы сегодня точно сбрендили! Или вы специально, чтобы отвертеться от меня? Кто мне вчера обещал билеты на филармонию? А? Доставай, доставай из кармана. Вон в том внутреннем. Эх! А еще капитан дальнего плавания на пенсии. Иди же, Саша, переоденься. Встретимся через час у филармонии… И чтоб в этот раз — не опаздывать. Не то уши надеру, капитан…  

_____  

Сентябрьский ветер кружил опавшие листья. Старый парк потихоньку пустел. Серый вечер опустился над городом. Люди шли по улицам, спешили куда-то и не спешили. Просто так шли и не просто так. У всех свои заботы и проблемы. Остановись человек, не спеши. Пройди по скверу и присядь на лавочку. Может и тебе повезет, и ты встретишь эту женщину…