Герман и Генри

Я самая настоящая идолопоклонница. Сей выпад означает, что я обожаю создавать кумиров из любого имеющегося подручного: глины, гипса, дождевых червей, медных проводов и их изоляции, мировой истории искусства и литературы. В свое время я горячо привязалась ко многим завсегдатаям моих нескончаемых полок, но ту самую совершенно особую любовь я питаю исключительно к мистеру Гессе и к старине Миллеру. Но, друзья, любовь эта такая разная, такая противоречивая, будто бы исходит из разных источников, из двух непримиримых меня.  

Герман Гессе – это папочка. Или папочка моего папочки. Как бы то ни было, я смотрю ему в рот глупым взглядом молочных глаз в надежде увидеть истину и стоящего за ней Абраксаса*. Никогда не принимающий взятки и намеки красивых губ, магистр игры в бисер всегда смотрит в глубь вещей («Он – Гёте, Лейбниц, Одиссей, библиотека и музей»**). Любая красивая жопа для него не более, чем еще один аргумент не в ее пользу. Он бесполый и неприкасаемый как небо; уверена, что он имел в виду самого себя, когда писал о тех самых «бессмертных»***, живущих не «в», а «над».  

Миллер же приходится мне братом. Родным или сводным. Если все-таки сводным, то в придачу еще и бывшим любовником. Несомненно, он тоже альфа, но рядом с ним я, по крайней мере, не такая уж и омега. Кроме любви к Достоевскому, Максиму Горькому и неприязни ко всякой ответственности, с Миллером меня связывает наше общее увлечение видеть вещи такими, какие они есть в удобной для нас действительности – на нашей обособленной улице Разбитых надежд. Здесь мы не принимаем и не выдаем скидочные купоны, не утруждаемся в оформлении компромиссов, не арендуем, не покупаем и… ничего не имеем. Мы берем в долг и не возвращаем. Мы – интеллектуальные приживалы, настольные кактусы с пишущей машинкой и баночкой для чаевых, блуждающие умы и взгляды на жизнь. Мы – ничего, сотканное из кусков чего-то. Наша кровь курсирует по венам прецедентным феноменом прямиком до станции далекого будущего, превращая пыль и пепел в автобиографию обновленного старого. Мы – зеркало. Мы всегда пишем от первого лица, будто здесь и сейчас существует лишь одно «я», но разве это не так? Подумайте.  

Наш образ мысли и предмет описания обозвали грязным реализмом, но почему грязным? Разве он не чище, не прозрачнее всех остальных попыток отобразить действительность? Весь мир одна большая ханжа, падкая на таких циников, как мы.  

Всё, как есть, все наяву:  

Ты живешь и я живу.  

Будь собой, снимай штанину,  

Покажи свою махину.  

Что дано, то естество.  

Ни к чему ругать того,  

Кто и бабочек впускает,  

И клопов постельных знает.  

Без оглядки в центр зала –  

С нами жизнь и с нами правда.  

Мы не грязный реализм,  

Мы – чистейший плюрализм.  

И чего люди, собственно, ждут от нас… Трансцендентности дискурса? Это всегда вызывало во мне неподдельное удивление. С чего вдруг им стала так необходима та другая сторона человеческого бытия? Неужели собираются эмигрировать? Пока они находятся под чарами философских изысканий, где-то вдалеке плачет один заветренный бутерброд. «Мы не решили еще вопрос о существовании Бога, а вы уже хотите есть»**** (в переводе на постмодернистский – «идите в зад со своим натурализмом»).  

Но вернемся к Герману Гессе. С ним же и останемся. Так у меня будет значительно больше шансов найти работу, друзей и саму себя посреди коловращения звезд и земной юдоли...  

Я люблю тебя, Герман, и прости за все.  

_____________________________________________________  

* Абраксас или Абрасакс – гностическое космологическое божество, олицетворяющее единство Мирового Времени и Пространства.  

** Стихотворение «Профессор Грустный Человек» под авторством неизвестной поэтессы-страпонессы Анны Макушиной (Anynante, Annamourr).  

*** «Бессмертные» – стихотворение немецкого писателя Германа Гессе, опубликованное в романе «Степной волк», 1927 год.  

**** Слова В. Белинского из воспоминаний о нем И. Тургенева.