Вернись, тебя ждут

Сергей шёл по пустым вечерним улицам. Свинцовые тучи застилали небо вот уже который день, и ему казалось, что над городом стоят вечные сумерки. Дождь слабо накрапывал. Сергей шёл мимо однообразных стен хрущёвок, залитым тусклым, холодным диодным светом вывесок магазинов. Изредка мимо проносились машины, и свет фар на пару секунд освещал разрастающиеся лужи. Пахло дождём, сыростью и мокрым бетоном.  

Сергей шёл, будто в тумане. Он медленно перебирал ногами под тяжестью набитого армейского рюкзака. Сказывалась выпитая водка, смешавшаяся в крови с целым коктейлем из успокоительных и антидепрессантов. Редкие прохожие, обычно залипавшие в телефоны, одаривали Сергея недоумёнными взглядами. И правда, выглядел он весьма странно, если не сказать комично.  

Камуфляжная водонепроницаемая куртка, шлем с налобным фонариком и огромный рюкзак за спиной. Походил он на чудака, вырядившегося бойцом спецназа. Коим, он, собственно, и являлся. На этот прикид он спустил всю зарплату в магазине военторга. На оставшиеся деньги напился и купил у проститутки таблетку метамфетамина. Прежде он никогда не употреблял наркотики, но сейчас – особый случай.  

Сергей шёл убивать. Он понятия не имел, кого или что собирается встретить в этой богом забытой канализационной шахте богом забытого городка. Но точно знал, куда ему нужно прийти и что нужно сделать.  

Почти 20 лет прошло с тех пор, как он впервые познакомился с тем местом за городской свалкой. Там, среди проржавевших остовов автомобилей и прочего мусора скрывается дренажная труба. Похожая на глубокую пещеру, она завалена всяким дерьмом и давно не обслуживается. Но именно там скрывалось то, что Сергей так жаждал найти и уничтожить.  

Знакомые улицы, знакомые дома. Вон за тем заколоченным киоском они в детстве играли в разведчиков. Вон в тот канализационный люк Миша провалился и сломал ногу. Вон в тот «Магнит» они вместе ходили за газировкой и сухариками.  

Миша… Воспоминания нахлынули так резко, что Сергей испустил протяжный вздох. Именно этот чёртов город с его проклятой тайной забрал у него младшего брата. Двадцать лет назад он лишился самого близкого ему человека.  

Дождь усилился. Капли текли по лицу и щекам, смешиваясь со слезами.  

«Все эти мгновения исчезнут, как слёзы под дождём» – вспомнилась Сергею цитата из какого – то старого фильма. Нет, мгновениям он никак не мог позволить исчезнуть. Исчезнуть должно было то, что эти мгновения у него так вероломно отняло.  

На город опускалась ночь. Темнело не очень быстро, но неумолимо. Однако, город жил. Сергей вдыхал сырой дождливый воздух. Голова кружилась, но чувства невероятно обострились. По всему телу разлилась сладкая эйфория, метамфетамин начинал действовать. В рюкзаке позвякивали бутылки со смесью бензина и машинного масла. Зажигательная смесь.  

Под курткой весел крест и разнообразные обереги. Сергей никогда не был религиозным, но странные, пугающие события его жизни косвенно убедили его перестраховаться даже в этом направлении.  

Он прошерстил, наверное, большую часть русских и даже зарубежных паранормальных сайтов, но не нашёл ничего похожего на свой случай. Он разговаривал с гадалками, священниками различных конфессий, экстрасенсами, даже сатанистами. Но сотни часов потраченного времени и десятки тысяч рублей улетели в трубу. В проклятую дренажную трубу.  

Она манила, сотни раз приходила во снах. Это место стало для Сергея чем – то вроде воображаемого дома. Его образ намертво слился с его сознанием, врос в него, стал его частью. Но вызывал он лишь ужас и щемящее чувство ностальгии.  

Сергей до сих пор не понимал, что же всё- таки там произошло. И жгучая боль от воспоминаний всегда служила для него неким барьером. Как замок в давно запертую комнату, в ту, куда лучше не заходить. Комната, которая является частью тебя, и запертая ручка всё время напоминает о ней. Но зайти нужно было. Выбить с ноги дверь и, чёрт побери, сжечь всё, что там находится, вычеркнуть её из памяти и сознания.  

Дренажная труба, как говорилось ранее, давно не обслуживалась. Наверное, с середины восьмидесятых, когда всё катилось к чертям. Сначала там тусовались панки, да и просто школьники. Позже, в начале 90-х, появились бомжи, наркоманы и представители различных культов и сект. Но время шло, оккультизм начал выходить из моды. Всё больше стало бомжей, наркоманов и обыкновенных детей. Как Сергей с Мишей. Стены трубы были исписаны граффити, различными символами и признаниями в любви. На мокром грунте валялись пивные банки, шприцы пластиковые бутылки. Обыкновенные отходы паразитической части общества.  

Но однажды всё изменилось. Куда – то исчезли наркоманы, да и детей стало ощутимо меньше. О том месте пошла дурная слава, ходили десятки городских легенд, одна другой тупее.  

Примерно тогда, году так в 1998-м, Серёжа пошёл в пятый класс. Миша – в третий. Было холодное ноябрьское утро. Воскресенье. По небу проплывали свинцовые тучи. Накрапывало, как и сегодня. Типичные индустриальные пейзажи небольшого города на севере России, так знакомые всем жителям этой части СНГ. Громадные пустые пространства, тундра. Тяжёлые клочья тумана ограничивали видимость парой километров. Линии электропередач, обвисшие провода, клочки снега на мокрой земле.  

Они шли вдоль теплотрассы. Содранная по краям стекловата, перевязанная проволокой. От теплотрассы шел пар. Белые клубы поднимались всё выше и тонули в светло – сером ноябрьском небе.  

Сергей шёл впереди. За ним, шагах в десяти, плёлся Миша.  

Тундра уходила в туманную бесконечность. Вдалеке, из дымки, проступали громады хрущёвок. Шли молча, изредка перебрасываясь репликами.  

-Да, да, за свалкой. Огромная такая, метра 3 в диаметре. Пацаны говорили, она в недра земли уходит.  

Они миновали городскую свалку. Вдалеке, среди тридцатиметровых куч мусора, негромко тарахтел экскаватор.  

Ковш, похожий на лапу доисторического динозавра, медленно зачерпывал мусор. Манипулятор поворачивался, и машина высыпала содержимое вниз.  

Вдалеке медленно проступала та самая труба. Она выходит из заросшего жидкой травой холмика. Далее все воспоминания обрывочны. Видимо, и мозг, и то, что в него вторглось, старательно затирало эти моменты жизни. Вот они входят в громадный круглый проход, исписанный граффити. Вот уменьшающееся световое пятно. И вдруг Миша бежит вперёд. Резко, отчаянно. В мозгу смешались страх, обречённость и боль. Слышался зов. Он пробирал до костей, но был таким близким, тёплым и родным. Белые нити, похожие на паутину.  

Следующее воспоминание. Оно как бы со стороны. Ребёнок бежит по тундре. Не понимает, от чего и зачем. Но рефлексы отчаянно визжат и сигнализируют, ноги сами несут его вперёд. Он рыдает, задыхается, падает. Сердце, надрываясь, яростно колотится. Раскалённый ветер обжигает лёгкие. Сознание проваливается в бесконечную, липкую, застилающую глаза тьму.  

Сергей очнулся от воспоминаний. Он стоял около дренажной трубы. В висках стучало, перед глазами стояла непробиваемая пелена. С одной стороны был он, со своими кошмарами и воспоминаниями. С другой стороны бронированной стены – реальность. До боли в груди настоящая, подлинная. Напуганный ребёнок где – то внутри подсознания встретился с собственным кошмаром. Сознание отчаянно сигнализировало, предлагало уйти, убежать и забыть всё к чертям. Но тьма манила, протягивая к Сергею свои тонкие обволакивающие щупальца.  

Он включил налобный фонарь. Было сыро, прелый запах, смешанный с ароматом нечистот, ударил в нос. Сергей шагнул в темноту.  

«Мосты сожжены» – вспомнилась ему цитата Наполеона. Либо он навсегда поставит точку в этом противостоянии себя и своего внутреннего кошмара, либо погибнет здесь, застрелится. Так он заранее решил.  

Он шёл по бетонному тоннелю, уходящему, как казалось, в бесконечность, и вспоминал. Обернулся всего раз, увидев кусочек освещённого городскими огнями неба. Фонарь освещал вперёд метров на двадцать, дальше тоннель превращался в черный кружок. Метрах в пятидесяти от входа граффити практически исчезали. Впереди ещё маячила пара надписей, но пивные банки полностью пропали.  

Сергей придался воспоминаниям. В его жизни произошла череда странных обстоятельств, которые он так не мог объяснить.  

Подобрал его экскаваторщик. Он, как позже рассказал, увидел на земле его ярко – красный дождевик. Два дня он пролежал в больнице с лёгким обморожением кистей. Пара бесед с психологом – вся доступная для того времени реабилитация. Через неделю в жизни начались изменения. Дома исчезли все вещи брата, его рисунки со стен, пропала даже новая кровать. Как сказала мама, Миша слёг в больницу. Она не уточняла, с чем именно, и на вопрос, когда он вернётся, напрягалась и отводила взгляд. Но Серёжа ей не верил. Он знал, что это было ОНО. То, что звало его в той дренажной трубе.  

По ночам он лежал в постели и долго не мог уснуть. Из-за стены слышались всхлипы матери и успокаивающая речь отца. Ни купленная родителями «сега мега драйв» с пачкой игр, ни часто покупаемые мамой пирожные не могли скрасить тоску о Мише. Сергей почти не играл в приставку, а часами смотрел в осеннее небо и величественную бесконечность тундры.  

Потом его отправили к бабушке. Всего на месяц, но когда он приехал домой, в квартире был полностью сделан ремонт. Поставлена новая мебель. И, что самое странное, родители вообще не упоминали Мишу. Исчезли все их совместные фотографии.  

Самым жутким было то, что на вопросы о брате родители крутили пальцем у виска и говорили, что Сергей один в семье.  

Еле доучившись в школе, он поступил в иногородний ВУЗ, где его застала смерть родителей. Он не сильно горевал. После случившегося с братом в нём накопилась ненависть к отрицающим случившееся родителям. Сергей не знал, было ли сокрытие смерти брата частью психотерапии, или же он сходил с ума. Вскоре, вторую версию Сергей отбросил. Однажды, разбирая вещи, он обнаружил странную шкатулку.  

Тот момент он очень хорошо помнил. Внутри лежала маленькая фотография, на которой был запечатлён он… и Миша. Это точно не было галлюцинацией. Фото и сейчас лежит в кармане у Сергея, сложенное вчетверо.  

Но как же было объяснить те странности, которые произошли 20 лет назад здесь, в трубе?  

От воспоминаний его оторвало то, что тоннель закончился.  

Он переходил в другой, перпендикулярный, выложенный старой кирпичной кладкой Сергей где – то читал, что это – старые канализационные тоннели, вырытые ещё до революции.  

Сергей удивлённо крутил головой. Помещение было по истине огромным. Фонарь с трудом выхватывал из тьмы противоположную стену. Всё здесь было опутано странной, похожей на паутину субстанцией.  

Впереди замаячила тень. Сергей присмотрелся… и оторопел. Перед ним, метрах в 15, стоял Миша. Никак не изменившийся за 20 лет, он приветливо махал рукой и шёл в сторону Сергея. Что – то переклинило внутри. Зерно рациональности и здравомыслия цеплялось за мысль, что всё это от принятого наркотика и выпитой водки. Но Сергей ЗНАЛ, что это не так. Медленно, дрожащей рукой он поднял пистолет и навёл его на приближающуюся галлюцинацию.  

Выстрел. Оглушительный грохот, многократно усиленный эхом, сотряс помещение. Второй, третий… Сергей выронил опустевшее оружие. Фигурка приближалась, не обратив внимания на выстрелы.  

И, вдруг, Сергею стало хорошо и легко. Нет, не от водки или метамфетамина. Действие наркотика уже прекращалось, а алкоголь начинал разлагаться, оставляя омерзительное, в сочетании с лёгким отходняком, похмелье. Но всё равно ему было невероятно тепло на душе, как будто кто – то нарочно ввёл ему в кровь порцию серотонина. Нечто близкое, родное таилось в темноте, звало, манило. Миша стоял вплотную. Сергей опустился на колени и обнял невесомое, полупрозрачное тельце и разрыдался.  

-Серёжа… – прошептал призрак. Сейчас, он хочет поговорить с тобой. Серёжа, ты столько должен мне рассказать…  

Мягкий голос прозвучал в голове. Сергей на мгновение напрягся, но тут же расслабился. Он сел на мокрый пол, снял рюкзак и прислонился к стене рядом с братом.  

-Привет. Я знаю, как много вопросов накопилось у тебя, и я расскажу тебе обо всём. Не говори, просто думай. Я расскажу обо всём, что может быть тебе интересно. Для начала, кто я. Или, вернее сказать, мы. В вашем языке нет подходящего местоимения, чтобы описать постоянно меняющуюся, но в то же время постоянную природу нашего естества.  

Сергей слушал. Он мысленно задавал вопросы, и получал на них телепатические ответы. Создание, с которым он говорил, обитало в другом измерении, вернее сказать, в параллельной вселенной. Вся информация подавалась сильно упрощенной, из – за слишком слабых для полного понимания её сути когнитивных способностей Сергея и из – за ограниченного запаса слов.  

«С самой большой трудностью, с которой я/мы столкнулись – это поиск ассоциаций. Как оказалось, многие ваши концепции были для нас неизвестными. Как, например, концепция обмана или концепция убийства. Из – за физических законов нашей реальности когнитивные процессы различных особей были полностью прозрачны и понятны друг другу. Убийство же невозможно потому, что сознание контролирует материю в той же форме, в которой материя – сознание. Однако, эволюционные и когнитивные процессы, как оказалось, универсальны»  

«В вашем варианте развития вселенной сознание всецело зависит от материи. Вы чувствуете боль потому, что напряжён нервный центр, боль воспринимающий. Сознание, как физическая субстанция, возникает в результате развития материи и практически не может влиять на неё. В нашем же случае материя и сознание есть единое целое. Именно из – за этого убийство для нас невозможно: потому, что невозможно полное исчезновение материи – возможен лишь переход в её новое состояние. А, следовательно, – и сознание для нас вечно и бессмертно. Это открывает целую массу вариантов взаимодействия, вам не знакомых: взаимопоглощение, слияние, поглощение одного сознания другим и ещё множество неизвестных вам форм»  

Сергей слушал с трепетом. Ему открывались новые горизонты познания, он жаждал информации, жаждал осмысления.  

Существо продолжало.  

«Нам неведома концепция одиночества, страха и отсутствия эмпатии. Всё это для нас так же неестественно, как для тебя – наша природа. Мы в полной мере понимали друг друга. Но оставалось то одно, что роднит ваше и наше восприятие мира – концепция страдания. Да, твоё и наше понимание страдания сильно разнится. Но мы смогли преодолеть тот ужас, то Инферно, в котором пребывает любая жизнь до определённого этапа своего развития. Мы слились в единую, всепоглощающую субстанцию, не чувствующую ничего, кроме радости и блаженства. Я не говорю – удовольствия, потому, что удовольствие – лишь подвид более глобального понятия – понятия удовлетворения»  

-Что ты представляешь собой?  

«Трудно объяснить. Я/мы – совокупность двух сознаний. Первое – то, что находится в вашем варианте вселенной. Оно представлено белыми нитями, которые ты видел на стенах тоннеля. Вторая часть меня существует в другом варианте реальности. Та самая совокупность осознающих друг друга разумов»  

-Как вы взаимодействуете с нашим вариантом реальности?  

«Очень косвенно. Объясню на примере. Возьми лист бумаги, сложи его пополам. Ты – бактерия на одной его стороне. Не обижайся на такое сравнение, оно максимально точно передаёт суть реального положения вещей. У меня есть лазерная указка. Я могу наводить её на лист бумаги, и бактерии будут сползаться на свет. С помощью различных приспособлений я могу взаимодействовать с бактериями. Говорить с ними, направлять их. Так, 20 лет назад я попросил тебя и твоего брата прийти ко мне, но ты не захотел этого и сбежал. Тогда я приложил все силы, чтобы стереть память о тебе и об этом месте у твоих родителей и поисковых отрядов. Я снова звал тебя, и, наконец, ты пришёл»  

-Чем мы являемся для тебя? Имею в виду, люди?  

«Жизнью. Очень странной, противоестественной, хотелось бы сказать – страшной, но понятие страха у нас отсутствует в силу среды обитания»  

Сергей вдруг понял, насколько сильно он хочет увидеть тот, другой мир, хотя бы в виде ассоциативной цепочки.  

-Покажи, покажи мне свою настоящую форму... – прошептал он. Сергей в полной мере не мог описать чувства, переполнявшие его. Он ощущал, как бы странно это ни звучало, невероятную нежность. К Мише, и к тому созданию, частью которого он стал. Сергей чувствовал себя по – настоящему живым существом, наконец нашедшим другое по – настоящему живое. Он видел жестокий, полный боли мир, который в силах был изменить. Слёзы застилали его глаза. Он сидел в объятиях маленького брата, нарисованного в сознании, но от того не менее живого. Чувствовал его перехваченное дыхание, чувствовал, слышал всхлипы и тихое сопение. Ощущал пульсацию громадного, доброго и такого близкого ему создания.  

Вдруг Миша исчез. Вместо него Сергей видел каменную кладку стены, освещённую лежащим рядом налобным фонариком. Он почувствовал себя … крохотно. Видел, как выгибались и гнулись плоскости, как каменная кладка расширяется, отражённый свет фонарика слепит глаза. Грудь наполнялась странным, доселе неизвестным ароматом, вдруг пальцы сводит белой, стальной судорогой. Невероятные по частоте и тональности звуки, мелодичные, и в то же время резкие и грубые, отражались тёмно – бордовыми всполохами света в голове. Сергей чувствовал, как растворяется в безбрежном море информации. Тёмные, хаотичные структуры. Кроваво – чёрные нечта спускались с фиолетово – красного неба. Невероятно, до боли в висках упорядоченные, визжащие в своих невообразимых формах потоки жизни, информации и чистого света, они врезались в глаза, начисто, яростно выжигали их. Оно пульсировало, переливалось и жило. Сергей видел себя. Тёмно – фиолетовую точечку на конце ослепительно острой иглы. Точечку, бережно охраняемую, важную и родную. Он всматривался в структуры, чтобы увидеть неделимую единицу, но ощущал и видел лишь бесконечно сложные фрактальные, миллионы, нет, миллиарды раз повторяющиеся, но невероятно разные сущности. Вдруг боль, ужас и одиночество охватили Сергея. Он внезапно осознал, насколько это существо… чужеродно. Странно, непонятно, кошмарно, непостижимо и дико.  

Видение исчезло. Опустошённый Сергей сидел на каменной кладке и рыдал, захлёбываясь в бессильной ярости. Что – то переклинило его, когда он всматривался в чёрные, заполненные тягучим небытием сущности внутри разума существа. Яростно вскочив, Сергей до крови закусил губу. Голоса в голове кричали, но он не позволял себе воспринять смысл услышанного, точнее, понятого. Он отделил своё я от того, с которым существо наладило связь. Невероятным усилием воли он заставил себя разделить свою личность на две независимых, противоборствующих между собой. Он также понял, что разделение это произошло ещё в далёком детстве, когда привычное для ребёнка ощущение жизни не смогло ужиться с напором первобытного ужаса.  

Он только что ВЫДАВИЛ, УНИЧТОЖИЛ МОНСТРА, проникшего в его мозг. Медленно, трясущейся рукой он вытащил из рюкзака бутылки с зажигательной смесью. По рукам растекалась маслянистая жидкость, резкий запах бензина смешивался с сыростью подземелья и обрывками галлюцинации в странную ароматическую какофонию.  

В голове вопль существа разорвался фугасным снарядом. Перед глазами пролетали жуткие, извращённые образы, дикий шум в ушах мешал сосредоточиться. Сергей методично поливал пульсирующие комья паутины. Она боялась, невероятно боялась. Он точно это знал. Оно трепетало, умоляло. Сергей отключил эмоциональный аппарат. Странно, какой эффект, какие невероятные психические силы он получил от контакта с монстром.  

Смесь наркотического коктейля и пережитого ужаса убрала эмоции далеко в подсознание. Осталась только безотчётная, но упорядоченная ярость.  

Сергей извлёк зажигалку и чиркнул колёсиком. Синяя волна пробежала по трепещущим комьям паутины и превратилась в сплошную стену огня. В этот момент существо, видимо снова нашло проход в разум Сергея.  

Жутко спокойный голос раздался в его голове. Сергей упал на колени и захрипел. Плакать уже не было сил. Он напряг всё своё естество, чтобы выдворить нечто из своего разума, но ему это не удавалось.  

– Зачем, зачем? – голос переходил на крик. Разве ты не видишь, что ты наделал?  

– Заткнись, выродок!!!  

– Разве ты не видишь, насколько больно мне? Насколько больно тебе? Насколько больно твоему брату Мише?  

В голове Сергея остался немой вопрос. Он явственно увидел своего братика. Тот стоял посреди пожара. Такой маленький, беззащитный.  

Новая волна, нет, океан боли. Моральной, физической. Нет, нельзя подаваться. Но зачем я это сделал??? Сергей заорал, истошно, отчаянно.  

Он посмотрел на свои руки. Все в волдырях от ожогов. Одежда дымилась, воздух, гарь и углекислый газ разъедали лёгкие. Сил больше не было. Лишь опустошение.  

Сергей подобрал пистолет. Он почувствовал, как раскалённая сталь прилипает к коже, но боли больше не чувствовал. Видимо, мозг настолько устал, что больше не мог переварить новую. Он медленно побрёл к выходу. Приложил пистолет к виску и нажал на спуск. Однако, выстрела не последовало. Сергей вспомнил, что расстрелял все боеприпасы в одну из галлюцинаций. Он полез в карман за россыпью патронов, но ноги подкосились. Пелена перед глазами разрасталась, Сергей проваливался в глубокую, первозданную тьму.  

Многие считают, что боль от ожога сильнее всего в момент самого ожога. И да, отчасти это так. Однако, когда источающие слизь пузыри покрывают все открытые части тела, это перестаёт работать. Боль в первые минуты после контакта с пламенем не такая острая, и её можно частично контролировать. Но потом она становится изнуряющей, она выматывает, и, что самое трудное, от неё никак не передохнуть. Словно стая ос, методично жалящих кожу, она подтачивает волю изнутри, ломает её и превращает даже самого сильного духом человека в пульсирующий и трепещущий комок нервов.  

Сергей лежал так уже пять часов. Он смотрел на потолок безучастным, но полным страдания взглядом. Организм медленно восстанавливался, и просыпались новые, весьма болезненные ощущения. Сергей обнаружил, что подключён к аппарату искусственной вентиляции лёгких. Он не мог ни стонать, ни даже хрипеть. Он чувствовал трубку в трахее, и это было невероятно мерзкое ощущение. Он пытался подать сигнал спящей медсестре рукой или ногой, но каждое движение сковывала жгучая боль. ОН страдал. Он не знал, что уничтожил там, в дренажной трубе, но знал, кого. Хотелось выть, кусать локти. Но он не мог.  

Больничная палата, заставленная медоборудованием. Явно, реанимационная. В обычных такого обилия техники не бывает.  

Вошёл врач. Сергей начал отчаянно сигнализировать глазами, и тот заметил.  

-Машка, твою мать! Он в сознание пришёл, а ты разоспалась тут! Быстро наркоз!  

Сознание туго растекается. Боль уходит куда – то глубоко внутрь. В пограничном состоянии он увидел человека в форме ФСБ. Он что – то спрашивал у доктора, который пытался вытолкнуть его за дверь.  

-Черт, да не знаю я, что вы там нашли! Выйдите из палаты, здесь реа…» – последнее слово Сергей не успел воспринять и отключился.