Хатха-йога.

Когда я служил в армии срочную службу, сестра в письме прислала мне вырезку из газеты. В ней было сказано, что каждому человеку на земле отведено определённое количество вдохов и выдохов. И пусть человек вполне здоров, пьёт как все и румянец и него во всю щёку, но вот отдышал своё и всё – извини подвинься!  

А ведь верно! Взять к примеру собаку: она и живёт всего пятнадцать лет, потому что часто дышит. С другой стороны, горцы долго живут – у них там воздух разреженный, минуты по три каждый вдох делать приходится, чтобы кислорода набраться.  

В этой вырезке говорилось так же, что йоги давно решили эту проблему – просто нужно делать специальные дыхательные упражнения. Допустим, две минуты вдыхаешь, две задержка, две выдыхаешь и опять задержка.  

Очень, по-моему, такие упражнения нужны для тех, кто курит. Все знают – курильщики живут в среднем на восемь лет меньше. А зная йогу, они могли бы скомпенсировать действие никотина. Сколько таким образом можно было бы рабочей силы сохранить!  

Прочитал я заметку и думаю:  

– Хоть я и не курю, всё равно, дай попробую. Кому же не хочется в будущем пожить, самим же созданными благами попользоваться?!  

Вот и стал я этой йогой потихоньку в личное время заниматься.  

Днём, на полевых занятиях да на учёбе, дышу как все, а вечером отойду в сторонку, оглянусь… да и придержу дыхание. Оглянусь… да и придержу!  

Первое время трудно было. Задыхался, кошмары всякие по ночам снились. Потом чувствую – пошло!  

Может у меня одного к этому делу такие способности оказались, а может и у всех так, да никто не пробовал. Только скоро я по пять минут мог не дышать. А после двух месяцев тренировки до того дошёл, что стал даже забывать иногда вдох или выдох делать. Потом, правда, стал следить за собой, особенно после одного ночного происшествия.  

Лежу я как-то после отбоя, не спится: дом родной, друзья, подруги всякие вспоминаются. Словом, кто служил то знает, а кто не служил, тому всё равно не объяснить. Слышу, дежурный по части входит и идёт, как всегда с дежурным по роте, порядок проверяет. Я, чтобы Васильева не подводить, земляки мы с ним, зажмурился посильнее, потому что солдату ночью не глаза таращить, а спать полагается.  

Подошли они ко мне, остановились, офицер спрашивает:  

– А этот у вас что, мёртвый?  

– Почему мёртвый, – обиделся мой земляк, – очень даже живой. Это же Петров!  

– А если это Петров, почему он не дышит? Пьяный что ли?  

– Никак нет, не пьяный, – испугался Васильев. Очень уж он ЧП какого в своё дежурство боялся. – Может умер, но не пьян!  

– Ну хорошо, тогда разбудите его.  

Я уж и сам чувствую – дело плохо! Если подумают, что пьян, до конца службы пятна не смыть!  

Приподнимаюсь я на постели, а дежурный по части говорит:  

– Дыхните на меня, пожалуйста, товарищ солдат, чтобы я мог определить не пьяны ли вы.  

Он даже наклонился, чтобы мне удобней было. А я бы и рад дыхнуть, да не могу – забыл, как дышать с испугу.  

– Так, не хотите? Тогда придётся вам пойти со мной.  

– Ты что же, Петров, подводишь меня? – чуть не плача, говорит земляк. – Это он спросонья, товарищ майор. Он сейчас дыхнёт!  

Тут он, незаметно для дежурного по части, так ткнул меня кулаком под бок, что я моментально всё вспомнил. Набрал я полные лёгкие воздуха да как дыхну на майора, тот аж зажмурился. Полроты потом утверждало, что им тогда всплывающий кашалот приснился.  

Но, как я не следил за своим дыханием, беда всё-таки грянула.  

Недельки через две, в воскресенье, объявили полковую эстафету, и я попал в последний этап. Приготовились мы все, ждём. Смотрю, из нашей роты самый первый бежит. Схватил я флажок и так понёсся, что ёлки вдоль дороги в сплошной зелёный забор превратились. Бегу, ни про первое, ни про второе дыхание не думаю. А надо бы! Потому что, не знаю, как на второй, но на первый взгляд, чем дольше или быстрее бежишь, тем хуже после этого выглядишь. Вот и мне никто не поверил, что я пробежал три километра быстрее всех и даже не запыхался.  

Посмотрел на меня замполит полка, вздохнул и говорит:  

– Ну что ж, товарищи! За то, что он обманул нас всех и пробежал где-то короткой дорогой, в дисциплинарном порядке я его наказывать не стану, но в роте, на общем собрании, вы разберитесь.  

Хотел я ему тут же всё объяснить, да вдохнуть забыл от волнения. Стою с разинутым ртом и только глазами хлопаю, точь-в-точь, как певец в телевизоре без звука.  

А в роте, не то что собрание проводить, глядеть в мою сторону никто не хочет. Только земляк Васильев подошёл и грустно так спрашивает:  

– Как же это ты, Петров?  

– Не виноват, – отвечаю, – хоть режь, не виноват!  

Тут я ему всё и рассказал. Послушал он меня, помолчал и говорит:  

– Не знаю, может это и представляет какой-то интерес для науки, но только не хорошо свои личные интересы выше коллективных ставить. Ты лучше скажи на собрании, что этого с тобой больше не повторится, а сам потихоньку тренируйся в обратную сторону. А я тебе помогать буду: как увижу, что ты забыл вдох или выдох сделать, так стану тебя кулаком под бок тыкать.  

Скоро, с помощью земляка, я был уже в полном порядке. Правда, первое время бока сильно болели. Но за то, бегать стал нормально – хуже всех. Не успеем стартовать, я уже задыхаться начинаю. И отношение товарищей ко мне резко переменилось. На следующем полковом кроссе, самый последний, обгоняя меня, даже крикнул:  

– Ты что дышишь-то как собака? Ты дыхание-то придерживай, придерживай!