Насыщение Ванов

Культура человеческая проявляется прежде всего как индивидуализированная сдержанность реализаций своих рефлективных желаний в коллективе, управляемом полицией. Метод коллективного выживания зиждется на законах, устанавливаемых сильными хозяевами первичных благ – пищи, укрытий и здоровья с помощью своих хитрых и мудрых слуг, которым придан статус жрецов. Исполнитель сдержанности – Хам, установитель законов – Сим, содержатель полиции – Яфет.  

Сдержанность проявлений детей Хама диктуется страхом перед наказанием, отнимающим приятное имущество. Страх перед осуждением силовиками называется страхом мирским, страх пред неведомым, но потенциально вероятным по фантазии верящего в вероятность его агрессивности называется страхом Божьим. Дети не могут предстваить себе ничего, выходящего за рамки их опыта испугов, поэтому страха божьего они не имут. Атеисты вовсе отвергают всё непредствимое в материи. Индивидуум, лишённый памяти об испугах, пережитых им, превращается в человека разнузданного, не сдерживающего никаких своих желаний и жажд.  

Хам, изъятый из узды коллективных институтов, вызывающих его испуганную сдержанность мгновенно возвращается к доцивилизационному уровню личной свободы в кормлении своих недостаточностей.  

* * *  

Доцивилизированное состояние идивидуума, не сдерживаемого именной известностью и реальными наказаниями за отход от приличий – агрессивное, нервное, самовлюблённое, похотливое животное. Типичный древнегреческий герой-полубог или герой любого примитивного племени. Это существо – примат человека – не замечало ничего кругом себя, кроме тех, преимущественно – движущихся, вещей, которые были способны, по его личному опыту, приносить ему исключительно чувственные удовольствия.  

Движение, симуляция новизны, яркость – важнейший фактор привлечения внимания примата. Эта особенность способа привлечения внимания позволяет с высокой степенью вероятности предположить, что рацион питания первочеловека состоял из гусениц и ослабленных, больных мелких животных со скорее судорожными, чем целенаправленными движениями конечностей. Первочеловек захватывал и питался преимущественно больной, уже отравленной, умирающей живностью.  

Учитывая, что зубы человека не приспособленны для откусывания мякоти падали, каковые зубы и челюсти наблюдаются у животных и птиц, питающихся ею – таких как гиена или орёл, предок цивилизованного человека, отошедший от малокалорийного питания фруктами, должен был обладать каким-то посредником, занимающимся первичным отделением шкур и разделением мясных волокон судорожно дёргающихся пойманных животных, для дальнейшего перорального употребления и уверенного метаболизма в ЖКТ. Кто мог быть таким посредником? Второй категорией источника легко приобретаемых калорий могла быть медленно плавающая рыба. С притягательностью глупой рыбы связан огромный пласт дремучих комплексов человеческой психики, которые он явно унаследовал от своего рефлексующего предка.  

Отмеченные выше ущербности мускульного аппарата первочеловека относительно животных сходного рациона питания, позволяют предполагать, что приматы людей, сбившиеся в стаи умелых выживальщиков, занимались направленным отравлением окружающей их природы, содержащей субъекты охоты и собирательства, производя заранее больных особей, полуготовых к употреблению. Древний человек не бегал за мамонтом или шерстистым носорогом. Он этих мамонтов, носорогов и прочую живность травил.  

Из этой реконструируемой технологии выводимо, что общинам приматов помогало травить калорийную живность некое существо или группа существ, имевших свой интерес в существовании и жизнедеятельности именно приматов – полностью зависящих от его посредничества потребителей. Чем приматы могли служить этому существу – повару и отравителю? Пищей? Стороителями комфортабельного жилья? Поставщиками каких-то предметов, которые ему самому было трудно находить или произведить? Как могло выглядеть это существо-посредник?  

В классических художественных литературных произведениях для детей, опирающихся на археологические находки, считается, что самым значительным достижением предка человека, выводящего его из «царства животных» на новый игровой уровень было «приручение» огня.  

После того, как предок-обезьяна, питавшаяся чем придётся, научилась сохранять «найденный после грозы» огонь, она стала задумываться о том, как этот греющий огонь, подпаливающий ей шерсть, научиться добывать самостоятельно и самые смышлёные обезьяночеловеки выдумали добывание огня трением двух палочек с положенным рядом мохнатым трутом. Откуда было взяться такому сексапильному опыту у первочеловека? Об этом в детских книжках не рассказывается.  

Хранимый в стае-племени найденный огонь мог помочь нажарить мясо, сделав его пригодным для пережёвывания слабыми челюстями, но для того, чтобы это мясо поймать хранимый в пещерном очаге огонь малополезен. Любое животное, не свалившееся в ловчую яму, от пугающего его огня сбежит со скоростью, которая значительно превосходит скорость бега среднего охотника из обезьяньих приматов. Не сможет сбежать от огня четвероногое наземное животное только в том случае, если этот огонь до полнеба. Чтобы поймать стада животных в огненную ловушку или же гнать в направлении отрытых ловчих окопов со вбитыми в дно кольями древние люди, владеющие переносимым огнём, должны были устраивать палы, степные и лесные пожары. Такой метод мог обеспечивать племя убоиной на такой период временни без охоты, на который древние люди научились хранить обработанное мясо укокошенной ими дичи за один раз.  

፨ Огненосный дух ፨  

При таком, предположительном, методе огненного загона вся обитаемая племенем и обжигаемая его пламенем земля очень быстро превращается в сплошное пепелище, что должно было вынуждать древнего поджигателя перемещаться на новую площадь обитания, не сожжёную в целях приготовления барбекю прямо по ходу забоя.  

Открывшие способ сохранения племенного огня первочеловеки должны были распространиться по всей Земле с огромной исторической скоростью, мгновенно – лет за триста, достигнув всех непреодолимых сажёнками рек и морских проливов.  

По достижению этих краёв земли у стаи огненых хрантелей, оставивших у себя за спиной подрастающую поросль молодых лесов, обнаруживается два пути положительного решения продовольственной проблемы для всей отожравшейся кодлы: придумать какой-то новый способ добычи привычной им загоняемой пищи, не настолько разрушительный для окружающей природы или научиться питаться чем-то, чего бы раньше они и в рот не брали. Ещё есть третий путь – надыбать не спаленных ещё деревьев, чтобы уплыть в поисках пока не опалённых угодий, оседлав эти деревья или связав их в плоты.  

Племенной огонь, помогший достичь края земли и выбивший значительную часть животины на этой пройденной земле, должен был оставить след и в генетике самих приматов, использовавших этот первый инструмент масштабного землеустройства. Косматые и излишне чутьистые в этой стае огненосных приматов не выживали. Те, что среди поколений огненосцев выживали, должны были спокойно относиться к запаху горелого мяса и шерсти. И голова у них от дыма не болела.  

Часть своих соплеменников, а особенно – своих разбежавшихся внучатых племянников, эти перволюди уже потребляли в пищу точно так же, как и загоняемых диких быков с прочими травоядными объектами охоты. Потому что когда нечего жрать, так что в брюхе сосёт и всех окрестных носорогов уже перевели на консервы, то гораздо сытнее сбегать до соседней делянки, чем ловить рыбу на перекатах как медведи. Огненосный первочеловек был не просто карнивирусом, а каннибалом, причём этот родственный каннибализм очень быстро обрёл вид священной трапезы, совершаемой «ради нашего общего выживания».  

* * *  

Первочеловек, по природе слабовидящий и вообще слабейший из животных, обожествил всё, его пугающее, придал этому пугающему свойство задабриваемой взятками «личности» – по своему образу и подобию, но и придал этому персонифицированному страху толику своеволия. Потому что взятки, называемые жертвами принимаются божественными личностями не всегда, а неблагодарность божественная не может исходить из его эгоизма по причине зависимости этой личности от общественного блага.  

Сначала пращур обожествил хищника, как того, кто охотился на него самого. Затем – камень, позволяющий напугать хищника и свет, позволяющий далеко видеть. Пресную воду, без которой смерть наступает в течении трёх суток. Великолепный огонь, позволяющий жрать от пуза, как настоящий хищник. И под конец появился бог родного котла, дающий право всем нашим жрать всех чужих, вне зависмости от того, на кого они похожи и от кого, судя по виду, происходят.  

Экономическое соображение о том, что наш котёл всегда должен быть наполняем создало предпосылки для возникновения выделенки рабов, выращиваемых на мясо. Наши рабовладельцы, посадившие своих внучатых племянников в узы, стали и питаться этими обезьянами с руками, чем вызвали к себе непременное уважение – у первых государственников всегда было свежее мясо.  

Неприятность мясного хомоводства в том, что это животное требует для наращивания на себе ценного жира варёной пищи, что экономически затратно. Похлёбка из корешков и зернышек отнимается у родного племени, хоть и на выращивание филея у движимого имущества быдла. Ещё у хомо быдла мясо не слишком калорийное, хомо не несётся яицами и с доением хомо дело обстоит не слишком здорово. Шкуры, кости и зубы хомо ни на что не годны, кроме игрушек малышам. Из волос хомо на положении рабов ни сети не сплетёшь, ни тетивы не накрутишь. Поэтому хомоводство достаточно быстро превратилось в животноводство – выращивание огненосцами загнанных в изгороди недобитых детёнышей тех животных, которых они употребили сразу. За детёнышами убитых родителей стали ухаживать бывшие рабы из соплеменников, отсрочив собственный перевод на суп и став животноводами, сами же оставаясь рабами.  

Никто свободы "идти куда вздумается" ни им, ни их детям, конечно, предоставлять не собирался. Зачем отпускать скотника? Куда его отпускать? Самим господам воинам за скотиной ходить? Так они к этому не приспособленны и языка животных не понимают потому что удалённо отстоят от них на ступенях пирамиды пищевой цепочки. Свободные воины – кшатрии, этой хрюкающей и мычащей мясной скотине не родня!  

* * *  

Переход огненосцев к мясному животноводству копытных, называемых по привычке уже привычными прозвищами, к выращиванию четвероногих потребителей простого подножного корма, позволил более не выжигать окрестную природу и не травить диких животных ядовитым дымом, но наоборот, стремиться к сбережению той части дикой природы, которая представляла из себя пастбища.  

На всякую пасущуюся скотину есть свои волки, хищники, мигрировавашие с дальних гор и расплодившиеся в подросших без загонных пожаров лесах. Для обороны наших пастбищ, нашего родового котла от чужого котла и волчиной утробы возникло ополчение, формируемое из тех же скотников-троллей. Не гоже этой обороной заниматься высокому воину – оборонять нашу скотину от набегающих волков, родственников воину по духу! Всякий высокий воин, имеющий разную рабочую скотину, ходящую на двух ногах или на четырёх – такой же волк по духу котла.  

Родня по духу, по образу поведения друг друга не ест, но только воюет друг с другом честным образом – зубами и когтями, копьями и стрелами. Честный волк, медведь или гиена поэтому как поступает, если приходится ему победить воина? Отходит в сторонку и воет тому воину священную песню родства. А после этого ритуала родства уже можно и перекусить. По аналогии с танцами кшатриев вокруг убитых ими зубастых родственников из свободного леса у пастухов тоже возникла привычка просить у барана прощения за то, что его приходится есть. Но не просят прощения у мелких копытных за то, что их надо стричь или доить. Потому что тролли-скотники, они – кто? Они одного духовного рода с обихаживаемыми ими баранами, дети же их – ангцы, которым по роду положены молоко и шерсть.  

Подчинённые воинам скотоводы это невинные агнцы, имущество скотского бога, подчинённого и обороняемого воинами высокого бога котла – с верхних ступеней пищевой пирамиды. Потом случилась первая магическая война, когда животноводы подговорили своих питомцев свергнуть священную власть прямоходящего человека с копьём – огненосца.  

Быки с единорогами забодали, затоптали прямоходящих воинов, рассевшихся на верхних ступенях пищевой пирамиды, оставшиеся сбежали за пределы Европы, полной медленной рыбы с фосфором, способствующей развитию ума – в Азию и в Африку. Беженцы – уцелевшие кшатрии из неандертальцев, рассказывали обомлевшим местным эректусам, среди которых они стали вынужденно жить на положении мигрантов, как в их родном Элизиуме, там, за морем, полном изумрудных пастбищ, на них напали ужасные тролли, быки наполовину, козлы прямоходящие, кентавры-людоеды и прочая взбесившаяся скотина.  

Местные ленивые недочеловеки, занимавшиеся мирным садоводством и огордничеством, не слишком обрадовались прибывшим из-за морей на их угодья мигрантам и предложили им пойти прочь.  

Мультикультрализм преволюдям тогда ещё не открылся потому что посылаемые к богам герои всё никак не могли сообразить, как он должен выглядеть – больно уж описания этой штуки разнились. Поэтому и стырить не могли – что на складе брать-то? Кшатриям, сбежавшим из рыбных мест, пришлось воевать за своё место под солнцем, воевать с этими местными обезьянами, недавно слезшими с веток. Многие из эмигрантов из рыбного Элизиума пали в неравном месилове с местными овощеводами, с этими грязными крысоедами, которые знали все ходы и выходы в своей цветущей Сахаре. И стоило переходить море, чтобы быть бесславно забитыми гнилой репой?! Те же выгнанные чертями кшатрии, которые рванули за Волгу обнаружили, что лесов там так и не наросло после предыдущего забега с огненными колесницами. Климат как-то посуровел... Выяснилось, что Земля большая, а бечь некуда. И пришлось с голодухи начинать жрать то, чего никакому хоме сапиенсу никогда бы не пришло в голову подносить ко рту. Так и возникла основа национальной китайской кухни и индокитайской кулинарии.  

፨ Накипь на стенках ፨  

Недотоптанные и не поднятые на рога эректусы, внуки заморителей мамонтов и носорогов огненными палами, сбежали в Китай и в Америку, а на всём пространстве евразийской степи расселились разные скотоводы – арии и гиперборейцы толстомордые. Борей это северный ветер в Греции анатолийской, севернее же эллинов жили иллирийцы во фраках, которые были дружны борейцам, известным нам как этруски, что латинизированное название русских с приставкой «ид». Севернее этого преждерусского народа никто из перволюдей жить не мог, по пониманию недоумков анатолийцев, "потому что холодно".  

Гипербореи, которые жили в избушках на сваях, остались дома приручать гадюк с лягушками, а другие стали бегать за своей скотиной, дойдя аж до Монголии. И стали эти освободивашиеся от перспективы попасть в суп рабы-скотники приручателями всевозможной копытной скотины, которой расплодилось в Евразии видимо-невидимо, попутно развивая успешность распространения ариев, которые и волков тоже уговорили стать собаками.  

Чем слабее были оставшиеся на обочине степей скотоводы, отбрасываемые на обочину большака, чем выше они забирались в окружающие степи горы. Там, в иранских лабораториях они занимались скрещиваниями, почувствовав себя почти богами от грибочков и живительного горного воздуха. Отсюда в Западной Европе появились сказки про всяких мантикор и химер непонятной компоновки. Вся эта скотолюбивая компашка ненадертальцев здорово приспособилась к близости ледяных полей и окрепла настолько, что могла шастать по льду и снегу босиком, только какие-нибудь уплощённые бивни к подошвам присобачив во избежание проваливания к подлёдникам и подснежникам.  

Отгонно-перегонным скотоводством с перемещениями на ещё не обглоданные луга при поставленной жреческой методике перемещений можно заниматься многими тысячелетиями, возвращаясь к нему кусками, переключаясь на огородничество, собирательство и на охоту за дичью, в отличии от огненной кругосветки, которой можно ползать туда-сюда по верхам рек пока все биоты не выгорят до большой воды как ещё спереди так и уже позади. Поэтому «арии неандертальского происхождения» это только воспринимается как расовый глюк. Какая разница какого они происхождения, насколько лоб покат, длинны ли мочки ушей и какого цвета шерсть? В скотоводческих общинах к расовым различиям всегда относились спокойно, воспринимая любого пришлого как вид обучаемой скотины. Обоя поначалу мекают.  

Пока счастливые скотоводы безраздельно властвовали на всём протяжении евразийских и части африканских степей, сбежавшая грациальная военная элита осваивала новые методы пропитания по Китаям, Америкам и в пращурных джунглях Африки. Значительная часть их вымерла, но меньшая часть приспособилась растить и жевать вскую дрянь, не даром названную злаками. Со зла. Спустившиеся по Нилу в дельту, отбивающиеся от крокодилов сеятели зерна основали Египет; застрявшие в предельном Китае основали тамошнюю культуру поедания всего, что движется; американские огненосные эмигранты расползлись по обоим континентам, достигнув предела у Антарктики. Больше всего не повезло австралийским эмигрантам: кенгуру от любого пожара упрыгает, потом вернётся и нехило наваляет, крокодил занырнёт, а овец и верблюдов тогда в Австралию ещё не завезли. В общем в Индостане, Австралии и Полинезии закрепились только айны, которые ели, похоже, сами себя, так и не научившись так варить рыбу, чтобы от собираемого ею фосфора в их головах поселилась идея ежедневного бритья.  

Так культура и стала развиваться на обширном пограничьи, смешиваясь по ходу взаимного захвата в плен раздобревших соседей для удовлетворения разных нужд. Сеятели-огородники, которые считаются разумными, потому что они придумали сандалии, скрещивались с хватаемыми ими дикими скотоводами с горящими глазами, скотоводы приучали захватываемых сеятелей всякого колоса ходить за своей скотиной. Приученные уже за ней ходить и не мыслящие себе сытой жизни без наблюдения бычьей задницы, навесили на эту скотину плуг, чтобы не просто так волам хвосты крутить. По малопригодным для хлебопашества предгориям охотились только на сусликов и горных баранов, которые резко протестовали против одомашнивания. Каждый раз тащиться в горы чтобы чего-нибудь перекусить для более или менее разумного примата оказалось нестерпимым и пришлось выращивать всякий фрукт, отбирая те его подвиды, что покрупнее. В горах и предгорьях приучили птицу – всё птицеводство оттуда присходит. Сами подумайте: кому придёт в голову называть куру курой, утку – уткой, а мужа её – селезнем? Такого русские люди придумать не могли.  

* * *  

Почему человек обожествил, наделив трансцедентной "душой" воду и её источники, свет, камень, огонь, инструменты распложения и прочие вещи, порой неочевидные, но никак не обожествлял свой мозг, наблюдательность и разум, позволявший ему выжить? Потому что человек никогда не обладал направленной разумностью – только вынужденным приспособлением к кошмарному отсутствию комфорта. Разумность происходит от дьявола. Фантазия, позволяющая создавать некие предметы искусства, в большинстве человеческих языков даже не имеет собственного названия. Смекалка, хитрость для придания мусору полезных качеств обязательно сакрализировались, придавая сложенному мусору значение, способствующее привлечению добра обманом. Все человеческие необязательные «украшения» призваны привлечь удачу, принести уют и подольститься под слуг значимых богов, приносящих силу сытости и крепость сна – простейших благ.  

Знаки «огня» и «человека» так и остались предельно похожими у белоэмигрантов из евразийских степей, будь то китайцы или ближневосточные «семиты». Упрощённая рисуночная или иероглифическая письменность «застыла» в сознании этих бледных эмигрантов безо всякого развития. Им этой примитивной «письменности» вполне хватало для обозначения главных в их жизни опасностей. Ничего кроме этих древних Печатей Страха мигранты не придумывали – нечем было придумывать да и потребности такой не возникало. Твердый. Вода. Огонь. Кусака. Свой, чужой. Большой и движется – он может поймать и съесть. Маленький и движется – мы его можем поймать и съесть. Большой и спокойный? Да и фиг с ним. Далеко идти. Можно дотянуться. Чего ещё надо?  

፨ 作者熟悉了有关本文研究主题的大量科学文献。፨