Только двое

История – плод фантазии автора. Не стоит искать совпадений с реальными людьми и местами  

***  

Я и ты, нас только двое?  

О, какой самообман.  

С нами стены, бра, обои,  

Ночь, шампанское, диван.  

С нами тишина в квартире  

И за окнами капель,  

С нами всё, что в этом мире  

Опустилось на постель.  

Мы – лишь точки мирозданья,  

Чья-то тонкая резьба,  

Наш расцвет и угасанье  

Называется – судьба.  

Мы в лицо друг другу дышим,  

Бьют часы в полночный час,  

А над нами кто-то свыше  

Всё давно решил за нас.  

Валентин Гафт  

–1-  

Города, города, города… Она не знала, закончится ли когда-нибудь эта вереница городов. Она читала, пела… Творческие вечера, банкеты, встречи, селфи с незнакомыми людьми. Везде нужно улыбаться и выглядеть счастливой. Он следовал за ней тенью. Устраивал уют в номере гостиницы, а в каждой из них они проводили одну, редко две, ночи; потом очередной переезд. Он бегал по магазинам, покупал сувениры для знакомых и не очень... Следил, чтобы она ни в чём не нуждалась, чтобы она спала, вовремя ела и просто отдыхала.  

Сегодня был особенно тяжёлый день. Зал был забит до отказа. Задавали много вопросов. Несколько раз вызывали на «бис». Затем была двухчасовая пресс-конференция и банкет, который длился бесконечно долго. Она не знала, в котором часу ночи попала в гостиничный номер. Он не спал. Сидел за столом. Стол был сервирован ужином.  

– Зачем ужин? Ты же знаешь, что был банкет. Тебе надо было пойти со мной.  

– Ты же знаешь, что я всё это не люблю. А на этих банкетах тебе всё равно не дают поесть.  

– Ты прав. Завтра будет выходной. Мы останемся здесь до вечера, а потом поедем дальше.  

– Значит, завра собирать чемоданы, хотя уже сегодня. Пока выспишься, пока соберёшься, уже и ехать пора. Тебе не надоело это всё?  

– А что делать?  

– Ну да, закон рынка: пока платят – надо брать.  

– На банкете действительно особо не поешь, к тому же всё было холодное.  

– Здесь тоже уже всё холодное, – он посмотрел на часы, – и кухня уже не работает.  

Они ещё о чём-то болтали. Вроде и ни о чём. У них всегда было так: слово за слово, фраза за фразой и бесконечные разговоры. Они никогда не могли наговориться. А о чём они говорили? Вроде и ни о чём, но в тоже время об очень многом.  

Они легли спать, когда за окном начал пробиваться рассвет. Завтра никаких выступлений, а вечером поезд, и они проведут ночь под перестук колёс. «Надеюсь, что администратор догадалась взять СВ», – подумала она, хотя, по большому счёту, ей было всё равно как ехать, главное, чтобы он был рядом. Он был для неё воздухом и водой, и самой жизнью. Она не представляла жизни без него.  

Утром был завтрак. Правда, по времени это уже был обед, но, как говорится, когда проснулся, тогда и утро и, соответственно, завтрак. Затем была прогулка по городу. Город показался ей серым. Может из-за того, что погода была пасмурной, или так сказывалась усталость. С некоторых пор все города ей стали казаться одинаковыми: гостиницы, ДК, построенные ещё при советской власти, но зато везде были златоглавые храмы, «дворцы» спорта и блестящие торговые центры, построенные при капитализме. Всё это выглядело так, как будто вокруг умирающего, бьющегося в предсмертной агонии, горят гирлянды, звучит весёлая музыка, гимнасты крутят сальто с неизменной улыбкой на устах и все свято уверены, что, если поставить свечку в храме в «правильное» место и прочесть молитву «правильному» святому, то умирающий мгновенно выздоровеет и побежит в новенький «дворец» спорта крутить сальто вместе с гимнастами… И никто даже не думает, что тяжелобольному нужен врач и лекарства. Она никогда ничего не имела против религии, она всегда была за здравый смысл и развитие. Но она давно уже не видела вокруг здравого смысла, а о развитии можно было только мечтать. Когда-нибудь люди поймут, они дорастут и поймут, что так жить нельзя, что это тупик, деградация и смерть. Закрыться в сарае и доить корову, не давая ей корма – это очень глупо. Сначала сдохнет корова, а потом тот, кто её доит. Или корова вырвется на свободу из сарая, причинив своему мучителю дискомфорт, возможно с летальным исходом. Так всегда: либо ты, либо тебя.  

– О чём ты думаешь? – спросил он.  

– Так, ни о чём, глупости в голову лезут.  

– Надо возвращаться в гостиницу, собираться. Ты поспи, а я соберу вещи.  

– А что я буду делать ночью, если сейчас высплюсь?  

Он хитро прищурился:  

– Ночью и посмотрим.  

За три часа до поезда в номер постучали. Это была администратор. Увидев чемоданы возле двери, она пропищала:  

– Вы уже собрались? У вас СВ, – а потом добавила, – других мест не оказалось, – и исчезла.  

– Ну и как я могу доверить тебя вот этому? – спросил он.  

– Просто она слишком молода.  

– Ты всегда всех оправдываешь. Этот ведёт себя так, потому что…, а этот – потому что…  

– А как надо?  

– Я знаю только, что свинья ведёт себя как свинья, потому что она свинья по рождению. Без всяких «потому что». Даже если она закончила Гарвард и имеет учёную степень.  

– Перестань. Причём тут свиньи, мы же о людях говорим.  

– С людьми также. Ты слишком наивна и доверчива.  

– Поэтому ты со мной.  

– У меня нет другого выхода. Я не могу оставить тебя одну – пропадёшь.  

– А ты меня найдёшь.  

– Я тебя не потеряю. Буду всегда рядом и буду везде водить тебя за ручку.  

Через три часа они сидели в вагоне СВ. Поезд должен был вот-вот тронуться. Она листала томик стихов Блока, а в чемодане лежали сказки Салтыкова-Щедрина. Она, сама не зная зачем, на днях попросила купить ей сказки Салтыкова-Щедрина, он удивился, но купил. Он ничего не читал: смотрел в окно, хотя было уже темно и ничего не было видно, кроме собственного отражения и чистил мандарины. Поезд тронулся.  

– Ну, тронулись, – сказал он.  

Она засмеялась.  

–2-  

Утром был следующий город, и всё повторилось вновь. Она подумала, что ещё месяц, и она будет свободна, она будет дома. Зачем было соглашаться на это трёхмесячное турне по необъятной родине? Родина действительно была необъятной. Они колесили уже два месяца, но родина не заканчивалась, а всё продолжалась и продолжалась, длилась чередой-вереницей железнодорожных вокзалов, гостиниц, ДК, как жемчужное ожерелье на нитке. Ниткой были железнодорожные пути, а жемчужинами города. Люди были добрыми, приветливыми без столичного снобизма и приторности, и ей это нравилось. Они были настоящими, живыми, находчивыми.  

– Когда вернёмся домой, давай заведём кота или кошку, если хочешь, – сказала она ему.  

– Давай. Только тогда мы не сможем никуда уехать или придётся таскать её с собой, а это дополнительные хлопоты.  

– Я не хочу больше никуда ехать. Мне кажется, что я уже видела всё. Ничего нового я уже не увижу.  

– Если так, то конечно. Можно завести ещё мышку, птичку и рыбку.  

– Ой, нет, только не рыбку!  

– Почему?! Она будет смотреть на тебя сквозь стекло аквариума выпученными глазами и открывать рот, вот так, – он скорчил гримасу, изображающую рыбу.  

– Так смотрит директор на главного бухгалтера, когда тот говорит ему какую сумму налогов нужно перечислить в бюджет, – ответила она. Он засмеялся.  

–3-  

Выступления всегда заканчивались общением со зрителями. Она отвечала на вопросы. Длилось это по-разному: иногда вопросов было мало и можно было уложиться в десять-двадцать минут; но иногда такое общение растягивалось на полтора-два часа. Она сама до конца не понимала: нравится ли ей это или нет. Иногда думала о том, что стоит прекратить отвечать на записки из зала, но формат творческого вечера подразумевает также и такое общение со зрителем. Хотя строгого регламента выступления у неё не было. Юридически это не фиксировалось, и получалось, что это только её выбор. Конечно, отвечать в 100500 раз на одни и те же вопросы очень тяжело и начинаешь чувствовать себя роботом. В этой ситуации она иногда думала о работе учителя в школе. Как они не устают из года в год повторять одно и тоже? Это же с ума сойти можно! Рассказывать одно и тоже годы напролёт – это невозможно, невыносимо! Наверное, она просто чего-то не понимает. Хорошо, если так. Но на её вечерах иногда попадались оригинальные вопросы, и она радовалась им, как ребёнок, и начинала с энтузиазмом отвечать на такой вопрос, рассуждать, рассказывать и порой её уносило не в ту сторону. Сегодня на вечере ей задали именно такой вопрос.  

– Сегодня на вечере мне прислали записку с вопросом.  

– Тебе их на каждом выступлении присылают пачками.  

– Сегодня был оригинальный вопрос.  

– Неужели? И что такого оригинального у тебя спросили?  

– Вот если бы ты ходил на мои выступления ты бы знал.  

– Уволь меня от этого, пожалуйста. У тебя замечательные выступления, но я не могу смотреть одно и тоже более двух-трёх раз максимум. К тому же здесь я намного полезней, за занавесом, так сказать.  

Он закурил. Он редко курил. Она так и не могла понять: относить его к курящим или нет. Бывало сигареты лежали дома месяцами, и он к ним не притрагивался, а иной раз курил практически каждый день. Иногда ему дарили что-то оригинальное с каким-нибудь необычным вкусом, он пробовал и потом начинал скупать разные марки «интересного курева» на пробу, как он говорил: «на дегустацию».  

– Так что за вопрос тебе задали?  

– Вопрос такой: чтобы вы делали, если бы оказались одна на необитаемом острове?  

– Не могу понять, что тут оригинального? По-моему, самый обычный вопрос, «избитый», можно сказать.  

– Мне таких вопросов никогда не задавали.  

– И что же ты ответила?  

– Мне интересно, что бы ты делал на необитаемом острове?  

– Ясное дело, замутил бы тусу. Что там ещё делать?  

– Ты что? С кем?! Остров же необитаемый.  

– Когда я мучу тусу, это место сразу становится густонаселённым.  

Она смотрела на него и не знала, что сказать. Но, в общем-то, он прав. Её всегда удивляла его способность находить общий язык с людьми и быть «любимчиком». Для неё это был «нож острый», это была её вечная боль что-то организовывать, договариваться, нравится тем, кому надо и рвать контакты с ненужными людьми. Она никогда не могла понять, как можно иметь такой обширный круг знакомств и поддерживать со всеми хорошие отношения. Она так и не научилась, хотя по молодости очень хотела. Но однажды она поняла, что ей это не нужно, потому что у неё есть он. Это его зона ответственности и влияния, к тому же его это не напрягало, в отличие от неё, в нём эта функция была автоматической, как говорится, опция включена в первоначальные настройки. У неё были свои настройки.  

– Так что ты ответила, на такой «оригинальный вопрос»?  

– Я сказала, что пошла бы гулять. Сначала вдоль берега, чтобы понять, где я нахожусь, потом пошла бы вглубь: ведь нужно найти воду и еду; в общем, занялась бы изучением острова.  

– Защитила бы кандидатскую диссертацию, затем получила бы докторскую степень по знанию необитаемого острова, стала бы академиком местного университета, а профессорами были бы шимпанзе.  

– Откуда в тебе сегодня столько сарказма?  

– У меня его всегда одинаковое количество.  

– Но ты не всегда его демонстрируешь.  

– Ты не всегда обращаешь на него внимание.  

– Наверное.  

– Умная женщина знает, когда нужно промолчать. Во сколько завтра отъезд?  

– Я не знаю.  

– Твоя администратор ничего мне не сказала.  

– Скажет завтра с утра. Не поедет же она без нас.  

Он улыбнулся:  

– Пора спать. Знаешь, в этом городе нет ни одного сувенирного магазина.  

– Теперь понятно откуда в тебе сегодня столько сарказма.  

–4-  

– Мне сегодня приснилось, как мы с тобой познакомились.  

Он удивлённо поднял брови:  

– Какой интересный сон. С чего тебе такое приснилось? Тебе снилось всё как тогда???  

– А ты помнишь?  

– Конечно. Ты сидела в углу. Народ веселился, бесился, бухал, плясал, а ты сидела в углу и улыбалась. Я подумал: какая интересная девушка, надо бы с ней поближе познакомиться. Ты на меня, конечно, внимания не обращала.  

– Ничего себе. Как можно не обратить на тебя внимание? Ты был в центре всей этой вакханалии, что там творилась: стоял на стуле в окружении девчонок и орал тосты, перекрикивая разносившиеся вопли Кипелова: «я свободен! », и все смеялись.  

– А ты смеялась?  

– Нет. Я смотрела и думала: он нормальный или состоит на учёте?  

Он засмеялся:  

– Ну и как? Выяснила? Я нормальный или мне встать на учёт?  

– Нормальный. Нормальнее всех нормальных, – она обняла его.  

– Тебе во сне та вечеринка приснилась?  

– Ну, да.  

– А как ты там оказалась, кстати? Ты же с нами не училась.  

– Знакомая притащила. Сказала, что там будет супермегакруто, и мы просто обязаны там быть. Я не смогла сопротивляться её напору и пришла. Подруга, правда, быстро куда-то испарилась: у неё была масса знакомых, а я никого там не знала, вот и сидела, наблюдала за происходящим.  

– Ага, как юный натуралист за насекомыми. А это, – начал он говорить голосом Николая Дроздова, – homo sapiens studentus. Посмотрите внимательно, как они радуются окончанию сессии: они исполняют ритуал в виде радостных танцев. А эти горячительные напитки, которые они принимают, помогают самкам и самцам познакомится поближе. Вот посмотрите, пожалуйста, вы видите? Они выпивают на брудершафт – это ещё один ритуал знакомства; после этого они обязательно должны поцеловаться. Вот! Видите?! Теперь они пошли танцевать! Исполнение танца неизменный атрибут знакомства. Возможно, мы сейчас с вами наблюдаем создание пары; возможно в будущем, мы сможем наблюдать за их потомством.  

Она смеялась.  

– Ты специально. Ты же знаешь, как я любила Дроздова и «В мире животных». Я выросла на этой передаче.  

– Ты любишь животных и не любишь людей.  

– Ты не прав. Просто животным помочь проще.  

–5-  

Она вспоминала, как познакомилась с ним. Он подошёл к ней на той вечеринке с бутылкой вина и двумя бокалами и предложил выпить. Она ответила, что у неё аллергия на виноград. Он ушёл. Через некоторое время вернулся с двумя бутылками и двумя стопками.  

– На кактусы у тебя аллергии нет? – спросил он серьёзным тоном, садясь напротив неё и расставляя стеклянную тару.  

– Не знаю, – ответила она растеряно.  

– Сейчас проверим, – сказал он, протягивая ей стопку, – держи «лошадку».  

Она удивлённо подняла брови.  

– Эти стопки так называются – «лошадки». Видишь у них толстое дно, как копыта у лошади.  

Она кивнула. Он продолжал:  

– Будем пить «текила-бум». Здесь текила, а здесь тоник. Всё вместе называется «рапидо» или «текила-бум», – он стукнул «лошадкой» об стол. – Не пугайся, они не разобьются.  

«Текилу-бум» они пили весь вечер, при этом он всё время что-то рассказывал. Он оказался интересным собеседником, а она, к стыду своему, почти всё время молчала – слушала его. Ей очень понравился его голос, понравились его интонации. У него оказалась очень интересная и редкая манера шутить.  

В разговорах время пролетело быстро, и народ начинал потихоньку расходиться и расползаться. Он проводил её домой до квартиры. В те давние времена ещё далеко не везде стояли домофоны, и люди не прятались за стальными дверями с сигнализацией. Причём он не спрашивал: «Можно я тебя провожу? » Он просто встал и сказал: «Пора домой, пошли». И они пошли.  

Прошла неделя. Возвращаясь домой из института, она обнаружила его сидящим на лавочке возле подъезда.  

– Что-то ты сегодня задержалась.  

– Я была в библиотеке после занятий, – ответила она, но тут же спохватилась: «Зачем я перед ним объясняюсь? С какого собственно перепуга? И что значит «задержалась»? Неужели он следит за мной? » Видимо, у неё в тот момент был испуганный вид. Он очень внимательно посмотрел, а потом сказал:  

– Я за тобой не слежу. Всю неделю я был сильно занят. Сегодня свободен. Телефона твоего я не знаю. Пришёл туда же, куда тебя проводил неделю назад. Позвонил. Открыла твоя мама и сказала, что ты до двух в институте, а время было без пятнадцати час. Я решил ждать тебя тут, тем более погода располагает. Сейчас уже четыре, поэтому я и сказал, что ты задержалась.  

Она смотрела на него широко раскрытыми глазами и думала: «Кто ты? »  

– Предлагаю погулять, – продолжал он. – Можно где-нибудь посидеть. Я соскучился. Хочешь, зайди сначала домой, я подожду.  

Она с трудом выдавила из себя: «хорошо» и поднялась к себе в квартиру.  

– К тебе приходил такой милый молодой человек, – с восторгом говорила мама, встречая её у дверей. – Такой вежливый, с приятным голосом. Кто это?  

– Мне бы самой хотелось это знать, – ответила она.  

– Я тебя не понимаю, – продолжала допрос мама.  

– А я не понимаю себя.  

– Не морочь мне голову. Просто скажи мне, кто он? Ты с ним встречаешься? Давно? У вас был секс? Я надеюсь, вы предохраняетесь? Ты же понимаешь, что тебе учиться ещё 3 года, и ни о каких детях речь идти не может. Вот получишь образова…  

– Мама! – крикнула она. Теперь мама смотрела на неё широко открытыми глазами. – Мы познакомились неделю назад на вечеринке. И больше я его не видела до сегодняшнего дня. Он ждёт меня внизу, мы идём гулять.  

– Это замечательно! – вдохновилась мама. – Надень то платье, что я тебе недавно купила.  

– Но мама!..  

– Я сказала: надень! Ты в нём такая красивая! Вот увидишь, он не устоит против такой красоты. Да, пора и тебе ухажёром обзавестись, а то мне уже перед подругами неудобно. Все спрашивают, а мне и рассказать нечего. Сидишь дома со своими книжками, да по музеям ходишь. Кошмар! А тут такой красивый мальчик, намного лучше, чем у Иркиной дочки. У неё страшный какой-то, мне совсем не понравился, правда, я только фотографию видела…  

– Мама!  

– Всё, молчу. Красавица. Если что – позвони.  

– Если «что»?  

– Вдруг ночевать не придёшь, чтобы я не беспокоилась.  

– Мама, перестань!  

– А что такого?! Я не ханжа. Я не люблю, когда мне врут. Лучше горькая правда, чем сладкая ложь.  

Она захлопнула дверь квартиры и выдохнула.  

Он ждал её внизу. Ему понравилось платье, она это заметила. «Может мама и права? Красивый мальчик», – подумала она.  

Они гуляли допоздна. Вечером он проводил её домой. Потом они встретились через два дня, и с тех пор почти не расставались.  

Тогда ей было девятнадцать. Сейчас – сорок три. И если бы ей кто-нибудь предложил вернуться назад и прожить жизнь заново, она бы снова прожила каждый миг своей жизни с ним.  

–6-  

Очередной город, очередное ДК, бесконечно повторяющиеся вопросы и ответы на них, автографы, селфи, фонтан. На улице темно, а фонтан светится. Фонари не горят, но фонтан светится и притягивает к себе.  

Вчера, лишь полдень, около шести («скоротечность времени», – подумала она)  

Явились вы мне в сквере у фонтана.  

Глаза я прятал, лишь не выдать рьяно  

Томленье сердца… Ваша ль в том вина?  

Вчера, лишь полдень… Знать бы наперёд  

Какие сны мечтал я видеть в яви…  

Кто мы такие: Ангелы иль Дряни?  

Кто бы ответил прямо на духу…  

Вечерний свет, фонтан подёрнут рябью,  

И ветер струи гонит от себя…  

Вы всё стоите зонтик теребя,  

А я мечтаю, что б ушли вы…  

Зря.  

Стихи всегда рождались внезапно, в абсолютно не подходящее время и в совершенно диких ситуациях. Она судорожно полезла в сумочку, чтобы найти блокнот с ручкой или телефон, чтобы записать, иначе всё выветриться, и она никогда уже не сможет вспомнить ни строчки.  

Придя на квартиру (за неимением в городе гостиницы организаторы выделили съёмную квартиру), она показала ему.  

– Ты пишешь от мужского лица.  

– Так получилось.  

– Старомодно написано. Не в тренде.  

– Читай то, что в тренде.  

– Ты же знаешь, что я этим не увлекаюсь… Лишь постольку поскольку этим увлекаешься ты.  

– Здесь есть фонтан, и он светится, представляешь?  

– Я видел днём фонтан, но он не светился. А что необычного в фонтане с подсветкой? Вроде, это уже обыденность.  

– Фонари не горят, а фонтан у них с подсветкой. Это обыденность для тебя – столичного жителя. А здесь ничего нет, зато фонтан с подсветкой.  

– Я тебя не понимаю.  

– Это всё равно, что питаться чёрствым хлебом, а ездить на «Ламборджини Диабло».  

– Ты отстала от жизни – эта машина уже не в фаворе, так что такая ситуация вполне возможна, хотя это глупо.  

– Вот именно.  

– Почему тебя это волнует? Твоё дело выступать.  

– Конечно. Каждый занят своим делом, и никто не видит, что творится вокруг. Каждый растит свой маленький садик, а что твориться за забором никого не волнует. А если твой садик остался единственным? Последним? Больше никого нет. Всех поглотила тьма, но ты этого не заметил, потому что был занят своим делом.  

– Успокойся. В одиночку ничего не сделаешь.  

– Вот. И все думают также: «я один, я ничего не могу». И таких «яодин» сотни тысяч и даже миллионы. Угнетаемых всегда больше, чем угнетателей, вспомни историю. Всё развивается по спирали... Я ужасно устала. И, кстати, мы уезжаем послезавтра.  

Он удивлённо округлил глаза, взял её на руки и отнёс в спальню.  

–7-  

К своему удивлению, она вдруг обнаружила, что турне подходит к концу, оставалась всего неделя до конца, и в эту неделю должно было состояться два выступления. И всё. Она будет свободна. Она будет дома.  

– Помнишь наш недавний разговор? – сказал он, вернувшись с утренней прогулки. Она ещё валялась в постели и совершенно не хотела вставать. О чём он вёл речь, она не понимала.  

– Какой?  

– Про угнетённых и угнетателей.  

– А-а-а… ну… и что?  

– Пошёл гулять. Ну, тут всё рядом. В общем, дошёл до вокзала. Смотрю, мужичок книжки какие-то на парапете раскладывает. Подхожу и спрашиваю: «Продаёте? » «Ну, если купите, то продаю. Только будешь ли ты читать? » А книги у него: Маркс, Энгельс, Ленин. Брошюры, книги и даже полное собрание сочинений какое-то, а может и не одно. Целую библиотеку притащил. Я ему говорю: «Может и почитаю. Почему бы нет? А зачем продаёте? » «Да я бы ни за что, да сын у меня ремонт в квартире затеял, что от отца моего осталась… Отец-то мой ещё в прошлом году помер. Вот. Теперь для внука ремонт там делает. Он-то, дурень малолетний, жениться собрался, а у самого… эх! не умеет ничего. Ой, да ладно. Ну вот, а библиотека эта деда моего. Он у меня партийным деятелем был, не абы каким, конечно, звёзд с неба не хватал, как сейчас говорят, но уважаемым человеком здесь был, все его знали. Вот и книги его. А сын пристал: «Куда хочешь девай, а тут они не нужны». А сам-то я у дочки живу. Так им тоже не нужно, а выкидывать жалко. Вот думаю: пойду на вокзал, там народу много, может и разберут, да и денежка мне не лишняя, сам понимаешь как живём. Вот». «Так вы бы их в библиотеку». «Да кто туда ходит! У них и так этого добра полно! Раньше во все библиотеки в обязательном порядке завозили. А книга, она внимание любит. Книгу читать надо. Не дураки писали. Может кому и сгодиться для ума. Так чего ты? Брать-то будешь что? » Я смотрю, у него там небольшие книжечки лежат, и сверху на меня глядит «Государство и революция» В. И. Ленин. Интересно стало. Спрашиваю: «А эта сколько стоит? » «А сколько дашь, столько и стоит. Каждый сам для себя важность определяет. Хорошая книжка, почитай, Ленин ерунды не писал». Дал ему пятьсот рублей. И вот, – он показал ей старенькую книжечку.  

– Боже, это же раритет. Как она у них сохранилась? Наверное, она стоит больше, чем пятьсот рублей? Как думаешь?  

– Может быть, но у меня других денег с собой не было, только эта бумажка оказалась, так что мужику повезло, – он улыбнулся.  

Она пролистала несколько страниц: «Государство… не представляет из себя силы извне навязанной обществу… Государство есть продукт общества на известной ступени развития… сила, происшедшая из общества, но ставящая себя над ним, всё более и более отчуждающая себя от него, есть государство». Она закрыла книгу и отдала ему.  

– Решил политикой заняться?  

– Ни в коем случае.  

– В революционеры пойдёшь?  

– Революционер без знания теории и исторических фактов – «пушечное мясо». Я «мясом» быть не хочу.  

– Понятно. Будешь просвещаться.  

– Так точно.  

– А потом куда левая заведёт.  

– Или правая. Любое решение – это ответственность. И не решение тоже.  

– Люди не любят ответственности.  

– Не обобщай. Не стоит говорить за всех. Большинство. Большинство не может взять ответственность даже за себя. Они бредут в тумане неизвестно куда и всё время на кого-то надеются. Зато они знают фразу «Я хочу». Это великое магическое заклинание: «яхочу». После произнесения этого заклинания все желания должны исполниться сами по себе. Они отказываются судить о мире и обществе. Они принимают мир как данность. «Не я его создал», – говорят они и пытаются приспособиться к непонятным требованиям лиц, которые создали этот мир. Ха, «не суди, да не судим будешь»… Как тебе такой поворот? А если судить? Если человек дерьмо, почему я не могу его судить за это?  

– Ты же знаешь, что это субъективный подход. Для тебя он дерьмо, а для другого…  

– Клад с алмазами, ага.  

– Можно подумать, ты сможешь сказать человеку в лицо, что он дерьмо.  

– Могу, но не буду, иначе я потеряю половину своих связей, а мне бы этого не хотелось. Людям не обязательно знать, что ты думаешь о них на самом деле. А ты так и не научилась…  

– Перестань. Твои философские размышления с утра, да ещё с революционным уклоном…  

– Вставай! Солнце уже высоко!  

– Но на улице нет солнца.  

– Это не значит, что его нет вообще. Оно всё равно высоко. Просто закрыто облаками. Оно всё равно светит. – Он немного помолчал. – Ты устала. Ещё чуть-чуть и мы будем дома… совсем чуть-чуть…  

– Скорее бы…  

–8-  

Отзвучали последние аплодисменты, закрылся занавес. Столица была лишь в ста километрах от этого города, который оказался последним в веренице городов, замыкающим «жемчужное ожерелье», застёжкой. Ей захотелось прямо отсюда – из-за кулис – сесть в машину и поехать домой.  

– Всё прошло просто замечательно, – услышала она знакомый писклявый голос, к которому никак не могла привыкнуть, голос своего администратора. Она улыбнулась ей в ответ:  

– Что ещё запланировано?  

– Небольшая встреча в ресторане. – Администратор посмотрела на часы. – Через 20 минут машина будет у служебного входа.  

Она зашла в гримёрку. Пересмотрела костюмы, и надела платье, которое на днях подарил ей он. На первый взгляд оно было простое, но на самом деле это была изумительная работа – прекрасная в своей простоте. В дверь постучали.  

– Входите.  

Зашла администратор. Посмотрела на неё  

– Вы пойдёте в этом? Или вы ещё не готовы? Машина ждёт.  

– Подождёт, – она разозлилась.  

«Девчонка совсем ничего не понимает, молодая и глупая». Она терпеть не могла, когда ей указывали на то, что она должна носить, и как она должна выглядеть. Человек следующей чужой указке и чужому вкусу теряет индивидуальность, самость, узнаваемость. Можно, конечно, «слепить из того, что есть» хитрыми манипуляциями специалистов, но сколько провалов она видела вокруг, сколько испорченных судеб и сломанных жизней: внешнее идёт от внутреннего, а не наоборот. Иначе получается либо голем, внутри которого пустота, либо явное противоречие – прямая дорога в кабинет психиатра. Нужно сохранять себя, своё и искать «фишки» самостоятельно, прислушиваться к советам, экспериментировать, но развиваясь, а не деградируя.  

– Я уже почти готова. Ещё пять минут, – ответила она.  

Администратор поджала губы, кивнула и вышла.  

В гостиницу она попала под утро. Он не спал. Читал книгу и курил. Видимо, он курил всю ночь. Пепельница была забита окурками. Она пошла сразу в ванну. Он ничего ей не сказал. Принимая ванну, она решила сразу собираться и ехать домой. Гастроли закончились ещё вчера и её больше ничего не связывало. Она вышла из ванны, надела спортивный костюм и, наконец-то, почувствовала себя свободной.  

Он сидел в той же позе, что и полчаса назад, когда она пришла в номер. Она села на подлокотник кресла и обняла его. Он закрыл книгу и положил её на стол.  

– Это уже форменное безобразие.  

– Что именно?  

– Сейчас, – он посмотрел на часы, – 5 часов 21 минута.  

Она вопросительно смотрела не него.  

– Твой контракт закончился в 23 часа 59 минут. Вчера, – он помолчал. – И где ты была в течение 5 часов 22 минут?  

Она улыбнулась:  

– В ванне.  

– Хорошо, 40 минут можешь вычесть. А остальное время?  

– Извини, не получалось уйти никак. Но сейчас мы можем собираться и ехать домой.  

– А отметить твоё освобождение?  

– Я думаю, мы это сделаем дома.  

– Или по дороге.  

– Или по дороге, – подхватила она его идею.  

Таксист отвёз их в дом отдыха, который находился всего в получасе езды от гостиницы. Там были огромные сосны, чудный воздух и самое главное – тишина.  

–9-  

Они провели целую неделю в доме отдыха. Гуляли, смотрели фильмы, слушали музыку, дурачились. Тогда она по-настоящему поняла, что правильный отдых, может быть только с отключенными телефонами. Никаких звонков. Никаких сообщений. Это было прекрасно проиллюстрировано на пути домой, когда она, сидя на заднем сидении такси, включила свой телефон: очень долго менялись цифры пропущенных звонков и поступивших сообщений.  

– Зачем ты это сделала? Не могла подождать до завтра? – сказал он. – Ты теперь всю ночь проторчишь в этом телефоне. Бери пример с меня. Видишь, какая у меня выдержка, – он покрутил у неё перед носом чёрным прямоугольником.  

– Извини, это действительно была плохая идея. Всё равно пришлось бы всё это разбирать и читать, вдруг там что-нибудь важное.  

– Важное-неважное… если бы действительно случилось что-то важное, нас бы и в доме отдыха нашли, тем более я оставил городской номер этого заведения кое-кому, – он выразительно посмотрел на неё, – и нам никто не звонил, значит ничего важного не произошло. Можешь отметить всё как «прочитанное» и не заниматься ерундой.  

– Правда? Ты очень предусмотрительный, я бы даже не догадалась так сделать.  

– Я знаю. И я тебя люблю, – он обнял её и, прижимая к себе, забрал у неё телефон и положил к себе в карман.  

Домой они попали вечером. Несмотря на их более чем трёхмесячное отсутствие, дом их встретил уютом и горячим ужином.  

– Танечка постаралась, – сказала она, увидев чудеса кулинарного искусства их давней феи домашнего уюта. Не то чтобы она была совсем «безрукая», но Татьяна спасала их не раз в самых экстремальных ситуациях.  

Поздно вечером в спальне она обняла его и уснула с мыслью: «Наконец-то я дома, наконец-то в своей постели и завтра никуда не надо идти…»  

КОНЕЦ  

P. S.  

Её разбудил будильник. Он предательски показывал невыносимые «6:00».  

– Господи, опять на работу, скорее бы уже выходные…  

***  

Только двое встречают рассвет,  

Только двое садятся за стол,  

Только двое… Скажи ему: «нет».  

За углом заиграл патефон.  

Вы вдвоём, как жара и снега,  

Вы вдвоём: летний зной – зимний лёд.  

Как измерить всю эту печаль?  

За окном жаркий юг без него.  

Только двое садятся за стол.  

Только двое смотрят в глаза.  

Забери его имя в свой сон,  

Будешь вместе с ним там навсегда.  

Август-октябрь 2019года  

https://www. stihi. ru/2019/11/03/6564  

© Copyright: Елена Клементьева, 2019