аид в аду

/аид в аду/  

Проснувшись сегодня утром  

в своей бытовой круговерти,  

я вдруг осознал,  

что смертельно устал от смерти.  

Бог смерти к ней чувствует отвращение. Я размышляю об этом  день ото дня.  

Ничто сильнее  разочарования не ранило прежде меня,  

даже Геракл с его разящим копьем, даже летящие в спину ножи.  

Это все можно еще пережить.  

Не ранили ни  Асклепий, с чего – то решивший вдруг оживлять моих мертвецов,  

ни сами мертвецы, порой чуть ли мне не плюющие прямо в лицо.  

Мне надоело слушать изо дня в день вопли  страдающих в соответствующей реке;  

мне надоело, что по душам здесь как и тысячу лет назад не поговорить ни с кем;  

гулять по лотосовым полям  

со своей злой трехголовой собакой, которая загрызет.  

Даже если ты уже умер, вообще не факт, что тебе повезет.  

И моя трехголовая злая собака приносит мне чью – то крестцовую кость,  

и я говорю:  

– Что за беспредел, Цербер?  

Меня пробирает злость.  

– Цербер, это же надо быть таким дураком!  

Старший  брат очень злится, когда приходит в Аид за мертвыми и находит их не целиком.  

Цербер, конечно, меня не слушает, он занят поиском новых костей.  

Живые остерегаются смерти, а смерть – незванных живых гостей.  

Моя  любовь  вернулась обратно наверх, ей наскучил этот надсадный не утихающий вой, этот треклятый  мрак.  

Можно увести женщину из жизни, но к сожалению не жизнь из женщины,  

и нужно думать своей головой.  

Так что скорей это я дурак.  

Я хотел ей сказать на прощание: «Ну постарайся там полюбить меня»,  

но ничего не осталось на моих губах кроме ее теплого имени.  

И есть ужасная мысль: вероятно, она спит с другими.  

Теперь она издевается. Присылает мне письма, и в каждом есть строчка: «Как там дела дома в аду? »  

А я борюсь с соблазном  ответить:  

«Половина ада всегда в смятении, половина ада всегда в бреду»  

или же еще лучше: «Мне стало больно, тоскливо и пусто, я здесь нигде тебя не найду».  

Я иду к Стиксу. Мой друг по несчастью Харон в своей лодке как раз спускается по реке.  

В лодке мертвецы -  дикий ужас в их грустных глазах,  

и монеты на языке.  

Что на эти деньги купит Харон, весло сжимающий жадно в руке?  

Я смотрю в мертвые лица,  

и я прекрасно их изучил, я знаю их наизусть. Их глаза  

полны трусливого вязкого страха.  

Их мысли: «Я никогда не вернусь назад».  

А я повесил на берегу плакат:  

«Добро пожаловать в ад! »  

Лодка прибывает, мертвецы в печали разбредаются на века.  

Я хочу туда, где есть звездное небо  

и густые перистые облака  

и где на рассвете ласкает берег  

океана трепетная рука.  

Только так понимаешь –  

невозможно любить  вполсилы,  

как нельзя умереть слегка.  

И я говорю:  

– Харон, дорогой мой друг. Я устал. Займи мое место, а меня отвези назад.  

Но старик отвечает:  

– Извините, хозяин, на ваше имя обратных билетов нет.  

Чему я удивляюсь?  

А ведь это и правда ад.