Bipolaris

От яркого порыва ненависти, я плюнул в лужу, ускорив шаг и отправившись в ночь. Позади, в грязном водянистом месиве, отражался неоновый мир, прибитый к луне красками безвкусных небоскрёбов. Они выглядели, словно перемазанные гримом клоуны, стоящие на плахе, пока небеса не схватят их петлёй и не унесут туда, куда ни одному бессмертному не попасть.  

Я скитался по чёрным улицам своего сознания, настроенный на волну меланхоличного дождя. Граффити “Non Futura”, окутанное никотиновым покрывалом дыма, прекрасно смотрелось на седьмом кругу ада, описывая вселенную единственно точно.  

Мелкие капли врезались в стеклянных атлантов, спрятав небо за многоэтажным единым городом, не позволяя мне наслаждаться свежей влажностью кастрированной природы. Опускаться сюда, в биполярочную вселенную, даже частичкам воды было мерзко, предпочитая разбиться о мёртвый бетон, чем живого меня.  

Спустя четыре оборота тонкой стрелки модного циферблата, я увидел кислотную вывеску клуба ”KUMERTAU“. Без лишнего, я ворвался внутрь.  

Мгновенно, меня ослепило огромное тысячелетнее дерево: с его ветвей падали хлопья бурного снега, смешиваясь с листопадом и вулканической магмой. Мгновенно, меня оглушил старинный рок, придавливая к полу ударами бас-гитары и барабанов, убивая во мне всю трёхсотлетнюю свободу. Мгновенно, меня унёс с собой миллионный поток людей, ломающий себе шею в танце и падающий от недостатка кислорода.  

Ярким красным фонтаном, девушка с фиолетовыми волосами полоснула себя по сонной артерии, заливая кровавым дождём сумасшедших от музыки. Спустя куплет, ярко взлетев и быстро погаснув, она прибилась к полу, всеми забытая.  

Наощупь, контуженный и убитый, прочь от веселья, я прорывался через бьющие в веки разноцветные прожектора и диско-шары, борясь с голограммами гарпий, так норовивших забрать мою уже отданную душу. Неожиданно, я влетел в слабо освещённую сапфировую комнату. В ней, полукругом за столом, сидели люди с красными огоньками у губ, пуская заменитель табачного дыма в потолок жёлтой розы. С краю же сидела та, от кого я мог одновременно тащиться, и от кого мои мозги плавились.  

Щелчок.  

Молча помахав всем рукой, я подсел к своей бяке, обняв её за талию. Её кислотные глаза встретили меня удивлённо, но радостно.  

Вся в чёрном, она сидела с прямой спиной, разбрасывая мягкие угли волос. Личико, прекрасное, как у Азшары, влюбляло своей красотой даже демонов. Бёдра, животик, ножки – молодость, с каждым годом желаемая лишь больше.  

Подбираясь к её ушку, я нежно спросил:  

– Ты какого черта не отвечаешь?! Линза съехала?!  

Её радостный взгляд испарился.  

– Где ты была все эти недели?! Почему ты, как марафонистка, постоянно на каких-то вечеринках?! Я тебе совсем не нужен стал, Кэтти?! Кто эти люди?! Что здесь происходит?! – кричал я шёпотом.  

Щелчок.  

Соседка, закатывая глаза от удовольствия, положила револьвер перед нами.  

РЕВОЛЬВЕР?  

Вся комната застыла в ожидание. Я взглянул на старинное огнестрельное оружие. Осознание, чем зависима моя любовь, натянуло на меня полиэтиленовый пакет, стреляя в мою голову.  

– Кэтти…  

Дрожащей ладонью, она притронулась к деревянной рукояти.  

– Ты ведь говорила, что, не занимаешься этим… Ты наврала. Ты понимаешь, что ты наврала?!  

Она крутанула барабан, заворожённо глядя, как Земля бешено закружилась вокруг Солнца.  

– Уходим отсюда! Хватит! Нам нечего здесь делать!  

Я попытался потянуть её за собой, но, она не поддалась, вздёрнув курок.  

– Нет.  

В её голосе не было компромисса. – Сними уже свои розовые линзы, Дэнни. Да, я наврала. Если хочешь, можешь меня бросить. Я не хочу оправдываться. Не мешай мне.  

Не дав мне опомниться, она обхватила губами дуло револьвера, целясь в мозг.  

Она закрыла глаза.  

Секунда.  

Две.  

Пальчик нажал на спусковой крючок.  

Щелчок.  

Три.  

Она приняла дозу смерти и осталась жива.  

Оторвавшись от пола, она улетела в другое измеренье. В этом мире белоснежные хлопья снега падали со стола на ресницы её больших глаз. Мимо плыли фиолетовые, жёлтые, красные и розовые корабли, врезаясь в кристально чистые айсберги. Она прыгала с облака на облако, держась за радугу счастья и наслаждения, падая в чёрную пропасть.  

Кэтти сломала мои крылья.  

Руки опустились. Глаза ослепли. Я почувствовал дикую ярость и сковывающую сердце метель. Стало очень холодно посреди пожара.  

Она… она постоянно выбирает выстрел, вместо моей ладони. Облитая бензином, она стоит с огнём спички, дожидаясь меня и мгновенно поджигая своё тело, пока я… я…  

Пока я осознаю, что потерял её.  

Взгляд, наконец, поймал фокус.  

Револьвер. Сосед. Парень. Блондин. Развязность. Уверенность. Интрига. Дрожь. Барабан. Курок. Колебание. Выстрел.  

Не знаю, чем была напичкана эта смерть, но лицо парня оказалось на стене, липкой кровью приклеив блондинистые волосы намертво.  

Вся бледная, истощённая, грязная и зависимая комната безразлично улыбнулась. Хозяин револьвера крутанул барабан, продолжив круг, откуда единственный выход – выстрел.  

Воспользовавшись слезами и шоком из-за смерти блондина, я схватил Кэтти за руку и повёл из комнаты прочь. Она не сопротивлялась, вытирая соль с глаз и идя за мной вслед.  

Она плакала, страдала, ненавидела себя, но так ничего не поняла. Она всё ещё хотела жить огромным, диким пламенем из пустоты, презирая жизнь маленького огонька свечи. И, дело не в том, какой из этих двух путей ярче, веселее, а что тусклее, скучнее. Главное, как долго ты можешь дарить тепло тем, кто остался одиноким холодной ночью.  

Ей предстояло это понять, но, пока, она вырвалась из моих тёплых рук, убегая на звуки музыки и кричащей толпы.  

Перепрыгивая мертвецов, я ринулся за ней. Миллионы охрипших голосов пели, считая секунды. Кончиками пальцев, я дотронулся до её нежной ладони, но не успел: она прыгнула в огромный танцпол-бассейн, а меня, через мгновение, отбросила километровая стена пламени.  

Клуб стал вулканом. Все, кто находился по ту сторону огненного занавеса, исполняли танец предсмертных теней. Кожа с лицом, волосами, одеждой – плавилась в труху. Человеческие кости, – всё, что осталось от людей, – один за другим падали, став костями домино.  

Никто, даже сами исполнители, не могли услышать припева своего трека, передав бразды правления нечеловеческим крикам – новой лебединой песнью миллионной толпы.  

Я сидел на полу без эмоций. Моя ярость выдохлась, устала. Я ненавидел Кэтти ни за то, что она так безразлично поступает со мной. Нет. Я ненавидел её за то, что она сожгла собственные крылья.  

Медленной поступью, привычно меняя вектор нашего круга, я покинул клуб один.  

Стена пламени потухла. Крошечные искры играли в догонялки на выжженной земле, где ничего не осталось. Лишь в центре, в бессмысленной пустоте, лежала Кэтти.  

Рождённая диким пламенем, она провела здесь около месяца. Не меняя позы, Кэтти глядела на маленький огонёк свечи: оранжевое пятнышко целовало её веснушки, грея издали, вылечивая.  

Встав на ноги, Кэтти уверенно покинула клуб “KUMERTAU“.  

Она несла в себе крохотное, но вечное тепло.