Увлекательная Жизнь Рептилий

Гордо раздавил Петров рептилию, потому что он ненавидел рептилий. Они вторгались в его дом с прошлой. Пятницы? Нет, в пятницу никакого дома у студента Петрова не было. Значит в субботу? А был ли Петров в субботу? Память напрочь отшибло  

Рептилии отвратительны. Каждый угол его семи-с-половиной-угольной комнаты был забит гнездами этих созданий. Уничтожение рептилий было не только веселым времяпрепровождением Петрова, но и необходимым условием для его существования. Смерть очередной рептилии давала новую жизнь Петрову.  

Петров звонит Артему  

— Здорово, Артем!  

Он положил трубку. Не было смысла в продолжении этого разговора: Артем погиб около семи-с-половиной минут назад и потому у него отсутствовала надлежащая для разговора компетенция. Например, он точно бы не смог включить кнопку громкой связи своими неряшливыми пальчиками руки или ноги. Если конечно никто не подсобит ему своей рукой (или головой, так как мозгов у Артема было столько же, сколько было их у его соседа сверху.  

Кнопка, руки... Кто-то же поднял трубку!  

Петров неоригинально во второй раз за день звонит Артему  

— Алло черт! Отпусти моего друга!  

Он положил трубку. Петров удивился. Зачем черту вешать трубку?  

Петров звонит черту по номеру Артема  

— Алло!  

— Здорово, Артем!  

Чего. Подумал Петров. И выпалил:  

— Завтра в три  

— "В три". — язвительно, с издевкой, с высоким как у птицы страуса тембром голоса, который невольно заставлял задуматься о происходящем вокруг себя (люди, машины), выпалило нечто из-под смартфона.  

— О, здорово, Артем!  

Петров положил трубку. Самый лучший его друг сейчас был в безопасности. Волноваться оставалось только об мелких, вонючих, склизких тварях, которые гадили на красный ковер с таинственным узором.  

Еще одна рептилия была предана знакомой участи разорванного в клочья тапка. Надо было передохнуть. Студент вышел на балкон. А "балкона" нет. Да с этой жизнью и не об этом забудешь.  

— Чудо! Вот что я могу сказать! Как вы выжили, молодой юноша?  

— А.... Балкона-то.... — красные, полные гнева глаза поднялись на Бога. — Не было‼  

— Артему звонил?  

— Нет! — он встал. — К чертовой матери Артема с его приколами! В три! Я говорил в ТРИ!  

Петров положил трубку. А "трубки" нет.  

— Да что за день! — выпалил Петров, студент.  

— Сосредоточься и опиши, что ты видишь, мальчик  

— Ну... В городе я. На улице. Справа — ты, псих. Слева — остановка. Посередине... Я? Впереди парк. Красивый, зеленый, летний парк. А сзади я не вижу  

— Хорошо что сзади не видишь. Значит все идет по плану, друг мой  

— У тебя шрифт жирный  

— Да пошел ты, черт!  

Бог положил Петрова на асфальт. И растворился  

Сейчас точно было лето. Это была единственная деталь, в которой Петров был уверен. Если сосредоточиться, то перед глазами также всплывет сегодняшняя дата...  

28 июля 20009 года. Лето. Вероятность снега: 0%. Вероятность тумана: Сопротивление бесполезно, товарищ студент!  

— Ты кто? — с равной вероятностью ответил один или оба из них.  

[Власть. ]  

Петров почувствовал, что не может произнести ни слова, ни звука.  

— 37  

[Авторитет. ]  

— Пасть заткнул! А ну ответил, что перед собой видишь?!  

— А-а-а, не бейте! Ничего не вижу! Помогите!  

[Доверие. ]  

— Парень, спокойнее. На себя глянь  

— Я ненавижу рептилий! Я убью тебя! — выпалил было Петров, однако тут же вспомнил о моральности и воспитанности — Завтра. В три. Я так Артему говорил. И он говорил.  

— Ты упускаешь важную деталь. Раскрой глаза, пошевели руками, сломай зубы, прочитай мысли! Все на поверхности.  

[Д. О. Г. М. А. ]  

Этот звон в голове был ужасен как хвост рептилии, к которым Петров не питал никаких чувств, прилипший к ботинку Артема.  

Д — Дерево! Дуб! Древность! Детство! Это был самый старый дуб из всех в парке. Когда юноше студенту алкоголику Петрову Артему было всего мало, близкое к пяти лет лишения свободы от небытия, они камнями убили спящую дворовую собаку.  

О — Ограда! Охрана! Петров всегда знал что до добра не доведут его ночные походы. И вот как все получилось  

Г — Город! Давно он здесь уже в снимаемой им малоинтереcной ему комнате  

М – Мечта! Сбудется.  

А — Артем! Имя.  

Смех их прорывался сквозь известные измерения. А "их" нет! Един и нерушим как райское яблоко Артем Петров! Ну вот, видишь, уже лучше. Пойдем скорее отсюда.  

[Имя, фамилия. ]  

— Петров Артем, студент.  

— Евгений, командующий милицией  

Должно было случиться руковыжимание, однако, как и было уже известно Петрову, Артем весь истекал кровью, лежа под дубом в сидячем положении. Его руки не могли даже пошевельнуться.  

— Рота подъем! — рявкнул.  

"Рептилии! " — наконец-то понял Петров. И встал. Нельзя было терять ни минуты — рептилий было пруд пруди: они забаррикадировали дверной проем.  

А "двери" нет. Да и "квартиры" тоже.  

А что случилось с рептилиями? Не сказать что Артем им сочувствовал, однако ситуация явно пахла жаренным и следующей целью мог стать он или командующий полицией.  

[Повод. ]  

— Может возьмем мороженного? — предложил недавний незнакомец  

— Я не хочу мороженного! Где мой дом?! — выпалил Петров  

— Это улица Герцена, здесь нет никаких домов еще со вчерашнего дня. Только с отпуска вышел, а тут уже какая-то чертовщина.  

— А ну повтори! Повтори! Повтори! — выпалил Артем.  

— Чего раскричался, скотина?! — буркнул полицейский. — Я в гастрономе тоже студентов видел, не хочешь идти — и не надо.  

Агония в голове была мимолетной, но она оставила непоправимый след на памяти Артема Петрова. Возможно, что детали расположены рядом с гастрономом. Если там есть люди, значит там нет рептилий. Значит в гастрономе лежала свобода.  

— Купи мне мороженного, тогда пойду  

[Суверенитет. ]  

— Парниша, а сколько ты зарабатываешь?  

Сердце парниши на секунду перестало биться. Этот поли... мили... э-э... полиционер! Если бы увидеть его лицо! Ударить, убить, ударить, убить!  

— Ты чего?! — покосился гад.  

Петров полетел вперед своего тела со скоростью света. Это озадачило полиционера. Первый врезался в лицо второго. Вот оно! Лицо!  

Это было наверное самое среднестатистическое лицо на улице Герцена. Щеки плавали в широчайшей бороде, зрелые глаза утопали в глазницах, а само выражение его показывало вулканическое недоумение. А голову сжимала побитая десятилетиями кепка цвета неба. Эта кепка приводила Артема в состояние нервозности: ах, если бы он только заметил раньше эту деталь...  

— Женя Колесов? Ты?!  

[Веский повод. ]  

— Сколько лет, столько и зим. А сколько зим, столько и сожалений. Не знаю откуда ты знаешь меня.  

— Дядя Женя! Чего мы тут ждем? Пошли за мороженным, как в старые добрые! — выпалил Артем. — Помнишь, как я забрался высоко-высоко, а ты был так низко, что от страха я свалился и раздавил тебя?  

— Вот и решили. Никаких уговоров, словно по крепкому учебнику.  

И отправили свои широчайшие взгляды и обожжённые сердца два воссоединившихся товарища в путешествие к гастроному номер двадцать два.  

[Вот так и живем. ]  

Перемещение оказалось сложнее. По дороге встретились (в логическом порядке):  

1) Трава. Свежая, некошеная. А еще и до ужаса противная и грязная, что не воодушевляло тапки Петрова. Встречалась пока не вышли из парка.  

2) Билет на автобус. На улице Герцена ходили только трамваи  

3) Мужик. См. Приложение 1А  

4) Свое самолюбие и упертость. В этом не было никакого сомнения  

5) Полимилицейский Женя Колесов. Шел вроде слева, однако данную позицию конечно же занимал парк.  

6) Приложение 1А. Хотя можно ли считать натуральные доводы "находкой". Возможно (вероятность крайне мала)  

7) Многоэтажные (пять, девять) дома из далекой-далекой (необоснованно, вероятность велика? ) эпохи, когда не было всего этого самого. Ужасно! Просто отвратительное обстоятельство! Неужели ни у кого даже и мысли не возникло развернуться и посмотреть по сторонам, и пойти в сторону, и умереть жестокой жизнью? Колесов!  

— Что-то не случилось?  

— Повтори что сказал! Почему не повторяешь? А? А?  

ПРИЛОЖЕНИЕ 1А  

Буря эмоций охватила глаза Петрова и с некоторой вероятностью Колесова. Не сзади (гарантированно) полусидел, полустоял человек.  

[Человек. ]  

— Товарищ! — обратился Колесов.  

Где он, черт возьми? Справа, слева... Твою мать, где офицер командования полимилиполицией?! Как он это делает?! Кому, что он говорит?!  

— Че надо?! — выпалил Артем.  

— Заткнись, Петров. Ничего не говори и слушай. Пожалуйста, это приказ.  

С кем он разговаривает?  

Одетый в серо-коричневые лохмотья, мужик делал или создавал вид, что он не представлял интереса для расследования. Есть вероятность, что, возможно, мужик сидел прямо напротив Артема. Это было действительно невероятно — впереди Петров смог распознать только неровно лежащий или парящий красно-белый кирпич. Если смотреть сверху вниз, то показания дополняются заросшей волосами головой, перерезанной по медиане шеей и холодным телом, одетым в коричнево-серые лохмотья. Сопоставляя все факты, напрашивается индуктивный вывод: мужик... сидел.  

— Имя, фамилия!  

— Песню пели... — еле слышно пробормотал мужик.  

— Меня зовут Евгений Колесов, я главнокомандующий отряда номер один! Справа от меня мой подчиненный Артемий Петров!  

А, так он слева!  

— Пр-ротивную. Воню-учую песню. Убийственную. — мужик говорил в пустоту. Петров глянул в пустоту и увидел лишь самого себя. Впередисидящий мужик продолжил: — Наро-оду полегло-о. Ржали, срали эти самые... студентики. А я и не слышал ничего.  

— Как не слышали? А песня?  

— Ой-й, и песня у них... ушами не услышать и... мозгам-ми. Мозгами! Не понять! Придурки все! Лишь единожды свят... кто слышал отголосок Его.  

— Бога?! — выпалил стоящий впереди и вверху, но не парящий, студент Артемий Петров две тысячи семидесятого года рождения. — Я его слышал! Я свят?! Повтори пожалуйста.  

[Заткнись. ]  

— Петров, если еще раз я тебя услышу, то пристрелю как пса бродячего.  

Мужик сидел в прострации и продолжал проборматывать:  

— О-о-о... но тот дважды свят, кто смог увидеть отражение. Да, я это знал с самого начала. Но не смог спасти себя... И никого больше. Я-а увидел зна-ак. Знак! Который подавали они. Никому его не понять, кроме меня. — он мало ожидаемо поднял голову и тело. В глазах заблистало счастье и радость — Ты слышишь меня? Пожалуйста! Понять эти знаки могут только я, Бог, та мышь серая, что под камышом сидела, кобура его пистолета и они... Пожалуйста, спаси себя! Спаси, Христа ради! Ничего не хочу от этой жизни, кроме как... Хочу домой... Домой! Домой хочу-у-у!!! Отпусти меня домой! Куда пропал мой дом?! Ответь!  

Глаза раскраснелись и потекли горючими слезами. Это было ни что иное, как исступление, раскаяние. Причина была одна: он повторился. Это была его фатальная ошибка  

— Я с утра свое отражение не видел. А ты, Артем?  

— Женя! Че это с ним?!  

[Бога ради. ]  

Неправильно развернутый кирпич прекрасным пируэтом приземлился на руку мужика. Испуганный, тот неловко развернулся, ударился об оставшиеся кирпичи, упал, закровоточил, закричал, протянул руку к Петрову, крепко схватил его и...  

— Но стократно свят лишь тот, — задыхается, — У кого лежит в кармане то, что не увидишь и не назовёшь словами! Помни, Артем!  

И умер.  

Он направился и управился. Жизнь прервалась ожидаемо, вероятность этого была велика, как минимум больше, чем вероятность суицида.  

— Женя, пожалуйста, ставь тире перед своими тирадами, я ничего не понимаю. И не используй на меня свою догму, я ж с тобой. И оторви меня от него! —выпалил Артем. Отцепись, мужик‼!  

Голова затрещала новыми красками  

Понедельник. 15:37. Вероятность тумана: 3. 14%...  

Приложение 1А заканчивается.  

[Неразрешимость. Нет, Колесов, я не поведусь на это. Говори словами. ]  

— Артемка. Вот, не понимаю я. Ты видел что с ним случилось. Какого хрена ты выходишь невредимым после повторения?  

— А? Где ты?  

— Сзади. Развернись. Нет, не только голову, всей тушей. Так что скажешь?  

— Вот повторишь, тогда скажу. Слабо повторить, а, а? Слабо?  

— Ты знаешь результат. Я исчезну и умру. Прямо как твой дом. И твоя... интроспектива.  

— У тебя с Богом меньше 10 отличий, которые мне не составит труда найти. Какие-то мало понимаемые мной словами, выраженные жирным шрифтом. Это новая ветвь догмы или ты дурак?  

— Почему ты не ответишь? Ты знаешь, что я не могу повторить вопрос. Увидь себя — вот что представляет собой названная мной деталь.  

— Я могу увидеть себя. Меня зовут... э-э... Петров. Сейчас я позвоню своему другу Артему, у нас завтра в три встреча выпускников, в смысле... выпускника. Ой, то есть их было двое, то есть выпускничных... Что случилось?  

[Почему? Потому, Женя. ]  

Полицай уставился пронзительным взглядом в Петрова. Первый выглядел белым, не кожей, скорее характером и его отвратительной привычкой совать свой такой же белый нос куда ему нельзя надо. Второй находился в вулканическом недоумении.  

— Потом... Позже позвонишь. И себя заметишь. Глянь, прямо перед тобой гастроном номер двадцать два. Ты же... помнишь, как мы сюда хотели прийти?  

— Да. Должно быть, помню. Слушай, ты не видел моего телефона?  

— Ты ж его у дуба оставил. Зачем он тебе? Возьмешь еще один с магазина через полдороги.  

— Женя, придурок, у меня нету денег и времени на новый телефон, ты хоть знаешь они стоят? А?! Пошли обратно!  

Петров повесил трубку. Пусть знает!  

Темно. Оставалось надеяться только на прикосновения пальцев с руки. Привыкая к темноте, люди доходят и не до такого. Особенно ужасно, когда человек попадает в небольшое закрытое помещение, с кафельным покрытием, бетонными стенами и с первого взгляда деревянным столом. У стола точно существовал стул, ниже которого находился кафель, а перед ним — стол.  

Голова повернулась, глаза расширились.  

— Ты кто?! — зубодробящим эхом раздалось по всему помещению.  

— Ты где?! — умопомрачительным эхом выпалил Петров.  

— Я охрану позову! Вали отсюда!  

— Че, думаешь самый умный тут? У меня друг в полиции, сейчас как вас накроет ублюдков. Ну покажи свой пистолет, Женя!  

Женя?  

— У-уйди отсюда, пожалуйста. У м-меня ничего нет — запищало эхо  

— Где Женя, твою и его мать?! — выпалил Петров. — А?! Тебе морду набить?  

Это был блеф, так как морды в поле того, что осталось от зрения Петрова, не было. Подсознательно тело его переместилось впереди по кривой линии, пока он не споткнулся об человека, лежавшего на полу. Тот произнес два и две трети звука.  

Дверь неожиданно (вероятность пропорциональна) расщепилась. Свет теплой жилеткой покрыл все помещение. Здесь было до ужаса тесно Петрову с непривычки. Развернувшись на триста пятьдесят градусов и используя известные ему способы применения глаз, он смог подцепить кое-чего привлекательного  

— Пардон, месье лежащий?  

Петров нанес упреждающий удар левой!  

А все — следствие отвратительного вида появившегося. Петров подметил глазом и ударом скошенное на пять радиан вправо-вниз загорелое лицо с тонкими глазами, с сорока черными веснушками, с мускулистой до предела шеей, на которой болталась золотая несверкающая, скорее всего подделанная, цепь.  

— Не распускай руки, пока на нашей земле — ответил мордастый — Иначе убьем.  

Петров вернул упреждающий удар в натуральном развитии назад. Удар был блефом — Петров был правша. За спиной Петров уловил носом, ушами и всем телом быстрое щелканье и клацанье.  

— Компьютер! — радостно выпалил Петров, развернувшись перед этим против часовой стрелки на семьдесят три градуса. Это не было ошибкой: за столом восседало ранее лежачее тело. — Слушай, друг, мне надо связаться с одним моим хорошим знакомым...  

Лицо ранее лежачего не по-человечески ровно развернулось на величину прямого угла. Лицо его напоминало...  

Петров нанес упреждающий удар правой!  

А все — следствие настолько жалкого и убитого вида сидящего-ранее лежащего, что можно было бы долго жалеть, не всадив в него пару десятков кулаков. Закрученные светлые волосы, напоминающие капусту брокколи, толстые губы, крохотные уши и ассиметричный нос. Лицо отчего-то пунцово-красное, а одежда была слишком теплой для летней погоды.  

Петрову нанес упреждающий удар неизвестной рукой мордастый!  

Больно! Ну как же, черт возьми, отвратительно и больно! Какой нелюдь бьет с такой нечеловеческой силой! Мир чернеет, равновесие теряется...  

Неужели это конец?..  

А ведь столько всего планировал сделать. Например, на озеро съездить. Там сейчас хорошо и тепло, можно и понырять с друзьями... Друзьями, да?  

[Руки за голову. ]  

Дуло направилось в направлении по желанию направляющего его стрелка в ударившего. Тот проявил реакцию незамедлительно и направил дуло в противоположное направление, по сравнению с предыдущим направлением. Направляя дуло в необходимое по нужде стреляющего и противника стреляющего направление, возможно (вероятность 49%) полное их поражение.  

— Женя, спасай! — выпалил Петров со стонами: голова болела  

— Какой Женя, тупорылый ты придурок? — это был не Женя — Тут только ты — Артем, я — Роберт Василек, глава этого гастронома, и Федя, которого ты кулаком долбанул. Ты понимаешь, что здесь нет Евгениев? А? Думай перед тем как говорить, месье. Индуктивная логика и интроспектива! Если хочешь выжить, тебе надо иметь обе, а лучше, если больше.  

Петров поднял трубку.  

— Здорово, Артем! Тут черт какой-то передо мной красуется, не подъедешь?  

Петров положил трубку и вышел из зала. Еще много дел ему осталось: курсовая работа сама себя не сделает-  

— Рептилии сами себя не перебьют. Они размножаются как твари, а я ненавижу тварей. Рептилий я тоже ненавижу.  

— Ты знаешь о рептилиях?  

— Конечно знаю, каждый день просыпаюсь, а они мой дом наизнанку разворачивают. Особенно ненавижу, когда из-за них я забываю об учебе или встрече с моим лучшим другом Артёмом. Вот и решил я с прошлой недели их убивать, убивать и убивать. — выпалили они.  

— А пойдем-ка в секцию морепродуктов.  

Но перед этим мордастый устранил преграду: одним взмахом расчленил направившего в его направление дуло. Кто это был, Петров до конца своей жизни так и не осознал.  

Петров забыл, зачем он пришел.  

— Ничего абсолютно если есть, то уже нет страшного об этой странной истории. Не желаешь ли чаю? — завлекал Василек, смахивая левой рукой с полу цветные банки с освежающими чайными листьями внутри. Тем временем, правая его рука набирала в обе серебряные китайские чашки воды из-под торчащей из стены трубы. Потом они уселись, глядя на морозильную камеру с красной рыбой.  

— А что вчера случилось? С утра голова болит, домой не пускают, на асфальт бросают, я может что-то забыл?  

— Рептилии.  

— Я ненавижу рептилий. Что вчера было?  

— Вчера ничего не случилось. — кинул взгляд. Зачем?! Зачем?! Зачем?! Зачем?!  

Петров вышел из гастронома. Вонючий день и вонючие люди. Телефон указывал на позднее вечернее вращение. Небо потеряло цвет. Петров потерял цвет. Все вокруг потеряло цвет. Цвет смеха той озорной девушки. Цвет немытого три десятилетия пиджака. Цвет молодости, цвет лица твоего, Спаситель...  

Но цвет одежды Роберта Василька, главы гастронома, все так же превосходно можно было распознать в гуще горизонта событий сегодняшнего понедельника.  

Еще один грубый удар, еще одна  

Смерть