Зачем мне девушка? У меня есть глисты.

— Почему же вы, дамы, постоянно пишете про любовь? Неужели вам не осточертела эта тема? Ведь это нудно. Сколько стихов про любовь уже написано? Сколько? Все эти темы давно исчерпали себя, это неинтересно и тупо. Такое ощущение, что написать стих про любовь поэту — это как посрать обычному человеку — также необходимо. Это отходы.  

— Любовь — одно из тех редких чувств, которое способно объединять людей разных культур и временных эпох. Это вечная и универсальная тема, которая всегда будет находить отклик в сердцах людей (и т д и т п), — пишет мне пенсионерка лет пятидесяти на стихи ру.  

Может, дело в разнице поколений, а может и в моей черствости. Я не понимаю стихи про любовь. Почему если я пишу обычные бездарные и пресные произведения о любви мужчины и женщины, все реагируют так бурно-положительно, но если я напишу о любви личной к своему полу, написанной также правильно по структуре и с таким же обилием слов, меня будут осуждать, ненавидеть и презирать?  

***  

я хочу выстебать тему этой ****ой любви, лицемерия и однобокости взглядов читателей, на лет 20-30 как минимум старше меня и написать что-то отвратительно-извращённое до безобразия, чтобы люди испытывали неистовое отвращение от этого пошлого чувства, обусловленного биохимией — я напишу рассказ про необычную семью.  

***  

мне никогда не было одиноко и скучно. я всегда знал, чем себя занять. мне не нужна была девушка или парень, в моей больной голове и пресловутом опошленном сердце не откликалась любовь матери, а избиения отца и одноклассников не были страшной болью.  

я всегда был сам по себе, я был черств и противен другим как Жан-Батист Гренуй из моей любимой книги, которая заставляла пробудиться и вынырнуть из омута моих потребностей, дабы испытать хоть какие-то чувства.  

Однако в отличие от меня Гренуй был умён, хитёр и гениален. Я же был жалким рабом системы своего организма.  

Мне двадцать лет и я живу один в своей маленькой засраной квартире. Одиночество для меня это не унылость и серость — мне хватало телевизора с «Рен ТВ» и «ТВ 3», моих галлюцинаций и моих глистов. По моей квартире ходил Сталин и разговаривал со мной о непостроенном коммунизме и консолидации вокруг правителя советского народа во время войны. В отличие от недавней она была реальной. Люди были ему преданы и верили до последнего.  

Что-то я отклонился от темы.  

Глисты.  

Во мне жили черви. черви разъедали мою черную душу.  

Мои руки покрылись прыщами. Мои пальцы стали гнить. Я понял, что это правительственные жучки, которые следят за мной, и я отрезал себе палец. Это было самое логичное решение в моей жизни.  

Я настолько любил глистов, что рисовал их. Рисовал нас вместе как счастливую семью.  

Когда я его отрезал, из него начали выползать жуки. Думаете, это чистая фантазия? Нет, нисколечко — это мои галлюцинации.  

В какой-то момент я стал очень много есть. Самое странное в том, что я не поправлялся при этом всём. Тогда я понял, что я не одинок. Во мне живут глисты. Слава богу, не люди. Людей я ненавидел. Эти существа, полные ненависти ко всему и всем, откровенно говоря, вызывали во мне приступы тошноты и животное отвращение. То ли дело жуки и глисты. Я их любил. Любил так искренне, как не любил никто. Да, быть может, это странно, однако не странность ли прекрасна своей очаровательностью и мерзостью? Не странность ли движет прогрессом?  

Пока люди посвящают поэмы любви, выставляя пошлое животное чувство, обусловленное биохимией, чем-то святым и священным, я люблю глистов и жуков, поселившихся во мне. Да, обычный человек бы сказал, я погряз в пучине мерзости и грязи, но я же скажу, что обычный человек не в силах понять мою любовь.  

Я кормил их утром, днём, вечером и даже ночью. Я знал, что моя любовь меня убивает, но разве нас не убивает каждая секунда, проведенная на этой ****ой планете; разве нас не убивает алкоголь, курево и наркота?  

Любовь зла — полюбишь и козла. А в моем случае глистов. Это была моя семья, моё истинное призвание было в служении моей Семье, моему Дому и Великому Пристанищу.  

Это был мой великий секрет, о котором не знал никто.  

Когда я подохну, паразиты в костюмах обнаружат паразитов более совершенных и будут кривить рожи от мерзости и отвращения. А мой труп будет пахнуть священной гнилью, разлагая их мозги. Прекрасно, не так ли?  

Я как Жан-Батист Гренуй заперся в своей жалкой никчёмной коморке и сидел там годами, питаясь собственными отходами.  

Я не был одинок, я был счастлив.  

Каждую ночь голос моего одноклассника пел мне колыбельную из оскорблений. Я плакал, пока не выдохнусь из сил, а потом засыпал, утопая в безразличной апатии и ощущении собственной ничтожности.  

Глисты... Думаю, их у меня около сотни. Сотни огромных червей, поселившихся в моём кишечнике. Я берег их как зеницу ока, пока они меня пожирали изнутри.  

Однако в последнее время жгучее ощущение того, что за мной следят, разъедало меня больше, чем те глисты, и мысли о правительственных жучках делали меня одержимым. Любовь испарилась, я возненавидел моих внутренних паразитов больше, чем себя. Вся моя любовь этой жизни, все мои теплые чувства превратились в обрывочные мысли, звучащие из затылка.  

страх. страх. страх. страх. страх. страх. страх. страх.  

тик.  

тик.  

тик.  

сбитые рваные мысли.  

«Часы или бомба? СУКА СЕЙЧАС ВЗОРВЁТСЯ»  

боль.  

боль.  

боль.  

Нижняя часть живота разрывает меня. Смертельная боль закатывает глаза и стекает холодным потом по всему телу, будто я попал под дождь.  

— чмо.  

— ничтожество.  

— тварь.  

— ты вырастил нас, а теперь мы тебя убьем.  

— Сколько вас?! — Я не узнаю свой голос. Неестественная дрожь в нем и писклявость пятилетней девочки, потерявшей ногу.  

— сто сорок три.  

— Но ведь я любил вас... Я посвятил вам всю мою жизнь... Я ТАК ДОЛГО РАСТИЛ ВАС! Я ТАК ДОЛГО ВОСПИТАЛ ВАС И КОРМИЛ СВОИМ ТЕЛОМ! НУ НЕУЖЕЛИ ЭТА ЛЮБОВЬ БЫЛА НЕВЗАИМНА?!  

Слезы сменили смехом, прям как в подростковом возрасте, когда я лежал на полу и трясся, не зная, какие эмоции выражать, когда тебя ебашат ногами.  

Я оосознавал, что нахожусь на смертельном одре.  

Сто сорок один глист вещал мне через шум сломанного радио о том, какое я ничтожное создание, способное только кормить паразитов собственной плотью и уповаться любви к "этим тварям".  

Я устал кричать в попытках заглушить голоса глистов, потому что голос срывался.  

Прибежали соседи. Они вскрыли замок и увидели заброшенную квартиру с обшарпанными стенами, оставленными бутылки из-под энергетиков и держащиеся на соплях двери. По квартире валялись рисунки с глистами и наскрябанные тупым карандашом надписи из моей жизни.  

Они слышали неистовый предсмертный крик и зашли ко мне в комнату. Нож плотно засел в моей печени и я умирал. Слава богу, что меня уже нельзя было спасти. Моя ничтожная никчемная жизнь оборвалась. Однако глисты жили во мне ещё долго.  

Если они во мне вообще были.