ВОТ

Большая, вытянутая в длинну просторная комната. Окно во всю стену. Вечер. Легкие шторы раздвинуты, горит яркий свет – люстра «под хрусталь». Обои, как будто к стене очень плотно, так, что заметны все неровности стены, приклеен лист бумаги с надписью «обои». Постель Юли, похожа на растрепаное куриное лукошко. Саша и Юля сидят рядышком на постели. Юля тихонечко качается вверх-вниз на пружинах. Едят семечки. Шелуху Юля отдает Саше, Саша собирает шелуху в кулак. Саша раскрывает ладонь, в ладони ничего нет. Раскрывает другую – ничего нет.  

Саша. Ну, рассказывай.  

Юля не отвечает. За окном близко пролетает самолет, помигивая зеленым и красным огоньком.  

Саша. Чего молчишь, рассказывай!  

Юля. Про чего?  

Саша. Говори, говори, рассказывай!  

Юля не отвечает, молчание.  

Юля. Сон видала. Давно русского рыцаря черные монахи убили по-подлому. Подвели к глубокой пропасти, длинным, тонким, как соломина мечом голову отрубили:рука у монаха от страха дрожит, меч свистнул, голова упала в пропасть. Рыцарь мертвый от пропасти отшатнулся, стоит на краю пошатается. Монахи не хотят окровяниться, палки искали в спину рыцаря в пропасть толкать, рыцарь к пропасти вниз наклонился, наклонился и повалился в пропасть. Монахи в острых черных шапках потянулись друг за другом между черных гор, загундосили, запели, уходят. Немного шесть монахов стояли кружком, смех, рукавицы прихлопывают, на снегу приплясывают, петухом монах закричал, посмеялись со смеху, монах свирепый снег щепоткой в пропасть сыпал. Снег к низу широко разбегался шире, шире и метель.  

Уже сейчас была метель, по всем дорогам завились вихри, как снежные волосы по снегу треплятся, закрутились по дорогам снежные кольца, ничего не видать, хлопья валят кружит воет завывает метель метель. Стоит рыцарь среди поля, голову в руке за волосы держит, глаза грустные хотят разглядеть за снегом, метель лупит по глазам как лупит плетками, голова закрыла глаза, тихонько во сне дышит. Грудь у рыцаря мертвая, не дышит, стоит рыцарь не шерохнется, заметает его метель.  

Мама Юли лежит на своей постели, кажется спит. Тикают часы.  

Мама. Гуси! Гуси! Га-га-га. Шу! Полетели.  

Юля. Я вечером иду по тротуару у Зинкиного дома, где «табак», там Зинка живет, отличница была, я к ней уроки списывать бегала. А вечер, метель. Телевизор из окна оперетту играет, у Зинки в окне лампа настольная горит, подумала – зайду. Звоню, открывает мне отец Зинки, пьяный-пьяный, глаза мутные, одежа, как в чужое оделся, босой, в шлепанцах. Ласковый, как напьется он ласковый, на жизнь плачет. Манит пальцем меня на кухню. Голова у него смотрю отрезана, на шее стоит. Говорит: «Пошли, пошли со мной. Я не пьяный, меня обидели сильно. Я дочку загрыз. Не веришь? Посмотри, на кухне моя родная дочка, Зиночка, сидит, загрызенная.  

Саша. Слово какое – гиппопотам, да? Ну, рассказывай!  

Юля. Самый-самый цветной сон. Видала зеленый сад. Сад богатый, в жару летом гулять не пустят. Плохой, дальний уголочек, ноготочек сада, у самой решетки. Я как примерзла стою потихоньку подкралась. Решетка красивая-красивая, как бабочка крылом рисовала. Жар во мне, солнце у меня внутри, боюсь толкнуть не дышу, в глотку ко мне течет сладкая тянучка. Тихо. Я, нельзя глядеть, я смотрю. Глотку задавило. За решеткой в саду расцвели живые глаза. Глаза как человека, нет зверь. Глаза... умные и красивые и красивые-красивые, красивые я... не знаю даже. Это страшно они красивые, они красивые, красивые, таких не на земле красивые, нет получше только бы увидеть какие красивые. Еще лучше красивее и красивее. Как не добрые и не злые и спокойные, как сон. Нет терпеть хорошо, хорошо, я счасливая. Правда, это правда, правда так, что раз в жизни. Думаю, не бывает, а я всю жизнь чтобы было, мне нет, поверила, есть, а знала, только боюсь. В глаза думаю: вам всем про глаза не скажу, не скажу, не скажу, не скажу, я, хорошо, хорошо!  

Я поняла, смотреть, умру. Страшно, нет меня. Мне бы проснуться только глаза красивее, красивее быстрей, быстрей, я все их разбила на тертые кусочки, верну опять – знаю нет, проснулась.  

Сашка, я рвалась, как огонь на ветру рыдала, больно, убить хочу. Себе гадкая смешная показали замарашке райскую птицу, а она ей перья из хвоста ну тащить, щипала, щипала, ногти изломала, а глядит в пальцы ни пушиночка то нет. Вспомню гла-за – и пла-чу, реву, чтобы я померла, сдохла, издохла дура.  

Саша (плюнув семечку). Говори, говори, рассказывай.  

Мама. Ой, цветочки, цветочи. Лети лепесток, через запад на восток, быть по-моему вели. Гуси, гуси га-га-га. Шу! Полетели.  

Юля. Я камушки люблю собирать. Тут три камушка. Два побольше, один не побольше. Совсем маленький, рыжик. Видите, спит. Руку под голову положил, вот это у него бок. А это щека, на щеке крапки, веснушки. Камушек, где лежал? Камушек, я пойду к тебе. Камушек маленький.  

Саша. Пи пи гу гу сипульки зю. Дурь гонишь. Хочешь анекдот? Стучит в дверь. Кто там? Тубудумский конь. Иди в жопу отсюда. Тубудум, тубудум, тубудум. Ну, рассказывай!  

Юля. Сколько время?  

Саша. Чего надо?  

Юля. Просто. Поцелуй меня.  

Саша целует ее.  

Юля. Еще так.  

(поцелуй)  

Юля (держит его палец). Пальчик с мальчик. Поклонись, об пол, поклонись. Вот так. Пальчики крылышки, воробушки (рассматривает его ноготь) Крышечка, зеркальце, треснутое (целует ноготь)  

Саша обнимает ее, поцелуй.  

Юля (отстраняясь). Ты кто? ( Дергает его за галстук ) Доись, доись. ( показывает язык )  

Саша. Чего ты? Чего надо?  

Юля. Просто. Сколько время?  

Саша. Время целый ноль.  

Юля. Мне из дома охота. Саша, Саша, ну пожалуйста Сашечка миленький я очень тебя прошу. Сашенька, мальчик, ну пожалуйста. Мне так охота.  

Саша. Чего ты, оса в попку влетела?  

Юля истерически собирается ( хватает маленькую сумочку и запихивает в нее одежду что попадет под руку бросает сумочку на пол )  

Юля. Где моя пудреница. Подай!  

Саша (подает). На.  

Юля (бежит к двери, обратно кричит). Где мои туфли?  

Саша приносит, ставит перед ней.  

Юля надевает, не попадает ногой, опрокидывает туфлю.  

Юля. Надень. ( Саша садится на колени надевает туфлю )  

Юля. Не беспокойтесь, вам заплатят. ( в дверях ) Стой там. Сказала. Не иди, понял? Надоел. Не хочу, не хочу тебя, ты он!  

( Не глядя на Сашу, идет )  

Саша идет за ней.  

Над оврагом. Окраина города. На черте города черным пятном жилой дом, башня. Саша показывает рукой в сторону города, Юля, не замечая идет в другую сторону, где на краю оврага чернеет лес. Шум городскрго двора (голоса, смех, заводится мотоцикл, стучит мяч) сменяет шум ветра, начинается гроза.  

Юля и Саша переходят через бурный мыльный ручей по жердочке. Саша на доске надевает на Юлю свой пиджак, поднимает воротник пиджака. Идут среди огородов.  

Юля и Саша переходят пути перед носом у сигналящего на всем ходу локомотива с зажженнным прожектором. Юля наклонившись вперед, не видя пути. За ней Саша механической походкой агрегата, трактора.  

Ветер встречный. Юля мчится наклонившись вперед не видя пути. За ней Саша механической походкой агрегата, трактора. Сразу темнеет, мрачнеет. Ветер усиливается. Шумят, низко гнутся деревья. Все стихло.  

Чердак блочного дома, башни. На улице дождь, они входят вымокшие до нитки. Темно, идут ощупью. Юля ведет Сашу за руку.  

Юля. Тише, ну как ты, как я не знаю прямо. Осторожно! Ну, осторожно же, ой горе мое. Подожди. И зачем только я тебя привела. Ой, какой же ты глу-пый. Вот сюда иди, сюда.  

Саша. Темно. Как в жопе у негра.  

Юля. Тихонечко, не шуми.  

Саша. Тут черти есть? Чертей боишься ( пугает ее ) О, у!  

Что-то с шорохом сорвалось и посыпалось.  

Юля. Кто это? Кто здесь?  

Саша. Черт, суки.  

Юля. Кто-то разговаривает? Да? Слышишь?  

Саша. Колдуй бабка, колдуй дед. Черт, суки.  

Юля ( снова ведет его за руку ). Идем, иди ко мне. ( Подходят к железной этажерке, к которой прикреплены самые разные свечные огарки, в том числе церковные свечи, такой алтарь ) Посвети на свечки.  

Саша достает золотую зажигалку ( цена в $ ), зажигает несколько свечей.  

Юля. Одну. ( гасит пальцем другие )  

Саша. Колдуешь?  

Юля. Тихо. Молчи. Иди ко мне. ( берет его за руку, ведет к окну ) Садись. ( садится на низкий табурет, он рядом на корточки )  

Юля. Тебе со мной плохо?  

Саша. Ну!  

Юля. Что ну?  

Саша. Ну!  

Юля. Ты на меня никогда не обижаешься?  

Саша. Колдуешь? Колдуй бабка, колдуй дед. Хитрые углы.  

Юля (после паузы). Ты хороший. ( Гладит его по голове. Он неловко проводит рукой по ее лицу, стирает помаду с губ. Юля чуть морщится. Он целует след от помады на тыльной стороне ладони.  

Юля. Поцелуй меня ( Саша целует ее лицо ) Не так. Нежно. Ты ведь можешь нежно. Вот так уже лучше. Ну иди, иди теперь, спи, ложись.  

Свечка освещает «уголок Юли». На скамейке перед низеньким столиком сидят разбитые куклы. На полу в ночном горшке черный щенок с одним ухом, с зеленой ленточкой на шее. На столе сумка с красным крестом, игрушечный градусник, ванночка для пупса с зеленкой, палочки, щепочки, кусочек ваты, иголки, половинка ножниц, заржавевшие ключи, несколько настоящих рентгеновских снимков, спитой чай. На выступе стены стеклянные банки и баночки из-под кремов с высохшим содержимым. Футляры от помад с остатками помады, флакон из-под духов. Плюшевый слон под фатой в старой рваной «комбинации», по «комбинации» «дождь». Бутылка из-под импортного ликера, рюмка с отбитым краем. Вазочка с конфетами.  

Саша вытряхивает из рюмки паука, наливает из бутылки темную процветшую воду, мешает в рюмке пальцем, нюхает палец и морщится. Разворачивает конфетку, из фантика сыпется песок, разворачивает другой – птичий помет. У Юли отстраненный вид, она не замечает Сашиных манипуляций.  

Саша. Молиться хочешь? Как еврейка, Махмуду?  

Юля. Саша, ну иди.  

Саша. Молись, молись. ( Идет устраиваться на ночлег ) У меня бабка молилась. Хорошая бабка. Молилась, молилась и померла. Боги есть или нет? Сейчас бы домой и в люлю, у? У?  

Ты как думаешь, у? ( Саша снимает шикарные лакированные туфли, (цена в $), ложится на пол, головой на туфли, ослабляет узел галстука на белоснежной крахмальной рубашке, который затянут, как ниточка на воздушном шаре, достает из кармана белейший батистовый носовой платок (цена в $), покрывает лицо. )У Юли глаза сведены в одну точку, она смотрит что-то свое.  

Саша. Гудит как улей родной завод... Молчишь у меня все. Матери скажу, она тебя выпорет, электровеником. Так я говорю, а? А? Ты чего молчишь... Ну, молись, молись.  

Юля с остановившимся видом, в оцепенении.  

Саша спит. Юля подходит к нему, заботливо укутывает пиджаком, поправляет пиджак. Хочет положить ему руку на голову, убирает руку. Гасит свечку, идет к выходу.  

Шумит проливной дождь.  

Юля в ночной рубашке нежится, купается между одеялом и нательной стороной очень чистого, белого чехла (пододеяльника), но так что тыльная сторона чехла, без отверстия, сверху. Сквозь мелкие сеченые дырочки в чехле свет.  

Юля. Юля! Юля, где ты? Юлечка, где ты? Юлечка, ты здесь? Юля! (тишина) Сплю, снится. Мне снится. Снюсь, снюсь, повернусь сейчас щечкой на правый бочок, поснюсь, посмотрю в лучик. (смотрит) Солнышко. (отворачивается) Шшш. Дождик сонный, шшш. Проснулся, сон на ресничках. Дождичек льется фыркает в умывальничке, умывается лапкой, котик. Дождичек идет маленьким голосочком. ( рассматривает пододеяльник ) Туман. Никого нет. Белый, белый. Я как умершая. Холодно.  

Какая я усталая. Поспать хочется, идти не хочется никуда. Я еще посплю. Хорошо? Сплю. Сплю. Спать не хочу, а все равно спать хочется. Спят рученьки, спят ноженьки, спи носок, спи роток, спи глазики. Засыпает маленькая девочка, засыпает Юлечка хорошая девочка хорошая Юлечка поспит Юлечка поспи, спи, спи, тебя поцелую, спи малыш, спи маленький. Баю- бай, баю- бай. Один, два, три, четыре, пять, надо мне вставать, раз, два, три, четыре, пять, мне пора вставать, айн, цвай, драй, вставай! Утро. Вставать. Здраствуйте! Будьте проснитесь. Вставать! Доброе утро! Вставать. Ленивые лентяйки. Эй! У меня бессоница, я никак не могу заснуть. Я такая сонна-я. А вдруг я не проснусь? Я не проснусь? Ой! Не проснусь? А-а-а! Вот разлеглась. И разлеглась. Хочу лежать и лежу. Я лягала. Буду лежать. Хочу до смерти! Буду. Ох, а буду. А я буду. Один, два, три, четыре, пять, надо мне вставать, раз, два, три, четьыре, пять, мне пора всавать, айн, цвай, драй, вставай!  

Как хорошо я в пододеяльничке. Это так хороша лежать лежать. Это чуть чуточку чуть чуточку и чуть чуточек чутиночку чутинку это. В пододеяльничках сплю. Пододеяльнике, пододеяльнике, пододеяльнике. В пододеяльничках я. Пододеяльничка моя! Я ладошечки ладошечки потерла, из потертых ладошечек выпорхнула белещеченькая синиченечка, синь, синь. У меня ладошечки, ладошечки, ладошечки, иду ( управляет пододеяльником так, точно одета во что-то очень суперэффектное, приоткрывает губки так точно чуть-чуть бросает в воздух пар, щепотку, целует дыхание, стучит ногтем в пододеяльник, смотрит в дырочку ) Кто там?  

Ну ка ты! Встань. Лентяйка, чувашка, косоглазая. Вставай, обормотушка. Юлечка вставает. Вставаю я. Я сплю, сплю.  

Что? Вы говорите? Я ничего не слышу. Почему я плохо вас вижу. Нет, нет, не уходи. Не слышу, я ничего не слышу. Что ты сказал? Один, два, три, четыре, пять, надо мне вставать, раз, два, три, четыре, пять, мне пора вставать, айн, цвай, драй. Еще я хочу. Я буду королева негров. Я буду самые дорогие драгоценные брильянты перебирать, в сито сыпать. А которые брильянты не понравятся, воробьям брошу, пусть клюют. За мной будут носить везде на руках постельку, постелька живая распустится, занавесочки живые, как губочки закроются, постельку положат в море, постелька поплывет я в постельке плыву, вокруг плывут негры. Я не умею говорить, ем я зернышки, пью молочко, язык у меня как в цветке у тюльпана язычок, а на волосах золотая рыбка. Я Юлечка ты моя. Юлечка. Какая я Юлечка Юля. Юля девочка хорошая умная красивая самая пресамая еще пресамее самее всех пресамее. Я, я, я, я, я! А!!!  

Комната Юли. Вечер. Юля высовывается из пододеяльника свешивается над полом вверх лицом, рывком, как из горящего окна. У кровати стоят «мальчики» – юноши неопределенного возраста – от десяти лет до тридцати, с жадностью, плотоядием чего-то ожидая от нее, на нее смотрят. Здесь же Саша, который надел резиновую маску череп, в руке раскачивает косу. Из-под локтя у него выглядывает молодой человек. Саша дважды ударяет деревянной ручкой косы о пол. Юля выскочила из пододеяльника, дрожит и зубами щелкает. Один из молодых людей стащил с пустой постели одеяло, протащил немного по полу и бросил. Юля с ненавистью хочет броситься на них с кулаками, поднимает кулаки и идет на «оцепление», которое ее придерживает и расступается. Руки Юли опущены, расслаблены, бежит, спотыкается, подламываются колени, бросается Маме в ноги.  

Юля. Мама! Мамочка!  

Мама. Не трог, не трог меня.  

Юля (удивленно). Кто это?  

Юля возвращается к своей постели, походкой человека, которого вдруг со сна позвали на эшафот и одно только пришло ему: «выше голову, выше голову», слезы блестят в глазах.  

Юля ( на ходу бормочет ). Знаю, знаю, знаю, знаю.  

Садится на постель так, точно отказывается от борьбы. Поднимает глаза на «оцепление» и видит, что «мальчики» улыбаются изумленно, восхищенно, с счастливой застенчивостью. Саша стягивает с себя маску. Из-под локтя Саши неподвижное жутковатое глядит лицо ( уродца (как та капля, которая наполнила чашу), вроде заспиртованного младенца в банке, в Кунтскамере ). Вдруг на лице Юли улыбка, как вой, Юля тянет вперед руки, не решаясь дотронуться смеется и плачет от радости, ее трясет как в лихорадке. Когда Юля смеется, мальчики как-то блекнут, выцветают, перестают улыбаться и глядят с смущением и презрением. Перед ней оказался один только «уродец», который смотрит на нее спокойным, внимательным, притсальным, жестким взглядом. Некоторое время смотрят друг другу в глаза ( Юля не в силах отвести глаз, как кто-то требует: смотри, смотри ); Юля хохочет ему в глаза басом, дикий радостный рев, безумное греготание. Молодой человек остается невозмутим, не сводит с Юли пристального, изучающего взгляда.  

Юля сидит на постели с недовольным лицом.  

Юля. Ну, вы чего еще? Может, я тут голая бегаю?  

Мальчики смутились, испугались, затеснились к выходу, жмутся друг к другу, прячутся друг за друга, растаяли.  

Юля ( Саше, умоляюще ). Молчи, молчи!  

Вечер. В комнате горит весь свет, какой есть. Стол, покрытый белой скатертью, с самыми разными водками и винами, дорогими и дешевыми. Кофейник железный закопченый с открытой крышкой из кофейника идет густой пар, заварной чайник, перемазанный чаем и одна чайная чашка, с трещиной. Стулья у стола расставлены точно все в спешке поднялись из-за стола и ушли, побросав свои места где попало.  

Саша расхаживает по комнате аршинными шагами, стараясь шагнуть пошире.  

Дима сидит на стуле, ближе к Юле, которая сидит на своей постели-лукошке ( наспех прибранной, прикрытой простыней, смятой, скомканной, растрепанной ) Мама Юли лежит на своей постели, ровно, строго застеленной ( топчан узкий, строгий, застелен строгим покрывалом, как у монахини или для покойника ).  

Дима сидит, как ребенок на спектакле, внимательно, с безудержным интересом слушает Юлю и Сашу, затаив дахание, наклонившись вперед, двигается вперед и чуть не сваливается со стула, с удовольствием ерзая попой отодвигается назад, приложив пальцы к щекам, устраивается как можно поудобнее и тут же непроизвольно двигается, соскальзывает вперед, пока не соскользнет со стула.  

Юля сидит на постели крайне напряженно, как натянутая струна, наклонившись вперед, придвигаясь лицом к самому лицу Димы и неотрывно глядя ему в глаза, резко отшатывается, продолжая смотреть в глаза и снова приближается вплотную к лицу, неотрывно глядя Диме в глаза.  

Саша. Я так просто хочу жить. ( Берет стул за сиденье, переставляет ) Я просто живу. Где ни день, там пусть, пусть, пускай. Я же ччто? Разве не я? Я не могу. ( Переставляет тот же стул ). Я? Эх ты губошлепчик мой, попка ты моя, жопка. А! Что сидишь, сидишь и не радуешься. ( Переставляет стул ) Сегодня радуйся со мной. Сегодня все радуются, природа радуется, птицы как поют сегодня, слышишь? Ты как птицы поют слышишь, душу рвут, как хорошо. ( Переставляет другой стул. Налил стакан, полный, залпом выпил, налил второй (бутылка колотится о стенки внутри стакана) залпом выпил, поставил стакан на место, схватил, поставил, схватил другой, поставил. Схватил бутылку, пьет из горла, не глотая. )  

На Юле свитер белый, с воротником, машинной вязки, с перламутровыми пуговицами ( Очень крупная вязка, расползающийся, стекающий, как лапша. ) Такая короткая, как кувшин с маленьким острым носиком, юбка, джинсовая, будто кроме свитера не надето ничего. Волосы распущены по плечам. Мужские сандалии на два размера больше, на босую ногу, не застегнуты, при ходьбе шлепают, бряцают и звенят. Лицо кажется то сметанно-белым, с веснушками, то смуглым от природы. Глаза большие, огромные. На лице одни глаза.  

Лицо Саши полированное, переливается розовыми и белыми волнами, как световая реклама. Все время сжимал, отжимал глаза ладонью. Открыл большой рот и тяжело повел, как будто язык не ворочался с трудом по губам крупным, толстым языком с запекшейся слюной туда-обратно, вроде демонстрируя. У него широкий узел галстука, очень туго затянут, так что шея багровая, дорогой костюм, накрахмалено-отутюжено, с иголочки, скрипит. Туфли при ходьбе пищат. Галстук светлого ядовито-зеленого цвета. Стоит, опустив руки, руки за спиной, пальцы крепко сжаты, пальцы белеют и багровеют, в узел. Ненарочно встает как-то витиевато, фертом, подбоченясь.  

Мама.... «Жил на поляне розовый слон».  

У Юли все время какая-то мысль, я все время д у м а ю, неожиданность, удивление во взгляде, как бы не выдерживает своего взгляда и снова желание смотреть, как будто кто-то непрерывно смотрит ей в глаза и она не в силах отвести взгляд. Уверенность ( кто-то смотрит ей в глаза ) а не выдержишь, не выдержишь на меня смотреть, смотри ка ты, улыбка радостная, улыбку трудно выдержать. Смотрит и видит что-то видное только ей, смотрит на свою мысль, заинтересованный, пристальный, пьет взглядом, нет ничего, что она не могла бы в себя принять, радуется неожиданности, то что другого смутило, испугало, ее радует, делает еще внимательнее, не боится взгляда в глаза, рада ему. Было что-то тяжелое ( в глазах, лице )  

что-то осевшее и остановившееся ( как тяжелый маятник ). Взгляд восторженный, замирающий от восторга, при взгляде кажется, что лучше «этого» ничего не может быть ( а если скажут, что бывает лучше, то будет оскорбление, мерзость, подлость, будут слезы и истерика, рыдание ).  

Юля наклоняется вперед, как будто комната наклоняется. Колышатся шторы, легкие, синтетические, под шелк, окно незашторено. Саша расхаживает так, что посуда на столе звенит. Подошел к столу, толкает стол, посуда звенит.  

Юля ( резко, мужским голосом, жестко, четко командует ). Ты! Ты! Чего?! Уходи! Ты! Убирайся!!! Нет!!! Мама!!! ( Сдавленно, свозь зубы ) Пришел, наконец-то ты пришел. А то я заждалась. Прочь!!! Уходи!!! Не пущу!!! (кричит) Встань!!! Встань!!! ( Сквозь зубы) Здраствуйте.  

Мама Юли женщина средних лет, лет сорока. Лежит на спине с открытыми глазами. Неподвижно, вытянув руки, тыльной стороной ладони вниз и ноги, расслабленно. Лицо одутловатое. Все вылинявшее, бесцветное, глаза водянистые. Движется ( хочется сказать, приводится в движение ) мельница, вода льется и вращает в ней механизм, но механизм разладился, какая-то пружинка отскочила и игрушка пришла в неуправляемое, непонятное, беспорядочное дикое движение, пляска, махание, вздрагивание. То и дело почти непрерывный какой-нибудь тик ( в руке, в ноге, в шее, на лице, глаз, рот ). На лице, на руках ( тыльной стороне ладони ) вдруг вспыхивает румянец, но не красный, а молочно розовый, сменяется блеклой желтизной. Она чем-то похожа на старую, дряхлую, умирающую собаку, ненавидимую, презираемую, поджаввшуюся, собаку дрожащую, жалкую, ужасно трусящую на своем половике.  

Бесформенная, оплывшая, мутные бесцветные, слезящиеся, гноящиеся глаза, как будто в водяной болезни, как будто к горлу подступал тугой, мокрый ком. В горле что-то дррожало, сейчас разрыдается безудержно, начнет хохотать. Что-то толкалось, шаталось, билось внутри.  

Юля срывается с места. Глядит диким взором, выкатив глаза. Останавливается перед Димой, расставив ноги, поджав пальцы на ногах, сжав ступни так, что они побелели, сжав кулаки так, что они побелели, ногам тесно в мокрых, потных сандалиях, запутались, заблудились в сандалиях, ступни поскальзываются, подворачиваются внутрь, выкатив глаза, орет: «Встать!!! Срывается с места, завывая, как в трубу, внутрь себя: «О У-у-у-у». Ступни, колени, локти, шея, лицо деревенеют, каменеют. Улыбка мечтательная, корявая, кривая, как будто чтобы себя испугать, как будто ей было трудно проступить на лице, пришлось продираться. Отворачивается к стене, вжимается лицом в стену, ее начинает трясти, колотиь о стену, она хватается за стену, царапает ногтями, ее колотит о стену. Сквозь зубы шепчет, шепелявит, язык в зубах застревает: «Я хочу этого мальчика». В животе у нее как будто кто-то, толкается, сгинается, хватается за живот руками, царапает живот: «ОУ-у-у-у». Вдруг, как будто резь прошла, по-звериному: «ОООО» Падает на живот, пытается ползти, но не может, ее колотит о пол. Язык затыкает ей зубы, она не может говорить, только сдавленное сипение, шепотом. Катится по полу, ударяется о стену головой и голова сама бьется о стену и вдруг откатывается, голова бьется, к другой стене и голова бьется о стену, катится опять, катится, бьется на одном месте и начинает безудержно рыдать. Саша идет к ней с вытянутыми руками, подхватывает ее на вытянутые руки, как на лопату, она как пружина вытягивается, застывает, окостеневает в его руках и истошно кричит. Саша держит ее на вытянутых руках, ходит с ней. Саша кладет Юлю на постель, Юля лежит неподвижно, вывернута как будто у нее на груди горб, из горба рука, восковая, пальцы на ногах скрючены, растопырены, ступни зелено-синие, пальцы черные, как прищемленные со всего маху, зубы ощерены, язык провалился, изи рта течет черная змейка, на губах черная пена, зрачков нет, не дышит.  

Саша идет с вытянутыми руками, берет Диму на руки, плавно раскачивает вверх-вниз, кружится, танцует, Дима испуганно охватывает его за шею обеими руками. Доверчиво к нему прижимается. Катается, с интересом глядя по сторонам. Саша возвращает его на стул, Дима с облегчением безмятежно, расслабленно откидывается на спинку, а то что он уже на стуле, даже не замечает, настолько поглощен происходящим.  

Саша. Ты слышишь как ручьи тают они поют щебечут, поют, как слезы катятся горячие. Весна, песни. Как они могут? Это сегодня. Как поют, мне плакать хочется. Щебечут смеются шебутят егозят галдят играют так. Они. Я же с ними так же вот хочу на ветке, с ветки на сук, так. Скакаться, чирикаться. Я же сегодня один счастливый и все со мной, все за меня, все для меня потому что счастье. А? Что? Не счастье? А почему так счастливо тогда мне так хороша и жалко и да разве я не вижу, что и вам то хорошо как мне. За что же вы так то меня любите, а? Что же вы меня любите так то? А? Что? Что ты смотришь. Не веришь, что любишь меня то, дурак. А ты любишь, любишь. А главное, то главное, что она меня любит, слышишь она меня любит девчоночка то одна, девчоночка одна ненаглядная слышишь вот она то меня по-настоящему и любит. Она любит, люби. А-ха-ха. А? Да! Она то такая одна. Что, не веришь, ах не веришь ты, дурачок, дурачок, подрасти, подрасти, узнаешь тогда, как любят как меня любят, как меня одного любят, как тебе и не снилось, как любят, так меня любит эта девочка что, а? Не слышал? Уши закрыл? Закрывай, закрывай, не слушай все равно скажу, любит! Ага, ха! Да! Да! Да! Ха-ха-ха-ха! Да, да! Да! Да!!! Ха-ха-ха-ха! Да! Да! Ха-ха-ха-ха! Да!  

Юля сидит на постели, босиком, как будто поставила ноги в таз, потом болтает в нем ногами, потом брызгает водой из таза, потом наддала таз ногой, он полетел.  

Юля. Ой, мама! Ой, зачем же ты его привел?! Вы что?! Зачем?! Дураки!!! Ой, не надо! Ой, ты что?! Ты что?! Живот болит! Я сейчас уйду! Уходите немедленно! Уходите отсюда! Или я сейчас уйду! Ой!!! Здраствуйте! Проходите пожалуйста, садитесь!  

Я вам сейчас чай принесу, с вареньем! Вы что пить пришли?! Не будет ничего! Нет!!! Ничего не будет, ясно?! Ничего не будет! Не будет ничего! Ротик, как месяц сахарный! Ой, какой ты, какой ты чудесный! Я вам что, на побегушках или кто, вы не сердитесь, пожалуйста, я сейчас все сделаю у меня только такой тут беспорядок, а это мое дело, как хочу, так и живу, правда мама, молчи лучше, дура не знаешь! Чем же вас угощать гости дорогие, потчевать! А почему уже темно! А что я весь ой, дура дурая я, дура какая день проспала! Я сумасшедшая, сумасшедшая, ой, страшно! Туча синяя огромная, синяя, черная! Какой вы хороший, необыкновенный, игрушечный, цветочек, солнышко, котик, где твой хвостик, котик похаживает, хвостиком поигрывает, носок пощекочет, хвостик покусает, как лепесточек, бровки, шерстка остренькая, как иголочки, пушистая, как у кота на хвосте полосики! Какой ты, ты, ты, ты Юлечка!  

Маленький мальчик, хороший! Ой, ты откуда?! Ты откуда такой?! Скажи! Что-то скажи! Еще скажи! Еще что-то скажи! Ты мне нравишься! Ты мне страшно нравишься! Ой, больно! Тут! Рожица, рожица какая! «Я в глаза в твои как в зеркало смотрюсь, отражение в них потерять свое боюсь! » Ну чего же ты сидишь так?! Ну чего ты уселся! Обидели маленького! Обиделся?! Обиделся?! Обидели маленького! Не чего то а что то! Счас в тебя швырну, счас все в тебя швырну, счас все в тебя зашвырну! Счас все зашвырну! Какие у тебя треники, я хочу себе такие треники, как у тебя! Дай!!!  

Ой, пришел! Настоящий, пришел! Ой, пришел, пришел, пришел! Мой пришел, мой, мой! Ой, мама!!! Ой, мама, боюсь! Ой плохо! Ой плохо! Не хочу! Ой не хочу! Ой, что же это! Не хочу! Ой, не хочу плохо! Ой, что же это, страшно господи, ой что же это валится! Ты почему?! Ой! Какие у тебя волоски шелковые! Лобик, как у птенчика! Можно я подую?! Покажи как ты ходишь! У тебя ушко, у тебя ушко!  

Ты мне нравишься! Капюшон какой у тебя смешной, как подгузник! ( Начинает танцевать с кушачком ) Ботиночки вязаные! Вареньице! Так и слизну тебя! С косточкой съем! Вареньице сладкое! Ух ты, душистый, медовый! Пряник медовый! Так тебя и поломать! В поломку сдать, в стирку, в чистку! Я тебя постираю, стирку сделаю! Перья обтреплю! Рваный, мазаный! Чистенький какой! Умывальник, рукомойник с полотенцем! К собакам пошел!!!  

Мама. «Мой Лизочек так уж иал, так уж мал,  

Что наткать себе холстинки  

Пауку из паутинки заказал. »  

Юля то отбегает, прячется. Выглядывает, смотрит на Диму из угла, то набегает вперед, кричит ему в лицо, садится у ног. То стоит посреди комнаты в прострации. Устало, пошатываясь бредет всторону и садится на пол, склоняет голову, плечи трясутся, уходит, убегает исчезает из комнаты, опять смотрит Диме в лицо, в упор. То будто в растерянности, рассеянии отворачивается, ищет что-то.  

Юля. Мне хочется плакать, мне хочется петь, на ветер, на ветер вы подыметесь грудой огня и никто! Над заводом, над заводом! Здраствуйте! Скажите пожалуйста, а как тебя зовут! А скажите пожалуйста ваше имя?! Скажи пожалуйста, как тебя зовут! Как тебя зовут?! Скажи пожалуйста, как тебя зовут?! ( Кричит ему в лицо ) Как тебя зовут?! ( Тихо смеется ) Знаете что?! А скажите пожалуйста, сколько вам лет?! ( Смеется ) Знаете что?! А скажите вы такой уже старенький?! Спасибо большое! ( Смеется ) Молчите, не смейте касаться к этой пустыне!!! Как вот ты улыбнулся, как вот ты сейчас улыбнулся, еще так сделай! Вы похожи на зоопарк, похожи на чудовище!!! Говорите, пожалуйста еще! Пожалуйста, хватит говорить! Пожалуйста, придумайте сейчас же, потому что мне так хочется! Простите пожалуйста, можно мне спросить!.. Вы можете придумать какое-то занятие?! Нет пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста вы пожалуйста придумайте, что-то очень необыкновенное! Знаете что?! Скажите пожалуйста, зачем вы пришли?! Скажите пожалуйста, вы что делаете?! Скажите пожалуйста, вы что думаете?! Знаете что?! Скажите пожалуйста, что вы еще сейчас про меня думаете?! У меня хорошее настроение, у меня плохое настроение, у меня хорошее настроение, у меня плохое настроение! У меня плохое настроение, у меня плохое настроение!!! Амам ам мама! Помоги! Помоги! П! П! Авлпппп!  

Брк! Брк! Пу! Агк! Агк! Ахххххххххххх-х-ххх! Остановись, не уходи пожалуйста ахххх-х-х-х! Нет, нет! Ммм! У тебя пеночка молочная на рту! Глаза большие, как оловянные блюдца! Убью!!! А я знала! Я знала! Я вчера что-то знала про сегодня?! Не знала! Нет, знала! Вчера знала, лежала тоже! Ничего не угадала, ничего не угадала!!! А какая вчера гроза была! Такая страшная! Такая молния, жутко! Такой дождь! ( Доверительно Диме ) Вчера дождь! Да?! Да?!  

Мама. «Звери смеются, шутят о нем:  

«Ай да красавец, серый, как дом».  

Слон улыбнулся, слон им простил.  

Но почему-то слон загрустил».  

Саша. У меня сон был мы с корешами скакали на конях, кореша на злых черных конях, а я на злом белом коне с золотыми копытами и золотой гривой, и все били своих коней, а мой конь меня и так понимал, я только пошепчусь на ухо с ним и конь несется как угорелая будто хохочет и ветер жужжит. Кореш Витька рядом со мной скачет на меня смотрит и смеется. ( Выхватил со стола бутылку водки, налил, другую, налил, третью, налил, залпом выпил, тут же налил еще, залпом выпил, схватил за донышко и стал пить из горла, не допил, взболтал, допил еще. ) А мои кореша на злых вороных конях обходят меня, бросаются мне под ноги. А кореш мой Витька уткнулся в гриву своей лошади, не видит не слышит ничего, хмурится и все ниже, ниже прижимается и незаметно больно бьет, бьет своего коня. И конечно, я пришел первым а вторым пришел мой кореш Витька.  

Юля. У тебя твои глаза у меня в руках словно большая белая пуховая птица! Как белые кудрявые птенчики, а не птенчики, а змееныши! Где же?! Где же?! Мама слышишь, иди поздороваяся здра! Ну, говори!!! Ствуй! Те!!! Все, иди!!! Она – приблудная!!! Ее зовут – дура!!! А что вот там большая свеча, как зеленая змея! Сашка!!! Ты дурак! ( Кричит, как молится ) Саша!!! Комната черная, комната густая нет пошла а пошла душит а качаться горячий песок горло дуется сердце бьет, бьет, перестанет, бьет, молотит, молотит! Гирей по голове! Буду!!! Буду!!! Буду!!! Мне так охота! Тихо тихо тихо! Шумит в ухе, гудит, шумит! Шум, шум! ( показывает на левый висок ) Здесь тихий шум и здесь! У меня в голове стоял звон! Я рот открывала, но слов не слышала! Хотя какой-то звук был! Сейчас будет свет! Вот пришли (пуговицы, слоны, черепахи, горы, пожарные)! Где-то он здесь! Один очень странный человек! Вы его может быть, и не видели! Вот и все вот и все кончилось! Ты, рыба!!! Рыба, селедка!!! Мордастый! Морда! Чего скукожился?! Хочешь пирога?! А?! Ну, пирога хочешь?! Ну, чего насупился! Ой, злой! Скверный! Тощий! Гад! Глаза дикие! Глаза прямо дикие! Это он для того умный, чтобы надо мной издеваться!  

Пауза.  

Юля. Ты враг! ( Бледнеет )  

Дима вскочил, глаза горят.  

Дима. Плач встал стеной, зарядит дождь на три дня, как на три часа, всякий след расплывется, размокнет, пошел погулять, в воде увяз, разъедется, разбрюзнет, глина, кругло от воды, темно от неба, мгла сизая, темная, мутная, сизая, туча лезет, ползет, небо закроется, мгла сизая, темная, мутная, сизая, туча лезет, ползет, черная!, небо закроется, туча лезет, ползет, туча на небе намерзнет, как инеем покрыта, ветер покатился, как пустая бочка, земля, трава сморщится, по траве побегут белые мурашки, земля трава инеем покрыты. Довольно сильно похолодало. Из тучи темна. Молния, как орел над добычей, кружит в тишине. Молия небо вытоптала. Небо белое! Туча лезет, ползет. Мгла сизая, мутная, темная, сизая. Туча лезет, ползет. Вода в прошлой луже трясется, простудилась, дрожит, зубами стучит. Туча встала. Внутрь себя поползла, ползет. Ветер сам по себе свистит. Туча лезет, ползет. Ветер начал ходить. Ветер откашливается, отряхивается. Ветер пошел, полетел, летит. Ветер лает, ветер свистит, качается, стонет, мечется. Молнии седыми волосами ломаются, хлещут, цепляются за дерево, за куст, за дерево, за землю. Ветер шасть туда, сюда шасть и полетел. Мгла сизая, темная, мутная, сизая. Глаза щипет. Тут дергнет, шатнет. Счас, счас, счас. Первый тресь! Скачки, скачки, быстрые самые скачки, скачки р-р-р. Ух ты! Тресь! Туча, черная, с искрами. Молнии костлявыми пальцами корявыми гнутся, скрипят, ломаются, трещат. Дым идет. Землю, как половик, трясут. Туча нашла, темно, а дождя нет. Искры сыпятся. Молния, как камнем ударили по камню. Ясно запахло дождем, водой. Я люблю, когда пахнет водой. Руки крюки за горло хвать! Сикнул!  

Молнии вылетели отовсюду. Ухает все, гремит, дрожит, стекает, льется, хлещет, свищет. Ух ты! Струи такие, гляди ссадят кожу на голове. Льет вода, плескает, вода, сюда на меня плескай, плескай, плескай, еще полей на меня. Пахнет землей, камнем, травой, водой. Я люблю, когда пахнет водой. Будто молнии в железном ведре полощут. Ветер поет тихонечко, скребет, тенькает. Сера сгорела, чад горит, дым идет. По воздуху волны белые с барашками бегут. Березы шумят, кланяются, кланяются, пляшут. Машут березами! Как морское сражение, камни летают. Уронили камень под воду под воду потопили. Ух ты! То то. Брызг! Потоп! Земля колесом вертится.  

Скисло, прогоркло! Ушла из под ног земля незаметно. Камни смеются. Гремит, дрожит, стенает, льется, плюхается, рычит, хлещет. Все купаются.  

Саша. Обрывали трубки в телефонных автоматах, позвонили в милицию, раскачали телефонную будку, а она тяжелая и понес, бегом.  

Саша за столом, прошел и сел к столу.  

Юля сидит на кровати, изо всех сил уперев сжатые кулаки в колени, сильнее вдавливает кулаки в колени, поднимается на носочки, изо всех сил вдавливает колени в кулаки. Пальцы, как будто что-то лихорадочно ощупывали, отбрасывали, искали наощупь, быстро барабанили в ожидании, как будто перелистывали и тут же начинали разминать, разглядывать.  

Мама Юли лежит на своей постели на спине, с открытыми глазами. На ней аккуратное, добротное серое платье из шерсти, гладкие шелковые чулки телесного цвета и носки из некрашеной верблюжьей шерсти. Карман платья вывернут, в подкладке дырочка с мизинец.  

Мама. «Наш Лизочек так уж мал,  

Так уж мал.  

Что из крыльев комаришки  

Сделал он себе манишки  

И в крахмал. И в крахмал. »  

Юля. Как будто в вестибюле метро, круглом, только вместо стен органные трубы и они играют, звучат и дышат, в середине вестибюля эскалаторная шахта, я влетаю туда по стенам те же органные трубы, тот же непереносимый звук, гудение, рев, рез, я чувствую, что превратился в песчинку, пылинку и такой мелочью лечу вниз и потом меня швыряет по трубам я влетаю в трубу лечу по трубе и меня швыряет из одной трубы в другую, тебя давит со всех сторон, ты понимаешь, что этой громады тебе не вынести, что она раздавит тебя только своим видом, тем, что она есть! Лечу быстрее и озноб колотит и из этих труб из щелей лезет свист, рев и я понимаю, что это никогда не кончится, что выхода отсюда нет! Звук еще сильнее рев, рык, пение, красивый грандиозный хор! Но потом ты начинаешь расти и расти вмешиваться и делать распоряжения о том как и что нужно сделать и тебе нужно все успеть, ничего не пропустить, любую мелочь, это самое важное, все больше команд ты должен отдать, принять решений, говоришь все быстрее быстрее, и наконец слышишь свист, но ты не свистишь, ты в самом деле говоришь, но твоя речь несется с такой скоростью, что похожа на свист! Свет зажгите кто-нибудь!!! Весь, весь!!!  

Протягивает руку, показать что-то, хвать Диму за нос. И держит. Отпускает.  

Юля. Я нечаянно!  

Пальцы унизаны перстнями, кольцами разного вида всех мастей, грызет их, выгрызает камушек, вдруг хруст. Хватается за щеку.  

Саша. Если бы я был президент, я бы так сделал: «Ты кто? Узбекистан, сука? Расстрелять. А ты кто? Таджикистан, сука? Растрелять». Везде бы чекистов поставил в кожаных пальто и круглых шляпах. А если шляп не хватит из Франции выписать, четыреста тысяч штук. Я коммунист. Саша встал точно за Диминой спиной, подвинул стул, сел точно позади Димы, погодя встал постоял и опять сел, отошел всторону, сел, встал и стал расхаживать.  

Дима быстро подошел к столу. Налил в рюмку чай ( на палец ), долил воду. Быстро вернулся, сел на свой стул ( на уголок ), подложив под себя ногу. Отпил глоточек.  

Дима. Один богатый йомен нанял для своего малолетнего ребенка девушку из города. Однажды девушка и младенец, которого та возила в колясочке отправились гулять в поле. И вдруг девушка увидела, что с дальнего конца поля к ним несется молодой бык. Девушка торопливо покатила коляску к дому. Бык приближался. Он был уже близко, то казалось еще далеко и страшно топотал. Девушка побежала с коляской. Ребенок громко заплакал. Бык был уже рядом, он скакал галопом и ревел, что есть сил, а до дома было еще очень неблизко. Девушка схватила ребенка на руки и бросилась бежать. ( Дима отпил глоточек )  

Еле живая, без сил добралась она до дома. Добрые йомены очень смеялись и один из них говорил: «Послушайте, а может быть это был вовсе не бык, а корова? » «Ах! » – отвечала бедная девушка – « мне было не до того».  

Саша. У меня отец находил вечером в салоне мешки с разрубленными человеческими телами, ну знаешь, как в депо идет, так достает их из под сиденья и швыряет, швыряет.  

Юля. В некий город Италии времен Венецианской республики пришел юноша, по костюму, впрочем очень неплохому, камзол его был обшит бахромой, с тяжелыми малиновыми кистями и остроконечной шляпе с круглыми полями его можно было принять за человека свободной профессии, странствующего ученика цирюльника или аптекаря! Он увидел, как на носилках пронесли некоего юношу, необычайно прекрасного ( то ли монах, то ли святого но в глубоком трауре, но главное в чрезвычайном необыкновенном горе! ) ( Встретился с ним нос к носу в темном переулке! ) Молодой человек совершенно потерял голову и весь смысл его жизни сделался в том, чтобы сопровождать этого юношу на край света! Он бросился к проходившей тут же страшной, гадкой старухе! Старуха охотно, с неожиданной быстрой охотой, казалось она только этого и ждала ( глаза у нее загорелись, еще прежде чем молодой человек к ней подошел, он понял, замирая от ужаса, что эта старуха была сводня! ) быстро тайком повела его в некий сумеречный запустелый дом! Они оказались в низкой и небольшой комнате без окон со стенами из темного дуба! В тесной, пыльной и неуютной комнате не было никакой мебели, кроме большой и пыльной старинной, с резьбой, дубовой лавки! Девушка блондинка с темными сильными страстями! Сняла траур, смеется и говорит, что теперь они наконец могут обвенчаться и быть счастливы ( и она уже давно наняла эту старуху, чтобы следить за ним и заманить его! ) и сейчас же отправятся в ее богатый роскошный первый дом в Венеции, а старый хмурый отец ее умер и не сможет помешать! Он сидит, ничего не говорит! «Она темная и светлая! » – думает! «Тогда уходи! » Он не пошевелился! «Тогда я уйду! ». Но не ушла, а зарезала его кинжалом! Кровь его хлестнула ей в глаза! Он сидел там с кровавой раной в груди и кровь не шла, и он был точно в серебряной одежде, точно сам из серебра, и он был принц! Убив его, она это поняла! Карета проехала здесь между столом и стулом! ( Саша ставит между столом и стулом ногу ) Черная карета с желтыми фонарями вшлепалась в грязь, доска в полу подломилась и карета вшлепалась в грязь а по доскам стала растекаться болотная тина!  

Юля бегает по кругу, порхает рука, подбегает к телефону ( телефон на полочке у стены в прихожей )  

Юля. Алле!!! Алле!!! Вам звонят!  

Юля идет с кулаком, несет кулак, в Диму попала.  

Юля. Я нечаянно! ( смеется басом )  

Принесла слона и хоботом Диме в рукав. И прыгнул слон Диме на грудь. Съехал с горки ( вот какой я молодец )  

Дима. Рассказ театрального сторожа по имени Ансар. В одиннадцать часов вечера звонит дежурному его начальник, комендант Татьяна Николаевна и говорит: «Ансар, надо что-то делать с шестой квартирой, в шестой квартире дверь не запирается и там аферисты ночуют, забей ты эту квартиру какой-нибудь дощечкой». «Хорошо» – отвечает Ансар. Взял дощечку, пошел и прибил ее к двери. Шум стоял большой, говорит, соседи из квартир выбежали, «В чем дело? » – спрашивают. Через час-полтора приходит директор театра. «Ансар» – говорит – я хотел бы посмотреть шестую квартиру». «Хорошо» – отвечает Ансар. Пошли, дощечку сняли. В квартире темно, пусто, грязно. С потолка доски свисают, сыпется что-то. Стекла местами выбиты. Холодно. Мышами пахнет. Жутковато. «Ансар» – говорит директор театра – «это очень подозрительная квартира. Говорят, здесь чеченцы по ночам собираются, воры, бомжи, убийцы. Не мог бы ты здесь переночевать? » «Нет» – говорит Ансар – пожалуй, не могу». «А почему? » – спрашивает директор. «Лучше уж я эту квартиру здоровой хорошей доской забью». «Хорошо» – говорит директор театра – «только забивай как следует, крепко». Взял Ансар большую доску, гвозди сотку и стал по двери стучать. Соседи все повыбегали. «Ты что делаешь? » – кричат. «Вот» – говорит Ансар – «директор театра велел мне дверь забить». А директор отошел всторону, стоит и смотрит.  

Директор подошел и говорит: «Ансар, так нельзя, ты испортишь дверь». «Ну а как же, ведь дверь толстая и доска тяжелая, как же ее прибить? » «Как хочешь Ансар, я не знаю как, но дверь портить нельзя». «Ну, тогда я не буду прибивать, я не знаю как». И собрался уходить. «Ансар, что ты делаешь? » – директор говорит. «Ухожу»- отвечает Ансар. «Нет, Ансар, так нельзя, эту квартиру нельзя так оставлять». «Но вы же говорите, что ее нельзя забить? » «Ансар, а не мог бы ты в этой квартире переночевать? » «Нет» – говорит Ансар – «не могу». «Я тебе дам десять рублей». «Нет» – говорит Ансар – «не могу». «Ансар» – говорит директор – «а нет ли у тебя девушки? » «Есть» – говорит Ансар – «а что? » «Не могла бы она в этой квартире переночевать? Я тебе дам десять рублей». «Она очень далеко живет, не успеет приехать» – Ансар говорит. «Ансар» – говорит директор – «а родственники у тебя есть? » «У меня только бабушка, но она очень старенькая». «Ансар» – говорит директор – « а не могла бы она в этой квартире переночевать. Я тебе дам десять рублей». «Она очень далеко живет» – говорит Ансар. «Ансар» – говорит директор – «а у тебя только одна девушка? » «Нет» – говорит Ансар – «но она очень далеко живет». «Я тебе дам десять рублей». «Очень далеко» – говорит Ансар – «она сейчас уехала из Москвы». «Ну хорошо, Ансар, а ты что-нибудь можешь придумать? » «Нет» – говорит Ансар – «не могу». «Ну хорошо, Ансар, забивай дверь» – говорит директор. Соседи поругались, покричали и ушли. Ансар дверь забил. Директор подошел, подергал. «Да» – говорит – «очень хорошо. Ты знаешь, прибей еще одну такую доску». «Хорошо» – говорит Ансар – «только где бы ее взять? » «А ты поищи» – директор говорит. Ансар пошел, принес доску. Директор взял ее, подержал на руках. «Нет» – говорит – «это недостаточно тяжелая. Ищи другую». А времени уже второй час ночи. Директор посмотрел на часы: «Ты знаешь, Ансар, уже второй час ночи. Ищи скорее». Ансар ушел искать, возвращается:»Нет» – говорит – «не нашел». «Ансар» – говорит директор – «а может быть в этой квартире посмотреть? » «В какой квартире? » – Ансар говорит. «А вот в этой» – говорит директор – «которую ты сейчас забил». «А» – говорит Ансар – «хорошо». И стал доску отдирать. Снял доску. «Ну» – говорит директор – «иди ищи скорее». Ансар пошел, а там темно, так, спотыкаясь, кое-как пошел. «Ансар» – кричит директор – «что-нибудь видишь? » «Нет» – кричит Ансар – «здесь темно». «Давай я тебе пошире дверь открою» – а сам встал в дверях и свет загородил. «Нет» – кричит Ансар – «мне уже от двери не видно». «Хорошо» – кричит директор – «ищи скорее, я беспокоюсь! » Тут Ансар споткнулся о доску. «Что случилось? » – кричит директор. «Тут доска» – Ансар говорит. «Брось ее, иди сюда. Хватит нам одной доски. Брось все, иди сюда, я беспокоюсь! » Тут выходит Ансар с целым бревном. «О» – говорит директор – «хорошая доска, прибивай ее». Стал Ансар бревно к двери прибивать. Грохот. Соседи выскочили. «Ты что делаешь» – кричат. «Ты что, с ума сошел – второй час ночи! » «Да вот, директор театра мне велел дверь забить». А директор отошел всторону, стоит и смотрит. Соседи разошлись. «Ну, хорошо» – говорит директор – «теперь прибивай вторую». Ансар устал и стал колошматить изо всех сил. Грохот. Соседи выскочили. «Ты что нас за дурачков считаешь? » «Директор театра» – говорит Ансар – «мне велел дверь забить». «Мы сейчас милицию вызовем, вместе с вашим директором. Жулики! Бандиты. Безобразие развели среди ночи. Убирайся отсюда, чтобы тебя не видели! » А директор стоит и смотрит. «Где это видано среди ночи все время одну и ту же дверь забивать! » Наконец все угомонились. Ансар ушел к себе в комнату.  

Через полчаса приходит директор театра, а за ним крадется главный режиссер, бородатый, в ватнике и с топором. «Ансар» – говорит директор – «мы хотим посмотреть квартиру. Открой пожалуйста. Пошли они к квартире. Ансар стал доски отрывать. «Он испортит дверь» – говорит главный режиссер. «Я ему говорил» – отвечает директор. «Посмотри, что он делает, так же нельзя» «Да, я знаю» – говорит директор. «Неужели нельзя попросить его быть осторожнее» – говорит главный режиссер. «Ансар, осторожнее! » – говорит директор. Ансар открыл дверь. «Ансар, посмотри что там» – говорит директор. Ансар заглянул в квартиру. «Ну, что там? » – спрашивает директор. «Да вроде все в порядке» – говорит Ансар. «Эту квартиру нельзя так оставлять» – говорит главный режиссер. «Да» – говорит директор – «я тоже так думаю. Ансар, посмотри, что там? » Ансар заглянул в квартиру. «Да вроде все в порядке» – говорит Ансар. «Я сам пойду посмотрю» – говорит главный режиссер. «Я с тобой» – говорит директор. «Ты знаешь, я очень беспокоюсь» – говорит главный режиссер. «Да, я тоже очень беспокоюсь» – говорит директор. «Ты директор, что ты предлагаешь? » – спрашивает главный режиссер. «Не знаю, может быть забить эту квартиру досками? Только на эту ночь». «Не знаю, я очень беспокоюсь» – говорит главный режиссер. «Я тоже очень беспокоюсь» – говорит директор – «может быть, забить дверь досками, больше мы сейчас просто ничего не сможем сделать». «Ты директор, почему я должен за тебя решать? » Директор молчит. «Ты директор, почему я должен за тебя решать, объясни мне? » «Не беспокойся, я все сделаю» – говорит директор. «Что ты сделаешь? » «До утра мы забьем квартиру досками, а с завтрашнего утра установим здесь охрану». «Не знаю что делать... Я могу на тебя положиться? » «Да» – говорит директор. «Я могу тебе доверять? » «Да» – говорит директор. «Ты уверен в том, что ты делаешь? » «Да» – говорит директор. «Хорошо, я на тебя полагаюсь. Не знаю что делать. Может быть, забить эту квартиру досками? » «Даже не знаю как быть» – говорит директор. «Хорошо» – говорит главный режиссер – «давай сделаем так, до утра забей квартиру досками, а с завтрашнего дня установим здесь охрану». «Да, я думаю так можно сделать» – говорит директор. «Что значит, ты думаешь? » – спрашивает главный режиссер. «Я сделаю, как ты говоришь» – отвечает директор. «Хорошо» – говорит главный режиссер – «Только пожалуйста, делай это при мне. Пойми, что я очень беспокоюсь». «Я тоже очень беспокоюсь» – говорит директор. «Который сейчас час? » – спрашивает главный режиссер. «Уже очень поздно, не беспокойся, иди спать». «Я не смогу спать». «Пожалуйста, не беспокойся, иди спать, уже очень поздно». «Нет, я должен все увидеть сам». «Хорошо» – говорит директор – «Ансар, забивай дверь! » Ансар стал забивать дверь. Выбежали соседи и закричали: «Ты за что же издеваешься над нами? Да где же это видано! Нету у тебя, наверное, ни отца ни матери». «Директор театра вместе с главным режиссером» – отвечает Ансар чуть не плача – «велели мне эту дверь забить». «Я должен с тобой еще кое о чем поговорить» – говорит главный режиссер. «Да, я тоже хотел с тобой поговорить» – отвечает директор. Директор с главным режиссером потихоньку ушли. «До каких пор ты будешь ее забивать» – кричат соседи – «смотри, утро уже. Нет на вас ни стыда ни совести. Прямо обалдуи какие-то! »  

Ансар забил дверь и пошел к себе в комнатушку. И решил, прежде чем спать лечь, выпить чаю. Только чайник вскипел, по потолку стали топать, прыгать, плясать, грохотать. А квартира, которую он забил, была как раз над ним. Ансар выскочил, схватил топор, побежал к квартире, смотрит – дверь приоткрыта на щелку, в квартире темно и из квартиры всхлипы, шорохи, шепоты, вздохи. Ансар спустился вниз, запер дверь на все замки, к двери придвинул шкаф, а сам пошел в дальнюю комнату, заперся и лег спать, а рядом положил топор. Утром звонит директор, Ансар ему расказывает, так и так.  

Через два часа грохот в дверь. Ансар спрашивает: «Кто там? » Грохот еще сильней. Ансар спрашивает: «Кто там? » Грохот еще больше. Ансар слышит, вроде бы начали совещаться, какие-то послышались шаги, то ли уходят, то ли еще больше набираются. Вдруг как загрохочут в дверь! Ансар схватил топор и побежал спасаться ( окно было на первом этаже ), открыл окно и видит в окно лезет директор театра и кричит: «Ансар, открой дверь! » Ансар побежал открывать. «Стой! Стой, ты куда! » – кричит директор – «Стой, дай руку, ты что не видишь, я сейчас свалюсь». Ансар директора кое-как втянул, директор говорит: «Стой тут», а сам пошел открывать. «Ансар» – говорит – «я не могу открыть». А тут как загрохочут. «Ансар» – говорит директор – «лезь в окно, беги к ним и скажи, что я не могу открыть». А сам стал кричать в дверь: «Это я! Я здесь! Я здесь! Я не могу открыть дверь, кто-нибудь знает как открыть дверь? » Тут как загрохочут. Ансар полез в окно. Слышит, главный режиссер кричит: «Я здесь! Открой дверь! » Директор кричит: «Я не могу открыть! » Слышит, режиссер кричит издалека: «Я тебя слышу! Почему ты не открываешь? » Директор кричит: «Я не могу открыть замок. Здесь кодовый замок. Я не знаю код! » Тут как загрохочут в дверь. Слышит, режиссер кричит: «Почему ты не открываешь? » Тут к ним прибежал Ансар и говорит: «Там директор. Он не может открыть кодовый замок. Он не знает кода». «Кто-нибудь знает код» – спрашивает главный режиссер. «Ты не знаешь код? » – кричит главный режиссер в дверь. В ответ ничего не слышно. «Я все понял» – говорит главный режисер – «он просто не знает код». Все стали совещаться. «Вспомни! » – кричит главный режиссер директору – «вспомни код. Сколько раз я тебе говорил, что надо записывать. Вспомни код. Немедленно вспомни! » «Я знаю код» – говорит Ансар. «Хорошо» – говорит главный режиссер. «Слушай» – кричит главный режиссер – «сейчас я буду говорить тебе код, ты будешь его набирать и откроешь дверь. Не торопись, слушай внимательно. Приготовься. Ты готов? » Ничего не слышно. «Ну, хорошо» – говорит главный режиссер Ансару – «говори». Ансар стал кричать: «Семь! » «Я не глухой» – говорит главный режиссер – «говори нормально». Ансар говорит: «Семь». «Семь! » – кричит главный режиссер – «Семь! Ты слышишь? Первая цифра – семь! » В ответ ничего не слышно. «Ну, хорошо» – говорит главный режиссер – «говори дальше». Ансар говорит: «Восемь». «Восемь» – кричит главный режиссер – «Ты слышишь? Во-семь. Во-семь. Восемь! Восемь! » «Хорошо» – говорит главный режисер – «говори дальше». «Девять» -говорит Ансар. «Девять! » – кричит главный режисер – «Ты слышишь? Девять! » «Ц» – говорит Ансар. «Це» – кричит главный режиссер. «То есть не Ц а С» – говорит Ансар. «Це» – кричит главный режиссер, только не Це, а эС, это латинская буква, не Це, а эС, С, а не Це. Це! Це! » Тут замок запищал и открылся и в театр вощла милиция и все сотрудники театра, включая работников бухгалтерии. «Ну, что случилось» – спрашивает главный режиссер у директора. «Ансар, расскажи, что случилось» – говорит директор. Ансар рассказал. «Это я знаю. » – говорит главный режиссер – «Хорошо. Пусть остается здесь. Мы сами все посмотрим. » «Ансар, оставайся здесь – мы сами все посмотрим. » «Он ничего там не трогал? » – спрашивает главный режиссер. «Ансар, ты ничего там не трогал? » – спрашивает директор. «Нет, ничего» – говорит Ансар – «я сразу ушел. » «Хорошо, идем» – говорит главный режиссер – «а он пусть остается здесь и ждет. Ты будешь мне за него отвечать». «Ансар, оставайся здлесь и никого не впускай» – говорит директор. Главный режиссер, директор театра, милиция и все сотрудники театра, включая работников бухгалтерии поднялись в квартиру и видят: дверь в квартиру открыта. Они зашли, а там две бабушки. «Вы что тут делаете? » – спрашивает у бабушек милиция. «А мы смотрим» – говорят бабушки – «как же так, дверь в квартиру открыта, а в квартире нет никого? »  

Саша. Заманчиво говоришь. Хитрые углы. Соседка у меня на даче, у нее мужик восемь лет нигде не работает, лысый такой, ага. И чего-то я к ней пристал, ну, бухой был и спрашиваю: «Чего твой лысый *** нигде не работает? » Так к ней приебался. А она меня палкой по локтю как жахнет, меня прямо ожгло, сука. Я сразу успокоился. И головой в забор влетел. Сразу успокоился. И спать пошел. Больше мне ничего не надо. Палка на куски разлетелась, я куски подобрал и давай ее бить, хлестать, соседку, ага, бил, бил, она орет: «Милиция! », я говорю: «Какая милиция, один бардак кругом». Коты орут все так и котенок еще один, голодные, жрать просят, я тушенку купил, на ней корова, корова нарисована и им все скормил. С рогами такими корова. С картошкой перемешал и масла, вот этого сливочного положил, половину им, половину себе, половину им все скормил. Что ж, жалко, орут так, на меня, все на меня орут, сука. Коты. Собаки голодные по лесам бегают. Одна собака голодная, тоже, овчарка, щенок, никто не кормит. И его накормил. А что делать? А! Мать его задавило на шоссе, сука, тоже собака была, овчарка.  

Дима подпрыгнул на одной ноге соскочил со стула, прошелся по комнате, опустив голову, заложив руки за спину. И Саша расхаживает, как трактор. Юля идет, ей стул мешает пройти, поставила стул на пути у Димы.  

Юля. Так мне лучше нравится!  

Дима бочком протиснулся. Опершись на руку взлетел на уголок стула подложив под себя ногу.  

Мама. Подождем с ремонтом. Вот выберут новое правительство...  

Юля курит, резко вскидывая голову, далеко отбрасывает вверх руку с сигаретой в другую сторону, резко бросается оборачивается губами, с дрожью в губах к сигарете, затягивается взахлеб, резко отворачивается вскидывает голову залпом выдыхая струю дыма вертикально вверх, далеко отбрасывая вверх руку с сигаретой в другую сторону. Согнув в локте, опускает руку, как будто неловко обнимает бочку перед собой, нервно и часто постукивает по сигарете ногтем, пальцем, трясет сигарету, как будто за плечо, во что бы то ни стало хочет разбудить, непрерывно, ненадолго переставая. Дима достал из кармана короткую бумажку, свернул трубочку и «курит» так же.  

Саша. Ты онанист, что ли? Дуньку кулакова погонять. А? Ага.  

Мама. Зима. Крестьянин торжествуя на дровнях объявляет путь.  

Юля. Обновляет!!!  

Мама. А я хочу объявляет. На дровнях объявляет путь. Во сколько погоду то теперь скажут? На завтра что нам пообещают? Телевизор, да ну его, он орет...  

Юля хмурится, грозно, свирепо, не может не улыбаться, как суп выкипает. Открывает рот и будто выдыхает пар в холодный воздух, мелкими толчками, что-то внутри билось, немедленно копилось и выплескивалось, чтобы тут же накопилось еще больше. Сидит нога на ногу, сандалия висит на носке, курит, возбужденно говорит, отгоняет слова рукой, вытянутой, прочь, прочь, уходи, даже не вздумай, ерунда, ерунда, вздор, курит, закашлялась, рассмеялась крупным хохотом, откинулась назад, все, все, груша, груша. Стол, кровать, диван, подушка, скатерть, кресло, раскладушка. Ап-чхи. Курит, захлебываясь дымом, удушье, извивается, откидывается назад, хохочет. Поддает ногой мяч, который подкатился, мяч укатывается и снова прикатывается. Еще раз. Покатывает ногой мяч.  

Юля. Был злой парторг! Лицо темное, старое, зловещее, брови грозные, а глаза как два удава! Он деревенского агронома, который не выполнил план по пшенице ругал-ругал, ругал-ругал, обхватил голову руками, голову опустил, смотрит в стол! Агроном пошел к креслу парторга, медленно, сел за его стол и стал открывать ящик стола! Парторг молчит, смотрит в стол! Агроном тянет ящик, руки у него трясутся! Он знал, что в ящике всегда лежит тяжелый пистолет! Агроном открыл ящик, в нем ничего нет! Парторг смотрит в стол говорит! : «Понял?! Теперь иди! Но смотри, ежели еще раз!.. » Молчит! Говорит! : «Пляс в селе! Пойду туда! » Агроном молчит, боится пошевелиться! Парторг встал! Пошел! На улицу! На улице ледяные струи! За ними Черная тишина! Лицо изверга! Глаза как сумасшедшие звезды!  

Дима. Маэстро Лучано Паваротти возвращался с одного из европейских концертов поездом. Поклонники, цветы, он прошел в свое купе и не снимая фрака бросился в постель, укутался с головой одеялом и уснул. Поздно ночью, господин, потерявший свое купе, зашел в купе Паваротти, и собираясь ложиться, откинул одеяло и сел на его постель. Паваротти в полный голос запел арию Фигаро из оперы «Севильский цирюльник». «О, маэстро» – сказал господин вскочив – «извините меня», и укрыл Паваротти одеялом. Маэстро закрыл глаза, повернулся на правый бок и тотчас уснул.  

Саша. Ты какую бабу любишь – белую? Белая баба.  

Юля. Это блондинка имеется в виду!  

Саша. Белая баба.  

Юля. Цветная!  

Саша. Еда хочется. Я люблю женские попки. Жопки. Есть две девчонки: одна прибита, а другая пришита. Что делать? Одну отодрать, другую отпороть.  

Мама. Я ей говорю: «У тебя моя табуретка». А она приходит и говорит: «Вот твоя табуретка». Я ей говорю: «Нет. Нет, девочка». Я ей говорю: «Милая, я тебе другую табуретку давала. Здраствуй, милая моя». Так и все: ты ему деньги послал, а он тебе фигушки прислал. В помойку превратили, Москва стала грязная, прекратится наверное жизнь на Земле, будет она как Луна, или какие-то еще планеты болтаться в воздухе. Ведь полиэтиленовые пакеты, задушили ведь ими, они все дно морское устилают, губим планету-то, сами и водоемы все замусорили. На квадратный метр в три раза больше населения, чем может разместиться. Какие леса сводят. Вот и рядом строят еще какой-то дом. Почему из обезьян люди не получаются, зато теперь из людей обезьяны получаются. Все раньше фильмы какие хорошие, а теперь рожи какие-то страшные, особенно не нравятся мне детские передачи, звери какие-то, люди... Сколько ж сколько всякой бяки к старости. ( Вдруг заплакала, ищет по карманам платок, под собой, в носке, достает из под подушки платок и кладет рядом с собой ) Вспомнила что-то. О чем, коза плачешь, на трех ногах скачешь? Солнце красным каким шарОм вниз садится. Подол платья подшивала на коленке, шила, шила, к штанам пришила, теперь отпарывать. Я уже неделю собираюсь чулок себе зашить, все думаю завтра или стану пальто надевать – смотрю дырка, надо зашить, приду забуду устану, лягу и ничего не хочется делать. Подушечки на пальцах болят, как будто по стерне ходила. Солько слезами не захлебывайся, а все равно последний вздох сделаешь. Песня вся песня вся песня кончилася, мужик бабу по затылку, баба скорчилася. Не поймешь, затянули в голове какой-то винтик, тыр-тыр – и затянулся. Я стала чоканутая. Постирушку сделаю, постирушку замочила раскрою окошко прилягу отдохну поплачу. Сяду поближе к солнушку. Я по травушке побегу, по тропиночке побегу улечу в окошко с гусями-лебедями к солнышку. Ты не плачь, а садись к окну поближе к солнышку. Мама чудная, некрасивая, мама добрая, мама глупая. А за окном у нас забор строится, скоро до неба построится и ничего видно не будет, один забор.  

Саша. Ты чего там бубнишь, ты мне книгу создай.  

Мама. Стою в комнате, слышу рядом что-то шлепнулось, фланель или какая-то мягкая тряпочка. Сижу одна и грустно-грустно станет как будто изнутри кто-то клюет, щиплется, теребит, щекочет губы, глаза и холодно, замерзла. На улице жарко, а мне холодно. Сижу одна, чайник кипит и мухи прыгают. Сижу, сижу чайник весь и выкипит. Уже два чайника сожгла, чуть беды не сделала. Все ногти цепляются, я их стригу, а они цепляются, плохие ногти стали совсем облезлые, колтун волос съела, а то придумаю, что у меня внутри банка с солеными огурцами и тяжело так и огурчика хочется и банка-то думаю пыльная, давно стоит и крышка заржавела, а огурцы в ней такие, толстые, как сомы, а огурцы-то все бултЫхаются, бултЫхаются и заплачу а то все хочется ко-ко-ко петухом кричать ку-ка-реку!  

Саша. Грибов тебе принесу банку.  

Мама. Только чтобы сок был прозрачный.  

Саша. Все будет прозрачное, и сок будет прозрачный и моча будет прозрачная.  

Мама. А то возьмешь гриб, а за ним сопля потянется.  

Саша. А может, это у грибов насморк?  

Юля. Над шкафом небо, на шкафу улица Горького, универмаги, перед ими деревья растут, приехали рабочие и деревья спилили!  

Саша сидит на краешке стула, спина прямая, одна рука сжата в кулак, руки все время в движении, импульсивные руки, какого-то дела себе ищут, без дела на могут сидеть, на месте не могут сидеть.  

Саша. Папашу я зарезал, мамашу я убил, сестренке гимназистке полсиськи откусил.  

Мама. Соседка колбасу купила, полукопченую, дала собаке, пуделю, а он жрать не стал. А я купила колбасу чайную, а она на второй день стала скользкая, соплей покрылась, так я ему дала, он съел и еще просит, так я говорю: «Твоя колбаса, наверно, человечья была». Свои кудри я оставил у приемной у дверей. Козел Мишка, спинка ровная, шкура, как у медведя, шерсть такая интересная. Вот он и кричит, хулиган.  

Саша. Кто кричит?  

Мама. «Мишка, Натуська идет! » Тот бодать. А тот и радуется, катается в снегу, кувыркается. А та бежать. А тот бодать. А та бежать, напугалась. Так и забодал бы совсем. А Гришка радуется, хулиган. Вот и зарезали этого козла, надоел. Жильца пустила, а он денег не плотит и по телефону наговорил, хамистый попался, а вот тебе подарку, гостинцу. Сутяга, сутяжный, сутяжник. А ну пошел на место. Сама схлопочешь. Ах ты такая-сякая. Да ах ты такая-сякая сама.  

Саша. Что за шум, а драки нет?  

Мама. Да это я так, между собой.  

Саша. Нормально.  

Мама. Заберут меня в солдаты,  

А жену мою куда?  

Среди поля есть колодец,  

С головой ее туда!  

Была старая свинья – не ходила никуда днем со двора. Ночь пришла – свинья со двора сошла. Здраствуй, милая жена, супоросая свинья. Старая стала – и брехать перестала. Вот хорошо. Вот ладно. Уж так рада-рада. Кому сказано говорить – капюшон – пикашон! Скорый поезд набирает путь.  

Юля. Ход!!!  

Мама. А я хочу путь. Скорый поезд набирает путь.  

Юля. Иголки с дерева взлетели и полетели стаей! Сучья, как змеи подо льдом!  

Саша. Угу.  

Юля. Темно черно-синяя фиолетовая пленка плещется в ней торчат толстые две надутые фиолетовые резиновые перчатки!  

Саша. Это опять загадочный вопрос.  

Юля. Потолок опускается, опускается, бежит ровно над головой, убегает вперед белый, оштукатуренный и не кончается в зеркале черный кот, идет и идет, как черный лимузин!  

Саша. Мелималибаризация. Залибабация.  

Юля. Ты сидишь в окне, а вокруг тебя сугроб намело сидит русая коса в темнице а коса на улице!  

Саша. Овощной магазин. Я там работал. Грузчиком, сторожем, электриком. Всем работал, теперь бандитизмом занимаюсь, работаю, жена у меня там была, Луиза Антоновна Размахня, кассирша. Директор магазина, раньше послом во Франции работала, руская израильская баба. К ней послы приезжают из Франции. Да! Сыну тачку купила новую, иномарку, сын у нее дурак, поехал в Германию, тачку разбил, она сразу ему новую другую – на, пока не разобьешься совсем. Я был у нее в посольстве. Рюмки маленькие, как занозы, рюмку поймать не могу, рука у меня прыгает, ничего, один всю бутылку, попал и ***, я во Франции, выпил, рука перестала прыгать, дурь понес... Утром в магазине тряпками вениками все мутулят, мутулят. Рядом сидишь, в эти же ворота паровоз проедет. Паровоз! Паровоз, с трубой. Паровоз! Знаешь паровоз? Паровоз, углем топится. И не услышишь ничего. По радио проститутки играют. Машину воспитываю, разувает она меня. Хоть караул кричи. Разувает и все. Хоть караул кричи. Разувает меня, ботинки снимает с меня и все и хоть караул кричи. Разувает и все. Хоть караул кричи. Посылает тоже, торговать ну знаешь черножопые, азики а они посылают за себя девок, девки-торгашки, азики, водку делают для русского Ивана, возьмут бочку целую и буровят, буровят. И тащат домой полными сумками, по вечерам все начальство за стол садится икра, водка, выпивка, рыба, хуиба, икра черная. Лоток у нее в магазине, продают кресты, библии, кресты золотые, распятия, тоже ей платят, отстегивают деньги хорошие, ей платят, нормальные получает миллионы миллионов, денег куры хотят.  

Юля. Золотая поляна расстилается, бежит и на ней все золотые травы бегут и на поляне голубые красные и синие цветы летят над поляной и летит золотой ветер быстрей быстрей и показались деревья елки стройные внизу круглые, мохнатые высокие и только мелькнули на минуту верхушки и снова низы бегут и из них торчат круглые коричневые стволы, как ножки грибов подосиновиков поляна несется деревья с листьями, до самого неба стволы деревьев высокие тонкие прозрачные зелень вверху густая, светлая, как будто карандашом нарисована, припухлая, пушок на ней, как туманчик мягонький, так и поцеловать его горлышко, как воздух, как будто сахар в чае размешивается, впереди листья золотые, солнечные, светлые, легкие, густо шумят, опускаются вниз, в густом влажном синем зное солнечная, золотая, розовая, зеленая земля убегает под деревья клубится бугорками, впадинками, овражками, зарослью толстая черная коряга, а из нее растет черное дерево пучеглазое, а из него лезут ветки, как цапки, но оно засохло, как чудище за деревом поднимаются вверх, как дым клубами деревья, а еще выше над ними поднимается вверх клубами голубое небо в белых кудрях листья деревьев, как будто птичья стая галдит и зелень сгустилась клубом, тучей, хвостом, хворостом зелень густая, влажная, зеленая, темная, как чаща огромная зеленая непроглядная, как водопад падает и кружится свежая влага голубой дым падает в ручей, как одеяло все кругом пятнистое и прозрачное, как золотая шкурка и весь лес как будто пьет солнце тихо льется и шумит в деревьях и везде замолчал дым синь, и за деревьями тоже поляна и поляна разворачивается и насется а деревья набегают перебегают, пробегают, изворачиваются и из за них выдувает голубой дым и ели все темней а поляна все золотей так царапает золотыми прутьями в кровь и почти врезался в дуб, но дуб отскочил всторону и опять побежала, а встороне потекла река ручей, горло ручья и вдруг поляна стала зеленой а потом голубой и подул ветер и брызнуло что-то и вдруг выскакал олень, спина прогнулась, на ней тень лежит, как бутылка, голова как колено глаз в него упал, как зерно, глаз обведен черным как черной жилкой, глаз, как черный хлеб, нога согнута в колене споткнулся ушиб на колено, нога к телу жирная, могучая, а к копытцу тонкая сильная, убойная, колено гудит, вокруг оленя струи свищут, как змеи верхняя часть ноги похожа на лошадиную голову, и понесся серый, огромный в белых брызгах пены в коричневой шкуре мохнатый с мохнатой губой и как вылетит его прямое копыто далеко, как будто олень за ним не поспевает и олень несется! Золотой олень с сырым глазом, за ним летит голубое и золотое облако, на голубой поляне!  

Мама. Мафия подъехала, в четвертом подъезде живет, на втором этаже.  

Дима, заложив руки за спину, опустив голову, расхаживает по комнате. Чуть склонил голову на плечо, замер, прислушался.  

Юля сидит, вытянув руки строго, по деловому, как «давайте все обсудим», покатывает ногой мяч.  

Юля. Я хочу быть капиталисткой!  

Саша. Дойче Юлька.  

Юля. Так! Вам нужны финансы?! Пожалуйста, не получите! ( как коршун, вцепившись скрюченными пальцами в Димину куртку, стараясь захватить побольше, мнет ее, тяжело дыша ) Мои деньги!  

Саша (одобрительно кивает). С денюжкой повозиться любит.  

Юля (вызывающе). Хватит беднеть! Пора богатеть!!!  

Саша. Набрал гондонов целый ящик, три бутылки спирта разных запахов, ну да, шарики надувать и пускать, я б таким отрывал руки и ноги и бросал с пятого этажа.  

Мама. Девок с одиннадцатого этажа бросают.  

Саша. Как бросают?  

Мама. Как ветошь. Ты лучше скажи когда повестка тебе придет?  

Саша. Какая посвестка?  

Мама. В парикмахерскую. А почему у тебя уши холодные. Как у брехуна. Сашочек! Сашулька! Сашок а Сашок. Дай-ка я тебя за уши потяну как следует. Давно уши тебе не драли, а? Давно уши не драли? Дай-ка я тебе уши надеру как следует? А я тоже поцеловаться хочу, с таким молоденьким. Не все одной Юльке целоваться.  

Саша. Юльке можно.  

Мама. Я поиграть хочу. Когда тебя в армию заберут? Я тебя ждать буду. А Юлька ждать не будет, вертихвостка.  

Саша. Я уже служил.  

Мама. А ты еще послужи.  

Саша. Нет уж, хватит.  

Мама. В армию пойдешь, там изнасилуют под кустом. Ничего, один раз не страшно. ( сладко зевая ) А я тебя ждать буду. А Юлька тебя ждать не будет, вертихвостка да ты врешь все. Разве в армию таких берут? На что ты годишься. Кому ты нужен?  

Саша. Хотите, военный билет покажу.  

Мама. Ну, насмешил билет. Да я сама тебе какой хочешь билет покажу пойду в переход трамвайный билет покажу, а мне на нем печать поставят, что я в армии служила офицером. У тебя на ушах физкультуру утреннюю делать можно. Я сама генерал. У меня даже золотые погоны есть.  

Саша. Показывайте.  

Мама. Да где-то в тряпках завалились, когда стирку делала а у тебя и билета нет.  

Саша. Есть.  

Мама. А почему уши холодные? Как у брехуна?  

Юля. Не генерал, а генеральша! Вице-губернаторша!  

Мама. Ах ты заноза! Так и норовит мамульку опозорить.  

Дима слушает звуки – дверь(открыл, закрыл), часы, чайник, послушал, тихонько постучал ногтем, поскреб, вроде кто-то ползет по чайнику, самыми кончиками ногтей, пальцами, ближе прислонился, застыл, перестал ползти, ближе прислонился, слушает, взял рюмку и стал постукивать по краю чайника. Налил в рюмку чай на палец, долил воды и отпил глоточек.  

Юля. Когда из-за дома выплывает белый дым, плывет под облаками, небо облака подходят к окну стоят у окна, мне хочется!  

Проводит по двери рукой, расправляет половичок около двери, садится на половичок, прижимается к двери щекой и улыбается, быстро целует дверь, снова прижимается щекой.  

Саша. Вы чего, сто лет без переписки. Вот так всякого, кого увидит, так и начнет. Блажная. Да еще больше придуряется. За дурака тебя держит, смотри! Не остановишь теперь. Ты сиди, не стесняйся, ничего. Видишь, даже понравился. А кто девчоночке моей понравится, тот самый званый гость. Ты чего работаешь, учишься. Я работаю, бандитизмом занимаюсь, работаю. Водку пьешь? Ты не бойся, будешь в мафии, как все, рано, поздно будешь. Сиди, раз пришел. Сейчыс закусок любых, всяких на стол поставлю, хочешь? А только если пить так пить, жрать так жрать, я не жрать сюда пришел, а напиваться. Сейчас налижемся первый номер. Ты не думай, что она тебя так уж полюбила, сейчас под венец твоя бабушка придет, ее полюбит, тем более пацан.  

Может, я вам лишний, а? Скажи. Может я, лишний, лишний, а? Лишний? Юлька! Лишний? Лишний? Скажи. Лучше сейчас скажи. Ты что не знаешь как хозяйке дома честь отдать. На колени, хлопайся, смерд, холоп. Сиди, сиди, не дергайся. Ну чего с девками трепешься. Бабник ты, а? Про жизнь говори.  

Мама. Дружка дружку вы дружка дружку обманываете. Чижики, чижики. Злое семя, семя. А в глазах неправды бегают.  

Саша толкает стол, посуда трясется, падает.  

Юля. Перестань!  

Саша толкает стол.  

Саша. Еще повоюем, верно? Все будет супер ананас, кому я сказал. Кому я все сказал обо всем, тот все понял. Понял, я сказал. Тебе сколько лет? Ты мой брат. Тебе сколько лет? У тебя есть жена, я спрашиваю. А у меня есть жена. Тебе такой не видать, не мечтай, молодой, у тебя не обсохло ничего не обсохло и не высохло. Что? Ага? Видал? Что! Ты кто. Ты щенок. Ты сечешь, сечешь это сам собой в своей голове у тебя ты, щенок? Тебя за шерсть, да и в воду. Собак, а собак. Жучара! Юлька скажи он татарин. Нет, а немного похож мне кажется на татарина мне кажется, слышишь ты, татарская мать. Слышь бабка, погадай, сколько мне лет жить осталось Бабуся-Ягуся, ведьма. Дети татар все крестят? Ты, я сказал. Ты чего здесь ждешь проходи, тебе не вокзал, проходи. Ну чего, одна рюмка разобьется, чашка, не жалко? Жалко! ( Бросает чашку о пол. Вздрагивает ) Вот разбилась. Ты почему не пьешь? Пей водку, вино. ( Разбивает рюмку, вздрагивает ) Вот еще. (Бросает о пол, вздрагивает ) Вот еще. Просто напросто ты ****обол языком я тоже так умею языком болтать раз ты ****обол. Пей, а? Шел бы ты отсюда ( наливает полстакана водки ) Пей, что дают. (Юле) Будешь?  

Юля. Не-а!  

Наливает ей.  

Саша. Я сегодня радостный. Я женюсь сегодня, слышал. Я теперь на каждый день женюсь. Ты так можешь? Женатый стал, понимаешь ты, что это такое можешь? ты понимаешь? Я сегодня теперь как на небе облака стал и смотрю оттуда и смешно мне, как я зеленый лопух туда попал. Потому что я теперь другой. Иди, иди, приходи за мной, позови меня – Сашка, а мне плевать что ты там меня зовешь. Я в другом месте. Я в другом проекте целиком вот я. Губошлеп, задница. Да подожди, дай поцелую, дай стакан разобью ( Бьет, вздрагивает ) Вот получай!  

( Толкает стол, бьет посуду )  

Юля. Прекрати!  

Саша. Да ведь мы же тут все как родные стали теперь мы все стали жить, понимаешь, голова, что мы стали теперь жить. Ну, живи. Живи, губошлеп. Юлька, подожди, Юлька я у ног твоих лягу, пустую миску у тебя грызть буду, помои есть буду, ногами рыть землю бу, в ногах у тебя валяться, как собака, слышишь, я же к тебе боюсь подойти землю буду грызть выть буду, я же тебе всех собак подыму. Кому ты Саня нужен, никому ты не нужен, пустая миска ты дырявая, кость обгрызаная. А ты живи. Просто. Почему он здесь сидит. ( Саша подходит к Юле, точно она вдруг оказалась у него на пути. Юля и Саша некоторое время пристально смотрят друг другу в глаза (Саша первым, вдруг). Юля отводит взгляд. ) Ну, конечно, правильно. Он тут сидит, хорошо. Хорошо. Пусть всегда тут, мне хорошо, я сам так хочу, только чтобы не уходил. Ты гляди у меня, я и не думал. Подозрительный ты. Вот как интересно вы разговариваете, хорошо. И мне хорошо. Юлька, как же так ты. А теперь вот, я твой сын ну? Роди меня, роди. Юлечка родная родная, Родина. Меня ничего не радует в жизни. Болен я, больной. Предурок. Я, скот. А ведь я плохой. Слышишь, плохой. Я людей убиваю. Что? Понял? Тебе не репу сосать. У меня все тут сошлось. Все золотые дверцы, все. Все огни, все земли, все башни. У меня все тут сошлось, понимаешь. С ней я человек. Когда я с ней иду, я никого не боюсь. Я только тогда не боюсь, рад когда с ней иду, все на меня смотрят, мне завидуют. Саня дурак. Саня не дурак. Саня королеву с картинки выбрал. Саня Юлю выбрал, а она всех ста королев стоит. Саня, я из нее такую королеву сделаю, все будут слюни жрать. Я король. Я мастер на дела мастер на поделки все проделки, у меня будет только чики чики золотая голова, золото, золото. Юлька будет королева девочка самой татой марки. А кто это сделал – Саня. Саня мальчик. Саня мальчик не дурак. Саня мальчик первый по порядку только раз хочешь за мышиное говно замуж нет. Нет, ты скажи, хочешь? Ты, я сказал. Замужем за писуна.  

Юля. Трактор!  

Саша. Трактор, я? Скажи повтори.  

Юля. Хорошо, Сашечка, ну хорошо, мой, мой, успокойся!  

Саша. Скажи повтори. Сука.  

Юля. Все хорошо, Сашечка, хорошо ладно ну пожалуйста ладно все все!  

Саша совершенно трезвый, садится в ногах у Юли, внешней стороной ладони вытирает капельку с ее ноги ( Юля: Так! Правильно! ) Саша Юлину руку к руке, внешней стороне ладони, к щеке прижимает, гладит ее рукой себя по голове. Юля прижимает ему его ладонь к щеке, гладит по голове, ерошит его рукой волосы ( Юля: Ну, хорэ!!! ), сбрасывает сандалии, задирает ногами его рубашку (Хорэ!!! ), ласкает его ступнями (Хорэ!!! ), ласкает ступнями его лицо, он целует ее ступни, деревянными руками, руки не выворачиваются, хватает пальцы, дрожит, чуть не плачет.  

Юля. Смеяться можно после слова «лопата»?!  

Саша. Я Юлю люблю.  

Юля. Смеяться можно после слова «лопата»?!  

Саша. Я Юлю люблю.  

Юля ( ласкает его ). Ну и ступай любить в пруд!  

Саша. В пруду буду любить.  

Юля. Чмо!!! Отсосись – преступник!!!  

Юля молотит пятками по его голове, отпрыгивает в угол, садится на постели поджав и охватив руками колени, вдруг слезы покатились.  

Дима. Цветок лилии еще не распустился. Замер неподвижен на воде. Раннее утро, солнце всходит. Туман золотится солнцем и далеко видна золотая полоса осоки. Заросшая камышом и водорослями мутнозеленая протока, студенистые улитки, ослизлые раковины мокнут. Тишина. Туман поднимается от воды, покачивается на воде. Чуть плеск весла. Лягушка осторожно спустилась в воду. С тем звуком, с каким ножницы разрезают бумагу идет почерневшая, с прозеленью, обветреная, в облупившейся краске, как в чешуе, сухая шершавая лодка. В лодке девочка и мальчик. Ведут пальцами по воде. Не смотрят друг на друга. Молчат. Их пальцы покачиваются на воде. Пальцы находят цветок, оборачиваются одновременно к цветку, рывком. Лодка не движется. Их пальцы будто силятся испугаться цветка и не могут этого сделать. Пальцы теребят, ласкают, не касаясь друг друга, только цветок, только цветок, мечутся, дерутся, играют, нежат, целуют, тормошат цветок, прозрачные тонкие пальцы, нераспустившийся цветок, нежные белые лепестки, показавшиеся из густой зелени в свете утреннего солнца. Их губы касаются, соединяются в трепещущем, дрожащем медленом поцелуе. Цветок начинает шевелиться в их пальцах. Лодка движется дальше. На воде покачивается расцветший цветок лилии.  

Саша растрепанный, галстук на боку висит, как сабля, которая волочится по полу. Подходит к столу, садится мимо стула, как будто съезжает с горки, ноги разъезжаются в разные стороны, хватается за скатерть, удержаться, скатерть с посудой летит на пол. Саша сидит на полу, зажав в руке угол скатерти, вытянул руки, рычит, борется с кем-то.  

Юля. Михайло Иваныч пожаловал!!!  

Саша (вцепившись мертвой хваткой в скатерть). Сто-ять! Сто-ять! Стоя-а-а-ать! Стоять! Стоять! Сто-ять! Сто-ять! (Задирает кулак с зажатой в нем скатерью) Мы победим!  

Юля сидит в углу опустив голову в колени, поднимает голову.  

Юля. Сидящий может расположиться удобно, свесив все!  

Юля сидит на постели, опустив ноги на пол, поглаживает пальцем над коленом, как будто разминала мозоль.  

Дима сидит на стуле, раздвигал и потирал коленочки в брючках, раскачивался вперед и назад, подлизывая, облизывая, подмасливая, подслащая губы, выставил кончик языка вытянутый круглый и аккуратный.  

Саша. Не надо. Не надо мне говорить. Я коммунист.  

Мама. Ой, цветочки, цветочки. Я дурашек, дурачков люблю. Он у тебя дурашка. Бяшка, бяшка.  

Саша. Только скажи все сможет Саня мигом. Саня все принесет как Саня всемогущий чародей. Зарежу, ограблю, убью мне все равно. Только шепни. Ты только мне шепни.  

Мама. Ой какой пустячок.  

Юля кольца с пальцев снимает и надевает, как будто перебирает.  

Мама. Я балерина. Собачка. Стоит мамулька на курьих ножках.  

Саша. В два часа дня, в три часа вечера, в четверг.  

Юля сидит на постели, ест большое, длинное, с буграми желто-багровое яблоко, быстро откусывает мелкие кусочки и ожесточенно жует, не успевая проглатывать, размазывая языком по яблоку сок и с хлюпаньем всасывая.  

Мама. Я есть захотел, мне бог повелел.  

Саша. Лавашь малашь лавашь маладой. Плех плех. Ел и кушал.  

Юля. Скучно! Не хочу не хочу надоело скучно не хочу не хочу надоело не хочу надоело скучно не хочу не хочу никогда надоело скучно не хочу не хочу не хочу не хочу не хочу не хочу не хочу не хочу скучно не хочу!  

Мама. Яблоки – «Грушевка», «Терентьевка», «Бель», пока не созреют горькие, как полынь, как созреют сочные, сладкие, белые, «Апорт», «Заячье ушко», «Свиное ушко», «Коричные». Груша – «Бера», «Бергамот», такие сочные, упадет с дерева, кожура чирк чирикнет, как птенчик, прорвется, мякоть как сметана белая, тает, как снежок, от вкуса зубы заломит, как от льда, сладкая яд расшибется теметьком и сок выбежит сладкий медовый, мятный лужицей. А воздух медовый, душистый душистый. А мошки так и вьются, так и сыпятся, так и сеются, толкачики, в ветках треск стоит.  

Саша. «Слепец» – мотылек.  

Юля скорчила Диме рожу и показала огрызок. Засовывает в рот кулаки и тихонько грызет.  

Саша. Я говорю: «Ты начальник? » Я говорю – «Начальник! » Я говорю, я ему говорю я говорю. «Ты мудак! » Сидят, как барабашки. Мрак упал.  

Юля сидит, тихонько грызет кулаки.  

Саша. Начнешь книгу читать, уснешь под ней. В историю войти и все.  

Юля растянула по-буратиному губы, как будто в губу попала заноза. Водит ногами в сандалиях.  

Юля. Ноги еландаются!  

Саша. Давай пожмем друг други руки...  

Юля. Взять!!! Место!  

Спрыгивает на пол, бретельки на садалиях болтаются, задники стоптаны, падает на колени и пошла на коленях, топочет, скрежещет зубами, рычит.  

Саша сидит, сидит, вид все более отсутствующий, «исчез».  

Саша. А? Я? Где? Кто? (Узнал Юлю) Юля! Юлечка!  

Юля кулаки себе в рот, запихивает, топочет.  

Мама. Бросился горе в ноги.  

Юля все в рот себе запихивает, кулаки, локти, колени, руки, ноги.  

Мама. Дело ихо, ихое.  

Юля падает на пол как будто с пола что-то рукой слизывает и в рот.  

Мама. У меня мухи в голове. Улеглась, повалилась, завалилась. Зачем я полезла? Оговорила. Земля, как рыжая лиса.  

Юля катается, валяется по полу, ухватилась зубами, вгрызлась в пол, пол, воздух судорожно хватает и в рот, лицо, волосы, плюется, отплевывается, рычит, колотит кулаками по полу, рычит.  

Мама. Выключай эту музыку. Неинтересно. Лучше баиньку лягу.  

Юля колотит кулаками по полу, рычит.  

Мама. Наливай, все равно нехорошо.  

Юля. Хочу хочу ой, не могу, хочу!!!  

Юля бросает свои сандалии, бежит за сандалиями на четвереньках. Хватает сандалию. Сразмаху лупит себя сандалией, подошвой по лицу.  

Юля. Счас получишь у меня, счас получишь, я сказала, схлопочешь а ну пошел на место, пес! Вот так меня надо любить! Понял!!! Дурак какой!  

Юля сидит на постели, подбирая под себя складки покрывала.  

Юля. Я тебя буду звать Тяф-тяф! Тяф-тяф, поди сюда!  

Саша. Собак, а собак! Жучара.  

Юля. Придур!  

Юля. Чмошник!  

Саша. Сучонок гнойный... Погуди еще, погуди... Проказник, а проказник?  

Юля. Тошно!  

Юля. Чукча, тормоз!  

Юля. Тормоз!!!  

Саша. Ты расскажи мне мой портрет. Братан, тебе сколько лет? Не слышу. Громче ори. Мне двадцать семь. Ты мой брат. Братан, тебе сколько лет? Ты мой брат. Ты мой брат. Братан, тебе сколько лет? Мне двадцать семь.  

Юля. Чего пристал?!  

Саша. Громче ори.  

Юля. А ты тише ори!  

Саша. Пошла пьянь.  

Юля. Тормоз!  

Саша. Свет к глазам прилип.  

Саша. Врубай, вырубай!  

Юля. Пошляк!!!  

Юля(иронически). Крутой!  

Мама. Мужик репу копает, а медведь из дубровы вылезает.  

Мама. Где баран сдурит, а все я, овца, виновата.  

Мама. Говорит бирюк овце: «А что, овца, ведь на тебе тулуп то мой? »  

Мама. С тоски подохнешь. Скука.  

Юля. Мне от вас спать охота, в сон тянет!  

Юля(передразнивает Диму). Дяв, дяв, дяв, дяв, мю, мю, мю, мю, мю, мю! Я тебя буду звать Пес Тяф-тяф! Тяф-тяф, поди сюда!  

Саша. Собак, а собак? Жучара. Чего ты гавкаешь. Не гавкай. Не рыло, а личико.  

Юля. Один американец засунул в жопу палец! И думает что он заводит граммофон!  

Саша. На дудудке играть. На дудке. На дудудке. Погуди еще, погуди.  

Саша. Задрал губы, передвигает глазами, выговаривает.  

Саша. Солнце переменилось.  

Саша. Месить ахинею. Эту ваньку валять. Это надо! (Поет с завываниями) Где ты конь буланый, выйди из тумана.  

Юля. Тормоз! А вот не подеретесь! Да что я тут с вами сижу!  

Мама. Что я тут с вами сижу.  

Юля. Повторяет! Вы же дураки оба, извращенцы!  

Мама. Вы же дураки, дураки.  

Юля. Дебилы, дауны! Шпень, тормоз! Золотые санки едут по морю! Одна луна зашла, другая вышла! Когда я вру, я очень не люблю, когда не верят!  

Мама. Скучно. Скучно. Скучно.  

Саша. Бежит молочко по вымечку, а с вымечка по копытечку. Мне это собрание в *** не упиралось. Молочко бешеной коровки.  

Мама. Обманила, обманила. Мне где игрушка? Хочу играть в эту игрушку.  

Саша. Покойный просит слова.  

Мама. Па-шли, па-шли, вот я вас. Па-шли отсюда. Па-шли! Ой, я засмеяная.  

Мама. Счас молочко скипячу, будем обедать.  

Мама. Молоко пострадало, прокисло.  

Мама. Калачик, калачок.  

Мама. Она вся в голубеньких цветочках и они зацветают в три часа.  

Мама. Выпей и в Варшаву, Лида голубая.  

Мама. Чушь чуша.  

Мама. Когда зайчик проснется, тогда и начнется.  

Мама. Рыба сом с большим усом.  

Мама. Золотые на шестах пряники, с мальчишьих мангаланов кабалетики.  

Мама. Прикорнет, приснет.  

Мама. Взголцил.  

Мама. Мозг портить. Из-за угла хмыстень, шумиха, пискун.  

Мама. На воде балагта. Гам-гам собака.  

Мама. Щука на передних лапах идет, а хвост волочится.  

Мама. На горах катаются.  

Мама. Трындычиха, артистка.  

Мама. Все в елочку.  

Юля. Я дома боюсь, мне кажется. что дом живой, дом ночью спит, ворочается, скрипит, а то вообще ушел!  

Юля. Ты не человек, а мокрое мясо!  

Юля. Я Сашу не совсем боюсь, не боюсь, не страшно!  

Юля. Ой, как это ты!..  

Юля. Убью!!!  

Юля. Мала куча, да вонюча, вонючка такой!  

Юля. Я тоже так сказала, как ты!  

Юля. От тебя все мрачнеет!  

Юля. У меня волосы встают дыбом!.. в другую сторону!  

Юля. Ах ты срушка! Грах какой, тоже в этом роде!  

Юля. А ты мальчик царь?! Гнидон!  

Юля. Почему же ты меня не целуешь?!  

Юля. Саша, я тебя иногда боюсь!  

Юля. Дай, дай ему!  

Мама. Я во лесок, во лесок.  

Юля. Мальчик, а давай тебя посадируем! Саша, а давай его посадируем!  

Юля принесла окорочек, «ножку Буша», зажаренную, в масле, засунула Диме в ширинку костью наружу, вытирает о его штаны пальцы нежно, мягко, ласкательно. Дима смеется, как от щекотки, повизгивает.  

Саша. Кипеш, да? В кипеш.  

Мама. Подерутся. Подерутся.  

Саша. Скорей осатанеют, скорей прогуляются. А я может только чертову бабушку застану на своем веку. На руинах ничего хорошего не вырастает, все с начала начинается.  

Мама.... с тоски подохнешь. Скука.  

Мама. Тараканы бегают по столу, по тарелке прямо, а то еще помнишь муравьи заводятся.  

Юля. По тарелке прямо?! Не сворачивают?!  

Юля. Саша ради меня таракана съел, половинку откусил, а другая лежит, дрыгает ножками!  

Мама. А у вас фурыкалки нет, от тараканов побрызгать.  

Юля. Догони таракана! Догони и съешь!  

Саша. Не знаю кто виноват. Я нет.  

Саша. И так плохо и так нехорошо и так оно все и получается.  

Юля. Как столетний дед гундишь!  

Мама. Совсем дурная стала, нехорошая, совсем бабка дурная стала. Помидоринка.  

Саша. Не знаю я это совсем ничего.  

Саша. Юлька капитализмом занимается. Хочешь замуж за писуна?  

Юля. Ладно, хочу!  

Мама. Он у тебя дурашка. Бяшка, бяшка. Давайте заведем собачку американскую, овчарку.  

Саша. Заместо коровы.  

Мама. Я всякую животинку, скотинку люблю.  

Саша. Молочко бешеной коровки.  

Мама. Молодец, возьми с полки пирожок.  

Мама. Не ешь меня, косой зайчик, я тебе песенку спою.  

Мама. У тебя ушел, у тебя уйду.  

Мама. Золоты яблочки катать.  

Мама. Чучилка, пачучилка.  

Мама. Котинька котунюшка кот, коток, серенький лобок.  

Мама. Барашко, мурлыко.  

Мама. Вчетвером темну ночь делить.  

Мама. Толстым голосом.  

Мама. Улез.  

Мама. Слушай, послушай!  

Мама. От зимы лета ищу.  

Мама. У меня теляточки, у меня ягняточки.  

Мама. Убегит.  

Саша. Немало штанов износил я за свою жизнь.  

Саша хмурит лоб так, что кажется он вдавливается внутрь.  

Юля. Почему же он меня не целует!  

Юля. Скучно!  

Мама. Птички, птенчики поклевали.  

Мама. Ссобойка.  

Мама. Постирушка, постирушечка.  

Мама. Ленин живой. Он живет в маленьком домике на небесах, в раю. В доме есть маленькое окошечко. У него есть садик, он выходит и поливает цветочки. Давайте сейчас купим цветочки и посадим.  

Юля. За решетку что ли?!  

Мама. И будем их растить, поливать. Это для Ленина.  

Саша. Вдруг откуда ни возьмись появился в рот ебись.  

Юля. Охота прошла!  

Саша. Юлька царь-баба, царица. Я баб больше всех люблю. Баб хочу. Юлечка, ну пожалуйста п, попожалуйста милая добрая, хорошая девочка д, девочка к, девочка моя ну п, п пожалуйста, п пожалуйста. Баб-малолеток люблю. Третьекласницу могу. Даже первокласницу. Эту куклу в школьной форме, на руку посадить, бантики, юбочку задрать и взасос. Я люблю больше всех лесбиянок. Лесбиянки – это девчонки пидарасы. Лесбиянок хочу.  

Юля. Палка отвалится!  

Саша. Приварена. Еще есть баба в шубе. Я бы ее на этой шубе – забодал!  

Мама. Посидели, поглаголили. Иди, злая мачеха. Пусть тебя в лесу волки съедят а мне купи игрушечку. Пора пора, детки по домам из-за вас моя доча нигде не учится, проститутка чертова. Это было видно, такая бордель.  

Юля. Почему ты такой?!  

Юля. Не придуряйтесь, пожалуйста!  

Юля. Чего ржешь?!  

Саша(задумчиво). На улице Весенняя произошла стрельба.  

Мама. Ты меня накормил? Ты меня напоил? Вытащил меня из ямы. Рассмеши меня теперь. (хохочет)  

Мама. Бог светлый прибавит света вольного.  

Мама. Я доем старую супу.  

Мама. Чайку почайпием чаечку.  

Мама.... работаешь? А крысы по головам ходят.  

Мама. Ты больше не хочешь.  

Мама. Грешная каша.  

Мама. Вермишель, вермишулька.  

Мама. Три штюка.  

Мама. Кофий, кофею, кофья.  

Мама. Оставайтесь, дураки!  

Юля. Я хочу домой!  

Мама. Мне дома недосуг.  

Мама. Плохая стала, помидоринка.  

Мама. Покрылочка, покрывашечка, покрывалочка.  

Мама. Добро же, коза.  

Мама. Человек стал ядовит.  

Мама. Юлечка хорошая девочка. Вы еще не видали такой Юлечки. А давай плясать.  

Саша. Юля девчонка хорошая. Гладкоствольная, равнобедренная.  

Мама. Ой, скажите, чьи вы.  

Мама. Жизнь не живется.  

Мама. В лежку лежала.  

Мама (ругает себя). Ах, теща!  

Мама. Я вам кто? Мамка!  

Мама. Лежит себе, как мертвая.  

Мама. Отстаньте, собаки! Как мне не плакать!  

Мама. Все грехи с тебя сниму и на смех не подыму.  

Мама. Вынула из рыбы кожу.  

Мама. Лизавета Лизавета, я люблю тебя за это. Вот за это и за то. Вот боле и ничего.  

Мама. Дали мне синий кафтан, я пошла, а вороны кричат: «Синь кафтан, синь кафтан». Я думала – «скинь кафтан» – взяла да и скинула. Дали мне красный шлык, вороны летят да кричат: «Красный шлык, красный шлык! » Я думала, что краденый шлык, скинула – и осталась ни с чем. Тошно ой, тошно.  

Юля. Возьми забери унеси меня с собой, хоть бы в своем чемодане, как... собачку!!!  

Саша. Винокур, Лешенко, ну что же, эстрада, поют, дурят народ. Понаровская с негром спала, теперь с хирургом спит. А Машка Распутина знаю, ртастая баба. Орут, орут и под фонограмму все, рот разевает а-а, и не слышно ничего. А Леонтьев лысый, орет, баба-мужик, с него Алка Пугачева парик сорвала, по телевизору показывали. Да! А он в парике, лысый, баба-мужик, орет.  

Мама. Орет, как ишак на горе. Этот на скрипке скрипит, а этот повторяет и повторяет.  

Юля. У меня по подушке тень от облака плывет! На телевидении ведущие, что хочется им в глазки варенье положить!  

Саша. Теперь надо либо царя, либо коммунистов. Лучше коммунистов. Правильно я говорю?  

Юля. Правильно, неправильно!!!  

Саша. А тебе надо Алку Пугачеву, а она под фонограмму орет.  

Мама. Говори, говори, чего говоришь-то?  

Мама. Балаболка, тараторка. (смеется)  

Мама. Стул здесь нужен, потому что я скакаю на него.  

Мама. Тут у меня Нефертитька висела.  

Мама. Хожу как балерина, над землей, на цыпочках, как будто лечу над землей, стала невесомая.  

Мама. Совсем я стала, как тюрка.  

Мама. А я мальчик. Я чертей видал в лесу, в ванной. Они в босых тапках, босиком бегают. Я на черте ездил кататься. Я вот так руку протяну и молнию остановлю.  

Юля. Громовержец!  

Мама. Хочешь, мой язык покажу.  

Юля. Ну, доставай!  

Мама. А у меня штаны. У тебя штаны заразные. А у тебя грыжа вот здесь.... а ты ее кинешь за ногУ. А Юлька твоя -...  

Хочешь, тапочки сошью.  

Мама сделала из носового платка куколку, надела на палец. Это у меня мальчик. Он везде за мной бегает, как мартышка. Он у меня десять копеек съел. Я десять копеек потерял, а он съел. Теперь везде за мной бегает, гадит по всем углам (кивает головой). Мне говорят надень на него ошейник, а я не надеваю. На мальчиков нельзя ошейник надевать, это мальчик а не собака (кивает куколкой). Пойду покормлю своего мальчика.  

Юля. У тебя не рот, а жопа старая!  

Мама. Как люди выстариваются.  

Мама. Летает перед глазами какая-то тряпочка пестренькая, рукой хватаю, а рука не тычется, не знаю куда идти, летает везде тряпка перед глазами. Как-то дошла, легла, во сне чувствую вся кожа зудит, утром проснулась вся в мелких красных пятнышках и ноги, вся, вся...  

Юля. Мама, я ее хотела поцеловать в жопу!  

Юля. Ей голову в окно высунем, тормозить!  

Мама. Во всем половинщик.  

Саша. Какой половинщик... Глаза выдавлю, ты чего мне врешь. Чего ты мне врешь, ведьма!  

Мама. Не трог, не трог меня.  

Мама (плачет). Ты зачем так говоришь. Я старенькая. Я трухлявенькая с тухлиночкой, я червивенькая.  

Юля (зло). Ну, завыла! Давай!..  

Саша. Пойду зайду в два ноля.  

То комната выскочит вперед, то наоборот, кухня, диван, как будто его из-под пола достали свет из окна ложится так, что комната поворачивает, мебель оказывается в другом месте. Комнаты переменились местами. Комнаты просторные нежилые, как ангары, складские помещения, но тесно. Двери случайно распахнуты и забыты. Очень много кроватей, топчанов, лежанок и все они сдвинуты в одну кучу. Саша идет по квартире. Шел в коридор, а там входная дверь, повернул обратно, а там уборная. Один шкаф (платяной), другой (такой же), третий шкаф. Саша остановился перед шкафом.  

Саша. Гардеробер.  

Мебель меняется местами. Мебель казалась сломаной, сваленной впопыхах, как в сарае в чулане со старой рухлядью вещи разбросаны. В одной из комнат нет штор, луна светит в маленькое квадратное окошко, под окном белый радиатор. А если комната пустая, то вот думаешь – жили люди, а сейчас никого нет, и ждешь, что они войдут, а никто не выходит, пусто. А эта комната вниз головой. Саша с треском налетел на стул.  

Саша. Это ты врешь!  

Так накурено, что кажется все дымится: чайник, чашки, стол.  

Саша. Тот кто меньше курит, тот и меньше дурит.  

Дима закрыл глаза ладонью и зевнул во весь рот. Саша на ходу бьет Диму восковой бутылкой по голове, у Димы слезы из глаз брызнули.  

Саша. У, ****ь, белый какой.  

Мама. Зайчик, зайчик. А, зайчик. Заюшка. Тутышка, тутышкина. А я туточка. Я сейчас туточка. Туточки здесь.  

Дима встал, вышел, остановился перед Юлей, повело, обхватил голову руками вышел, обвис, обмяк, закрыл лицо руками.  

Дима. Когда ты просыпаешься, радуются птицы, на цветах утренняя девичья сквозь сон улыбка воспоминания о неожиданном счастье, лес, трава, вода начинает струиться, все сверкающие чистые водоемы ловят твое отражение, это оно мелькает, ломается в бликах воды и люди смеются от радости, думая, что это солнце солнце плачет первыми слезами от радости, жгучей боли радости, оттого, что может светить тебе, а луна желтеет, бледнеет, иссыхает и меркнет от тоски, что не может больше видеть тебя, любоваться тобой ( Дима отнял руки от лица, расправил плечи, выпрямился. Мама села на постели, ищет тапочки, наклонилась, тапочки матерчатые зеленые с коричневой полосой (как вырез) и густым искусственным мехом внутри, взяла двумя пальцами трясущейся рукой, поставила тапочки рядом) люди недоверчиво, тайно, от себя в тишине, шепотом, молча перекликаются от радости, думая, мечтая, как ясно, от света солнце широкое вот и Весна теперь стала Весна, снова Весна, ты трава, река, ты песок, ты луч, цветы, ты шорох листьев в лесу твой взгляд среди звезд две черные оси улыбнуться тебе, как небо в колыбели качать, ты радость света, весна света, солнце радости, жгучая кровоточащая рана ее, мука радости, боль радости, крик незамолкающий, ты Бог. Ты солнце, ослепляющее молнию. Твоя улыбка, точно у девушки, у которой по непонятному, чудному мановению явилась на уста улыбка Бога и эта улыбка испепелила, сожгла ее лицо. Твои руки, как солнечные лучи, и пальцы твои, как свет. Ты будешь. Ты есть вечно, ты будешь! Ты станешь! Ты будешь! На радость! Умереть! Умереть! Умру! На радость! Ты на радость! Ты Бог!  

У Юли нестерпимо радостная потеряная улыбка, лицо пошло красными пятнами.  

Мама босиком, в одних чулках пляшет, грохочет, танцует на столе.  

Мама. Пляс, пляс, заходила, затряслась, вся повыплясалась, вся повыплеснулась. Залетала по лесам, заскакала по кустам, бух – рассеклась, просыпалась по зернышку, по семечку, по горошине. Тебе туда скорая пуховая дорожка пуховая по пушистенькому снежочку на тараканьих санках, эй, всторону не свези, в оба гляди в гроб в гроб, Карр, Карр. Я ворона.  

Дима (ни на кого не глядя, свирепо). Магага!  

Юля. Дурдома!!! Псих ля-ля психпредурок дом би-би! Кащенка!!! Ты!!! Ты!!! Ты!!! Ты!!! Ты!!! Ты!!! Ты!!! Ты!!! Ты!!! Ты!!! Ты!!! Ты!!! Ты!!! Ты!!! Ты!!! Ты!!! Ты!!! Ты!!! Ты!!! Ты!!! Ты!!! (греготание)!  

Саша слушает, открыв рот.  

Юля (трогая, тормоша его за плечо). Закрой рот!!! Что ты так сидишь, закрой рот!!!  

Саша закрывает рот так, что верхняя челюсть падает на нижнюю, лязгают зубы.  

Юля мельком глядит на него с ненавистью.  

Горит только ночник, поверх тарелочки из фольги, разглаженной покрытый тюлем с яркими бледно голубыми и бледно желтыми цветами, как в дымке. Дима в пижаме, из которой Юля выросла, со слониками, в постели Юли, в носках с разноцветными полосками, с грязной ступней, продел одеяло между ног, верхом.  

Дима берет Юлину руку, прикладывает к своей щеке.  

Дима. У тебя руки холодные. Ты как снег.  

Юля у постели, на корточках. Дима и Юля показали из мизинцев хвостики, пошевелили, постучали друг друга мизинчиками (подушечкой) по мизинчику. Помялись, походили, не зная чего делать. Задели ногтем мизинца о ноготь мизинца, повернулись к публике, сделали «носы», потом из волос пробился рожек, потом другой, застеснялись, разошлись, застучали, задергали, засучили ногами, стали рожками бодаться. Пукали губами. Дима побивал себя пятками, стараясь дотянуться, по попе, этакое а-та-та. Вокруг Димы бегают переливающиеся разноцветные лампочки по разомкнутым восьмеркам, вся постель в таких огоньках. Дима ерзает.  

Мама. Баю баюшки бай-бай, придет дедушка Вай Вай.  

Юля (прикладывает Димину руку к щеке, тихо). Пришла голова к голове! Удорила голова голову головой голове по голове! И от удара головы головой голове по голове у головы на голове вскочила шишка!  

Дима. Как? Как? Скажи, как?  

Юля. Пришла голова к голове!..  

Дима (засыпает). Перышки! Перышки!  

Дима ерзает. Дима во сне скрипит зубами.  

Юля. Тс-с, тихо, я тихо! Чудо мое!  

Дима ерзает.  

Дима выгибается, извивается, тянется губами, как будто к материнской груди, сосет.  

Мама. Спят в конюшне кони, начал пес дремать.  

Только мальчик Джонни не ложится спать.  

Юля осторожно, не дыша, взяв Димину ногу и приcтавив ее ступню себе к носу нюхает носки, ноздри раздуваются, трепещут, держит в руке, не в силах отпустить Димину ступню, любуется ступней, прикладывает ее к сердцу. Голос сиплый, грубый, сонный. Лицо как будто распарено. Волосы растрепаны. Лахудра.  

Юля. Твоя розовая припухлая ступенечка как сердце грудного ребеночка! (сжимает ступню, прижимает ее к сердцу. Сильнее. ) Стучит! Нюхает ступню.  

Саша (входит). Насосались в стельку в сиську налимонились назюзюкались песни орать. Заваливайся спать носом в сиську и захрапел храпака в сиську пьяный в сисю в стелю в стельку насосался и отвалился. Задавил, придавил. Оттопыр. Захрапел, захрипел, захрюкал, хавронья, храпака. Насосался и отвалился. Сейчас водка везде торгуется. Раньше можно было пожаловаться в комсомол, в коммунизм.  

Юля нюхает носки.  

Саша. Ты что, стирать их будешь?  

Юля. Что я, дура что ль?! (Мрачно, с вызовом) Буду!  

Саша. Давай я сам.  

Юля (оборачиваясь к нему, роняет Димину ногу, мрачно, с вызовом). На кой?!  

Саша. Надо, а то заплачет.  

Юля отворачивается от него, протягивает ему носки. Саша забирает носки и уходит.  

Юля мнет, трет, нюхает, целует, кусает Димину куртку засовывает ее под свою кофту и тискает.  

Юля сидит на корточках перед постелью напротив лица Димы, положив руки на колени.  

Дима идет с закрытыми глазами.  

Юля несет ночник на длинном плетеном шнуре перед Димой, как микрофон, срывает абажур с ночника, бросает на пол и протягивает лампочку Диме к груди и так несет перед ним, как настырный корреспондент микрофон.  

Юля забегает вперед, светит ему в лицо.  

Дима забрался под стол и лег на пол, свернувшись калачиком.  

Юля поставила ночник перед его лицом.  

Дима опустил за собой скатерть.  

Ваннная комната. Саша бросил носки в ванну. Залез в ванну. Топчется там, уперевшись руками в борта, раскачивает ванну.  

Саша деловито прибирается в ванной комнате присаживается на корточки, ему тесно, сейчас ванну расколотит, ушибается, роняет мыльницу, в ботинках забирается на бортик ванны, рывком отодвигает шторку над ванной и одновременно начинает снимать ботинки.  

Саша положил в ванну шланг душа, открыл до упора горячую воду, кран затрясся. Саша переключил кран. Шланг душа расцвел тонкими струйками воды, как ствол кокосовой пальмы. От воды идет пар.  

Саша в клубах пара сидит на краю ванны, поет нечто из Тины Тернер на тарабарском языке, стилизованном под английский, громко отбивает такт ногами по стенке ванны.  

Над ванной клеенчатая штора, плотная, матовая, цвета, как сильно разведенное сгущеное молоко, короткая, как греческая туника, не достает до края ванны, в складочку, решительно, рывком сдвинута на сторону. Штора окутывается паром. Свет в ванной комнате то и дело притухает, загорается. От пара запотело зеркало над раковиной. Зеркало скрывается в клубах пара.  

Юля сидит на корточках перед ночником, на колене начерчено ногтем: «Дима». Юля хочет спать, но у нее не получается закрыть глаза. Сидит неподвижно, красные глаза, сухие, как кошка не моргая.  

Саша стоит на половике перед входной дверью. Вытер, приволакивая, ноги, вышел и неслышно закрыл за собой дверь.  

Утро. Солнечно. Горят фонари, фары машин.  

Трава, ковыль, репейник, над травой клубится стелется пелена, дурман.  

Юля одета в черное облегающее платье ниже колен (шерсть или синтетика под шерсть) с золотыми полосками и золотыми и серебряными нашивками, квадратами с пуговкой из которых торчат золотые и серебряные усы. Золотые нитки (на полосах) волосятся. Полусапожки на высокой подошве с золотыми застежками и высокой шнуровкой на чулки. На голове криво надетый огромный рыжий парик. Губы в ярко-красной помаде, обведены черным, веки подведены зеленым и розовым, синим, зеленым, черным под бровями, щеки розовым и серебряные блестки. Один шнурок развязался, концы волочатся по земле.  

Юля смеется, как взрыдывает, всхрапывает, взбрыкивает: «гы-гы-гы!!! »  

Идет как царь колокол перебирает лапотками. Платье неподвижно, подол отошел немного назад, как хвост, ножки кажется не двигаются, висят, только ступни быстро быстро с интересом, увлечением, изумлением ( радость того что мы идем, как интересно восторгом дружат играют, друг с другом идут наперегонки ) легко перебираются, как хлопушки.  

Юля. Подними меня на трАву! Возьми на рУки!, возьми на рУки!  

Поднимается на мысочки. Поднимает руки.  

Фарфоровая статуэтка идет, кружится (семеня, танцуя, как на музыкальной шкатулке).  

Юля. Руку! (приготовляется падать, приготовила руку, чтобы вести ее за ручку)  

Рука будто всплывает, рука сама по себе плывет, а Юля смотрит. Юля побежала, а рядом с ней рука бежит, рука быстро ныряет.  

Юля. Смотри: лебедь! ( Бросила в воздух крошки )  

Юля еще быстрее побежала.  

Юля. У тебя нос!  

Нос у тебя!  

С ноздрюшками!  

Глазки наколдованные!  

Дай!!!  

Губиньки!  

Лицо Димы внимательно и серьезно.  

Дима смотрит на сухой маленький стебелек пижмы, срывает высохшую шляпку со стебля.  

Растирает ее в ладони и нюхает.  

Юля. Мне опять охота!  

Дима в луже травинки, палочки пускает, раскладывает узор, Юля подходит и начинает его «лапать».  

Дима (спокойно). Не мешай.  

Горят фонари, фары машин.  

Кричит играет сигнал у автомобиля, мчащегося с необыкновенной скоростью, летит так, что свистит в ушах.  

Разбитый черный BMV, с подбитой фарой рычит, как гигант и что-то внутри стучит.  

Юля за рулем, как будто скачет на диком бегемоте, водя управляя рогом, наклонившись вперед, вцепившись, схватившись обеими руками за единственный рог в его лбу.  

Сзади мчится автомобиль с зажженными фарами.  

BMV едет так быстро, что кажется стоит на месте.  

Дима высовывает попу в люк в потолке автомобиля, спускает штаны. Люк медленно закрывается.  

Юля склоняясь к рулю, скрипит зубами. На зубах песок.  

Пыль: желтая, белая из-под колес машин.  

Желтый налет пыли на черных лакированных туфлях Юли.  

На ботинках Димы.  

Заднее сиденье, широкое, черное кожаное, обвислое.  

Дима в полумраке, в кондиционированном освещении на сиденье:лицо спокойное и очень строгое, суровое и серьезно, брови нахмурены, губы строго сжаты, сложил губы так, как будто дул в трубку и шевелил губами, вроде что-то читал перед собой, легко откидывался назад, как на мягкую постель падал, на подушку, был складной. Пальцы его все время что-то ощупывали, теребили, рассматривали, то обшивку на двери, то джинсовую курточку, то губку или щеку. Выглядывал вдоль машины, из машины выглядывал один нос и в последний момент он едва успевал его отдернуть, этот прячущийся, юркнувший нос был очень забавный, получалось, он носом смотрел. Опять смотрел в дверное окно, расплющил лоб, лицо, нос о стекло. Сидел смирно, но все тянулся лицом, вверх как будто подставив его под струйку воды, особенно губы и губы ловили эту струйку, чуть вздрагивали, боялись ее упустить или что вода кончится.  

Мальчишка идет по выгоревшему газону с обгоревшим прутиком, как с волшебной палочкой, деловой вид, как будто делает обход, пересмеивается с приятелем (по ходу дела); чумазые, как кочегары, у одного рубашка навыпуск торчит из-под куртки, застегнутой криво, на одну пуговицу, куртка на резинке и задралась чуть не до подмышек и рукава куртки тоже на резинках и задраны, рука тоненькая, худенькая, бледная, чумазая, кожа на пальцах красноватая, под ногтями сажа. Куртка белая, в крапинку с цветочками, девчоночья. И в круглой панаме, солдатской, защитного цвета, которая была ему до плеч. Другой мальчик постарше, на голове детский чепчик, в руке потертый плюшевый медведь худощавый, поджарый; держит его за лапу.  

Дима обернулся, прикусил губу и нахмурился.  

Пыль, гарь летит, выхлопы, автобу «Икарус» трясет, дребезжит, облачка, клубы газа, гари, поезд убегает вдалеке, машина угрожающе шуршит, ослепительная черная и белая полоса ограждения, пунктир.  

Мост под эстакаду – мотель «Солнечный», фонари-распорки белые, как выгнувшийся хребет, серебристо-белый, дорога поднимается и поворачивает вверх, в небо, на взлет.  

Горят фонари ярко-желтые, вокруг фонарей радужные круги, (блюдца большие, меньше) фонари как на волнах, автомобильные дороги поворачивают, поднимаются и опускаются, как дельфины прыгают.  

Со стороны круг, обруч, кратер, из которого поднимаются дым, копоть, песок, белая пыль, над ним голубое небо, ни одного облачка.  

Из окна в двери автомобиля: моют витрину магазина, вывески не видно за пылью, тряпками, накрученными на деревянные швабры, с окон витрины течет черная грязь с мыльными пузырями.  

Мыли две женщины, работники магазина и двое «лиц южной национальности», все весело смеясь, порошком, разведенном в железных ведрах, тряпка на швабре не входит в ведро, купают тряпку (колотят шваброй о ведро) ведро гремит, звенит, качается, сразмаху шлепают тряпкой о витрину и по витрине льется черная грязь с мыльными пузырями. Мужчины оба небриты, жгучие брюнеты, один довольно полный, в сером свитере-водолазке, выбивающемся из широких, немного болтающихся, обвисших, как обвисший парус черных брюк и показывая обветренную кожу живота и просоленную спину, посверкивая золотым зубом. Тут же стояли ящики с их товаром: помидоры, огурцы, лимоны, и их жены тут сидели, в пальто-плаще и в тяжелой шерстяной кофте, обшитой золотом. И пожилая женщина, с лицом цвета пепла, закутанная в темный шерстяной платок. Женщины вяло переругиваются из-за товара. Старшая молчит, затем оглушительно чихает от пыли, как из пушки.  

Юля, заметив, что Димы уже нет выпрыгивает из машины, захлопывает дверь, машина продолжает ехать.  

Дима-девушка снимает пальто, поправляет платье, прическу, вытягивает голову вперед, отражение как будто хочет выйти из зеркала, отражение поправляет свободными движениями прическу немного хвастаясь собой, больше и больше (перед скромной заурядной девочкой которая на это смотрит). Она уже больше там, в зеркале, чем здесь но постепенно обе девушки уравновешиваются, там, в зеркале, уже просто отражение, девушка уходит.  

Дима идет по кафе, ботинки «чихают» пылью.  

Комната, даже зал, средних размеров, столы разные, чем-то похоже на торговые ряды, прилавки Центрального рынка, только покрытые скатертями. За прилавками приютились отдельные посетители в ожидании своего блюда. Посетителей мало и они как-то все время повторяются. Какие-то болезненные, грустные люди, с одутловатыми лицами, понурые. Выглядят плохо, как будто в каморке какой-то ютились, в подвале, где нельзя выпрямиться. Взгляды испуганые, недоуменные. Видят друг друга все время, а смотрят: «А это еще кто? » Всматриваются. «Кто это, боже мой, кто это? » Ужас достигает крайних степеней. В ужасе загораживаются рукой. Как будто слепит яркий свет. Вышли ненадолго в перерыве между налетами. С позеленевшими от страха лицами, уже не радуясь тому, что выжили, оглядывают уцелевших и быстро поспешно разбегаются, иногда будто уже привыкли, пытаются выйти на улицу, расправиться, взбодриться и быстро, поспешно расходятся, потому что сейчас опять будут бомбить. Напоминает бункер фюрера перед приходом Советской армии. Прямо какая-то киноэпопея «Освобождение». В вестибюле, в большом футляре раскачивается маятник (в зал доносится его мерный стук). За столом сидят как будто на чемоданах. Или в торговых рядах на безлюдном базаре в маленьком городе. Пусто. Покупателей нет. То ли голод, то ли не сезон, то ли время позднее. Дождик накрапывает. Жмутся. Мокнут. Тоскуют.  

Подсвеченные цветы. Пепельницы из пористого (темно-серый с белым) камня. Действия официантов напоминают парикмахеров и посетители тоже сидят неподвижно набычившись, как будто их бреют. Или как пилоты, идущие на таран. Тусклые плафоны, позолота. Медленно движется сетка теней, как тень листвы. Прибор для теней, что-то вроде огромной корзины или осиного гнезда, вентилятора, под потолком. Официанты катят перед собой столики (дешевые, пластмассовые, как уличные столики) в виде полумесяцев, такие блики бродят по полу. Световые блики в виде горелых спичек.  

Юля садясь на высокий табурет перед стойкой бара дотронулась несколько раз до пола мыском туфли, как будто пробовала воду пальцем, или как будто пол ускользал у нее из-под ног.  

Сидит на табурете широко расставив ноги, как на лошади.  

Юля (бармену). Два мартини!  

Юля дает Диме деньги (украдкой), чтобы он расплатился, он с дурным хихиканьем бросает их в Юлю. Дима достает из кармана дрязг, сор, хлам и маленькую монетку, выпала и покатилась по полу, официанту: «Иди, подбери. Забери себе. » И торопливо засовывает в карман свое «богатство». Дергает сзади за куртку проходящего официанта, официант оборачивается. Дима писается. Лицо у Димы спокойное и очень строгое, суровое. Брови нахмурены, губы строго сжаты.  

Дима. Я описелся.  

И снимает штаны.  

Дима за столом. Дима ест руками, рвет еду на кусочки, швыряет еду пригоршнями, взял еду из тарелки и отнес в тарелку за соседним столиком, из тарелки рядом вынул, в эту добавил, перемешал. Мешает в тарелке пальцем, ест ртом из тарелки, увидел котенка, который ест, взял у него блюдце, налил себе, ест прямо ртом, блюдечко котенка поставил рядом, котенок мяукает. «На тебе» – положил ему самую маленькую крошечку, подумал, отделил от нее половину, положил рядом с собой на стол. Делает из еды (выуживает из тарелки) и строит на столе башню, город, крепость. Подходит к посетителю и прилепляет тарелку ему к лицу, тарелка падает, кладет ее посетителю перевернув на голову, сверху намазывает, накидывает еды, приляпывает. Посетитель неподвижен, взгляд прямо перед собой.  

В баре стеклянная женщина, похожая на вазу, бокал, фужер, блестки, бисер. Взгляд серых «миловидных» глаз в одну точку, не моргает. В витрине буфета темнеет, мерцает, переливается стекло и кажется что-то позванивает.  

Бармен напоминал позолоченную грустную обезьянку, причесанную и завитую, поводил большими губами в золотой помаде, будто золотая ладья покачивалась на волнах.  

Юля мелкими глотками пьет коктейль.  

Золотые губы бармена раскачиваются перед Юлей.  

Юля оборачивается и видит, что Димы на месте нет.  

Юля залпом «хлопает» коктейль, встает, снимает туфлю и стучит туфлей по стойке, от туфли поднимается густой клуб пыли.  

Юля: Я тоже ухожу!  

Дима вприскочку сбежал по лестнице и подбежал к стеклянной двери, точно взорвался, тут же дверь открылась, как от сильного ветра и вошли две немолодые женщины, в красном и зеленом плаще.  

Юля в поисках Димы выбегает из кафе и видит его далеко-далеко в поле. Он стоит неподвижно, поддернув вверх правое плечо и склонив к нему голову. Неожиданно он наклоняется вперед, протягивает руку с вытянутым пальцем вперед, как будто хотел бы что-то ухватить. Поворачивается и стремглав бежит к Юле. («Идем, идем скорее») Хватает ее за руку, быстро бегут при этом Юля болтается, шатается, как консервная банка, привязанная коту на хвост. Прибегают в поле.  

Дима (показывая рукой искреннее изумление). Вон там.  

Юля (смотрит на Диму видит в его глазах искреннее изумление): Что?!  

Дима. Вон там.  

Юля. Где?!  

Дима (показывает рукой, еле слышно, как бы не смея, сказать не может от восхищения в ужасе от). Не может быть.  

Юля. Что?! Что?!  

Дима. Не может быть. Этого не может быть. Это мне снится. Вон там сейчас прошли какие-то два горба серые.  

Юля. Где?!  

Дима (потрясенно, показывая рукой в поле). Там.  

Идут по тротуару: у одного живот как яйцо и съехал насторону в виде флюса  

у другого, как чугунок и под ним короткие ножки бегут  

у третьего живот из трех животов, разделенных вертикально пробором  

у четвертого, как вылезшее из квашни тесто, по белой накрахмаленной рубахе широкий галстук с рисунком в виде мраморной лестницы и над ней, как репа лицо (одновременно лицо кокого-нибудь египетского божества-тучи)  

бритые, хорошо стриженные затылки сдвинуты  

спины, как кули с мукой  

зады, как выдвинутый ящик комода  

Дима и Юля идут посередине проезжей части дороги. Дима стал на четвереньки, подошел к фонарному столбу, понюхал столб, почитал объявление, оторвал телефон, поднял ногу, покидал песок между ног, вернулся, понюхал Юлину ногу и пошел на четвереньках.  

Перрон железной дороги. Электричка отправляется. Мотор вагона гудел, вагон гудел, дрожал и воздух около вагона гудел, дрожал. Дима входит в вагон. За ним Юля. Дима выходит в противоположную дверь на перрон. За ним Юля.  

Железная ржавая решетка, ограждение на крыше и на ней (на решетке) прожектор повис, как в паутине  

высокая стена по стене длинный шнур, как трещина на конце шнура маленький прожектор  

тоннельная архитектура, на стенах ставни, как вентиляция в вагонах метро, только больше, вход узкая щель высечен ступенями в стене, над входом лампочка без плафона, на железяке вроде вешалки (плечиков), электрический провод кренделем.  

Дверь, как заплатка.  

Круглые трубы-поручни-ограждения, за ними яма, подвал, в подвале кошка.  

У стены еще длинный подвал-погреб, крыша горкой.  

Пожарная лестница лезет на стену, цепляется, ржавая, на верхушке лестницы птичка.  

На крыше железный бак, кадка в желтых, красно бурых, серых пятнах, как от заката.  

Тупики, отстойники для вагонов, ворота депо.  

Круглые железные бревна, ржавые. Пахнет металлом.  

Железная дверь на засове, в нижнем углу двери будто форточка в рамке, висячий замок покрыт резиновым козырьком.  

Трясогузка на дороге сидит, покачивает длинным хвостиком, взлетает и снова садится на дорогу, подальше.  

Дорога вихляется, стекает, как вода по песку, поток сначала один, потом в разные стороны.  

Дима взял с дороги очень красивого маленького мертвого жука, растеряно, недоуменно опустил голову, как будто не зная, что с ним делать, потянулся к нему губами.  

Дима. Смотри, жук!  

Поднес его к губам.  

Юля (кричит). Брось, брось его!!!  

Дима подышал на жука. Посадил жука на листок.  

Караульная будка заброшенная, как кухонька, каменная, на стенах осталась желтая штукатурка, крыша – плита серая, бетонная, цементная, цемент крошится, плита штукатурка осыпалась, на крыше, на четвероноге, вроде конуса ракеты или вроде походной треноги футляр прожектора задран вверх, как откинутая крышка, другой футляр валяется рядом.  

Дверь у домика спереди как будто заткнута бледно бирюзовой ватой (обшивка), и маленькое, как фотография, как глазок фотоаппарата оконце, оконце внутри стены (вокруг) и рама выкрашены той же краской, внутри забрано толстой ржавой решеткой, оттуда пучатся картонные коробки, узлы  

из домика чирикают птицы.  

Они летают вокруг, сидят на крыше.  

Весь дом наискось, поставлен криво, на подъеме на холм, да еще покосился.  

Сразу около домика обрывок так же штукатуреного забора.  

Около будки свалены металлические корпуса станков, вроде железных буфетов, железяки, сейф ржавый.  

Все заросло деревьями, побегами  

круглый тоннель, лаз в листве забран сеткой  

Дима расставляет вокруг, внутри домика камни, наряжает домик.  

Юля подошла и все переставила.  

Дима (спокойно). А пусь.  

Юля. А как хочу так и будет!  

Дима. А пусь.  

Юля ушла, он все поставил по-своему.  

Пыль страшная песок так и сыплет по спинам, газеты, обертки, фольга, дым в воздухе как будто рассыпаный порох трещит, взрывается, горит, жгут прошлогоднюю траву, листья мусор.  

Двое мальчишек несут охапки сухой травы для шалаша (шалаш стоит в отдалении, березовые прутья прислонены к дереву, на них висит трава, пол из листьев картона (подмокшего по краям)  

Бой в Крыму, все в дыму, вдруг из-под ног прямо дым, огонь, горит, дымит пожарище, дым мечется и пыль, пыль.  

Все летит, пыль, песок, бумажки, газеты, мусор, особенно песок, пыль.  

Вдруг земля под ногами затрещала, очередью, как разрываемый лоскут, встороне горит трава.  

Огромные костры, как целая печь (русская) стога, комья травы в виде печи, гора сенная, факел.  

Костры вспыхивают тут и там, только ничего не было, уже горит (вдруг затрещало) голубой дым как из паровозной трубы.  

Сидят дети вокруг костра, на который поставлена железная катушка, шпулька увесистая, ржавая, как революционный патруль в Петрограде или погорельцы у своего дома на узлах, беспризорники, как вокруг буржуйки, в теплушке, на узлах как маленькие Бабы-Яги.  

Две группки детей поставили перед собой два ящика, в которых перевозят фрукты, сидят за решетчатым дном, как у окна и смотрят оттуда.  

Юля все время ждет его поцелуя, подставляет губы.  

У Димы шелковый белый кушачок, туфли ажурные, как вязаные, с бахромой, расшлепаные черные, белые носки (плюшевые, с резинкой) ступня, как ступня девочки подростка или девушки, запястья обернуты, закутаны в широкие, в складках манжеты а горло в шарф, белый, бантом и длинный шлейф свисает ниже колен, легкий, шелковый, голова в белом шелковом капюшоне, низко опущен на лицо, лица не видно, весь как будто в занавеске запутался.  

Юля подставляет Диме ногу или руку, чтобы он наступил, или вдруг отбегает в сторону, вьется около, отбегает. Потом подскакивает к Диме сзади.  

Ветер на пальцы подул, Дима спрятал, укутал их в складках одежды.  

Куски выжженной травы (выжженная трава), летит зола и пепел, ребята его выбивают длинными палками или совсем тоненькими прутиками, тушат, или садятся на корточки и начинают раздувать, когда поднимается ветер, раздувают еще сильнее, надувая щеки, чихая и вытирая глаза.  

У самого ствола дерева ровно горит огонек в стеклянной банке и все дети вокруг бегут к нему посмотреть.  

Два мальчика лет по 10-12 на медленно, рывками движущейся крыше гаража, на корточках, как на жердочке, курят сигарету за сигаретой (огонь то и дело вспыхивает, разгорается, один чиркает зажигалкой) у одного рукав опущен, видна только кисть, у другого рукав закатан по локоть (сразу после дождя. На мокрой крыше) неторопливая беседа, буйная жестикуляция, непоседливость, ни минуты не сидели спокойно, без перерыва затягивались и «показывались» друг перед другом и перед всеми, задушевная беседа детская возня.  

Юля идет и раздвигает руками, как будто декорации, ширмы, резко изо всех сил занавески раздергивает.  

Юля. Радость!!! Радость!!! Бабардлы бабрло да!!! да!!! да!!! да!!! ха-ха!!! дя-дя!!! кла!!! вот так и вот так!  

Дима идет, ему жарко, облизывает губы, тяжело дышит, взрывает ботинком землю. Юле самой жарко, идет перед Димой задом наперед, лицом к нему, высовывает язык, тяжело дышит, передразнивает Диму, как ему жарко.  

Под деревом. Дима возится с крышкой, пытается открыть трехлитровую банку с томатным соком ключом от квартиры. Юля согнула локоть и дала по крышке, крышка на дно провалилась.  

Юля. Мне так жалко его! Лижет ствол дерева, прижимается щекой к стволу, трется.  

Дима начертил на земле прутиком стрелку и написал: «10 м. »  

Дима и Юля идут. Дима начертил на земле прутиком стрелку и написал: «20 м. »  

Засохшие стебли травы покрыты льдом.  

Площадка блестит по краям под солнцем, как подо льдом.  

Асфальтированная площадка кажется горбатой. По краю ее стоят рекламные щиты (посередине газетные щиты с прямой крышей) с полукруглой крышей, как вагончики.  

Рабочий в ватнике, в халате из под ватника и в брюках, как кинто, соскребал скребком объявления с рекламных щитов.  

Голубые сумерки рассеиваются, на белой бумаге рекламного щита розовый свет, на площадке появляются розово-золотые полосы, в небе голубой воздух, тугой, тягучий. Асфальт на площадке подмороженный и присыпаный снегом кажется ледяным. Полосы тускнеют, становятся серебряными, загораются снова.  

Площадка как голубовато-зеленая прозрачная гладь реки, отмели, островки, горстки снега, похоже на талую воду. Или на зеркальный игрушечный пруд по которому плывут лебеди. Туман.  

Ярко-голубое, утреннее, рассветное небо, очень резкого, интенсивного цвета и зеленая звездочка.  

Юля бежит так, будто бежит всю жизнь, не зная остановки, запрокидывает голову, слушает ветер.  

Дима понурый идет бесцельно, заинтересовался, вздрогнул, напрягся замер. Отправляется международный экспресс. Вагоны новые, с иголочки. Провожающие на перроне, он шныряет, протискивается между ними.  

Он хулиган, беспризорник с папиросой. Беспризорник-мечтатель. Молодой человек без определенных занятий, одетый так, что будто только встал с дивана; в кепке, снимает постукивает по колену, мнет в руках поправляет шею, так точно у него удушье стоит молча с суровым лицом, мрачный, отчаяние на его лице, мука на грустном (на какое-то время мертвом маской лице) вдруг блеснула ослепительная улыбка счастья, лицо рыдающего человека и дикая нечеловеческая улыбка, которая отрывается от лица и направляется, стремится к чему-то, он с трудом делает шаг, еще, и устремляется вперед, поглядывая вокруг испугано и восхищенно в шелковом шарфике что-то на шее намотано. Полы сюртука, пиджака разошлись слишком, как если бы были не по росту шнурки у него на ботинках все время развязываются кто-то наступает ему на шнурок, он только собрался идти, а на шнурок ему наступили, такой чудной вид будто выбежал в пижаме, некоторые оборачиваются глаза горят, он весь напрягся, сейчас произойдет самое значительное событие его жизни.  

Юля бегает, носится. Юля бросается в песок, колотит по песку кулаками и ногами, с наслаждением катается, валяется в песке, возюкает в песке парик. Встает, отряхивается, выбивает парик, о грудь, о колено.  

Юля. Я ветер, ветер!  

Хватает пригоршни пыли, мусора и разбрасывает их по воздуху. Задрала подол платья, набрала полный подол песку и бросает высоко вверх, сыпет на голову, сразмаху швыряет в глаза себе, Диме.  

Диме хочется обнять, поцеловать каждого пассажира, вскочить ему на шею и болтать ногами, он засматривает пассажирам в глаза ластится к ним. Он бросается к человеку с чемоданом, чтобы обнять его, тот отшатывается всторону. Дима мечется по перрону туда-сюда, чуть не плачет, вдруг (посреди бега) подпрыгивает на месте, скачет, воздевая руки к небу и бежит.  

Восхищенно смотрит на вагончики, он бежит за ними машет им вслед. Дима тряс, «порхал» кистями рук, снимал усталость и брался руками за ручки чемоданов, увертывается от бегущего опоздавшего.  

Дима – уличный мальчишка на перроне, на ходу почесал пальцем задний проход и поддернул вверх двумя пальцами штаны между ягодицами.  

Смотрит на важного человека.  

Важный господин (поправляет отворот пальто, сбивает, стряхивает с него пылинки, втягивает запах вокруг себя принюхивается к рукавам пальто, к себе и приятно доволен вынимает из кармана огромный платок, как простыня и чуть притронувшись к носу, заворачивает что-то в платок, как огромную драгоценность.  

Смотрит на блестящую даму.  

Красавица дама вздернув губки капризно оглядывается, что нет никого, кто был бы достоин взглянуть на нее переводит туманный томно-поэтический взгляд на верхушки деревьев (и усевшихся по ним птиц) пасмурное небо крыши, на минуту (увидев пытающуюся вскарабкаться на перрон собачонку) чуть мелькнул интерес, чуть улыбается, слегка зевает, переводит взгляд на пассажиров (такой, точно считает их) и принимает прежнюю презрительную гримасу.  

Проводница дразнит его из поезда, посылает поцелуи, приседает, крутит попой.  

Проводница: Поезд Москва – Нью-Йорк отправляется в Стокгольм!!! Двери закрываются, поезд уезжает! Больше никого не пустят!!!  

Просительно улыбается проводнице, умоляет чтобы его взяли, жалобно заглядывает ей за спину, хочет купить что-то в буфете, представляет себя в вагоне, откидывается на сиденье, жмурится от удовольствия.  

Важный семейный господин прощается с женой, поцеловались и пошли оба в купе, опять поцеловались (расставили множество коробок, фунтиков, сверточков) и сидят напротив нахохлившись, наконец жена порывисто целует мужа и уходит пританцовывая.  

Изображает опоздавшего (замужняя дама ждет любовника и принимает опоздавшего на поезд за него).  

Стоит ноги вместе, закрыв глаза, приоткрыл глаз и закрыл, приоткрыл, закрыл, приоткрыл и широко раскрыл оба глаза. Пошел вперед, глядя прямо перед собой немного в землю покачиваясь с боку на бок мелкими шажками, шаркая сначала тихо, тихо под нос гудит не открывая рот.  

Вдруг кто-то кричит: «Пойдем смотреть карлик повесился! »  

Бегут дети, изо всех сил бежит бабушка за руку с маленькой внучкой, Дима и Юля бегут.  

Все возбужденно идут гурьбой заходят в щель между гаражами, вдруг Юля и Дима остаются вдвоем в щели (написано, накакано, осколки, мусор) перед ними мелькает край серой одежды, который убегает спасается от них, они мчатся за ним взявшись за руки между гаражами (узкими бетонными щелями) как в лабиринте, оказываются перед маленькой в общем-то группкой гаражей. Полная женщина с пышным бюстом, в белой мягкой и плотной кофте с большим вырезом и коротким рукавом, смотрится как большой бюстгальтер, небрежно брошенный на грудь, выбивалкой выбивает подушки. Рядом с ней их стопка.  

В лопухах у гаражей раскрывается люк канализации, выходят два взрослых мальчика, постарше и помладше, с суровыми и решительными лицами, в спортивных костюмах, черных вязаных шапочках (на шапках фонарики на резинке) и темных очках, поднимают очки на лоб, тот что помладше: «Мы прошли в канализации три километра за десять минут». Старший строго поправляет: «За одиннадцать». Тот, что старше несколько времени неподвижно молчит, смотрит так, будто хочет ударить Диму, младшему: «Пошли». Сурово опускают очки. Входят в колодец и закрывают крышку. Дима идет за ними, присаживается на корточки и смотрит в щелку.  

Идет съемка. На пустыре огорожен небольшой, сравнительно с пустырем, как носовой платок, кусок земли лентой с разметкой. Стоят софиты, некоторые зажжены, от них тянутся провода к микроавтобусам. В огороженном пространстве расхаживают беспорядочно, бегают, суетятся киношники. Стоит стремянка высоко на стремянке сидит девушка, ассистент режиссера и сама с собой играет в «ладошки», на коленях у нее мегафон. Вокруг собрались любопытствующие, в основном молодые люди.  

Операторский лифт: подойдет кто-то, за рычаг двигает, лифт поедет, другой подойдет, машинально другой рычаг дерг – поехал, наконец вытянулся и быстро закрутился на месте. Оператор, обвешанный фотоаппаратами и радиотелефонами, в лифте свесился и перегнулся так, что одна рука ушла в рукав, а другая вытянулась вверх, как будто на длинном тонком стебле, все тело поворачивалось постепенно перетекая от поворота одной части тела к другой голова запрокинулась почти целиком назад и там уже повернулась к собеседнику.  

Оперетор: А тебе какое дело? А мне какое дело? А тебе какое дело? А мне какое дело? Ага.  

Лифт быстро крутится.  

Девушка из публики: Я вчера смотрела рекламу и сегодня говорили что последняя серия, я вчера смотрела рекламу!  

Другая девушка: Да нет, этот сериал всегда только в пятницу.  

Из публики: Все, начинаем! Ну, хоть с начала?  

Из публики:  

: Где же выступатели?  

: Ну, иди скорее.  

: Нет, я пойду когда позовут.  

: Пропустите артистку! Вот здесь главная артистка. Самая главная здесь я! Начинайте снимать.  

: Ну, чего мы тут стоим! А чего мы тут стоим?  

Оператор поехал на лифте.  

Из публики: Оператор поехал на лифте!  

Ассистент (тихо в мегафон): Андрюша, Андрюша, иди быстренько сюда.  

Из публики:  

: Загляни в штаны, ты забыл надеть трусы!  

: У меня твои штаны!  

: Не могу!  

Девушка из публики: Пропустите, пустите артистку знаменитую. Как же вы будете снимать, если я здесь?  

Разносчица: Пироги с мясом! С картошкой!  

Из публики: Пироги с мясом! С лягушками! С мышами, с крысами!  

Девушка, ассистент громко, в мегафон: Сережа иди быстренько тихонечко сюда. Сережа подойди-ка ты обязательно ко мне.  

Кричат из публики: Глушня! Он козел! Он козел!  

Посередине огороженной площадки, под зажженными софитами оказались Дима и Юля.  

У Димы за спиной, за поясом мешочек.  

Из публики: Что находится в мешочке?  

Юля: А я просто на одной ноге! (прыгает на одной ноге) и еще у меня есть такая резиночка! (показывает растягивает на пальцах и ловко перебирает с пальца на палец резинку).  

Дима: У меня в мешочке чего-то булькает.  

Из публики: Чего булькает в мешочке?  

Дима как не слышит.  

Из публики: Молчит.  

Юля прыгает «в резиночку», при этом хлопает себя по попе.  

Юля: Шлепнула по жопе!!! Шлепнула по жопе!!!  

Из публики кричат: Уберите отсюда посторонних! Чтобы только ни разу не было! Уберите посторонних! Все! Начинаем снимать.  

Режисер, забравшись на стремянку, взял у девушки мегафон, предварительно подув, громко с сердцем: Задолбали, блин!  

Кто-то заполошно кричит: «Тухнет! Неси фанеры еще больше». Дима и Юля помогают детям разводить костер, трава на пустыре горит, все вокруг горит, в дыму. Сумерки. Все заняты одним – жгут траву.  

Юля раскрасневшаяся, с выпученными глазами, несет доску в зубах, пыхтит, тащит целую охапку хвороста, с нее все время сыпется, увидела на земле ветку, садится на корточки, втискивает ее в охапку, бежит быстрее. За ней не спеша идет Дима, чертит в воздухе дымящейся щепочкой.  

Юля и Дима дымятся, бредут по пустырю не разбирая дороги, шаркают по земле, взбивают из травы фонтанчики пепла. У Димы в руке дымится обгорелый прутик, волочится по земле. Вид сонный, блаженный, глаза слипаются (спать! ) прокопченые, чумазые, пошатывает, идут как во сне, волочат ноги, в блаженстве, неге. Ноги свинцом налились. Тела расплылись, разбухли, водянка, трудно руку поднять, голову повернуть, шевельнуть, два пузыря. Пускают пузыри ртом. Блаженные улыбки.  

Завывание, как будто в трубе аэродинамической гудит ветер, звук усиливается как будто приближается реактивный самолет. Дима остановился, за ним Юля, Дима поднял ухо послушать.  

Неподалеку на асфальте остановилась банка из-под воды. Смотрят на банку. Банка не двигается. Расцвели улыбками во всю щеку.  

Они пошли, и банка за ними покатилась с завываниями.  

В дверях парадного (стеклянных, в общий коридор), распахнутых Саша, опершись рукой о косяк, загородив проход.  

Саша: Выбили дурь с ног?  

Юля отодвигает его руку и проходит. За ней Дима.  

В своей комнате Юля разрывает руками постель и достает откуда-то из-под кровати смятые мужские плавки. Несет их на вытянутой руке перед собой как дохлую мышь и швыряет в лицо Саше, который стоит на пороге комнаты. Под руку ему протискивается Дима.  

Юля: Цып, цып, цып, мелкими цыпками – вон!!!  

Саша сел на стул у двери, трусы из кармана торчат.  

Дима сорвал с Юлиной постели покрывало, и вскочил, не разувшись на постель. Прыгает на постели, стараясь, чтобы его подбросило повыше, как на батуте. Юля вскочила на кровать, сбросила туфли, они упали с таким громом, точно дрова раскололись и стала прыгать на постели.  

Дима: Попрыгушка на кровати.  

Я попрыгушка на кровати. Пра на на. Тра ля ля. О ля.  

Я попрыгушка, ну и что ж!  

Зачем мне быть другим.  

Мне хорошо быть попрыгушкой на кровати.  

Ура. И я могу бумкнуть головой о стену (подбегает к стене и как будто ударяется о нее головой) И тогда шишка.  

Попрыгушка ура! Попрыгушка ура!  

Попрыгушка, ругательная.  

Попрыгушка прыгает.  

Скоро разобьет все все крушит, поломает.  

Просто жуть! Просто жуть!  

Может сделать попрыгушка гадкая.  

Попрыгушка – тпфу.  

И что он поганец.  

И знает каждый что она поганая бябяшка.  

Милая хорошая попрыгушка ля  

Тпфу на тебя попрыгушка гадкая  

Но она милая такая, все равно хорошая  

Попрыгушка милая.  

Я знаменитая попрыгушка все разобью сама  

И мне помощников не нужно  

И кто пойдет ко мне в помощники, пойдет ко мне в битье.  

Все бить, ломать.  

И поэтому я сам буду бить стекла  

Батареи, лампы и ковры  

Занавески резать я  

Все что есть в квартире.  

Гадкая попрыгушка.  

Ох говно ты поганое  

Ты все разбила мне  

Ты идиот ты гадкий  

Стекло мне разбил  

Батареи разрезал  

Порушил, разломал.  

Все что есть у меня  

Все ты разломал  

Поганый попрыгушка.  

И все они говно  

Которые ругают меня  

Знаменитого попрыгушку  

И всем им говно.  

Даже птички ругают попрыгушку:  

«Он нам гнезда разорил», все птички поют:  

«Поганец, убил нас всех». И убежали в гнездо.  

А! А! А! Пиписька. Карандаш бубука. А картина пука.  

Шнур от проводов просто бо бо бов.  

А мыша какаша, но она свиньяша.  

А чулан засран. (Мама Юли распорола платье, она сидит на своей постели, сейчас у нее на коленях юбка, она вынимает оттуда нитки, на кровати черный плюшевый щенок)  

Черный галстук с белыми нитками.  

Березы бобзобзы.  

А вот такая собака просто ужасная срака.  

Бза бза бза. Бей ее!  

Попс мопс говнопс. Пол срол. Тапочки срапочки.  

Ты попрыгушка сратая милая говно  

А жопа у тебя говняная засра  

А попочка и бячка говняная забячка  

А бора попа мопа говно говно.  

А у тебя ручки просто говняные пучки.  

А стул и срул бабул мабул.  

Какашки стол.  

Телефон говно.  

Подушка срака.  

А лифт говно.  

А батареи сраки, засраные мочаки.  

А если бы ты попа  

Ковер моча говно  

А диван и стульчик срульчик  

А жопы с картинками.  

Поют волки. (в нос)  

Какашка попрыгушка.  

Она какашка, все знают это.  

Она такая бяшка. Что просто бя бя бя.  

Медведи. (басом)  

О какая попрыгушка гадкая она  

Он разбил нам берлогу  

Всем, всем, всем.  

Всем, всем, всем.  

Всем, всем, всем, всем.  

Вот и вся песенка.  

Га-вно.  

Птички (тоненьким голосом)  

Ах ты гадкий попрыгушка, все нам разорил  

Тра-ля-ля.  

Чирик чирик моча.  

Чирик.  

Она такая гадкая, что просто тпфу на на.  

Ка ка. Чирик чирик чирик чик.  

Пиписька.  

Вы гадкие птицы говно  

Какашки вы все медведи и волки  

И даже и птички говно  

Они все ругают меня.  

Надоело.  

Я все покажу им какашки!  

А лес и попы сраки говняные мочаки  

А белки и бебелки такие перебелки  

Балкон бобон и попа а дом засра говно.  

А лампа срампа.  

Кастрюля сруля.  

А пол и срол говнол мочол ушел на попу говнесрачить.  

А занавески и балбески пошли говнячить на балкон.  

А лошади фигошади бегут по сраному говну  

А потому что ну-ну-ну.  

А если бы лампа не была бы засрампа,  

То не ругала б попа так ее.  

А фургон попон магон.  

А самосвал засрал.  

Подушка сраная болтушка  

Ковер упер.  

Попрыгушка говняшка.  

Я попрыгушка все говно  

Всем попорчу  

Я попрыгушка знаменитая на свете  

Я даже, даже, даже  

Обкакала бябя.  

Какашки выпрыгнули из унитаза.  

Моча тоже вылетела оттуда.  

И все говно говно.  

Ах ты, милый попрыгушка  

Ты, наверное, устал говнякаться  

Вот однажды все собрались и стали воевать против попрыгушки подушками ( размахивается подушкой, легко ударяет подушкой о стену и кровать, перекидывает подушку через себя, падает, вскакивает, размахивает воюет подушкой) бум, бум, ай-яй, подушка, еще одна, подушка. Ой! Ой!  

Юля прыгает молчит, вроде как полуоткрытыми губами отдувается: «Уй, ё-о-о! »  

Юля: У Вас на голове растут цифры туалетные!  

Саша (все это время восхищенно смотрел на Юлю, поднимает голову, смущенно): Это какие же это туалетные?  

Юля: Такие, что первые идут два, у Вас на голове растет свинья с зернышками, у Вас туалетная голова, голову в туалет засунули и у Вас там голова зачеркнулась, на голове растет тазик с бумажками, нос у Вас на груди, нет на попе, глаза на темени, на голове растут рубашка, штаны, молоток, миска с длинной шеей без ног! Свитер жужжит и летит, потом ты упадешь, свитер дальше полетит! Ботинки вверх ногами, на голове растут ноги задом наперед, многомиллионный рисунок, плащ-человек, на голове растет кровать, на глазах шарики, растут розетки, у тебя на голове растет песня!  

Дима (берет щенка и ставит его на диван три раза, щенок роет носом землю): Три тигра, папа, мама и сыночек. Пошли на охоту, а сыночка не отпускают. Тигры напали, хотят кого-то съесть. Пошли. Одинокий тигр увидел, что они едят, напал на них, они подрались рычат, валяются, одинокого тигра прогнали, ушел. Они улеглись спать, пошли на охоту. Опять принесли добычу. Встретились тигры и они прошли мимо, потому что ни у кого не было добычи. Они позавтракали, пошли гулять, оставили кусочек, пришел другой тигр, они пришли, видят, что пришел другой тигр, стали драться. И улеглись спать. Вот они пошли охотиться, улеглись, как будто бы мертвые, тут кто-то приходит, они на него набросились. И они стали ужинать и спать. Они встали и не пошли за едой, как обычно, потому что они узнали, что где-то рядом слон топает, они решили перейти на другое место. Слава богу, им слон не встретился. Пришел слон на их место и лег спать, спал, спал, до ночи, до следущего утра. А тигры уходят, уходят, уходят. Встретились со слоном, подрались и слон победил.  

Саша слушает Диму, подперев рукой щеку.  

Юля (на диване, поет):  

Где мое корыто?!  

Я его искал, искал!  

Деньги, деньги, деньги!  

Деньги, деньги, деньги!  

Вот мое корыто!  

Где ты, где ты, где ты!  

Старыя корыта!  

Старыя корыта!  

Я его кручу, кручу  

Кручу, кручу!  

Старыя корыта!  

Дима: Жили макаки, гориллы. Белка жила. Вот они едят, чего-то сбрасывают. Хочешь тебе покажу – перепрыгивать через голову (перекидывает через голову подушку). Вот здесь дупло (устраивает из подушек), стенки дупла, крыша дупла. Белка пошла в дупло, чего-то она ушла. Вот зима скоро будет, они ходят, запасаются всякой едой. Им надо на всю зиму. Им надо много. Съела, выбросила. Вот они живут в другом отдельном дупле, вот мама бельчат высиживает. Мама с бельчонком с маленьким, вот они едят. Стала зима, они все в дупле.  

Юля побежала, принесла помаду, красит Диме губы, щеки, прижимается к губам щекой, чтобы получился отпечаток и тут же прижимает к нему ладонь.  

Дима: Про кис. (Юля начинает изображать то, что рассказывает Дима) Вот она живет в доме, ей поставили чашечку молочка и она пьет. За ней побежала собака, все сыпется. Мяу! Ав, ав! Мяу! Ав, ав! Бац, бабац!  

Вот ночью киска спит у себя, а тут пошла мыша. Киса побежала за ней: пи-пи, мяу! Ну тут киса поймала мышь и с ней играет, а хозяйке тоже хочется но потом, забрали, конечно у нее крысу и выбросили.  

Какой-то еще знакомый с собакой пришел, а киса тоже мурчит, собаку не пускает. Ав, ав! Мяу! Но когда хозяин отошел на минуточку, собака бросилась (бросается) на кису: Ну ты чего, ты чего делаешь. Дерутся, как тигры, глупые тигры-игры. Тут пришел хозяин собаки, говорит: Ну ты чего делаешь, всю кошку разодрал, ругать стал. Все, все!  

Юля: На ногах никто не пробовал проехать?! Кто смелый?! (отталкиваясь руками, слетает с кровати и прыгает на ноги)  

Дима проезжает.  

Юля (восторженно): Во!!! Молодец!!!  

Саша: Каждый дурак может.  

Юля надела поверх платья мамины «семейные» трусы и прыгает так. Подбегает к телефонному аппарату (телефон не звонит), снимает трубку: «Алле!!! Алле!!! Алле!!! К чертовой матери пошли! ». Бац трубкой! Выбегает и возвращается, несет тазик, купает в нем резинового утенка с пищалкой, сжимает – разжимает утенка, из пищалки течет вода.  

Юля: Уточка плывет, уточка плывет! И срет!  

Дима забрался на стул, спрыгнул со стула.  

Дима: Гигантский прыжок в воду. (Схватил Сашу за колено) Акула!  

Юля: Кто поел, будете пить чай и кофе, потом пойдете к врачу!  

Саша: Я буду смотреть, как чай варится.  

Юля: Не надо смотреть, как чай варится, когда сварится, будете пить! Хватит баловаться!  

Дима (Саше): Не балуйся.  

Саша: А вот он балуется.  

Дима (любовно): Я сейчас возьму твою голову, твою голову.  

Юля: Подождите! Сейчас будем пить чай!  

Саша: А потом я все чашки скраду.  

Пьют чай, поят друг друга чаем, Дима один пьет из носика чайника.  

Юля: Кто будет баловаться, десять кружек сразу!  

Дима: Я под стол провалился, ой, я тону под столом, а где мне еда?  

Юля: У тебя насморк, наверное, тебя надо лечить каплями или пипеткой, сейчас мы тебе будем делать проколы, ну это конечно понарошку, не волнуйся, потом надо тебе температуру померить, потом тебе надо зуб, наверное, вырвать, надо зуб вырвать, подержи пока градусник (и побежала поесть, встает на колени за столом, покачивается, прибежала) Ты градусник держишь?! Сейчас мы тебе укольчик сделаем!  

Саша как будто в дверь стучит, стучит, не достучался, изображает взрыв.  

Саша: Сейчас пациент приехал. (Услышав про удаление зуба отскочил, зажав рот ладонью) Надо рот на замке держать (и стал как будто ключиком запирать).  

Юля (врач, пациенту): Здраствуй!  

Саша (не раскрывая рта): Здраствуйте. (Машет руками)  

Юля: Тебя надо осмотреть!  

Саша: Только не рот (Отбегает)  

Юля отвернулась, он убежал вовсе.  

Юля (Диме): Ты будешь девочка! Как тебя зовут?!  

Дима: Вадик.  

Юля: Удалять тебе надо зуб и гланды!  

Саша одел одну повязку на голову, другую на глаз, схватил нож и вилку и стал гоняться.  

Саша (подбегает): Мне здесь больно (Показывает место)  

Юля: Где больно?!  

Саша (показывает другое место): Вот здесь.  

Юля: Ты где стукнулся?!  

Саша: У себя дома.  

Юля (Диме): Что у вас болит?!  

Дима: Ничего не болит.  

Юля: Зачем вы пришли?!  

Саша: Так, коленка болит. (И стал молотить его как будто молотком по коленке. И тут же сделал укол)  

Юля: Ваша карточка с кошечкой! Приходите в понедельник! Бронхолитин! Простите, проходите, садитесь, идите, идите!  

Саша: Я ее уже проверил, безмозглая! Скажи «а». (Надел бинт на голову) Во чего у меня болит, нога, я пациент. Я не раненый, я черепашка. Давайте, сейчас будем все делать. Ой, больной уходит.  

Юля (пристально смотрит на Диму): Здесь Маша написано!  

Саша: Саша, Паша, Маша, Даша. А вы не видели, что я не врач, а больной – а я не больной, ха-ха-ха. (Достает из подмышки пистолет) Ой, сто тридцать семь. (Наставляет пистолет на Юлю) Это пистолет, ничего больного нет. Вызовите скорую, вызовите скорую!  

Забрался на стул, спрыгнул со стула.  

Саша: Гигантский прыжок в дверь. (Взял Димину руку и положил на стул) Поставь руку на мой стул. Не спускай. Когда я приду, чтобы здесь стояла.  

Ушел, Юля села на стул.  

Саша прибежал, стал ее стаскивать. Юля встала и его за руку тянет.  

Юля: Уберите его с моего стула! Сейчас я его ударю по-настоящему!  

Дима забрался на стул.  

Дима: Посадил дед березу. Выросла береза большая-пребольшая. Стал дед березу из земли тянуть. Тянет-потянет, вытянуть не может. Так и осталась береза в земле.  

Юля бежит по комнате, толкает Сашу.  

Юля: Я хотела, чтобы меня толкнул не ты!  

Катится мяч, на ходу прыгают на мяч, мяч на обеденный стол покатился, все ушли за жвачкой, прыгыют, друг на друге катаются, прыгают по-лягушачьи, ходят на четвереньках, цокают.  

Мама и Юля стали катать друг другу мяч (надо назвать овощ)  

Юля: Ну называй, что же ты!  

Мама молчит.  

Пока Мама и Юля катают мяч, Саша и Дима бегают через дорогу по которой мяч катится  

Саша (подбегает, подсказывает Юле на ухо): Картошка.  

Стали играть в цветы.  

Саша (подбегает, подсказывает Юле на ухо): Картошка.  

Мама стоит перед Юлей, теребит подол платья.  

Юля звонит Маме в бубен, Мама пляшет.  

Юля: Ты должна подпрыгнуть и ударить в бубен!  

Прыгают по очереди, причем Юля так стукает в бубен, что может сшибить Маму. А Дима ползает между ними.  

От Юли достается: «Когда играют, никто не лезет! »  

Дима обиделся, ушел.  

Мама роет руками землю, рычит, а Юля ее еще дразнит, подбегает и у нее под носом в бубен – бряк! Мама прыгает расставив ноги и рычит. Юля подбегает и выхватывает у Мамы бубен: «Нет, не получилось! », разбегается и ударяет так, что бубен вылетает из рук. Ходят под бубен. Юля так высоко тянет ногу, как павловский солдат во фрунте, выше, выше нога. Наконец так прыгает и бьет в бубен, что Мама падает.  

Юля охватила Диму за ноги, повисла на нем вдруг уснула.  

И тут же подбежала и Маме страшная рожа.  

Юля одной рукой держится за стул, другой за Маму, подвисает.  

Юля: Ты не умеешь играть!  

Мама: Почему они со мной не играют?  

Юля: Потому что ты ничего не умеешь!  

Мама (стукает ее носком тапочка по мыску сандалии): Вот.  

Юля (тайком пожимает Диме руку, тихо): Мы никогда не расстанемся!  

Дима (он устал): Давай посидим просто.  

Юля: Давай-ка!.. О, у, му-у-у! (визг) Му-у-у!!! У!!! (Топот) Шлепнула Сашу: «Степ, не спи! » Нарисовала круг с хвостом.  

Юля: Вот она, левая рука! (Добежать до стены, дотронуться и скорее обратно) Начинается считалка, на дубу скворец и галка! И считалочки конец, и считалочке конец! Красный свет – дороги нет! Желтый – приготовиться! Вперед, зеленый!!! Малый назад!!! Ура!!!  

Мама, Юля, Дима, Саша – все вместе: Тр-р-р! Когда его заводят, значит он едет! Все! Включай по моему сигналу! Я сел! В Америку!!! Пираты едут! Все! Подожди! Пиратов нету, я их подзорвал! (Мотор ревет. ) Быстрей ж-ж-ж! В очках один бандит был! Я под водой это такая труба, она поворачивается! Все!!! Граната готова! Садитесь скорее! Мы же на флотЕ!!! А то тебя сейчас огонь съест! Нас очень мало осталось! Всего двое бандитов! Это не руль, а пушка мы же на флотЕ!!! Двадцать человек, ух ты всего двадцать человек! Эй, друг, за нами 38 бандитов гонятся под водой! Это сигнал тревоги, бандиты всплывают, вызвать оружие! Я вот тут тут тут тут стрелять буду тут тут! У, наши остались! А где все остальные?! Умерли, что ли?! Где наши все остальные! Черт возьми!!! Черт возьми!!! Теперь Шредеру конец, мы его уничтожили, оторвали голову, оторвали голову!!! А он улетел! Еще осталось трое этих духов! Ты вот эту башку видела, преступника! А теперь самое страшное, битва! Битца!!! Если так язык высунуть, ты умер! Наступает бой! Сейчас в помойку тебя посадят, это же тюрьма! Все, я полез в канализацию, я плыву по канализации! А ты вот так умеешь, друг?! А посмотри, как ты не умеешь! А в канализации противники! Отойдем подальшие и вышел солдат Шредер из этой стеночки! Сейчас Шредеру настоящий конец будет! Я из этого Шредера сделал отбивную банку! А сейчас мы тебя, Шредер, подолбим по башке и башка отлетела! Давай я был твой друг снаружи и сообщу тебе очень неприятные новости! Ты его взорвал! Я его ногами отлетел на сто шагов! Мне Шредер руку схватил, он меня повесил! Ах ты повесил нас! Я упал насмерть! Меня сбросил Шредер со скалы и я ударился лицом о большую льдину! А меня повезли на машине, только я уже не могу выбраться! Глаз ему отбили в бою! А меня вытягивают из машины на самом очень крепком прекрасном на магните! Обмотали меня веревками! Меня обмотанного в огонь положили, огонь веревки обжег и я выпрыгнул!  

Все стали собаки.  

«Я буду тигр, я буду щенок! ». Игра состоит в том, что надо тихонечко рычать и тихонечко друг друга руками терзать. Одновременно Юля гладит ползущего Диму утюгом. Возглас: «Ложитесь спать! » Все легли спать и толкаются, пихаются, что им тесно.  

Юля: Синек, синек, ты чего такой хороший! (Шлеп Диму по попе)  

Юля: Все! Я ухожу!  

Саша: Домой?  

Юля: Из игры!  

Юля: Все!!! Я не хочу больше! Я не хочу больше!  

В комнате Саша и Мама. Саша сидит на диване. Перед ним на полу стоит на четвереньках Мама, роет головой землю, рычит.  

Саша: А как же я?  

Мама роет руками землю, поднимает голову, смотрит на него и рычит.  

Вечер. Улица. Горят редкие оранжевые фонари. По одной стороне улицы дома, по другой – пустырь.  

В окнах домов горит свет, кажется, что он тускнеет, меркнет, смеркается.  

В темноте загораются фары, перекликаются сигнализации автомобилей, когда загораются фары, видно, как клубится бензиновый пар на холоде.  

Саша идет по улице, пьяный вдрызг, метет по улице, воротник рубашки расстегнут (одна пуговка), галстук висит на поясе, как сабля волочащаяся по полу, босой, в шлепанцах.  

Шел по тротуару один, а как будто несколько человек шли, бренчали каблуками, двое-трое.  

Подошвы при шагах поднимались так, точно идет на цыпочках.  

Саша затушил сигарету о край банки взасос, с каким-то скрипом.  

Зашел в лужу и чуть приседая, с пересохшими губами с удовольствием сладострастно топает в луже. Топонькал и подпрыгивал, задрожал, дрожал снова. Как ни в чем не бывало идет дальше деловым шагом.  

Неожиданно похолодало, пар поднимается от водосточных люков.  

Свистят, воют сирены, вдалеке постучал трамвай, медлительно прожужжал автобус, как будто топая ногами в луже, ударяют по лужам колесами машины, воровски удирают, как будто застигнуты облавой, огрызаясь рычанием, глубоко вздыхая, шум этот висит, как шум волн или шум моря в морской раковине машины зарываются в воздух, въезжают в улицу, как в тоннель, порхали еще какие-то звуки: собачий лай, детский крик, смех. Где-то далеко перекликались гудки.  

Автомобили гудят мелодии песенок.  

Залаяла собака, как в трубу.  

Саша курит, как будто откусывал от сигареты и с хрустом пережевывал дым.  

Рука с сигаретой билась в истерике, корчилась, металась из стороны в сторону.  

Отсвет цветных лампочек вывески порхал по стене дома.  

Грузовик в проезде между домами, фура брезентовая, брезент сзади задран наверх, катится по полу картошка, задом наезжает, отъезжает, буксует, кислый запах.  

Саша под фонарем достает из кармана бумажник, щурится, пересчитывает пальцем деньги, бросает деньги, несколько неважных.  

Саша: Заберите ваши деньги!  

Вынимает пачку крупных (100$), швыряет, потом какие ни на есть.  

Саша: Заберите, получайте. Вот, что еще тут?  

Выворачивает карманы, высыпает на ладонь мелочь и сразмаха со свех сил трескает ее об асфальт.  

Фары осветили ослепительно, режуще призрачным, мертвеным светом прозрачный павильон автобусной остановки. На остановке ни одного пассажира.  

Саша: Редкое количество автобусов.  

Над крышей шестнадцатиэтажной башни собралась туча, крыша как в пожаре, по крыше ходил рабочий с лопатой в руках, как кочегар.  

Запускают на крыше высокой 24-ехэтажной башни фейрверк.  

Выезжает из темного проезда между домами черный мотоцикл с коляской, за рулем мужчина в зеленом ватнике, в коляске мальчик, подросток лет 13-ти в джинсовой куртке с воротником в белых кудряшках искусственного меха, как ягненок, мотоцикл лихо поворачивает, как будто ветер сметает снег и поднимает вверх.  

Саша: Кто-то мотоцикл зажигает. Я шатаюсь, иди в падлу.  

Свет от фар автомобиля въезжающего в проезд между домами поворачивает, на стене дома правильный белый прямоугольник, как экран, как будто собираются кино показывать.  

Саша идет по улице, походка и все состояние, как будто он собирается следовать ремарке: по тротуару идет человек, проще говоря – моя хата с краю.  

Уборщица в темноте убирается около дома, подняла с земли соринку и бросила в банку из-под воды, соринка зазвенела.  

Саша: Это что же она выбросила за штучку со звуком?  

Лицо Саши – неподвижная маска, в глазах изумление, искренний интерес.  

Саша остановился, а улица продолжала двигаться, бросилась ему под ноги.  

Асфальт подмороженный, прилипшие сухие листья, дорога электрически потрескивает.  

Выстрел. Саша вздрагивает, оборачивается – разорванный полиэтиленовый пакет на асфальте.  

Едет по улице аварийная машина, фургон короткий, с красной полосой, с включенными оранжевыми рожками-мигалками на крыше кабины. Сзади, посередине кузова узенькая дверца. В кабине и в кузове в окошке темно, распахивается дверь и хлопает по железному кузову.  

Грузовик трясется и подскакивает.  

Грузовик скрывается за поворотом.  

Высоко в темном небе лучи прожекторов ночного клуба.  

Идет ночная стройка, на стройке что-то сыпется, играет музыка.  

Когда машины проезжают с освещенного фонарем (оранжевым) в темный участок дороги, удаляются, прибавляют свет, белое пятно света перед машиной становится особенно заметным, а темнота сгущается, но еще сильнее сгущается она, когда из темноты приближаются яркие фары встречного автомобиля, особенно, когда далеко, только сверкнут, появятся и когда окажутся вплотную, близко.  

Видно в профиль, как по дороге полетели огоньки, огни фар автомобиля.  

Воздух, улица кажутся холоднее, зажженные фары автомобилей танцуют в воздухе, как снежинки. Фары в темноте, как иголки света.  

Все окна в башне темные и только на верхнем этаже одно окно незашторенное ослепительно тысячеваттно сияет.  

Между домами горят голубые фонари.  

Перед подъездом фонарь раскачивается на столбе.  

Когда Саша подходил к дому фонарь погас.  

Перед подъездом, в ватнике, защитного цвета ватных штанах и в кепке, заломленной на ухо, надвинутой на лоб, в губах разгорается «Беломор» на стуле неподвижно сидит грузный пожилой мужчина. Как будто собрался всю ночь просидеть, как лампада перед дверьми, теплится. На него падает свет темно-желтой лампочки над ним.  

У его ног положив голову на лапы лежит большая собака – кавказская овчарка. На плече у мужчины огромный черный кот. Кот поднялся на лапах взъерошил шерсть и распустил усы, как будто собирался сказать что-то нелицеприятное.  

Ветер завывает в вентиляции, в подъезде, в шахте лифта. Двери хлопают в подъезде. Разбросаны газеты, реклама, ящики открыты.  

Из стены торчит крюк. Саша снял шлепанцу и повесил ее на крюк.  

Из грузового лифта выходит женщина, смотрит на Сашу с неприязнью.  

Саша вхожит в лифт, двери захлопываются, Саша молотит в дверь кулаками и кричит изо свех сил: «Сука! »  

Кабина лифта, черная, прокопченая. Лифт медленно поднимается, как будто сглатывает.  

Саша (оглядевшись): Зала лифтА.  

Саша на лестничной площадке. Ветер завывает в вентиляции. Двери лифта за ним захлопываются и снова открываются с мокрым шлепком и звонким эхом.  

Саша надевает шлепанцу на руку, выбивает стекло в двери на лестничной площадке, в общий коридор, снимает шлепанцу, босой ногой выбивает стекло в двери. Аккуратно протягивает руку, чтобы открыть щеколду с той стороны, но дверь не заперта.  

Дверь в квартиру Юли приоткрыта. Горит яркий свет. За белыми оконными переплетами в черном небе полная луна. Квартира на городок похожа: площади, улицы, перекрестки. К ночи пустеют.  

Саша пошел в комнату Юли и остановился на пороге, как будто подкрадывался, смотрел «там он? », не решался войти – «а вдруг? »  

Тикали часы, из крана часто капала в раковину вода, тоже как часы тикали, как в часовой мастерской. В оконных рамах обрывки клееной бумаги трещат на ветру.  

Саша: Сверчки орут.  

Саша ложится на пороге, головой за порог и засыпает, его рвет вином, вино толчками выливается у него изо рта и растекается под ним лужей.  

Саша просыпается. Ощупью идет к Юлиной кровати, берет ее постель в охапку и несет на балкон.  

На балконе устраивает постель на полу. Открывает старый шкаф. Выхватывает из него вещи и швыряет вниз. Схватил шкаф, поднял, положил на парапет балкона, поставил на место.  

Саша лег на постель накрылся одеялом с головой, на ноги одеяла не хватило, ноги на балконе не поместились, на улицу торчат, накрывается так, будто под одеялом много рук, ложится на спину вытягивает под одеялом руки и сразу засыпает.  

Быстро светает, в комнату забрался туман, огоньки люстры брезжат сквозь марево, окно запотело.  

Мама встает, она замерзла, босиком, шаркая подходит к балкону и запирает балконную дверь изнутри.  

Чердак – далеко, высоко, как дупло на дереве, в горах, келья, в бушующем лесу, в море, «утлая келья». Пусто, гулко. «Логово колдуна».  

Юля и Дима шли как будто в свивающихся кольцах спящего на полу чудовища который может нечаянно задеть своими стальными чреслами, не слыша своих шагов, как по воздуху. Высоко в квадратных окнах белый призрачный свет. Мерный стук, как будто кто-то по стене отбивает такт ногами.  

Юля: Сечас к окну кто-то белый придвинется и это будет – смерть!  

На ярко освещенном квадрате пола рядом с мелкими осколками сидит очень яркая зеленая лягушка. Лягушка прыгает.  

Юля сама идет, как смерть, саван. Луну не видно в окно, только свет. Доски, тряпки.  

Ощущение бушующей вокруг бури, полыхающей молнии, сгустков, взрывов грома, потоков дождя, смерча потопа. Деревья стонут, гнутся. Они – иззябшие, продрогшие путники, приютившиеся в покинутом храме, полосуют, секут молнии, они в изодраной одежде, насквозь измокли, дрожат, стучат зубами, зубами лязгают, как мертвецы приплясывают, глядят друг на друга, удивляясь, что они есть, уцелели, они чудом спаслись. Спасены! Спасены!  

Ощущение заглядывающих в окошко в бурю.  

Юля: Давай бояться!  

Садятся на корточки. У Юли по голым ногам мурашки бегают, с силой щиплет себя за колено. Колени друг о друга стучат. Сжимает руками колени.  

Отползают на корточках, пятятся друг от друга, прячутся от света в разных углах, где потемнее. Юля раскачивается на корточках, широко разводя и соединяя колени, не сводя пристального взгляда с Димы, который следит за ее глазами, как загипнотизированный.  

Юля: Жила маленькая девочка! Один раз мама у нее уехала в другой город! Девочка стала писать маме письмо: «Мамочка, я живу хорошо! », – вдруг буквы с письма посыпались а на бумаге красное пятнышко! Пятнышко говорит: «Не смотри в меня! » Девочка посмотрела! Пятнышко немного побольшело! Завтра девочка снова стала писать: «Милая мамочка, когда ты приедешь, а то я боюсь красного пятнышка! », – смотрит, а на письме большое красное пятнышко! Пятнышко говорит: «Не смотри в меня! » Девочка посмотрела! Завтра девочка снова стала писать: «Мамочка, я очень боюсь красного пятнышка! », – вдруг буквы с письма посыпались, а тут вдруг вошла мама девочки, девочка испугалась, а мама говорит: «Здраствуй, доченька, как же ты здесь одна, иди скорее ко мне! Девочка обрадовалась, побежала к маме, смотрит, а это не мама, а красное пятнышко, из пятнышка протянулась красная рука с железными ногтями, схватила девочку и утащила в пятнышко! Сначала пузырики пошли, а потом ничего не осталось!  

Дима продолжает смотреть Юле в глаза и тоже начинает тихонько раскачиваться. Вдруг застыл.  

Дима: На дачном участке стояло чучело, а рядом был фонарь. Вокруг участка стояло четыре дома. Ночью, когда дул ветер, фонарь раскачивался и чучело как будто головой кивало вверх-вниз. В эту ночь был сильный ветер. В одном доме погас свет – человек лег спать. Говорит себе: «Давай будем спать. » Слышит, рядом кто-то шепчет: «Давай... спать». Человек обернулся, смотрит, стоит кто-то ростом как столб, рот до ушей, кивает головой, ударил ножом так, что нож погнулся. Стал тыкать человека ножом и на эти места пришил заплатки, вынул сердце. В другом доме погас свет, человек лег спать, тихо, слышит в комнате кто-то топчется, как будто ему ботинки велики и он задниками щелкает. Он глаза приоткрыл, видит темно, в темноте темные пятна. Вдруг темные пятна на него полетели. Он открыл глаза, смотрит стоит человек ростом как столб, кивает головой. В руке у человека окровавленный нож. Стал бить ножом и хохочет. Бросил дохлую ворону в постель. В третьем доме погас свет – человек лег спать – смотрит, стоит у кровати чучело, рот до ушей. У чучела в пустом рукаве нож. Чучело ударило человека ножом, на голову ему надело горшок стало тыкать человека ножом и на эти места пришило заплатки, вынуло сердце, язык отрезало, лицо ему разрисовало углем, в руки положило веники, рот ниткой зашило. В четвертом доме погас свет – человек лег спать. Вдруг дом затрясся, вошло чучело и стало бить ножом в стены, в потолок, в пол. Чучело все било, било. Потом схватило человека, изгрызло, искусало, зашило заживо и стало на нем плясать. Схватило и понесло. Позади дома на пустыре чучело пляшет с мертвецом в объятьях. Поставило мертвеца позади дома на пустыре и прибило мертвого к шесту. По всему поселку собаки завыли, стали лаять, рваться с цепи. Утром люди смотрят и видят: стоят в огороде чучело и фонарь, друг другу кланяются и у чучела рот до ушей.  

Юля и Дима немного невольно приближаются к освещенному квадрату на полу. Прячутся, где потемнее, Дима за железной подставкой, «жертвенником», а Юля за горой битого кирпича.  

Дима: В одном секретном институте сделали электронного паука, который, чтобы плести паутину просверливал людям череп и выпивал мозг. Сам паук стальной, когда он приближался, то свистел, свиристел, быстро вращался хобот-жало-сверло, приближался с большой скоростью, летел. Вот входит один посетитель и видит, что сидит паук неподвижно на стальной сетке, он прошел дальше, а обратно выйти не может, но он осторожно стал пробираться между паутинами и идет, а дальше такая густая сетка, что не пройти и он видит сидит паук неподвижно, тогда он пошел в другую сторону и дошел до окна, а окно все забрано плотной сеткой, и вот он смотрит в окно и видит на сетке паук сидит неподвижно. Он вызвал по телефону охранника. Охранник через дверь (через сетку) хотел войти, задел паутину, одна проволока обернулась вокруг его ноги и прилипла, другая охватила горло, прилипла и так стянула горло, что на коже получился как будто шов. Он видит, паук сидит неподвижно. Охранник ударил по паутине ломом. Лом прилип и спасатель не мог оторвать рук. И тут послышался ужасно тихий быстрый свист.  

Юля: Страшная роща: черные деревья, на высоком стволе толстые ветки, как обрубки! Когда подходит человек ветки падают, валятся с грохотом, как с неба свалились, как камень перед человеком черными дровами! Все черное внутри и снаружи! Еле передвигаются с шорохом по земле! Чернота с краев закручивается, внутри выглядывает розовая мякоть в трещинах, в трещинах прозрачная жижа без вкуса без запаха! Это розовое завертывается вверх как рукав в толстые толстые морщины с присоской! Это розовое хватает человека и засасывает с хлюпаньем! Черные ветки извиваются по земле, шуршат, как сухая кожа по доске или по камню! Розовое прячется в черной коре, ветки медленно поднимаются и как будто умирают! На толстых ветках есть тонкие ветки они первые замечают человека и вздрагивают, качаются со стороны в сторону со стуком, хрустом как сухие пальцы и впиваются в землю, в человека прибивают к земле! Эти деревья дышат, из их корней выходит черная вонь черные ленты кружатся в воздухе, летают по кругу, загораживают рощу, ее ниоткуда не видно, но если какой-нибудь человек войдет, он не спасется! Земля сухая, желтая, как злая ладонь, потрескавшаяся, на земле серая мягкая пыль! Деревья эти черные, а небо над ними закатное, темно-розовое!  

Тихо. Стараясь двигаться беззвучно (у обоих стучит в ушах), как будто спасаясь передвигаются на корточках к освещенному месту и останавливаются на границе света. Между ними на освещенном квадрате пола черная полоса – тень от оконного переплета. К Юле меньшая, к Диме большая освещенная часть. Юля как будто старается заслониться углом от жертвенника, оставшегося в стороне, а Дима тенью от камушка, лежащего на освещенном полу.  

Дима: Ребенок ложится спать. Родители уходят и закрывают дверь. Ребенок прислушивается. Полоса света под дверью исчезает. Дверь в пустой темный коридор приоткрыта. Нет закрыта. Нет приоткрыта. Слышны шаги и как будто кого-то зовут. Кровать трогается с места, выезжает в коридор, проезжает мимо спящих родителей и некоторое время колесит по закоулкам, комнатам, коридорам его, но чужой, нежилой, необставленной квартиры и останавливается в той же комнате.  

Ребенок смотрит в угол комнаты перед собой, там где обычно окно. Никого нет. Вдруг заглядывает под кровать. Никого нет. Смотрит в угол, на потолок у изголовья, обычно там шкаф. Никого нет. Смотрит на дверь. Особенно долго смотрит на дверь. За окном светло. На пороге комнаты пожилой мужчина в плаще, в черной кожаной поношеной шляпе, в темных очках, похож на слепого, он сдвинул очки, зрачки его были черными, в каждом зрачке было четыре отверстия, из которых шли белые лучи. Толь потом стало заметно, что на руках его черные кожаные перчатки, сильно похожие на протезы. То же можно было сказать и о его башмаках. Звук ноющий, губящий возник неожиданно и сразу отделил от всего остального мира. Белые лучи погасли. За окном снова ночь. В комнате темно. Ребенок был мертв. На белой подушке лежал обугленный череп, белый огонь вырвался из глазниц и черные потрескавшиеся угли обвалились внутрь. На столе записка: «Заказ 4014. Сжигатель №2»  

Юля: Вулкан! Сгусток огня, как рожа дьявола, злой куклы, кроваво-красной, улыбается зло, над ним клубы серого дыма, фиолетового, сизого, синего, черного, пепла, как профиль кудрявой головы мавра, с толстыми губами, здоровыми, мяситыми, коротким боксерским носом, нависшим тяжелым черным лбом густыми бровями и квадратными губами! Губы открываются и выдыхают ад и лязгают, гремят, как цепи! Из горла у него вылезает огромная змея с одним глазом глаз волшебный, глаз наливается то огнем то кровью, то синей молнией, во рту у змеи зуб, как маг, чешуя змеи ощерилась, встала дыбом! Из нее вылетают крошечные колечки, а это маленькие змейки! Вся долина в этих вулканах, как в прыщах и между ними течет желтое масло и все бугры в красных трещинах! Улица! Черные собаки сначала бегут за деревьями, потом пробегают рядом, уже, как здоровые телята, бегут поперек несколько собак побольше, огромные, как кони, черные, больше, больше, туча грязной пыли, мокрой грязи, как крупный мокрый песок, летит вперед и сзади, огромные клочья земли вылетают из-под ног! Туман белый, ходит как океан, натекает, наваливается квадратными волнами. Там где туман, крик, всплеск, в тумане открывается круглый колодец с черной масляной жидкостью, по ней бежит туман холодный и холодно, знобит! Липкий туман вокруг, в нем что-то пыхтит, как густая каша, когда варится! Дым, дым идет вонь, как будто клей варят, дым, пар холодный и все время как будто кто-то на весь мир чавкает слюнями трясет! Железные крюки, как гром гремят, по небу ездят, хватают людей!  

Они оба на открытом месте и не прячутся. Неожиданно лицо Юли оказалось в ярком белом свете перед лицом Димы.  

Дима: Я боюсь.  

Юля рывком протягивает к его горлу руки, как будто хочет его задушить, глаза как будто разбились и засияли. У Юли изнутри поднимается торжествующее утробное мычание, зубы во тру пляшут, гремят. Гремит, рычит, ревет. Юля падает на колени перед Димой, хочет расстегеуть Диме рубашку, подносит руки к пуговице, руки начинают трястись, убирает руки, руки успокаиваются, подносит к пуговице, руки опять трясутся, прыгают.  

Дима стоит, склонив голову, клюнув головой, смотрит мечтательно. Юля: Не могу!!! Не получается!!!  

Не может ухватить пуговицу, падает на Диму (они вместе падают), пытается открыть ртом, не получается и ртом, так лежат. Дима мечтательно смотрит под рубашку, на свое плечо, тянется к нему губами, его хочет поцеловать.  

Утро. Уже рассвело. Луч прожектора ночного клуба медленно опускается на крышу дома (башни) и гаснет.  

Саша запирает входную дверь в Юлину квартиру. В парадном темно. У Саши умеренно растрепанный вид, рубашка свежая, галстук затянут чуть слабее обычного, волосы приглажены. Выражение лица отстраненно-беспристрастное. Рядом соседка, бабушка, запирает дверь никак не может попасть ключом в замок в темноте. Проходя оглядывает ее.  

Спускаются вместе в лифте. Саша позади бабушки, на расстоянии, подчеркнуто индифферентно.  

В подъезде темно. Бабушка, держась за стену, спускается по ступенькам. Саша выскакивает из-за спины у бабушки и бегом бросается к двери.  

Саша: Давайте дверь подержу.  

Развернулся и побежал к бабушке: «Или я вам лучше помогу? »  

Бабушка испуганно прижалась к стене и почти вскрикнула: «Нет, вы лучше дверь подержите. »  

Саша выходит из подъезда, его слепит свет.  

Утро. Пустырь. Саша сидит на земле, привалясь спиной к деревянному телеграфному столбу без проводов, раскинув ноги. Рубашка расстегнута, галстук болтается на шее. Рядом валяются две пустые водочные бутылки. Небрежно забрасывает ногу на ногу и орет, что есть сил: Милиция! Милиция! (весело) Я немного пьян. Ты сука, быдло тварь ****ая, я тебя выебу, маму твою выебу, быдло, нет, я тебе отрежу голову, сука, я тебе отрежу голову твою маму ебать, убирайся, я сказал – вон, убирайся, сука твою маму ебать всех сдам суки буду убивать, всех сдам буду убивать забью ногами, порву за ноги подыхайте, сдыхайте подонки сдохни сдохни сдохни убью сука, ****ь, сука брюхатую ногами забью в живот лопатой ржавой лопата в крови пузыри кровавые гнида трупная убью выебу на *** все пидоры на хуй. Выебу людей, выебу заебу выебу в зад. Выебу до смерти тебя ебаной выебу на хуй заебу выебу в зад. (Орет, что есть сил) Милиция! Сука все я, я, я, я вам сука дам я.  

День. Яркое солнце. Саша сидит в той же позе, не шелохнувшись, с побелевшим лицом, запрокинув голову, с открытыми глазами. По губе ползет здоровая зеленая навозная муха.  

Пустырь. День. Саша сидит у столба. Смотрит перед собой в пустоту. Выкрикивает страшным голосом, будто рыгает, вперемежку с всхлипывающей икотой: Ты не баба, а тварь! Йик! Я те вдарю! Бам-бам! Так и надо! Бам-бам! Йик! Получай! Йик! Бам-бам!  

Дима, усталый, стоит на тротуаре у подъезда Юли и с снисходительным любопытством наблюдает «типы улиц» (гуляка после бурной ночи, «утомленный повеса»). У подъезда выставлены несколько стульев, на одном постелен лист картона и табурет. Подходит Саша, плохо держится на ногах, его поводит. Дима за ним с интересом наблюдает (с большим, чем за остальными, его тут же отвлекает что-то другое, третье, но он тут же возвращается к Саше).  

У Саши в руках большая картонная коробка, перевязанная блестящей фольгой. Саша подходит к Диме вплотную, взгляд больной, тяжелый, такой, что ему зарезать, как сапоги почистить, придавливающий. Долго, очень долго, как только можно пристально смотрит Диме в глаза, подносит кулак к его лицу, к зубам, кулак здоровый, мокрый, щетинистый. Дима смотрит со снисходительным интересом, любопытством и доброжелательно.  

У Саши клокочет в горле, на шее вздулись жилы. Медленно ставит коробку на землю. Рот у Саши покривился, разинулся, как черная дыра, как земля разверзлась и Саша заговорил, как будто каток медленно двинулся, повернулся.  

Саша: Ты хулиган.  

Дима смотрит сочувственно и ласково. У Саши челюсть отвалилась, кулак упал, Саша упал на Диму, целует его в губы взасос, глядя ему в глаза, отстраняется и смотрит на Диму помутневшим «бычьим» взглядом. Дима достал из кармана сложенный платок и несколько раз приложил к губам, «промокнул» губы. Дима безмятежен, взгляд переходит от одного к другому, взглядывает на Сашу и переходит к следующему.  

Саша смотрит ему в глаза. Поднимает коробку. Поворачивается и идет в подъезд.  

Как будто пустая комната. Юля стоит посреди комнаты опустив руки, в прострации, ничего не замечая. Саша ставит коробку на пол рядом с ней. Ходит по комнате и слушает шаги. Ходит кругами вокруг Юли, подходит вплотную, отступает и останавливается на почтительном расстоянии. Юля молчит.  

Саша поднимает коробку, лента развязывается, коробка выпадает у Саши из рук и падает на пол, Юля вздрагивает. Саша садится на корточки, открывает крышку, в коробке сложеная искусственная елка.  

Саша: Позовешь меня елку наряжать?  

Юля молчит.  

Саша: А я думал сейчас зима.  

Юля не отвечает.  

Саша: Я Маме платье купил, с декольте, принести? Хочешь в Америку поедем? Ты чего дверь не запираешь?  

(Достает из коробки и протягивает ей еловую лапу. )  

Юля не реагирует.  

Саша бросает еловую лапу в коробку.  

Саша: Такие пустыри кругом. Зима. Снег лежит.  

Юля молчит.  

Саша раздевается (с удовольствием расстегивает пуговицы), стоит перед Юлей в трусах.  

Саша: Я не хочу уходить. Я люблю тебя.  

Юля (как будто очнувшись): Я не знала, что ты здесь.  

Юля в забытьи стягивает с него трусы. Саша стоит повесив руки.  

Юля (восторженно, истово): Красиво! Ты, очень красивый, Саша!  

Саша: Мне что, уходить?  

Юля молчит.  

Саша (глухо): Пока.  

Юля молчит.  

Вошел Дима, молча взял Юлю за руку. Саша смотрит на них, как будто им вслед, колени у него дрожат.  

Дима: Можно?  

Юля молчит.  

Дима отпускает Юлю, собирает одежду Саши, боясь дотронуться, смутить обнимает его за пояс, усаживает на постель, тот соглашается, начинает его одевать. Галстук Саша повязывает сам. Целует Саше руку, левую. Саша сжал зубы, что есть сил, но руки не отнял.  

Мама стоит рядом с ними, как будто хозяева и гости прощаются у дверей.  

Дима: Пожалуйста. Я очень хочу, чтобы вы пошли со мной. Я вам покажу там... на улице... одна вещь.  

Поворачивается и идет к двери.  

Юля, Саша и Мама молча постояли, переглянулись, Саша пожал плечами. И они пошли.