Перо листы чуть слышно разрезает...5

Оглавление:  

Пролог  

Глава 1. Продолжение знакомства с главными персонажами  

Глава 2. Самая последняя встреча  

Глава 3. Сказка не всегда добрая  

Глава 4. В поисках лучших миров  

Глава 5. Теперь он – демон  

Глава 6. А если он никогда не вернётся домой?  

Глава 7. Опасностей становится больше  

Глава 8. Смерти – нет!  

Глава 9. Не всё потеряно  

Глава 10. Наш мир утопия, но он прекрасен!  

Вместо эпилога  

Пролог  

Говорят, талант чаще всего идёт по уже проторенной дорожке, это мастер, но выполняющий придуманные до него варианты решений, который учится у людей, гений же берёт вдохновение у природы...  

Можно было бы смело сказать, что Он вырос таким здоровым и крепким, потому что провёл всю свою жизнь на природе. Был здоров и ценил красоту, любил природу и был очень близок с ней. А ещё, что за свою относительно недолгую жизнь уже успел насмотреться на мир, на разные миры, если честно. Можно было бы назвать его музой, рождённой на природе, взращённой природой или ней очарованной. Музой, оставившей своё нежное сердце где-то среди лугов и полей, поселившейся на вершине огромной рвущейся вверх горы, но на самом он был не только музой, являясь чем-то немного иным, а эта гора была превращённым в прекрасный камень сердцем его любимого Автора.  

…И, если вам кажется, что такого не может быть, уверяю вас: всё возможно. Целый длинный книжный сюжет…  

***  

Огромными изумрудными глазами смотрел крылатый на красивое поле, полное разных цветов, смотрел вдаль, на туманный горизонт, и снова устремлял взгляд на цветы. Жил в нескольких минутах полёта, но всё равно, каждый раз как проходил мимо, радовался, точно ребёнок, и хотел прыгнуть вниз – с головой, прыгнуть в это цветочное поле. Зелёно-розовые волны переливались оттенками каждого лепестка и шелестели от ветра. И каждый раз казалось, что никакие это не цветы, а разноцветные волны, и никакое это не поле, а море, море из лепестков. Лирическое видение преследовало крылатого нередко и раньше, но после одноимённого стихотворения, усилилось в тысячи раз.  

И теперь он, когда пролетал над вечно цветущим полем, мог позволить себе хотя бы один раз нырнуть в эту подвижную бездну, правда, из ныряний мало что получалось. «Глубина» была неподходящей – можно лишь лечь спиной на разгорячённую землю, ощутить её тепло или жар всеми мышцами крыльев, прикрыть глаза и представить себя муравьём, а цветы, падающие на голову и округу, в несколько раз больше, чем есть. Но можно было сделать ещё одну штуку – продолжить кружить над цветными волнами, выискивая самые «глубокие» уголки. Нырять и выныривать, и снова погружаться навстречу поискам. Нырять и искать, чтобы после всё же найти заветное место, где обычные человеческие цветы, по воле всемогущего Повелителя, вырастали до невиданных прежде отметок. Где они склонялись над тобой, как деревья, высокие, почти метровые, ромашки, гвоздики и васильки. Где ты лежал, точно укрытый от всех них огромными разгорячёнными лепестками, и нежился в такой же небывало огромной тени... Где ты мог лежать под листьями и цветами, точно не на поле, не на природе, а в огромной палатке из зелёных листов-лоскутков...  

Иногда хотелось углубиться куда-нибудь ещё дальше, попробовать поискать уголки, неописанные Автором, неизвестные, и иногда они находились. Дополнительные входы в пещеры, новые острова и леса. Энергия, которая летала в воздухе и творила этот невиданный мир, которая клубилась и вилась вокруг некоторых – всегда разных – кусочков мира, энергия, которая у людей звалась таинственным и непонятым большинству Вдохновением, эта энергия, надо сказать, иногда попадалась первой ему, а иногда его двуногому Господину. Ввиду этой дилеммы люди часто спорили на тему того, кто придумывает миры – Автор или крылатый друг, и это было одновременно правильно и неправильно, какой бы вы ни сказали ответ. Миры придумывались сообща, но иногда пальму первенства выхватывал кто-то первым.  

Если Автор находил хоть капельку времени и Его посещало Оно, перелетая границу пространства и времени, крылатый наблюдал, как буквально из ничего там, где раньше был лес или горы, точнее за ними, среди чистого, белого горизонта, появлялся ещё один лес, появлялись новые холмы, горы и новые жители. Становился свидетелем рождения новых событий, историй, бессловесным зрителем череды удивительных превращений или перерождений. На его глазах проносились миллионы лет эволюции, рождались и умирали десятки и тысячи новых существ. Меняли своё направление полёта и цвет облака, появлялись новые пейзажи природы.  

Но иногда, когда первенство перетягивал в свои руки крылатый, тогда уже не Автор, а он становился создателем нового мира. И на месте каменной стены могла открыться новая дверь, а за дверью вспыхивали сияющие несметными богатствами аметистовые или турмалиновые пещеры, или речка вдруг появлялась среди травы, пробивая зной горячего ветра холодным серебристым фонтаном. Тогда человек был вынужден лишь кивнуть головой, поддаться, последовать за ним и смириться. Согласиться, не отказать. Он ничего не мог изменить и никогда не пытался. Он следовал за своим существом и всегда-всегда доверял ему. Ещё никто никогда не имел права отказывать своему Вдохновению.  

Белый горизонт окрашивался яркими красками, на нём, точно новом холсте, всплывали сначала нечёткие и расплывчатые, а потом уже вполне себе настоящие и объёмные картины нового уголка. Нужно было лишь подождать один миг, пока слова высыхали и ложились навсегда на бумагу, и уже можно было тронуть рукой новый прекрасный цветок или взлететь в новое чистое небо, вдохнуть новый воздух, расслабиться и начать изучать снова мир... До тех пор, пока Вселенная расширялась, существо было живо и счастливо, оно могло испытывать весь спектр эмоций и почти каждый день удивляться чему-то, радоваться. Так было и так должно было быть, по идее, до самого последнего Его вздоха. Но если верить словам, мир существовал даже После. Просто в нём больше не находилось ничего удивительного, всё рано или поздно становилось исхожено – каждый город, каждая улочка, каждая гора, каждый холм. Жизнь внутри мира продолжалась, но она застывала, и некоторые крылатые существа, если опять же верить различным слухам, от бессилия и отчаяния порой даже кончали с собой…  

…Но пока мир дышал и жил, сложно было представить что-то подобное. Смерть даже в теории – на словах – почти не заглядывала в бескрайние дали. Здесь расцветали Весна и Жизнь. Пели, как на заказ, прекрасные птицы, и каждый день, каждый миг они приносил зеленоглазому только радость. Познание и самопознание давало обратную связь, одиночество никогда не было вечным из-за приятных и понимающих слов Повелителя. И хотелось, конечно же, верить, что так может быть здесь всегда…  

С вершины огромной горы-останца открывался отличный вид. Здесь, в прямом смысле, как на ладони, виднелись все ближайшие и дальние поселения. Лес со стороны крутого опасного склона, подобная, но куда большая по размерам гора на западе и востоке, таинственная наполовину средневековая страна, населённая вампирами и волшебниками, а также Крым и Россия. И так, можно было нетрудно понять: этот мир находился на границе довольно разных и непохожих миров и вселенных. Он находился между известных и уже всеми забытых, возможно, придуманных стран, каким-то таинственным образом, умещаясь на границе всех них и мудрёно искривлённого времени.  

В любой момент, когда солнце начинало печь нежные зелёные перья, крылатый мог спуститься вниз и притаиться в траве и в лесу. Он же мог в случае малейшей необходимости взмыть вверх или устремиться стрелой к своему логову. Мог перелететь километры пути одним или двумя быстрыми взмахами, оставшись в глазах наблюдателей только точкой, молнией зелёного света.  

А потом лежать, чуть согнувшись от холода, средь глубоких пещерных квартир. Крылья грели спину и плечи, а ветер обдавал лёгкой прохладой лицо. Все эти температурные колебания также были под властью крылатого и его Автора. Они давно обговорили лучший вариант и, если вам померещится, что существо, проживавшее в таинственном бесхитростном мире, было несчастным, вы ошибаетесь: оно само предпочло быть таким и жить так. Его устраивало просыпаться на вершине горы, в облаках, на каменном полу и на крыльях. А какие угодно другие удобства казались неважными, не глобальными, не нужными совершенно ему.  

Но позвольте рассказать мне чуть больше об этом таинственном радостном существе; что было видно сразу, так это его чистоту, даже пусть не внешнюю, нет, хоть внешность также была безупречна; внутреннюю душевную чистоту выдавала с головой ранимость и нежность. А горящие зелёным светом глаза, резвость движений и живость ответов показывали хорошую физическую подготовку, душевную и телесную целостность. Она также говорила об уже упомянутом хорошем здоровье, и это было неудивительно. Крылатое существо почти каждый день носилось и резвилось по полям и лесам, дышало чистейшим воздухом и ело только свежие фрукты. Было бы странно представить, что живущее вдали городов, на природе, оно было чем-то опечалено или больно. Это закономерно. Отсюда и хорошее настроение.  

Но случались и чёрные дни. Тогда, когда небо разрывалось от фиолетовых туч и буквально раскалывалось на части. Тучи рыдали тонной чернил, иногда из них даже сыпались небольшие градины помятой, порванной и серой бумаги. В такие дни радостный житель прятался поглубже в свои пещеры и берег голову и нежные крылья подальше от кислотной воды. Он буквально напоминал насекомое, прячущееся в сухой трещине или под крупным листом, но не всегда плохое настроение Повелителя совпадало с настроением Его подопечного.  

Иногда оно проявлялось чуть по-другому и в другой час, иногда не проявлялось и вовсе, но чаще пересекалось: крылатый изнемогал от тоски, или лежал, скрутившись калачиком, мечтая о каких-нибудь таблетках от сердца. Он даже думал несколько раз сброситься с высоких скал на раскалённые белые камни, но даже, когда прыгал, в полёте понимал, что творил. По иронии судьбы имел огромные и роскошные крылья – а значит никакое самоубийство не было возможно и в принципе. Крылья реализовали силу, как только ноги отрывались от твёрдой поверхности. Они заставляли повиснуть над высотой и парить, и после, чуть успокоившись, молча и чуть печально, сделать несколько шагов в воздухе и вернуться на страшный обрыв, а после к себе – в пещеру.  

Душу одолевала грусть – горы навязчивых мыслей, а потом думалось обо всём – хорошем, нейтральном и нехорошем. Но плохие мысли всегда улетали – новые, лучшие, приходили на смену с рассветом. Старые или новые, только рождённые фантазии Автора вырисовывались на горизонте, но не всегда приходились по вкусу. К слову, не только поля, ароматы и сновидения стояли здесь, как живые. Живые слова роились везде и также составляли фантастические фрагменты бескрайнего мира. Они были его фоном и антуражем. Они были мелочами и всем, что могло быть. И если бы не слова – не было бы всей этой Вселенной.  

Конечно же, крылатый герой был создан по собственному подобию человеком, это объясняло их схожесть; Автор с детства и сам хотел быть таким, но по понятным причинам не мог, это было возможно лишь в книгах.  

…Примерно в таком мире обитал наш главный герой. Об Авторе, его создателе, известно немного меньше. Самый обычный юноша из самого обычного мира, одного из земных городов. Он ничем не отличался от окружающих, и, если кто-то не знал, что он пишет, этот кто-то не мог и представить, что творилось в Его голове и какие там расцветали миры и пейзажи.  

Писатель часто наведывался в свой мир, возможно, иногда даже злоупотребляя таинственной силой. Особенно когда в жизни случалось что-то плохое, Он делал то единственное, благодаря чему мог избавиться от проблем – Он писал. Придуманный сознанием мир нравился куда больше реального.  

И Он часто бывал на горе, той самой, о которой уже говорила история выше. Эта гора, которая была не из простого камня-граната и, если разобраться, даже не была настоящей горой, только сверху покрывалась глиняной почвой и мелом. Мелкие камушки специально скрывали глубинную красоту, отпугивая подозрительных путников и пряча истинное предназначение. О назначении горы в этом мире знали только двое: Автор и тот самый крылатый муз. Отданное на вечное пользование сердце не являлось какой-то тайной, просто мало кто верил в подобное. Слишком непостижимо и удивительно, слишком неожиданно и красиво. Осознание этого и тот давний почти забытой Вселенной миг, когда стоящий на коленях Автор, убивал себя и умирал, вырывая своё сердце собственными руками. Умирал, чтобы после воскреснуть и жить затем в двух мирах. Такая гора не могла не стать лучшим домом.  

И дом крылатого существа всё время зависел от того, какие сюжеты придумывал Автор. Муз мог управлять, но не всегда, чаще Автор создавал для него события. Их проживали не только те персонажи, которым предназначался сюжет, но и радостный парень. Он был невольным участником всех событий. Он мог дружить, общаться со всеми новыми персонажами из сюжета и со старыми персонажами, наверное, тоже, но старые время от времени надоедали, ведь они и их жизнь, в отличие от его жизни, были замкнуты только одним сюжетом, в их жизни не случалось больше никаких неожиданностей. А ему в этом плане невиданно и неслыханно повезло – у него была возможность жить дальше, переживать каждый сюжет, выбирать самому себе жизнь, иметь желания. И, если разобраться в самых сокровенных секретах, чаще не он был подчинён волей Автора, а наоборот Автор был подчинён воле муза. Они не могли жить друг без друга и были во всём равны.  

Да только и в этом мире жилось как-то не всегда гладко, не всегда весело, хотелось чего-то ещё, настроение менялось и часто падало. Да, я уже говорила о том, что все знали крылатого как некую радостную и солнечную сущность, и он был таким, был, а потом в один миг изменился.  

В последние годы он стал всё больше напоминать писателя, приобретая одинаковые черты, сливаясь с ним в одно существо. Неудивительно. А ещё ему было скучно. Бесконечные новости тоже однажды надоедают, переставая казаться чем-то неожиданным и теряя всю свою прелесть. И новым уже стало бы возвращение к старому, тишина, которой порой так не хватало. Ему хотелось общения, но не с персонажами чужого сюжета, а с живыми полнокровными жителями, потому что все остальные не могли видеть спектр всех чувств. Ему хотелось вырваться из своего мира, возможно, чтобы уйти в авторский мир, чтобы жить в нём, как человек, стать братом или близнецом...  

Глава 1. Продолжение знакомства с главными персонажами  

…Его звали Ян, и Автор пытался вспомнить, с чего это всё началось. Откуда взялся тот, кому он дал имя Крил, кто такой Крил, почему он именно такой, какой есть. И помнил – не знал ответа. Ещё в детстве, однажды закрыл глаза и представил, попробовал представить Рай: там, среди бесчисленных полей и лесов бродило это странное существо. С завораживающим зелёным взглядом, с огромными зелёными крыльями, нежное, хрупкое и ранимое, без определённого возраста и даже определённого пола. Многое потом стало ясно, как например то, что оно почти во всём соответствовало ему самому, но это, повторюсь: через годы.  

Что-то было в нём эдакое, что человек не мог себе объяснить. Ту силу и мощь беспричинной безумной радости, которая захватывала иногда и дурманила, которая сводила с ума и заставляла рваться куда-то в небо. И невозможно тогда уже было просто идти и пить чай, когда из твоей груди рвалось что-то наружу, а ноги отрывались высоко от земли. Когда невозможно было не думать об этом чувстве, и мысли сводились лишь к одному; это состояние казалось чем-то за гранью. И лишний раз человек никому не рассказывал о таком. Не все были в состоянии такому поверить.  

Много лет с горячей любовью и упорством Он создавал этот мир. Любил больше других, прописал, как говорил о том сам, каждую вторую травинку. Много лет долго и упорно – и до сих пор. Создавал всё трудом и потом. А началось всё из детства, из придуманного перед сном мира и сказки, полной зелёного света, попытки представить Рай… И Ян жил им больше, чем реальным миром. Отчаянно скрывая от родителей, живя ним втайне от всех, самоотверженно, преданно, самозабвенно, пуще, чем когда бы то ни было.  

Он думал иногда, что просто делится своими мыслями с собой и с бумагой. Думал и фантазировал, не придавая значения, откуда оно идёт и зачем, что оно такое на самом деле, какая сила поселилась внутри Него. Пытался понять поначалу, а со временем вопрос отпал сам собой. Человек вырос и продолжил писать – закончил с отличием школу и поступил в престижный университет на филолога. Всё шло хорошо, и творчество двигалось в гору, никто не мог предсказать тот факт, что совсем скоро обучение начнёт казаться скучным и разонравится. Но так случилось: многое изменилось в обыденной жизни, привычное стало казаться рутиной, а новое перестало приносить радость.  

Но что бы ни случалось в реальной жизни, рядом всегда был он, тот самый крылатый парень. Он улыбался в любых обстоятельствах, выживал даже в самом трагичном сюжете, заставлял жить и себя, и автора, двигаться вперёд, преодолевать любые препятствия, обретать веру в себя, чувствовать что-то хорошее. Так было вначале, когда соприкосновение с Зелёным миром казалось просто приятным событием, так стало потом, так было снова и снова, уже будучи Его личной тайной, необъяснимым стечением обстоятельств. Зелёный мир – оттого и зелёные крылья, зелёные, живые, как жизнь, Крил получил своё имя и цвет в честь цвета жизни, в честь крыльев.  

Этот парнишка в самом прямом смысле слова вытягивал Яна из бездны ужасных мыслей и одним своим существом заставлял выходить из депрессии, когда несколько лет назад, всё, казалось, зашло в тупик. …Сложно сказать, что именно сберегло тогда юного автора, он не любил вспоминать о том дне, давайте и мы не будем; суть в том, что примерно с тех пор в жизни стали происходить весомые изменения. В мысли стали вторгаться сомнения, ненужность и боль постепенно разъедали сознание. И в молодом парне-писателе уже с трудом можно было узнать того резвого и весёлого студента, каким он был поначалу, на первых курсах.  

Тогда Яна, только-только ознакомившись с его творениями, даже избрали председателем университетского кружка, посвящённого развитию современной литературы и творчества. Так высокого оценили, для того, чтобы… Что? Не прошло и нескольких лет, как слава, не успевшая зацвести, исчезла, сделав парня обычным юношей. На него перестали обращать внимания преподаватели, привыкнув к тому, что он обязательно напишет вместо сочинения рассказ, а экзаменационный вопрос может начать стихами, ответит лучше других. Они привыкли к такому, будет правильно сказать так, привыкли, а не обесценили или сравняли с другими. Но это преподаватели. Другие студенты, бывшие единомышленники и даже коллеги, достаточно быстро охладели к красивым мирам, перетянув авторитет на свою сторону, перестав хвалить, читать и даже просто общаться с автором.  

И так получилось то, что едва ли можно было предсказать поначалу: знаменитый университет, в котором училось немереное количество выдающихся личностей, последний, выпускной курс, центральная роль в главном литературном кружке и полное отсутствие интереса, пренебрежение, если даже не наплевательство. Последние годы Ян оставался главой кружка лишь формально, он занимался отчётностью и читал работы всех новичков, вёл счёт им, принимал и выдавал своеобразные билеты-карточки, выписывал рецензии, давал советы, но он не был любимым и главным автором, эту роль давно переняли другие. У студентов всё и всегда менялось стремительно быстро…  

Послеобеденные заседания в кружке из задорного и увлекательного времяпровождения превратились в скучные и однообразные будни. Отказаться нельзя – «тебя выбрали преподаватели, неси этот крест до конца», – говорили другие. А бумажек надо было заполнять всё больше и больше, а новые авторы всё сильнее походили один на другого. К Яну никто не прислушивался, никто не исправлял своих ошибок и не стремился расти, зато каждый считал своей необходимостью положить на стол новую тетрадку, распечатанную рукопись или флешку. Случался и самиздат. В итоге Ян только читал и зевал, и даже не имел права на честную критику – те, кто перехватили власть первенства, считали своим долгом поддерживать каждого, продвигать и нахваливать, но кого – бездарей? Зачем их вдохновлять писать дальше, зачем продвигать – ради чего? Пусть лучше будет меньше, но качественней.  

Если у вас сложится впечатление об обманчивом уровне университета, то сразу скажу: он здесь не причём, подобные настроение творили сами студенты, начитавшиеся однажды умных книг в Интернете, не поняв, где ложь, а где истина. Если вдуматься, они вроде бы ничего плохого не делали – всего лишь надеялись, что из каждого, даже самого слабого и тщедушного, может получиться настоящий и крепкий талант. Но ничего не делали для развития оного. Хвалили всех, никого не критиковали, поощряли и правые, и левые настроения, надеясь, что время после само отсеет ненужных личностей, это сделает кто угодно, но только не они, любимые. И вырастали самоуверенные и неумелые, считающие, что они совершенство, люди лишённые стремления и мечты, уповающие сплошь на моду и тысячу-две друзей. Да, может, сейчас слава и была с ними рядом, но едва ли они думали о том, что будет завтра, через год-два, через пять-десять лет и ещё позже?  

Это грустно осознавать, а наш Автор, получивший намного раньше них всех куда более благозвучные одобрения от влиятельных и маститых писателей, до сих пор не встретил ни одного того, кто был бы ему по-настоящему интересен, кто показался бы нестандартным, незаурядным и нёс в себе что-то великое. Не подумайте, что это было якобы по причине, будто Ян считал великим только себя, нет-нет, с некоторых пор он вообще очень плохо к себе относился; он просто говорил о том, что большинство прочитанных работ были похожи одна на одну, работы были разными, отличались по форме и содержанию и в тоже время не отличались, имел в себе много ошибок. Хотелось чего-то яркого, вспышки, света, способного озарить и затмить всё вокруг. Но такой вспышки не было, а так хотелось найти. Возможно, именно это желание и удерживало его в его должности.  

…Единственной вспышкой, пусть и достаточно образной, был странный зелёный парень, который мог всегда и выслушать, и успокоить. Который гладил Автора по рукам, согревал своим взглядом и крыльями, который любил его, точно брата, преданно, беззаветно и бесконечно. Который был готов прийти к нему, и к которому Ян был всегда готов прийти на бумагу.  

Зеленоглазый паренёк выслушивал все прочитанные истории, обсуждал их, часто делился мнением или эмоциями. Он был как живой и такой же одинокий, как Ян. И всё, чего в последнее время хотел юный студент, это встретить такого, как Крил, только встретить в реальности. Встретить, понять, да хотя бы просто найти.  

Итак, его тянуло к людям, но людей не тянуло к таким, как он. Получивший звание ботаника и самоучки, юноша обладал также невзрачной фигурой, слабым здоровьем и зрением. Его трудно было сравнить с теми авторами, хоть это здесь и не при чём! – от которых даже на расстоянии веяло энергией мощи, сильными и накачанными телами, одеколоном, поддержкой популярных движений и прочими молодёжными увлечениями. Это, конечно, стереотип, но за вторыми чаще ходили девчонки, а наш автор и здесь опять оставался в тени. Он не был грустным или стеснительным и казался в последнее время скорее чёрствым, холодным, равнодушным к другим, «взаимным», как говорил сам парень. Но при всей своей «холодности» и «взаимности» в любой момент мог сорваться и кинуться в омут чувств, захлебнуться в слезах или счастье.  

…У меня есть предположение, что крылатый был отражением Яна, его мечтой о себе, представлением лучшей версией. Это тот, каким бы он сам хотел стать, или тот, кого бы хотел встретить в жизни. Всего один человек, но только такой, как он. И это был бы самый лучший на свете друг, или самая идеальная девушка. Это была бы сестра или брат, если можно сказать так – и пусть в шутку.  

Но шутка оставалась немой. Не было и настоящих братьев. Один ребёнок в семье. Лишь дальняя-дальняя родственница, примерно такого же возраста, но давно забросившая учёбу, она изредка навещала семейство, но была слишком распущенной, а ещё твердила всем без конца, что не хочет искать себе пару, «счастлива тем, что есть» и была заподозрена в других крайностях, а потом в один миг изменилась, якобы встретив свою любовь, сейчас в двадцать три с лишним года уже многодетная мать.  

Поэтому даже в семье общаться было практически не с кем. Ян писал, фантазируя на бумаге или только в своём сознании. Представляя новые пейзажи и эпизоды, сцены, которые могли бы произойти. О том, чего не хватало, чего хотелось, что было и что могло быть. Возможно, даже по-настоящему «видел» перед собой своего друга и общался с ним днём, во время занятий и чтения. Общался, обращался, хотел быть не один. И за это придуманный образ не мог не ответить взаимностью.  

***  

Сегодня Крил был печален, печаль брала вверх, и как ни старался он, как ни отмахивался от неё, она бесконечно всё портила. Причина казалась неясной – много времени понадобилось для того, чтобы осознать всё, но потом его в один миг осенило, и Крил понял, чего ему так не хватало. Ему надоела зависимость. Но как от неё избавиться, что изменить?  

Подсознательно, с каждым днём всё сильней и сильней, он хотел свободы и неожиданности. Не хотел больше повторять события жизни Автора, жить в Его фантазиях, Его идеях, и, хотя многие работы были придуманы сообща, крылатого это всё равно не устраивало. Он хотел независимости и полной, полноценной свободы. Родитель из материального мира не мог и не должен творить его жизнь. Но пока Крил не осознавал всего этого, он только начинал понимать…  

…Это утро началось, как любой другой день. Над морем появились солнечные лучи. Они ослепили взор, залили всё белым светом. Природа радовалась, цветы о чём-то пели, шептались, а крылатого по грустной причине убивали плохие мысли. Он ходил всё утро – не мог летать, тело преследовала слабость, ничего не хотелось делать. Он поел скорее через силу, чем потому, что был рад увидеть золотой поднос со спелыми инжирными персиками, этакий необычный подарок, оставленный для него его Яном. Автор почти всегда оставлял для него подарки – еду, какие-то вещи и побрякушки, иногда это были самые обычные красные розы, внезапно появившиеся на поверхности. Момент: ещё секунду назад крылатый плыл, и никаких красных роз рядом не было.  

А сегодня утренним подарком стала еда; почему именно персики – неслучайно. Муз имел неосторожность сказать, что давно их не ел, а деревья в этом сезоне не зародили, он давно их не ел и очень хотел попробовать. Кстати, возможно, что эти плоды были не совсем эфемерными. Вполне вероятно, сам Автор недавно посетил магазин и купил себе персики, начал есть, а потом просто вспомнил про Крила, взмахнул пером, и несколько спелых рыжиков исчезли, переместившись в прекрасный мир.  

Вот только, как бы там ни было там с завтраком, это была лишь еда, и настроение от неё не зависело. Крылатый думал без конца о писателе, о его странных чувствах по отношению к нему, про таинственную любовь или связь, которая была непосильной. Он думал параллельно о том, что услышал случайно вчера. На самом деле особенного ничего не случилось: просто некоторые травинки начали смеяться над зелёными перьями, что те якобы подражают им, и все идеи его и Автора выдуманные, некрасивые, «такое уже было», «это ужасно скучно», «нам интересно лишь потому, что в мире ещё никогда не было такого убожества». Кто бы говорил, кто бы говорил, да без Него они бы не могли даже пискнуть, существовать! Возмутительно.  

Это не давало покоя Крилу, и он думал: «Вдруг это правда? » Ему нравился цветущий и радостный мир, но он задумывался о том, что бывает в мирах других авторов. Лучше ли там, или хуже? «Возможно, есть другой, куда более красочный мир?.. » И начинал вынашивать мысль о побеге, пока что ещё не до конца понимая её всерьёз. Он не хотел есть, и персики казались безвкусными, всё казалось хуже, чем раньше: цвета – бледными, а запахи – не сладкими, слабо выраженными. Небо печально клубилось высоко-высоко над ним, печалясь по какой-то своей, куда более важной причине, а может быть, в унисон?  

Кстати, я забыла сказать, что обычно крылатый всегда славился хорошим расположением духа. Плохое настроение бывало у него настолько редко, что за глаза его все называли Солнечным зайчиком. Солнечным – из-за радости, а зайчиком за длинные немного заострённые ушки. Только если вспомнили эльфов, они здесь не причём: это было лишь совпадение, следствие разных прочитанных книг.  

Итак, Крил сидел на небольшом камне и ногами касался воды, болтал ногами, из-за чего поднимал вверх небольшие фонтанчики. Синие волны нежно касались кожи, они были такими же, как и всегда, но крылья ёжились – им не нравились холодные солёные капли. И не только вода, весь морской берег казался неприятным и грустным. Что-то в нём изменилось.  

Точно желанное объяснение, через несколько мгновений у берега мигнула вспышка, и ещё заспанный Автор появился тотчас за спиной. Крил даже вздрогнул от неожиданности – это было слишком резко и рано. Наверное, Автору не спалось.  

– Как ты? – послышался знакомый голос. – Непривычно видеть грусть на лице. Что-то случилось?  

– Едва ли!  

– А чего ты кричишь? Ты какой-то бледный сегодня…  

– И буду!  

– Да что с тобой? Крил… – человек посмотрел по сторонам и заметил поднос с подаренными сиротами-персиками. – Почти не прикоснулся к еде. А так хотел их…  

– Уже не хочу, – голос прозвучал тише.  

– Ты на что-то обижен? Да в чём же дело?  

– Я не знаю, как это сказать… Ты будешь ругать меня… Нет, я просто перестану с тобой разговаривать! – крылатый резко подпрыгнул и тут же взмахнул рукой. Он хотел отбить удар, хотя никакого удара и не было. Автор лишь протянул руку вперёд. Его ладонь была направлена к небу, приветствие. – Не трогай меня! Не прикасайся! – послышалось громко в ответ. Почти слёзы.  

– Я не успел даже сказать…  

– А что ты хотел сказать? Что опять? Говори, ну говори уже, говори!.. – в голосе уже слышались слёзы, хотя в больших зелёных глазах ещё виднелся огонь. Это был один из тех редких моментов, когда добро и зло сливались в них воедино, но ни один из них не приобретал статуса победителя.  

– Крил. Да скажи ты уже… – Автор глубоко выдохнул и тут же замер, встав рядом с соседним камнем, не зная, как продолжать. Он говорил очень медленно и долго подбирал каждое слово. В словах слышались боль, неуверенность, а обеспокоенность так и витала в воздухе. Протянутая вперёд и зависшая в воздухе рука писателя дрогнула, пальцы уже опустились вниз.  

И крылатый не выдержал, сдался. Он опустил голову и печально уставился в пол. Короткий дерзкий порыв испарился, не прожив даже пары минут. Он бросился в объятия Автора и громко зарыдал, прижавшись к его груди.  

– Что случилось, пока меня не было? Меня не было всего одну ночь. – И чтобы показаться настойчивым, добавил: Я жду ответа.  

А ответа не следовало. Крил смущённо и виновато молчал. Его крылья, к слову, давшие это самое имя, так же казались опущенными. Висели, глядя вниз, как будто страшно сожалели о чём-то.  

– Я не знаю, как это выразить… – наконец, прошептал тот.  

Травы тихо шуршали вдали. Зеленоглазый старался слушать их и цветы, отвлекаться, не рефлексировать, игнорировать Автора до последнего. Да только не получалось. Как это могло получиться, если он сам не мог решить, хочет он сбежать, или жить здесь.  

– Что ты чувствуешь? – голос настаивал.  

– Я не могу сказать.  

– Тогда расскажи, что случилось?  

– Я… не хочу, – дрожаще прозвучало ответом.  

– Уже больше походит на правду. Не хочешь что? Ну, говори.  

– Я не могу, – крылатый снова начал настаивать. – Не могу, не хочу, да к чёрту, какая разница! – в глазах снова отразились слёзы.  

– Что-то случилось…  

Это было очевидно и без того. Оба давно сидели поодиночке, молчаливо глядя на море. Зелёный силуэт ёжился и всё время старался закрыться крыльями, отодвинуться немного в сторону, а после поглядывать в сторону еды и тянуться к ней невзначай. Автор только вздыхал.  

– Вчера было всё хорошо. Мы писали. Затем я попрощался. Ты ещё говорил, что… – Человек начал размышлять вслух, анализируя почти каждое слово. – Вчера было всё не так, всё нормально.  

– Да, но теперь я не знаю, как будет. Я больше не уверен ни в чём. Возможно, уже ничего не будет!  

– Всё будет. Нет, прекрати… Не реви, объясни.  

Они говорили ещё где-то час, но ничто не сдвинулось с места. Короткие фразы и неоконченные предложения сыпались, как те облака, которые летели над головой, изворачивались в различных кульбитах, крутились, переворачивались, расплывались и рассыпались в различные формы… Они плыли, они молчали, они не могли сказать ничего в ответ. И всё кончилось тем, что Автор тоже занервничал.  

Небо поменяло свой цвет. Фиолетовые тона тут же перекрасили синий, а на Его руках заблестели маленькие искорки – молнии.  

– Не делай ничего. Я… прошу. Правда, лучше убей меня сразу…  

– Я не буду убивать тебя, Крил, успокойся, давай поговорим!  

– Хватит, хватит!..  

И молнии гасли, небо понемногу светлело. Это была злость, вызванная непониманием, но не ненавистью, такая она не могла причинить никакого вреда.  

– Я пошутил…  

– Вот и славно.  

Небо окончательно посинело. Светлые полосы облаков разрезали его, и всё стало, как было раньше.  

– Из-за тебя моё время кончается. Сегодня суетной день. Прости, надо бежать. И прощай!  

Блестящая фигура была готова уже раствориться в воздухе, но человек сделал ещё один поворот, в последний раз решив посмотреть на своего странно печального друга.  

– Может, ты всё же расскажешь, что случилось этой ночью? Извини, я, правда, не понимаю тебя. Всё было нормально. Я ещё никогда не видел тебя таким…  

– Всё было…  

– Но тогда что?  

– Ничего… – персонаж всем своим видом показывал, что просто не намерен продолжать эту тему: Ни-че-го, – сказал и пожал плечами.  

– Я зайду сегодня попозже. Бывай!  

– Нет, не иди. Подожди… – это был необдуманный шаг, зря сказанный, напрасно сорвавшийся с губ, но, к слову, предельно искренний. – Я могу объяснить, хотя бы могу попытаться. Понимаешь ли… Я задумался кое о чём. Но ничего не вышло.  

– О чём же?  

– Я понял, что…  

Человек поглядел на руку. Часы. У Него оставалось всего несколько минут свободного времени.  

– Не тяни. Говори, наконец. Или я пойду, лучше вечером.  

– Я больше не хочу творить вместе с тобой. Я… устал. И так будет лучше.  

Это грянуло, как киллерский выстрел. Сразило наповал. У писателя подкосились колени.  

– Что ты… Подожди. Почему? Да нет же, объясни, правда… – теперь Он не мог говорить нормальными предложениями, из уст выходили только обрывки фраз.  

– Нет…  

– Как ты можешь так говорить?  

– Нет, не вини и не спрашивай, просто я не могу.  

– Ох, Крил, Крил… Неблагодарный чудак. Но я отдал тебе всё, что мог! Чего тебе ещё не хватает?!  

– Я хочу увидеть другие миры, иметь хоть какое-то разнообразие! Хочу посетить их, выбраться из этого вечного леса!  

– Всё находится в твоих руках. Придумай то, что ты хочешь.  

– А я не могу.  

Небо снова постепенно, но повсеместно начало заноситься какими-то облачками. Деревья молча стояли на берегу. Все боялись вмешаться в это «историческое» событие.  

– Я отдал тебе всё, что мог. Чего тебе не хватает?.. Ты врал, что молчишь, зачем ты врал? Ну же, ну же!  

Собеседник боялся смотреть в глаза.  

– А вот так. Я терпел. Притворялся.  

– Ты никогда не жаловался, больше того, наоборот казался счастливым… Как же так? И зачем?  

– Я врал, потому что не хотел тебя напрасно расстраивать. Это – придуманный мир, я знаю, тебе хватает проблем и в реальности. Я не хотел добавлять лишних событий, но я…  

– Но ты смог!  

На самом деле Крил врал, как я уже говорила, он не понимал до конца, чего хотел и что чувствовал.  

Голоса становились всё громче, дальше – был только крик. По воде от волнения начинали разбегаться разводы.  

– …Неблагодарный крылатый!..  

– Я всего лишь хотел увидеть все краски! Разнообразие! Жизнь!..  

– Чего тебе ещё не хватает?! Скажи, и я сделаю всё, ты только скажи об этом.  

– Хочу увидеть другие миры. Пусть даже на один день, один миг!  

– И ты увидишь их, обещаю! Ты увидишь, если так хочешь! Ну, всё!  

Автор пропал со вспышкой. Крил остался один и долго сидел в молчании. Он не сразу понял, что натворил. Какое-то время даже не верилось, что этот разговор случился в действительности, он его не придумал. Крылатый щурил глаза, моргал и без конца шептал под нос: «Нет, это сон… Надо будет вести себя мягче». Он был так уверен в том, что ничего не случилось, так разочарован и опустошен, что, казалось, был снова готов пойти на высокую гору, или даже отрезать крылья, броситься, наконец, вниз. Только страх новой боли и возможная бездна после погибели удерживали его, не давали сделать необдуманный и напрасный последний шаг.  

– Зачем я это сказал… Зачем… Я был зол, но я был зол на траву, я не должен, не выдержал, но… – и эхо разносило слова. Не было смысла больше скрывать рыдания. Почти целый день во всём мире звучали его стоны и сожаления. Цветы отражали их разными голосами, какофонили, пищали, визжали. Птицы говорили человеческим языком. А он ходил, весь бледный, опущенный, заламывал руки, шептал, рыдал, молил всех богов на коленях… Он хотел теперь лишь одного: чтобы Автор понял и простил его. Чтобы Автор вернулся. Не хотел Крил, чтобы всё так сложилось, всё кончилось! Болтнул, не подумав совсем о последствиях. Что будет, что будет теперь?  

Он хотел прощения настолько сильно, что не мог думать даже о крыльях. А после взлетел и носился затем без устали, без цели, без направления. Летал в поисках надёжного места, где можно было бы убить, утопить печаль и скрыть свой позор, свою глупость.  

…Что касается Автора, в Его мире этот день не был настолько ярким и памятным. Отсутствие вдохновения и время, зря потраченное на белый лист, тяготило, но не сводило с ума. В конце концов, он был занят, а кризис – явленье не новое, не удивительное. Учёба, работа и жизнь не давали для грусти лишнего времени. Да, конечно, в первой половине дня настроение было заметно опущено, он метался, как и его персонаж, по комнате и не мог найти места, огрызался с коллегами, наспех делал работу и уходил, запираясь потом на ключ. Но он успокоился, он простил. Кофе помогло быстрее расслабиться. А затем случилось ещё несколько давно ожидаемых любопытных событий, и Ян растаял от счастья. От былого утреннего невроза не осталось теперь и следа.  

***  

…Он стоял перед крылатым, золотой, уверенный и сияющий. Это был Он, тот самый Автор, Создатель, тот самый Создатель-Ян. А за окном и над лесом давно догорал летний вечер. Немного расплывчатый силуэт смазывал некоторые подробности внешности, впрочем, это было неважно. Автор грустно, немного с упрёком смотрел на своего излюбленного героя. И в этот момент казалось, что крылатый именно лирический герой, а не муза, впрочем, неважно и это. Могло быть и так, и так. Он сам не знал до конца, кто и кому кем является. Персонаж, муз, вдохновитель, кем бы ни был тот на самом деле, он – в первую очередь – лучший друг Яна, и это важнее всего.  

Автор был на горе и одновременно видел себя тенью возле реки, на поле, в лесу, точно не в силах определиться, точно был сразу везде и Он был везде, незримо присутствовал сразу во всём своём мире, в каждом листочке природе.  

– Ну, как ты сегодня?  

– Устал…  

Блестящие крылья ещё лоснились от пота. Долгий полёт над полями и лесом, конечно, не мог остаться для Творца незамеченным.  

– Ты бы не летал в это время. Я не в упрёк. Погодка сейчас слишком жаркая.  

– Сегодня такой плохой день. Но уже лучше, правда…  

– Отдохни. Нам ещё надо работать…  

От слова «работать» крылатого прямо-таки передёрнуло. Он тоже простил себя, но ещё не был готов к разговору. Перед глазами тут же промелькнули десятки недавно сочинённых историй – событий, которым он стал очевидцем. Это был интересный опыт, в тоже время нелёгкий труд. Новые растения не могли появиться на необработанной почве. Новые жители-люди за кадром сюжета должны были иметь дом и прошлое. И кто это был обязан всё делать? Кто-кто? Спорю, вы уже догадались. Помимо магии и способностей буквально в нескольких метрах от стенки рядом с Крилом лежала кирка и лопата.  

– Последние полгода ты стал хуже работать.  

– Мы стали, – поправило крылатое существо. Оно привыкло говорить за обоих, и этот случай не стал исключением. Хотя так было сказано неслучайно.  

– Мы или я – это уже детали. Не надо придираться к словам.  

Перед глазами снова промелькнули недавние истории последнего года. Одна влюблённая и ненавидящая любовь девушка, беспрестанно пытающаяся найти себя в этом мире. Другая девушка, с настроением чернее, чем ночь. Мальчишки, которые пытались выжить во время войны. И несколько девушек и парней, которые прощались с жизнью. Они делали так не из-за собственных безвыходных ситуаций, а на самом деле лишь от того, что так пожелал Он, Его, Яна уже не в первый день переполняла ужасная меланхолия. Автор отыгрывался на своих беспомощных и невиновных героях и никогда не просил прощения, разве что у крылатого. Он увлекался своей силой и властью, напрочь забывая про чувства, которые мог причинить. Или так только виделось?  

Но Автор буквально был свят – ругать Его считалось дурнейшим тоном. Все терпели Его выходки, просто закрывали глаза. Да и не всё было столь грустно и страшно, как я, наверно, вам представила, иногда случались счастливые дни, и Бог-Ян радовал своих подопечных, и всем было радостно и легко. И снова было всё хорошо, но случилось и то, что выше.  

– Прости. Я понимаю: устал. Я зайду позже. Не грусти. Выздоравливай! Я пойду, – прозвучало в знойной тишине летнего вечера. Миг, вспышка, и золотая тень растворилась в горячем воздухе. Крылатый снова остался один на один с пещерой. Он боролся с плохими мыслями, гнал их, потому что всё же любил Повелителя, но начинал ловить себя на тех чувствах, что больше не может (не хочет) быть игрушкой, он хочет жить иначе, жить сам.  

«Он, а не кто-то другой подарил мне весь этот мир! И как, после такого подарка, я могу кричать и печалиться? Пусть кому-то не повезло, но этот кто-то не я. Могу ли я упрекать за это? Могу ли, имею право? А ведь Он дал, если вдуматься, мне не только весь мир. Весь этот мир и всю жизнь. И, скажем так, довольно идеальную внешность. Был бы я живым в иных, чужих обстоятельствах? Был бы я тем, кем я есть? Кем бы я был? И был ли?.. Вот что, пожалуй, главный вопрос. Вопрос, на который не имею ответа.  

Я не вправе ненавидеть того, кто дал мне и радость, и свет. Свет должен перевесить силу печали»! И до поры, до времени задуманное ему удавалось.  

***  

…Человек снова сидел за столом, пытаясь написать хоть две строчки. Руки дрожали. Голова устало склонялась перед листом. Сегодня надо было хотя бы просто прийти в себя, успокоиться, снова представить мир. Только любимое творчество было лекарством от всех болезней, одно соприкосновение с ним помогало, лечило душу. Сегодняшний день, несмотря на некоторые приятные мелочи, в целом был для Него очень грустным. Писать Он почти не мог. «И, вот, опять, опять! » – причитал, буквально краснея от злости. Злость затихала, на её место бежали слёзы. Теперь рыдал Ян, пришла его очередь. Беспомощность смешивалась со страстным желанием что-то сделать. Но сделать он не мог ничего.  

«Почему? Почему снова так? Что если, не закончится кризис? » – и бился в немых философских вопросах. Бился, пытался. Увы!.. Вдохновение переставало подчиняться и без конца ускользало, с каждым днём всё сильней. Возможно, будет правдой сказать, что оно и само не знало тому верной причины. Пустой лист снова оставался пустым, но я всё же скажу вам, что после Ян смог немного написать и расслабился. Правда, совсем чуть-чуть. Кризис казался уже неизбежным, и это пугало, печалило. А ведь не так давно, час или два назад, когда он шёл по аллее, немного не доходя до дома, каждое дерево, каждая улица пела свою историю, она просила о ней сказать, и всё казалось легко, всё возможно!  

Недавний разговор с существом не помог даже на сотую долю. Существо жило в своё удовольствие и развлекалось в мирах, уже написанных ним, ленилось. Оно дулось за тот майский сборник рассказов на тему самоубийств. Оно не понимало подобного, так как не могло испытывать чувства печали. Как казалось ранее, не могло. И только «тратило время», разбрасывая его на пустые полёты и шалости! Теперь же ясно: Крил ощущал боль и посильнее многих.  

У Автора мелькала и другая мысль: что, быть может, он был слишком резок. Может, слишком давил на того? «Вроде нет. Идеи, которые я находил, мы всегда создавали вместе. Если бы Он был против, не было бы вообще ничего. А может, он просто не в настроении – не из-за меня, из-за других причин? Ведь возможно и такое, бывает…» Снова вопрос без ответа. Временная немая мольба и – удача!  

Дрожащие руки постепенно начинало покалывать от присутствия Вдохновения. В голове чётко виделся план. «…Который не написать в одиночку! А муз предаётся полётам! Может, Его не следовало ругать и кричать, полёты тоже очень полезны для крыльев». Так хотел бы сказать, но это надо было осмыслить, а какие могут приходить мысли, когда следуешь каждому зову чувств? Всё слишком спонтанно, всё неожиданно, слишком больно – до слёз.  

«Мы плохо закончили разговор. Боюсь, увидеться опять будет значить немного не то, что мне нужно. И в тоже время… Рискнуть… Не могу не сделать иначе. Он злится, но после всегда прощает. Устаёт, но любит свою работу и чувствует себя ещё хуже без неё. Да, слишком много противоречий, другой бы не смог их принять, а я принял, мне нравится Крил такой, как он есть». Парень снова закрыл глаза, и вихрь золотистого света унёс его сознание в бездну-даль. …Всё было, как прежде. Высокая гранатовая гора. Ночь с миллионами красиво нарисованных звёзд. Поля, леса и моря вокруг, чуть уставшие, в синем тумане, как в дымке.  

Автор знал каждую пещерку также хорошо, как крылатый. Оглядевшись, почти сразу понял, где тот, но, придерживаясь на всякий случай рукой за стенку, не сразу прошёл в направлении нужной комнатки.  

Он хотел с ним только поговорить. Извиниться, сказать, что погорячился. Золотой свет переливался в уже полностью ночном воздухе. Больше не слышалось крика цикад и не виделось последних лучей заката. Кроваво-золотые лучи уступили своё время другому светилу – Его невысокая тень двигалась быстро сквозь стены.  

Когда Он добрался до нужной «квартиры», Его персонаж уже спал. Нежно и точно по-детски, немного поджав колени, раскинув руки в разные стороны. Он спал так не в первый раз, потому что чувствовал себя здесь в безопасности. Потому и можно было лежать, раскинув широко руки и крылья, можно было дышать полной грудью, наслаждаясь ароматом с полей, который доносил ветер. Или даже… Не боясь нападения, беззащитно открыть своё сердце. Здесь было возможно всё. И Автор не стал будить – пусть спит, точнее пусть продолжает. Разговор не требовал срочной отчётности. Диалог их вечной любви потерпит, в конце концов, не умрёт; ссориться со своим существом запрещали все писанные и неписанные законы. Это, по правде, последнее, что можно делать в человеческой жизни. Даже петля много раньше.  

Длинные зелёные крылья были раскрыты, раскинуты. Они занимали почти всё пространство маленькой каменной комнатки, но всё же в ней ещё было место, где удавалось присесть. Столб золотистого света сделал несколько шагов, приблизился, замер. Он стоял какое-то время так, недвижимый, а после чуть покачнулся. Возможно, в самой тайне души Ян даже рассчитывал на пробуждение, но оно не случилось, и поэтому изменился весь план. В то время лицо Важнейшего не выражало ни обиды, ни сожаления, Автор радовался даже такому визиту, так как беспредельно и искренне просто любил этот мир, любил и крылатого Крила.  

Сделал ещё шаг вперёд, а после чуть наклонился. Светящаяся от искр рука коснулась мирно спящего вдохновителя. Как-никак, а это был Его лучший друг, лучший, нет, самый, любимейший. Опустившись почти на колени, Автор замер, вслушиваясь в тихое дыхание существа. Несколько следующих мгновений Его рука гладила зелёные перья и пыталась уловить пульс. Это больше не была рука всесильного и всемогущего Повелителя. Это была простота, нежность и самая странная, и самая сильная на свете любовь, любовь любого создателя к своему детищу. Ничто не выражало силы и власти. Они были сейчас равны. Они были сейчас, как братья. Шучу, но для полноты картины не хватало только поцелуя со словами: «Скоро вернусь. Люблю. Не прощаюсь! » Прозвучало иное:  

– Спи, мой хороший, спи. Отдыхай. Набирайся сил и терпения. Отдыхай, если очень устал. Я не вправе распоряжаться твоими крыльями! – сказал, а затем исчез. На сегодня было достаточно трёх «полётов». Немало, можно сказать. Ян тоже отправится спать, не каждый день, увы, бывает по умолчанию творческим. Вся обида прошла: принимать жизнь такой, какая она есть, лишь поначалу казалось больно и трудно, теперь же, с каждым разом, получалось быстрей и быстрей. Хотелось чего-то возвышенного, трепещущего, необычного, но и самый спокойный день тоже неплох – и близко. А Крил… Как вам сказать, это милейшее создание никогда не подчинялось законам логики, оно жил только порывами, настроением, оно был добрым и не умело молчать. Возможно, закончится ночь, а зеленокрылый и не вспомнит грустной истории.  

…Так выглядело далеко не первое появление Автора. И крылатый лишь притворялся, что спал. Он любил такие моменты коротких встреч, ведь только, когда он «спал», он мог слышать настоящие чувства и отношения. Он знал, что был любим своим Автором, но это было приятно услышать даже в тысячный раз. Улыбка расплывалась на тонких губах и меркла затем в темноте, меркла, но не исчезала. Сон становился похожим на сладкий чай. И самые дальние запахи с поля становились настоящими и сильнейшими. Блаженство дурманило сердце и душу и медленно погружало в марево сновидений. А сладость подобных встреч заставляла простить всё на свете.  

И в тоже время не всё было просто у них: они прощали друг друга, но затем снова ссорились. После определённого количества лет общения, после некоторых сюжетов, событий, их дружба и понимание покачнулись. Всё шло только к одному – к их разрыву. И в этом был виноват только Крил! Его сиюминутное колебание, возникшее после услышанного разговора двух глупых неблагодарных цветов, его сомнение, его неверие. Его глупость! Ах, если бы кто-то знал, как сильно он сожалел о всём сказанном, как сильно он хотел жить и творить, как сильно ему нравилась его работа и творчество.  

«…Но всё пропало, рухнуло, и из-за кого? Из-за цветов?! И цветов совсем неблагодарных, бесчувственных! Уж кого-кого, но их точно могло не быть. Их точно никто не спрашивал! » …И через час их не стало. Персонаж не поленился встать и снова направиться в поле, отыскать двух болтливых предателей, к слову, те самые травинки среди моря-океана листвы, достать длинный нож и срезать тонкие стебли. Их он не выбросил через плечо, и несколько следующих дней маленьким неблагодарным сознаниям, умирая, пришлось смотреть на горящие злобой глаза и слушать нравоучительные беседы.  

И всё же своё дело цветы-предатели сделали. Сомнения начинали расти, как снежный ком. Обиды уже прошли, и всё стало вроде бы забываться. С того дня прошло некоторое количество времени, и в голове уже роились новые планы, но только в голове Крила, не Автора. Крил давно упивался солнечной жизнью и, конечно, не вспоминал о том, что бывали порой и невзгоды. Его же друг-человек, увы, не мог сделать также. Автор не смог выбросить из головы разговор. Он возвращался к нему мыслями и кошмарами, придумывал новые вопросы-ответы, рыдал из-за них, ходил мрачный или без слёз печалился.  

И не из злобы, или желания проучить своего персонажа, а скорее ради его же «блага», общего блага, литературы Ян решил однажды исполнить эту «мечту». Обстоятельства сложились удачно, если можно сейчас так сказать, и знакомые авторы «согласились» открыть на несколько дней свои двери. Крила ждало долгое и опасное путешествие с совершенно неизвестным концом.  

Продолжение следует...  

можете найти на моей странице на сайте)