«Окольцованная»

Два года прошло после моего путешествия на Марс; два года минуло с моего триумфального возвращения и перерождения.  

Я сказал – перерождения? Ах, да: я ведь тогда чуть не погиб и уцелел лишь чудом; будем считать, что я перенёс клиническую смерть.  

За те два года, что я отсутствовал на Земле, глубоко в душе моей зиждилась надежда, что социум изменился в лучшую сторону хотя бы на процент, но нет: это лживое, преисполненное всяческих пороков стадо, именуемое «обществом», претило мне по-прежнему (если не с утроенной силой).  

Что нашёл я здесь, когда вернулся? Что развеяло бы мою неуёмную тоску и печаль, что взволновало бы меня?  

Программа по Луне свёрнута якобы по причине отсутствия необходимого финансирования – увы, теперь абсолютно всё человечество сосредоточилось на мирском, земном, со всеми вытекающими.  

Научно-документальное кино практически полностью сошло на нет – отныне на экране и в кинотеатрах демонстрируют лишь крутую и уголовную жизнь подростков с улицы. Изощрённые ограбления банков, угон дорогих автомобилей, быстрая и дешёвая любовь к людям и вещам – чего ещё я мог ожидать от этого мерзкого общества? Общества потребления; поколения дегенератов, троллей и пранкеров.  

С высоты своего IQ, воспитания, возраста, опыта трудового и жизненного я взирал на всё это безумие с сожалением и всяческим презрением. Мне всё чаще и всё больше становилось слишком низко даже просто заговорить с очередным потенциальным собеседником, потому что говорить было, по сути, и не о чем.  

Жалкие, приземлённые создания, живущие одним днём; помешанные на мгновенном обогащении... Примитивные существа, о которых в целом можно высказаться тремя определениями – а именно «повадки», «инстинкты», рефлексы».  

Вновь и вновь перед моими глазами картина Эволюции, где человек прямоходящий постепенно превращается в человека разумного, от самой низшей своей ступени мелкого примата к ходячему Разуму – и тут же, зеркальная часть этой выставки, где человек снова становится животным. Хищным, алчным, лишённым души.  

Я знаю, о чём говорю: прямо на моих глазах, здесь и сейчас на фасад жилого многоэтажного дома мочится ребёнок – средь бела дня, совершенно никого не стесняясь. Этому его учат родители? Или школа? Быть может, улица?  

Однажды я сидел после работы у подъезда на лавке, читая свежий номер научно-популярного журнала (какое счастье, что их ещё печатают – хотя, с другой, стороны, бумажный вариант не экологичен), как вдруг на соседнюю, параллельную лавку усаживаются школьники. Громкая, резкая, нецензурная речь; беспардонное чавканье, пиво, сигареты и не только это. Терпел я относительно долго, но когда несовершеннолетние гады выбросили мусор мимо урны, я не выдержал и взорвался, отложив в сторону журнал и протирая очки – вот только, боюсь, нотация моя прошла мимо их ушей.  

«Вряд ли что путное из них вырастет, – подумал я, – Тогда как в той же Индонезии или Южной Корее дети конструируют что-то полезное».  

Да, я много раз думал об эмиграции, но помнил также и о том, что мигрант мигранту рознь – далеко не все такие, как я, и чаще всего более умное, образованное, порядочное и работящее население замещается людьми низкого сорта, не желающими работать, не желающими учить новый для них язык и промышляющими терроризмом и экстремизмом – это я наблюдал и в Германии, и во Франции (так что, даже переместившись в Лондон или же Бостон, я со временем столкнулся бы с теми же самыми явлениями крайне деструктивного порядка). Я понимал, что численность эллипсоида растёт, но эллипсоид этот, мягко говоря, тупеет.  

Вскоре меня пригласили на открытый урок / классный час в школе; также, я прочёл одну из своих лекций в одном из высших учебных заведений. И там, и там я столкнулся с абсолютным равнодушием – глупое, бездарное, не отягощённое талантами поколение занималось чем угодно, но только не вдумчивым прослушиванием моих словесных стараний. Их внимание было сосредоточено на всякой ерунде, и это меня обеспокоило. Я зарёкся просвещать дебилов – не думал, что застану планету Земля в настолько плачевном состоянии. Конечно, всегда найдутся один-два экземпляра, которые проявят интерес и даже вступят в дискуссию – однако лично мне не повезло.  

Я достаточно много размышлял о чём-то более возвышенном, духовном.  

Церковь? Вера? Религия? Не думаю, что в XXI веке это сработает – к тому же, наука уже доказала отсутствие Бога (в том числе Аллаха, дьявола, ангелов, демонов, драконов, гномов и эльфов).  

Я задумался и перенёсся далеко назад – робкий, нерешительный мальчик-министрант, прислуживающий священнослужителям на Святой Мессе. Я был частью этого римско-католического мира на протяжении долгих пятнадцати лет – от своих семи и до двадцати двух; я молился классический розарий и венчик милосердия, я бывал на адорациях и реколлекциях, я лично присутствовал на ключевом моменте – приезде Папы Римского, и моя мама видела во мне священника... Вот только я сам всегда осознавал, что всё это – совсем не моё; моя душа никогда не лежала к этому (хотя я видел действительно верующих, я считаю их заблудшими). Слишком близок был я к этому всему и слишком много знаю.  

Напротив, чтение Библии, её апокрифов и Корана парадоксально сподвигло меня ещё упорнее, ещё яростнее грызть гранит науки, пока я не стал тем, кто я есть – учёным...  

Учёным? Пожалуй, это слишком громко. С мировым именем? Тем более мимо – скорее, безымянной белой лабораторной мышью, в душе своей отчаянно лелеющей надежду кому-то что-то доказать.  

Слетав на Марс два года назад, я кое-что всё же преподнёс научному миру – который, недолюбливая меня ранее, теперь и вовсе сделал изгоем. Учёным со своей особой, своеобразной точкой зрения; подтверждённой фактами, но опровергнутой сильными мира сего. Почему? Потому что за ними деньги, влияние и власть, а за мной лишь скромная однокомнатная квартира и степень профессора (но также репутация чудака и правдоруба).  

Сегодня, купаясь в водоёме, я порезался стеклом от разбитой бутылки; также, вокруг меня плавал всякий мусор. Впечатление не из приятнейших! И подобных нюансов было немало.  

Я вздрогнул – то ли от нахождения в прохладной воде, то ли от того факта, что подобный мусор в гораздо больших масштабах плавает в Мировом океане, загрязняя биосферу в целом, и антропосферу, в частности.  

Оказавшись дома, я вернулся к думам о нематериальном.  

Как дальше жить? Кем дальше быть? В свои тридцать четыре.  

Злым гением, увлекающим люд какой-либо идеей?  

Пожалуй, для этого требуется огромная харизма и умение очаровывать – мыслью, словом, делом. Я же – эгоист, социофоб и мизантроп. Я не родился таким, но я стал им. Потому что разочаровался в людях, в их поступках и стремлениях. Ибо, вместо того, чтобы совершенствоваться, заниматься саморазвитием, они ежедневно убивают себя – алкоголем ли, табаком ли, наркотиками ли.  

Если бы кто знал, как неприятно мне лицезреть курящую женщину! Или обкуренного дурманом подростка. Или алкоголика, от которого всегда несёт спиртом – даже когда он условно трезв.  

Мне невыносим запах табачного дыма, я возненавидел все ароматические углеводороды!  

После работы я стараюсь пройти по набережной, или же просто по мосту, вдыхая запах реки. По шоссе, где справа цветёт пахучая сирень. После дождя я всегда открываю форточку и дышу озоном, не беспокоясь о комарах, поскольку преградой для них служит москитная сетка.  

Теперь у меня хотят отобрать и это – вместо вырубленной уже сирени ныне отвратительная зияющая пустота, и это лишь мелочи, лишь начало моих мук.  

Я до последнего надеялся, что смогу жить на Земле существенно долго, даже будучи некоммуникабельным букой и воинствующим эстетом, типичным ботаником (скорее, физиком и инженером) и белой вороной – ныне же это стало невозможным. Слишком много перемен, слишком быстро и шумно становится вокруг – и я уже не в состоянии, как раньше, безмятежно коротать свой досуг. Ныне уют, комфорт, порядок и покой мне только снятся.  

Взять билет в Вакуумную комнату на два часа? Или же купить домик где-нибудь глубоко в лесу? Чтобы мне никто не мешал; никто не трогал, не доставал. Увы, на это у меня средств нет.  

Улетая на Марс, я хотел вернуться – потому что хотел вернуться домой, а также рассказать о красной планете из первых уст. Теперь же, обнаружив полнейшее порицание моему исследованию, поняв, что земляне – стопроцентные материалисты, я решился.  

Я решился.  

На что?  

Я владею информацией, что часть всемирного, вселенского Разума сейчас временно находится на Сатурне – второй после Марса планете, к которой я испытываю истовую любовь и интерес. Я уверен, что смогу встретиться на Окольцованной с представителями высшей инопланетной цивилизации.  

Вы слышите? Я собираюсь. Жалкие, никчемные людишки... Пропагандируйте и дальше своё «есть, спать... » и прочее; мне с вами всеми – не по пути!  

В последний раз я закрываю входную дверь на ключ; краны закрыты, лампы выключены, жалюзи опущены.  

Все ли дела завершены здесь? Скорее «да», чем «нет», ибо я успел уже побывать и в зоне 51, и в ангаре №18, и на мысе Канаверал. Больше меня не держит ничего.  

Страшно ли мне? Также утвердительный кивок про себя, поскольку в этот раз я могу не вернуться (даже если передумаю и захочу). Тем более, лечу я наобум: в моём предыдущем путешествии Антарес, словно видимая чёрная дыра, расширился настолько, что поглотил половину Солнечной системы, окончательно остановившись и остыв лишь у атмосферы Марса. Всё это я видел собственными глазами – но конкретно этот эпизод мог ведь мне и примерещиться, верно?  

Что там теперь? Это мне и предстоит выяснить. Главнейшей же задачей остаётся контакт с внеземными обитателями, контакт важный и плодотворный.  

Когда мой аппарат уже оставил Землю позади, моя Совесть начала меня грызть:  

– Откуда в тебе столько злобы и обиды? Откуда столько высокомерия? С чего ты решил, что из 7-8 миллиардов ни одна особь не оценила бы твоих стараний? С чего ты взял, что ты – сферическая истина в вакууме, а все остальные поголовно порочны?  

– Пожалуй, неприязнь сия взаимна. Всё оттого, что люди видят во мне только плохое (словно ничего хорошего во мне нет); всё оттого, что люди подмечают только мои недостатки (словно никаких достоинств, качеств и талантов во мне нет). Или у меня на лице всё написано? Более же всего угнетает, что меня окружают весьма глупые, весьма простые люди. Они находят меня скучным и занудным, тогда как мне противен их образ жизни. Увы, это дикари. Признаться, мне даже не с кем сходить в театр, кино, музей, океанариум, планетарий или библиотеку – даже моих современников и таких же учёных больше влечёт ночной клуб со всеми вытекающими.  

– Ты ведь эгоист!  

– Не всегда хочется им быть. Хочется быть услышанным и понятым, хочется вести высокоинтеллектуальный диалог – с человеком, не с искусственным интеллектом.  

Совесть промолчала, а я переключился на прослушивание музыки, дабы скоротать время – и сейчас в моих наушниках звучали звуки от NASA Space Sound Recordings, John Serrie и Fantasium Island.  

«Лететь мне ещё очень долго, – подумал я, – полтора миллиарда километров; будет лучше, если я самого себя усыплю на некоторое время».  

Что я, собственно и сделал: установил таймер (примерно зная время прибытия) и понизил температуру кабины своего шаттла.  

Прошло около восьми лет прежде, чем мой космический корабль вошёл в верхние слои Сатурна. Замороженный в криокамере, я проснулся вовремя благодаря таймеру, точность (и громкость) которого не уступали астрономическим часам.  

Очнувшись, я почему-то вспомнил конец своего последнего рабочего дня на Земле: я поднялся в обсерваторию из лаборатории и просто смотрел в телескоп. Вспомнил я и свой первый рабочий день, когда я просто сидел у монитора и отслеживал перемещение спутника. Или это был не я?  

Роботоподобный, после стольких лет ожидания я ни капли не сожалел, ни секунды не скучал: окольцованная пылью и льдом, планета становилась всё больше и больше – с виду безжизненная, как и Марс; холодная, неприветливая, даже безразличная. Какого-то странного оттенка – «телесного» цвета, варьирующегося временами от матового и розового до бежевого и песчаного.  

Мой летательный аппарат мягко и плавно приземлился в какую-то непонятную субстанцию.  

Я выглянул в иллюминатор.  

Что это? Болото – не болото; болото, в котором не тонут. Вода – не вода, земля – не земля... Странно.  

Я выпустил зонд – который плюхнулся куда-то туда, вниз; с радостью, будто окунулся в постельное бельё после Lenor.  

«Паутина, – мелькнуло у меня в голове, – Только она такая мягкая и упругая – но, вместе с тем, весьма прочная; поверхность Сатурна как паутина без «дырок» – сплошная, однородная масса, способная удержать целый шаттл без вреда для него».  

Но разве Сатурн – не газообразный эллипсоид? Который, кстати, самый приплюснутый из всех других в системе.  

Шаттл не поглотило, а вот зонд не вернулся – и сигналы от него перестали поступать на мой бортовой компьютер. Похоже, пора мне лично нанести визит...  

Плотность поверхности Сатурна, которую мы ранее считали меньше плотности воды, оказалась своеобразной – выбравшись из шаттла, я увяз в «тине» – она не тянула меня вниз, но и не давала волю движениям, сковывая их. Странные, непонятные (и не самые приятные) впечатления. Что ж, сам виноват – меня сюда никто не приглашал.  

Здесь, на Сатурне, было в разы холодней – костюм астронавта это не почувствовал, но приборы, датчики фиксируют абсолютно всё.  

Я почти сразу же обнаружил остатки «Кассини», но перемещался я с трудом – если на Марсе я по собственным ощущениям был в два-три раза легче, то здесь я чувствовал себя, как Несси, разучившаяся плавать, или эта же самая Несси, но находящаяся одновременно в болоте, в Мёртвом море и в... Ртутной луже; вязкой и гадкой. «Шикарное» состояние...  

Далее я стал свидетелем величайших полярных сияний – таких, какие не снились никому из землян!  

Я вам скажу, что сильнейшая гроза на Земле – слабейшая на Сатурне; я вам скажу, что едва различимые чередующиеся светлые и тёмные полосы на этой планете вращаются в разные стороны.  

Я сообщаю, что внезапно стал свидетелем (и одновременно мячом для битья) грандиознейшей бури, жесточайшего шторма! Я сообщаю, что явление это кидало меня из стороны в сторону, вверх и вниз, будто бы играло мною, пока не зашвырнуло в пятно, именуемое моими коллегами не иначе, как «Большим белым овалом»! Мощнейшие по скорости ветра? Хуже, я попал в сущий ад, ад ветряной и грозовой одновременно.  

Как это случилось? Без понятия; всё стартовало столь быстро (и так же быстро финишировало), что я едва ли опомнился, едва ли перевёл дух, оставшись, тем не менее, живым и здоровым.  

Законы физики? Механики, оптики, электродинамики? Забудьте про это! То, что пережил сегодня я, не поддаётся никакому логическому объяснению! По провидению и/или случайности меня не разорвало на части, не съело в аммиачном облаке, не сожгло в жидком водороде, не раздавило атмосферами, и я даже смог побывать на таких глубинах, по сравнению с которыми Марианский желоб – лишь маленькая яма, небольшая, узкая щель. Я держал в своей руке самый тяжёлый металл в мире, и металл этот отсутствует в Периодической таблице Менделеева.  

Снова я на борту своего одинокого, никому не нужного шаттла – он тоже слишком один, как и я.  

Одно меня смущало: я не встретил ни души. Ни флоры, ни фауны (в том числе, разумной).  

Опечаленный, огорчённый, я настроил свой летательный аппарат так, чтобы он развил третью космическую скорость – а это значит, что он полетит к чёртовой матери, куда глаза глядят – одним словом, в глубокий космос. Фактически, я обрёк себя на гибель, поскольку всего лишь человек – кажется, я впервые в жизни проиграл, поскольку следов НЛО я на Сатурне не нашёл. Мёртвая планета – равно как и Марс...  

Что? Земля – живая? Ну уж нет: лучше уж я в упрямстве и гордыне своей буду погребён навечно под газовой водой Сатурна, нежели находиться бок о бок с невеждами, которые не владеют даже азами, элементарными, базовыми знаниями о мироздании!  

И вот, лечу я прочь, аккуратно минуя кольца – как вдруг позвал меня Титан. Позвал и Энцелад. Привлекли они меня; лечу я на их свет.  

И вот я там, и там – и нет атмосферы и гидросферы чище во всей известной мне Вселенной, чем на этих двух спутниках Сатурна. И нашли меня Они, и говорили со мной. И передали мне знания, коим нет цены.  

И был я с Ними, как Икар (до своего падения) с Дедалом, как Мерри и Пиппин с Гэндальфом, как Авраам с Саваофом, как сын со своим отцом – я вдруг стал таким маленьким, таким наивным, таким беспомощным... А Они учили меня. Но едва ли я усвоил хоть процент того, что Они мне говорили – хотя внимал я с упоением. Сколько тысяч лет уйдёт на то, чтобы постичь все тайны, все секреты и загадки мира?  

– Мы уже умеем передавать вкус и запах на расстоянии, – рассказывали Они.  

И столь добры, столь искренни, столь умны и заботливы Они были, что... Следует оторвать язык тем, кто твердит, что «пришельцы» являются не с добром, что Их цель – поработить, что Их задача – поиск ресурсов, что Они – уроды физические и морально-нравственные. Я, я, я был там и готов доказывать обратное с пеной у рта. Беседуя, Они держали меня за руку и улыбались, а Их глаза излучали тепло и любовь.  

– Лишь избранным уготовано Знание, – ласково шептали Они, – Это наш вам Дар.  

– А я – избранный?  

– Тебе ещё многому следует обучиться... Со временем ты освоишь многое и при желании передашь другим – но только после того, как изгонишь из своего сердца и разума всё негативное, всё отрицательное.  

–...  

– Мы подсказали древним египтянам, как строить пирамиды; Мы научили тибетцев левитации.  

– Почему я никогда не видел Вас там? Хотя другие утверждали, что видели.  

– Вы, люди – слишком люди... Вы материальны изначально, и не каждый из вас стремится расти. Вы всё больше приближаетесь к Нам технологически, но всё больше отдаляетесь от Нас морально-нравственно, и Мы уже не посещаем вас. Вы научились многому, но это вам самим приносит скорее вред, чем пользу. Вы хотите всего и сразу – хотя немало и тех, которые вообще ничего не хотят и плывут по течению. Вы многое превращаете в шоу, в товар, а умения – не тот дар, который можно приобрести здесь и сейчас, да ещё и использовать его, как вздумается. В большинстве своём вы алчны и злы; вы утратили Свет и низвергаетесь в вечную пропасть. Вопрос времени, когда вы сами себя уничтожите. Скоро, скоро наступит день, когда чистая, обогащённая минералами питьевая вода будет стоить дороже золота; недалёк тот час, когда вы будете платить за воздух, которым дышите. Впрочем, шанс есть всегда – если избранные Нами либо изменят систему, либо улетят с Нами. Что же выбираешь ты?  

– Я... – Я запнулся. – Я сомневаюсь, что будет лучше – будет ещё хуже. Я живу в то время, когда одна страна выбрана ареной, на которой соревнуются в вооружении Запад и Восток, Север и Юг, и это – страшно. Эти гегемоны просто испытывают мощь своего оружия, испытывают друг на друге, а в итоге страдают простые люди независимого, суверенного государства, на долю которого выпала ужасная участь боевой площадки. Для сильных мира сего это просто игра, очередная партия в шахматы, передел сфер влияния. Видя всё это сам и читая новости, я просто не верю, что на планете Земля хоть когда-нибудь воцарятся мир и любовь, закон и порядок, покой и умиротворение. Маятник запущен, процесс не остановить. Сколько нам предрекали концов света? Глобальных, локальных. Ни один не случился.  

Инопланетяне слушали мою речь молча и не прерывая.  

– Нет, – вздохнул я, – Лучше не станет, и конец света наступит не из-за вторжения НЛО или космической катастрофы – всё произойдёт гораздо раньше, когда люди сами себя погубят. Воздух уже грязный, вода уже грязная, почва уже заражена; многие виды флоры и фауны вымерли либо близки к этому. Пластик разлагается около пятисот лет – я столько не проживу, и потомство давать такой изуродованной, обеднённой ресурсами планете я не хочу; не хочу, чтобы мои дети и внуки мучились от астмы, рака и платили огромные деньги за воду, воздух и прочее. Инфраструктуре конец. Поэтому я выбираю второе: быть с Вами. Может, Вы найдёте для нас новую планету? Научите быть экономными и рациональными?  

– А другие? Подумал ли ты о них? Ведь не думаешь же ты, что ты – единственный избранный?  

– Я понимаю это. Я готов строить новое общество с ними. Я напишу им письмо и отправлю на Землю – есть такая возможность. Или свяжусь по Скайпу с теми, кому хоть как-то доверяю, кого хоть немного ценю, люблю и уважаю как людей – решать в конечном итоге им. А Скайп работает; я проверял.  

– Ноосфера? Допустим. Но Мы не можем принять вас на постоянной основе... Сами мы живём на Титане и Энцеладе, а Сатурн используем в качестве временного источника ресурсов и освещения – его кольца отражают много солнечного света.  

Итак, я написал письмо и послал его зондом-курьером на Землю. В зонд я также запечатал образцы «почвы», воды, газов Сатурна, все фото- и видеофайлы. Ещё, я вложил в зонд копию этой рукописи. Сделал также обращение в Скайпе с призывом отправиться в лучшее будущее.  

– Я готов, – сказал я, вернувшись к высшей внеземной инопланетной цивилизации.  

Когда с Земли прибыли первые колонисты-поселенцы, они обнаружили на Сатурне лишь заброшенный шаттл. Одна группа улетела просвещаться, обучаться на Титан, другая – на Энцелад. И там, и там их ждали прекрасные горные хребты и не менее прекрасные речные русла.  

А я... А я присоединюсь к ним всем чуть позже – в настоящий момент двадцать один грамм моей души – души, которая больше не несчастна – летает в межзвёздном пространстве, время от времени посещая туманность Андромеды, альфу Центавра, Альдебаран, Бетельгейзе, Кассиопею, блуждая среди квазаров и пульсаров, магнетаров и комет, впитывая знания у цивилизаций, живущих на их экзопланетах.