Освещение

Чистый Свет был сущностное присутствие, как грёза среди металла.  

Млечным жжением отравлял он дни и ночи детства Рената, вместо снов рождая белые дыры, откуда беспрестанно кто-то слабый взывал о помощи против мира-давления. Канализировать ЧС можно было в любую функциональность – развлекать им онкобольных детей, обрядив в клоунскую одёжку, искать с помощью него мины, ходить в трансатлантическое плавание, разрабить шутеры, переправлять в нем через молдавскую границу уклонистов в песьих костюмах.  

И вместо того, чтобы удариться в субатомную печаль и кудлатый катаморфоз от величины бронеподобного духа, Ренат актами боли путно выжимал ЧС из себя наружу, покрывая тело метафизическими пробурчиками – сам он стал вяло пол, поло вял, дыряв, как кристаллическая решетка.  

Реализации Рената составили Внешний Свет, долю Коллективного Света (мира-давления), но здесь ради внятности иллюстрации мы рассмотрим только Конкретный Свет (как Коллективный Свет). Ренат сделал из него марионетку, набил пластиковым утяжелителем и заставил юродствовать на цирковой арене, жонглируя бензопилами, щекоча головой крокодилье нёбо и прыгая на скейте через горящий обруч. Умело и трепетно вертел манипулятор вагу, теребил ее как жаркую мировую ось.  

И какими-то своими ходами, тайным движением ног и подноготным гоном Свет во время очередного выступления, воспроизводя акцию венских акционистов (дроча на флаг, сверлил висок штопором), вдруг сорвался с капроновых нитей, бросился к зрителям и сам, произвольно принялся жрать детей.  

То есть он просто по инерции упал в зал, нить не выдержала сильной раскачки, Свет своим материалом прилип к звуковому пульту, а когда дети стали подходить, чтобы его погладить, он начал в себя их впитывать, как балованных румяных сперматозоидов. Процесс впитывания шел медленно – дети успели отодрать Свет от пульта и вынести из шатра. Все они погибли при этом, с подленьким смехом упиваясь проказой.  

Свет пошел по рукам – поглощал тела и тельца, губы, ногти, клиторы и шерстинки. Он насыщался, восстанавливая стершиеся о ветер искорки чужим существованием, выпускал двупалые лепестки, взамен истлевших, не убавляя и не приращивая размеры. Тем не менее, Свет был смертелен для каждого при контакте. Высосав человека, он отрыгивал слизнёвый муляж.  

Скользкая едва-жизнь, прозрачная, неотличимая от мира, отлитая из него жизнь-без-от вертелась, пыжилась кругом Света, продевая инфузорными ресничками лимфу яви. Гермафродитный, квазиличностный суп забирал планету, он основывал города.  

Тем временем Ренат взял отпуск и уехал на крымское побережье, с рюкзаком за плечами ушел он пешим маршрутом на Чатыр-Даг – блуждал среди сосен, грелся у костерка, купался голышом в море и лепил пирамидки из алой гальки. Было чисто и спокойно вокруг. Ухали совы и стрекотали насекомые радужно-лунной ночью. Пробирался Ренат в карстовые пещеры, кормил семенем слепых, пещерных кузнечиков. Без людей ведь ничего не страшно на свете.  

И потом вышел он, устаканившись покоем, на шоссе, чтобы добраться до Симферополя, сел в курсирующий автобус, удивляясь прозрачным людям. Не взял платы с него прозрачный водитель. Как в трансе крутил он баранку – медленно и легко.  

На въезде в город путь им преградил блокпост. В автобус вломились медузовидные мордовороты, вооруженные автоматами. Они имели человеческую форму, их кожа была синевато-прозрачна, как у португальских корабликов. Автоматы, висевшие на ремнях, утяжеляли мордоворотов, без них при каждом шаге они бы подскакивали, потому что были внутри наполнены газом. В щупальцах напоминавших спиральный телефонный кабель стражи порядка и процветания несли кусочки Чистого Света.  

Они подносили Свет к прозрачным пассажирам, и каждый из них целовал его. Когда пришла очередь Рената, он (взволнованный, разумеется) тоже приложился, но, попытавшись отдернуть голову, ощутил, что губы его прилипли. Свет надвинулся на него авиационным ангаром. И сколько бы живой человек не бился, оказался он объят полностью, и получилось неописуемо ужасное, уродливое создание – не свет в человеке, а человек в свете.  

Чистый Свет стал теперь Мертвый Свет.  

А тем временем проходил мимо всей этой катавасии пустой некто, последний представитель людского рода. Был он для слизнёвого муляжа невидим. Был вдобавок космически нелюдим. Ничего не сохранял в себе. И что-либо конкретное об этом странном субъекте сказать нельзя. Будто нет его, хотя формально он есть. Поэтому я о нем говорить не буду.