Материнский инстинкт

Как все-таки глупо и неожиданно можно умереть! Когда-нибудь задумывались? Ощущали эту тревогу после чтения новостей утром о чьей-то гибели, которая совершенно не вписывается в ваше представление смерти?  

Генри М’Бонго умер от асфиксии, подавившись перьями одной из кур, которых пытался украсть. Винсент Карроджио умер от пули, случайно выпущенной кроликом, на которого он и охотился. Наконец, Тетсу Шиохара покорил гору Фудзи и умер, поскользнувшись, снимая это достижение.  

Люди гибнут каждый день: из-за пожаров по собственной невнимательности, в несчастных случаях и, в конце концов – от рук других людей. Еще страшнее, когда человек любит этих людей, но… не будем забегать вперед.  

Эту историю я хочу посвятить девочке-подростку. Назовем ее, скажем, Нина. У нее обеспеченная семья: родители построили крупную строительную компанию. Отец при этом человек достаточно мягкий, отдает позицию лидера супруге, которая, напротив, – женщина достаточно жесткая.  

Оксана – тот самый пример требовательной и контролирующей матери. Ей важно знать о дочери все, важны ее высокие результаты во всем, чего бы это ни стоило.  

В глубине души Нина ненавидела свою мать. Она все время ощущала на себе груз ее оков: мама могла врываться к ней в комнату без стука, кричать, читать личные записи; никогда не хвалила, заставляла посещать занятия по нескольким языкам, конному спорту, математике – даже по рукопашному бою и стрельбе из разных оружий. Любила выводить дочь на эмоции, проверяя, насколько она “закалена”. Честно сказать, Оксане в целом было очень важно, чтобы Нина была сильной и никогда не проявляла слабости.  

И, конечно, женщина была категорически против любого тесного контакта Нины с мальчиками до определенного возраста.  

Но когда это останавливало девочку-подростка? Да и много ли ей надо, чтобы влюбиться и захотеть натворить глупостей из-за этой любви?  

В тот вечер Нина задержалась. Оксана нервно поглядывала на часы, пробившие 21. 00, но звонить дочери пока не спешила. Супруг ее ходил рядом, не придавая происходящему особого значения.  

А шестнадцатилетняя Нина, окрыленная, шла домой от мальчика, который, впрочем, был не настолько влюблен, чтобы ее проводить. Она уже подходила к дому, когда вдруг ощутила, как дыхание резко задержалось, земля стала стремительно уходить из-под ног, в глазах все поплыло… темнота.  

Очнулась Нина уже в каком-то большом зале в окружении еще 23 подростков. Никто из них не понимал, что происходит. Это был каменный большой зал, с несколькими запертыми дверями, а наверху были какие-то экраны, похожие на проекторы или телевизоры.  

Внезапно шквал вопросов “где мы? ”, “как мы здесь оказались”, “кто вы все? ” был оборван голосом с тех самых экранов:  

— Как много вопросов! — насмешливо сказал он, — вы были выбраны и похищены практически случайно. Вы из 12 разных городов и районов нашей страны. По 2 человека из каждого. Разные в достатке и силе. Когда-нибудь слышали про “Голодные игры”?  

Часть подростков заметно начала паниковать, часть – не поняла, о чем речь, но Нина – она абсолютно точно знала, о чем. Эта линия фильмов – любимые кинокартины ее матери. Их просмотр – то единственное, что могло объединить их.  

— Для тех, кто явно не понял, о чем речь, — весело продолжил голос, — это фильм, сюжет которого построен вот на чем… каждый год с 12 разных частей страны отбираются по 2 человека – мальчик и девочка – которые представляют свой так называемый дистрикт на “Голодных играх”. Как представляют? Делают все, чтобы выжить. А выживает, кстати, только один. И, так сложилось, что мы с моими друзьями – ярые фанаты “Голодных игр”. Настолько ярые, что вы все оказались здесь сегодня… Что ж, оставляю вас обдумать, что вас ждет в ближайшие дни. До встречи, участники первых в реальной истории “Голодных игр”!  

Что стало происходить в головах этих подростков можно только догадываться. Физические реакции, конечно, тоже стали отличаться: кто-то впал в паническую атаку, а кто-то, тщательно скрывающий в обыденной жизни жестокого садиста внутри себя, даже ощутил небольшую радость, но проявлять ее не спешил (в конце концов, привитые моральные убеждения еще давали о себе знать).  

Нина была растеряна. Она оказалась там по тупой случайности, в платье и босоножках. Самое страшное, чего она ожидала от конца этого дня, – это ругань матери за опоздание домой. Точно – мама! Нина поняла, что нужно срочно собраться. Она реалистично смотрела на мир и понимала, что, даже если кто-то откажется убивать других, всегда найдутся те, кто на это пойдет. Нина стала быстро вспоминать и анализировать все просмотры “Голодных игр” с мамой. Все ее комментарии. Стала быстро вспоминать, кто она и на что способна и – о Боги! – она еще никогда не была так благодарна матери за то, что та насильно привила ей физическую подготовку.  

Атмосфера в зале, тем временем, царила очень странная. Шли бурные обсуждения, в ходе которых часть подростков настояла на том, чтобы твердо отказаться от участия в этом ужасе. Другие – просто кивали.  

На следующее утро вернулся голос:  

— Участники! — весело кричал он через экраны, — пора просыпаться! Да, мы слышали о вашем отказе играть, но выбора у вас нет. Игры начнутся сегодня. В 15. 00. И продолжатся, пока не останется один из вас. Чтобы вам было веселее, мы вывели часы на экран. До встречи!  

10. 00. 11. 00. 12. 00. 13. 00. 14. 00. 14. 30. 14. 40. 14. 45. 14. 50…  

Вдруг пьедестал в центре зала задымился. Стал медленно крутиться. Спустился куда-то под пол. Вернулся назад… на нем уже было оружие: лук и стрелы, ножи, мечи и прочие извращения для убийства, названия которых я, честно, и не вспомню, куски хлеба и бутылки с водой. На одинаковом от пьедестала расстоянии по кругу загорелось 24 квадрата.  

— Пора вставать на места, — резко заговорил уже знакомый подросткам голос, — у вас всего минута на то, чтобы это сделать: через минуту мы пустим ток по остальным участкам помещения на время, который убьет вас в случае неподчинения и лишит даже самого маленького шанса уйти отсюда живым…  

Не то, чтобы все верили этому голосу, но проверять его на ложь уже не хотелось никому: все разбрелись по квадратам.  

14. 55 — все смотрят то экранные часы, то друг на друга. Почти все растеряны: совсем не понимают, что делать. Близится время условленного начала, а подростки – даже те, кто не хочет убивать – продолжают метаться между тем, чтобы остаться стоять на месте, сбежать подальше и спрятаться или побежать к оружию. Они уже не доверяли ни себе, ни – тем более – кому-то другому в этом зале.  

Нина смотрела на часы и параллельно осматривала других. Она уже успела разглядеть внутренних садистов, тех, кто, скорее всего, умрет первым, и тех, у кого есть шансы продержаться немного, но убивать они, как и она сама, никого не хотят.  

14. 59 – она уже решила, что схватит лук, воду и, по возможности, еду и сбежит в ту отстраненную часть здания, на которую смотрела все утро.  

— Ждите сигнала, — звонко прервал тревожную тишину голос, — 15. 00 – да начнутся первые реальные “Голодные игры”!  

Раздался страшный сигнал, перевернувший жизни подростков на “до” и “после”...  

Часть из них побежала прятаться в доступные места. Часть – ринулась к оружию так, что все первоначальные маски обычных детей спали с них, а трое – вообще просто остались стоять на месте, в полнейшей растерянности и непонимании, и, конечно, были убиты первыми.  

Нина быстро осуществила свою стратегию: она босиком ринулась к луку, ухватила его и бутылку воды и скрылась в закоулках зала. Это была какая-то комнатка с железной закрывающейся дверью и парочкой отверстий, в которые можно было наблюдать за происходящим в основном зале.  

Быстро была образована группировка убийц. Удивительно: будто это были уже совсем другие люди – не те, с которыми Нина очнулась в этом зале вчера.  

В первый же час было убито 10 человек. Четверо взяли на себя роль палачей. Двое знакомых из одного района держались вместе. Остальные, включая Нину, – просто прятались.  

Нина дрожала от страха. Все, что ее спасало, – образ мамы. Назидающей, наставляющей, вечно чему-то обучающей ее мамы. Нина жадно вспоминала все, что мама говорила ей о стратегиях поведения на примере “Голодных игр”, вспоминала все уроки стрельбы, пыталась избавиться от тремора рук.  

Именно в этот момент она услышала громкий удар по двери, за которой пряталась.  

— Здесь еще одна, — закричал голос, который показался Нине даже более противным, чем тот, что объявил начало игр.  

Нина не верила, что эти страстно увлеченные ее убийством глаза – в действительности глаза человека, которого она видела еще днем: спокойного и соглашающегося с тем, что нельзя поддаваться играм.  

Нина ощущала, что ее вот-вот победит ее же страх, но тут же вспоминала образ мамы перед собой: “Нельзя быть слабой. Никогда”.  

Вскоре к обладателю противного голоса подбежала еще и девочка – тоже из этих, из убийц. Она весело заглянула в щель, чтобы разглядеть, кто внутри.  

— О! — засмеялась она в голос, — я ее сразу узнала! Это же дочь той самой богатой суки.  

— Чья? — недоумевал пацан.  

— Ее родители – владельцы “АРГС” – места, которое кормит всех богачей страны, а вот о таких людях, как мы с тобой, постоянно забывает… Особенно ее мать – та еще мразота, — усмехнулась девочка.  

И что-то совершенно странное щелкнуло в голове Нины после этих слов: в любой другой ситуации она бы не просто не отреагировала на такие слова, а еще бы поддержала их, рассказав о своей тяжелой доле в ее домашних сетях, но сейчас… Сейчас мама стала тем образом, который позволил ей двигаться, думать, спасаться в обстоятельствах, в которых без этого образа она бы не спаслась. И что-то внутри Нины теперь настолько щелкнуло, что тремор рук совсем прошел, она быстро потянулась за стрелой, луком, и выстрелила через щель веселящейся девочке прямо в рот.  

Резко женский смех прекратился. Так же резко прекратился и мужской.  

Наступила вторая ночь в этом зале. На экраны – по всем канонам “Голодных игр” – выводились фотографии убитых. В живых осталось только семеро. Двое из убийц, остальные – скрывающиеся.  

Нина смогла немного поспать в своем убежище. Вода уже заканчивалась.  

— Доброе утро, выжившие! — весело заговорил экранный голос, — новый день – новые продукты питания и питья! Они уже, кстати, на том же пьедестале, что и вчера. Мы не хотим, чтобы вы умерли от голода или обезвоживания – мы же не звери какие, в конце концов!  

— Нет, этот голос противнее, чем тот… вчерашний, — вдруг подумала Нина. Тут же вспомнила, что убила вчера двоих людей. Неосознанно посмотрела в сторону их трупов и ощутила, что ее вот-вот стошнит, — нет, нет! — вслух заговорила она сама с собой, — вот этого допустить сейчас точно нельзя.  

И Нина стала вспоминать все сказанные ими вчера слова и образ мамы: быть сильной, никаких слабостей.  

Она понимала, что ей придется выйти. И, желательно, поскорее, пока не успели вернуться убийцы.  

Нина осмотрела в щель зал: ни души. Резко осознала, что прямо у ее убежища два трупа, которые точно привлекут внимание их бывших соратников. Соображать нужно было быстро: остается только схватить воду, еду и отправиться на поиски нового убежища.  

Она больше не могла думать и чего-то выжидать, но только она собралась открыть защелку, как услышала приближающиеся шаги двоих скрывающихся – тех самых, с одного района, а следом – восторженные голоса двоих убийц. Собственно, долго ждать расправы первым беднягам не пришлось: их – совсем обессилевших без еды и воды – быстро поймали и порезали.  

Нина смотрела на них сквозь щель. Закончив очередное убийство, один из них уже стал оборачиваться в ее сторону и наверняка бы увидел трупы бывших товарищей, но тут появились оставшиеся двое скрывающихся подростков.  

— Эй! – крикнул один из них.  

— Мыши решили выйти из норки? — рассмеялись убийцы.  

— Мышами теперь стали вы, — сказал второй из бывших скрывающихся и бросился на одного из убийц с копьем.  

Завязалась драка. Копье против трезубца. Топор против ножей. Садисты против тех, кто просто устал быть жертвой.  

Нина смотрела. Ее мысли унесли ее в думы о том, как в фильме “Голодные игры” могли длиться так много дней подряд? Связано ли это с тем, что там они были более подготовлены к ним? Как люди там могли так долго прятаться? Как они не уставали морально от этого? Как их не начинала одолевать ярость на этот мир, заставляющая делать опрометчивые вещи, как сейчас сделали эти двое – которые скрывались, а сейчас оказались убиты?  

Нина видела, как убийцы ликовали, пока двое других парней истекали кровью. Она застыла в тупом непонимании, что ей делать теперь. Ей уже не спрятаться. Закрытая дверь не спасет ее: она умрет или от обезвоживания, или от рук этих смеющихся над чужой смертью людей.  

Она тяжело вдохнула и снова вспомнила голос матери: не быть слабой. Взяла лук, стрелы и открыла железную дверь, которая защищала ее последние сутки. Убийцы обернулись на шум.  

— О! А вот и последняя! — весело заговорил один из них.  

— А что потом? — с ухмылкой спросила Нина, — станете убивать друг друга?  

Убийцы переглянулись.  

— А не проще сначала сразиться друг с другом? Меня то любой из вас спокойно сможет убить, — неожиданно произнесла она.  

Парни лишь заулыбались – каждый по своему – и, пока один весело ринулся в сторону Нины, второй – всадил трезубец ему в спину.  

— Ты права, — сказал он, вытаскивая из тела товарища свое оружие, — тебя я всегда успею убить.  

Нина лишь с усталостью усмехнулась, глядя на него, и быстро прицелилась. Убийца с недоверием усмехнулся и хотел было что-то сказать, но стрела опередила его речь. Он быстро умер.  

Нина подошла в центр зала и стала ждать. У нее не было сил ни адекватно оценивать ситуацию, ни есть, ни даже пить. Она просто ждала, что дальше, и была готова к абсолютно любому исходу – даже к собственной смерти.  

Спустя несколько минут Нина услышала, как открывается тяжелая железная дверь в темноте впереди. Она смотрела в эту темноту и просто продолжала ждать. Увидела чей-то силуэт, услышала шаги, которые направлялись в ее сторону, и… хлопки. Вдруг силуэт стал попадать постепенно под свет и прорисовываться: медленные аплодисменты, издающиеся изящными женскими руками, знакомые туфли и, наконец, лицо – то самое лицо, которое не давало ей умереть эти пару дней.  

Нина стала думать, что она в бреду. Тяжело закрывала глаза и открывала их вновь: нет, это была мама. Она уронила лук и быстро кинулась к ней.  

— Еще никогда я не была так рада тебя видеть! — отчаянно говорила девочка, — я знала, что ты найдешь меня.  

— Еще бы, — усмехнулась мать, — а я верила, что ты выиграешь.  

До Нины очень долго доходили слова. Она до последней секунды сомневалась в том, насколько верна ее интерпретация того, что ей говорят.  

— Стой… — она быстро отодвинулась от мамы, — мне показалось или ты говоришь, что это была проверка?  

— Насколько твоя борьба с отбросами может считаться проверкой, — безразлично говорила мама, осматривая зал, — ну ладно, поправь свой вид и идем, подожду тебя на выходе.  

Нина ощутила в горле ком из слов, которые не могла произнести. Не из страха, не от обиды и даже не от боли — что-то более сильное заставляло ее проглотить этот ком.  

Мама отдалялась в сторону двери, а ком растворялся по всему телу и вселял в нее чувство, ранее ей знакомое, но еще никогда не окутывающее ее целиком. Чувство, которое практически бездумно заставило ее взять лук и стрелы обратно в руки.  

Мама резко повернулась к ней лицом:  

— Господи, я думала, мне показалось, — усмехнулась она, — и что ты собираешься с этим делать?  

Нина молча смотрела на мать.  

— Я так и подумала, — вздохнула мать и повернулась обратно, чтобы продолжить путь.  

Но шагов сделать больше она не смогла: в тот же момент ее тело пронзила стрела. Женщина упала. Дочь бросила лук и подошла к ней.  

— Ты промахнулась, сердце чуть выше. Хочешь наказать меня в ответ, но чтобы я осталась жива? — тяжело дыша, со стрелой в теле, но с полуулыбкой спросила мать.  

— Хочу, чтобы ты смотрела в мои глаза, когда умрешь, — тихо произнесла девочка и, глядя матери в глаза, проткнула стрелу глубже в ее теле.