Тяжёлая ноша-3.

Аля Хатько и Олег Вайнтрауб.  

Засиделись у пани Кристины Марта и Владимир, её отец. Девушке так непривычно было называть этого незнакомого мужчину отцом, но в душе сразу становилось теплее, когда она думала о нём. Прощаясь со свей матерью и Еленой, Марта пообещала по мере возможности навещать их, и попросила обретённую мать беречь себя.  

– Я теперь, когда увидела тебя обязательно поправлюсь. У меня появилась цель в жизни, чтобы видеть тебя счастливой, чтобы подержать внуков на своих руках.  

– А ведь это время уже не за горами, – таинственно улыбнулась Марта, однако не призналась матери о своей беременности.  

– Будет ещё время, – подумала она. – Надо сойтись ближе, тогда и делится такими интимными подробностями. А вот идя с отцом она почему-то решилась:  

– Пап…. А ведь у меня скоро появится ребёночек.  

– Неужели это правда? – изумлённо переспросил Владимир и приостановился.  

– Правда, правда. Скоро три месяца, как я беременна.  

– И, кто же счастливый отец моего внука?  

– Наш хирург Николай Алексеенко. Знаете такого?  

– Приходилось сталкиваться. По-моему, неплохой парень. А, вы это…. Ну, а вы женаты, что ли?  

– Нет, пока наши отношения существуют сугубо на честном слове. Мы любим друг друга безо всяких обязательств. Война же…  

– Не говори так, дочка. У ребёнка должен быть законный отец и мать, чтобы такая вот история, как наша не повторилась. Я сам поговорю с твоим хирургом и выясню, что он об этом думает. Я ведь юрист как-никак. Всякое на войне может быть, ведь и с врачами случается плохое.  

– Я понимаю, но, как-то неприятно мне говорить Николаю об этом.  

– Вот я сам и поговорю. Положись на меня. Я так думаю, что тебе надо думать теперь о ребёнке, а не о войне. Оставайся здесь у матери в Варшаве пока фронт покатится дальше. Тут и родишь, и мать поможет на ноги поднять малыша. Я и сам подумываю здесь остаться. Меня же, как инвалида спишут скоро. А кому я там, на родине нужен? Не смог я там построить семью, а тут….  

–Возможно, папа ты и прав, – поддержала мужчину Марта. – У нас пока что есть время, и мы хорошенько всё обдумаем.  

Не заметили, как подошли к госпиталю. Поблагодарили сопровождающего солдата и простились, разошлись каждый по своим местам.  

Там Марту уже с нетерпением поджидал Николай.  

– Милая моя девочка! Я уже начал беспокоится, что тебя так долго нет. У тебя всё в порядке? – обнимал и спрашивал Николай.  

– Да, всё в полном порядке. Сегодня я обрела вторую мать…  

– Кккак…вторую?  

– То есть первую…Ой, я уже и сама запуталась. Давай присядем, и я тебе обо всём расскажу по порядку. Хотя, конечно, подробностей пока и сама не знаю, но основное мне удалось узнать и понять.  

– Дорогая Марточка! Сегодня в наш госпиталь приезжает группа артистов. Будут давать концерт для раненых. Осталось совсем мало времени. Только поужинаем и пойдём послушаем. Так хочется хотя бы глоток искусства вдохнуть после всей этой грязи, крови.  

– Я согласна с тобой. А поговорить ещё успеем, – прильнула головой к плечу мужчины Марта.  

Для концерта выбрали самую большую палату с лежачими ранеными. Те, которые могли самостоятельно передвигаться стояли вдоль стен. Которым стоять было трудно уселись на кровати к своим собратьям. Николай принёс для Марты стул. Девушка отнекивалась:  

– Не могу я сидеть, когда раненые стоят.  

– Ничего страшного, они же мужчины, а ты хрупкая, к тому же беременная девушка. Их, раненых вон сколько много, а ты одна у нас такая. И не говоря больше ни слова усадил почти силой на кресло Марту, а сам встал за её спиной.  

Вскоре появилась группа из пяти человек. Зрители поняли, что приехали долгожданные артисты и устроили им аплодисменты. Видно было, что артисты привычны к такой обстановке. Ни слово не говоря, начали снимать с себя верхнюю одежду. Мужчины, а их в труппе было трое, начали расчехлять музыкальные инструменты. Две женщины, отвернувшись к стенке, прихорашивались, причёсывали волосы, подкрашивали губы.  

Марта напряглась так, что Николай это заметил и наклонившись спросил:  

– Солнце моё, с тобой всё в порядке?  

Марта еле шевеля от волнения губами выдавила из себя:  

– Ккажетсяяяя…. да.  

– Но, почему, кажется? – недоуменно спросил Николай.  

И тут музыкант растянул меха аккордеона и полилась музыка… Это был вальс «Дунайские волны». А аккордеонисту вторил, поддерживал второй музыкант на скрипке. У зрителей от восторга были на глазах слёзы, и потом не смолкали аплодисменты. Но, вот к зрителям повернулась одна из женщин-артисток и Марта не удержалась и вскрикнула:  

– Мама!  

Однако в это время заиграла громко музыка и женщина запела:  

Бьётся в тесной печуре огонь.  

На поленьях смола, как слеза…  

Зал охнул, услышав ставшей любимой песню, а Марта уткнулась лицом в ладони и плакала от радости, что видит свою мать живой и здоровой. Конечно, Даша изменилась за это время разлуки. Она похудела, видны стали морщины на лбу. Но голос по-прежнему звучал сильно, эмоции у зрителей зашкаливали.  

Когда зазвучали аплодисменты, Марта со слезами на глазах повернулась к Николаю и прошептала:  

– Коля, это моя мама.  

А женщина снова запела, теперь какую-то арию из оперы, к ней присоединился мужчина и они вновь покорили своими сильными голосами зрителей.  

Концерт продолжался около полутора часов и всё время слёзы радости катились из глаз девушки. Из другого угла палаты на неё смотрела заплаканная тётя Маша. А когда отгремели последние аплодисменты, Марта сорвалась с места и кинулась к Даше. Та не успела опомнится, как девичьи руки обвились вокруг шеи и Марта навзрыд повторяла:  

– Мама! Мамочка! Ты жива. Я так рада, я так счастлива тебя видеть.  

И тут же к ним пробралась сквозь толпу любопытных раненых Маша.  

– Дайте же и мне поцеловать свою любимую сестричку, – сказала она, легонько отстраняя Марту.  

– Девочки мои дорогие! – только и смогла вымолвить Даша, захлёбываясь радостными слезами. Господь услышал мои молитвы. Я так мечтала увидеть вас, а тут такая неожиданность…  

К ней подошел мужчина, старший их труппы и, поздоровавшись сказал:  

– Извините, уважаемые, но нас ждут в другом госпитале.  

Все растерянно смотрели на него.  

– Это же моя мама! – только и смогла сказать Марта.  

– вас понимаю, но, поймите и вы нас. Ведь там такие же раненые, как и у вас. Они же тоже хотят хотя бы на часок уйти от реальности, а мы им в этом помогаем.  

– Да, конечно, – ответила Маша. Возможно завтра днём сможем снова встретится. У нас для тебя есть новости.  

Даша удивлённо подняла глаза на сестру. И тут Марта подхватила:  

– Мамочка! А новости-то хорошие. Так что ты не переживай слишком, а постарайся, чтобы пару часов у тебя оставалось выслушать их.  

Даша крепко обняла Марту, затем Машу и покинула госпиталь вместе со своей труппой.  

Глава 23. Вот это новость!  

Не терпелось Даше снова встретиться с родными. Однако и у них был свой график. Артисты понимали, что их выступления вселяли уверенность раненным в том, что их дома ждут дорогие люди. В каком бы виде они не появились, их всегда встретят с любовью и лаской. А солдат, которые оставались в строю, песни и музыка вдохновляла на подвиги, вселяли надежду на скорую победу. И артисты переносили такие же испытания, как и солдаты. Они не всегда были тепло одеты, не всегда сытно накормлены, но день за днём они помогали солдатам продвигаться вперёд к победе.  

Что же это за новости у них? – не давали покоя мысли Даши. Говорят мои дорогие девочки, что новости хорошие. Но, кажется, лучших уже и быть не может, ведь они живы и даже у Марты ребёночек будет от любимого человека. Это же я уже вот-вот стану бабушкой. Кажется, и не жила совсем, а уже и бабушка….  

И вот снова наступил день, когда руководитель труппы объявил, что сегодня все смогут полдня отдохнуть и привести себя в порядок. Даша поставила Зикфрида в известность, что пойдёт на встречу с дочерью. Тот только пожал плечами, мол, дело твоё. Не всегда же такое счастье на фронте выпадает нечаянно встретить родных. Только предупредил, чтобы не опаздывала  

Больше часа пришлось добираться до уже знакомого госпиталя. Нехотя, но главврач отпустил Марию Ивановну и Марту на эту встречу. И снова слёзы радости появились на глазах у всех.  

– Однако, присядем, сестричка, коль пришла, значит, надо тебе узнать наши новости.  

Даша чувствовала сердцем, что сейчас что-то произойдёт невероятное. Так оно и случилось, когда Маша, собравшись с духом, сообщила о том, что Марта не настоящая дочь Даши. Её настоящая дочь, Елена, живёт со своей бабушкой здесь, в Варшаве.  

– Кккааааккк не моя…. дддочь? – только и смогла выговорить Даша. Она на глазах начала бледнеть и вот-вот могла упасть в обморок. Марта подала ей стакан воды, а Маша поднесла ватку с нашатырным спиртом.  

– Сестричка, ты не волнуйся. Ты просто внимательно выслушай нас.  

– Да, мамочка! Ты выслушай и потом…сама поймёшь, что не всё так и плохо, – поддержала тётю Марта. – Ведь я же не отрекаюсь от тебя. Люблю по-прежнему. Как в народе говорят, что не тот родитель, кто пустил на свет ребёнка, а тот, кто вырастил его.  

– Ну, не томите уже! Рассказывайте! – выдавила из себя Даша. Со мной будет всё в порядке.  

И она стойко выдержала весь рассказ Маши, которая поведала всё, что сама знала и так долго носила в себе эту тайну.  

– Вот, Дашенька, теперь ты всё знаешь и сможешь встретиться с родной дочерью, – закончила повествование Маша.  

– Ииии тттты…. всё знала иии молчала?  

– А, что бы это изменило? Подумай сама: ты после тяжёлых родов приходишь в себя, а тебе говорят, что твою дочь похитили, а эту девчушку подкинули? Смогла бы ты любить и воспитывать Марту зная, что она фактически чужая для тебя? И каково было бы девочке всё время ощущать себя изгоем. А так смотри, какой достойной выросла наша Марта.  

–Нннооо, ккак же я смогу общаться с той…со своей…дочкой?  

– А это уже, как сердце материнское подскажет тебе, – сурово ответила Маша. Я только могу тебя проводить к ней. Если она в это время находится дома, то сегодня и состоится ваше с ней знакомство. Только у меня совсем мало времени…. Час, отведённый мне на это свидание уже истекает. Что же делать?  

– А давайте я попрошу главного, чтобы с мамой отпустил Владимира. Ой, моего отца, – смутилась Марта. – Ему и самому будет приятно встретится с мамой, т. е с Кристиной.  

– Господи! Как же всё запуталось в этой жизни! – только и смогла выговорить Даша. Она так и осталась сидеть в этой маленькой ординаторской, подперев лицо руками.  

А вскоре к ней заглянул Владимир и, откашлявшись, пригласил следовать Дашу с ним. Шли почти не разговаривая. Владимир понимал, что сейчас чувствует эта женщина, которая только что узнала тайну, которую сестра хранила больше 20 лет.  

На стук в дверь выглянул слуга, который узнал Владимира и подумал, что рядом с ним врач, которая приходила лечить хозяйку и вежливо проводил в комнату пани Кристины. Там же находилась и её внучка. Даша, как только увидела девушку, так и застыла у порога, не сводя с неё глаз. Она была похожа и на неё саму и на Бронислава одновременно. У нее даже сомнений не возникло, что эта девушка ее дочь.  

– Девочка моя…. – только и смогла прошептать Даша. Ты же так похожа на своего отца….  

Пани Кристина задрожала, как осиновый лист при порыве ветра медленно поднялась с места и направилась к женщине:  

– Даша?  

Но Даша не смотрела в её сторону. Она медленно, как на чужих ногах двинулась к девушке.  

– Доченька! Дай же я тебя обниму, кровиночку мою родную.  

Смысла русских слов этой женщины Елена не поняла, но сердце ей подсказало, что перед ней ее мать и она уже сама не выдержала, кинулась на шею этой незнакомой женщине. Незнакомой? Но, почему же тогда её сердечко так бешено начало колотится, как только она переступила порог этой комнаты. И сама девушка своим телом ощущала такое же биение сердца родной матери. Так и стояли посреди комнаты две женщины разного возраста, но такие похожие и родные. А пани Кристина стояла, опершись на единственную руку Владимира и горькие слёзы текли из глаз.  

Наконец Елена немного отстранилась от матери и начала внимательно вглядываться в её лицо. Затем пальчиком провела по лбу и тихо сказала:  

– Taka młoda moja mama, a już zmarszczki (Такая молодая моя мама, а уже морщинки).  

Даша поняла, что Лена не говорит по-русски, а смысл ее слов поняла сразу, ведь польский язык она с детства хорошо понимала. И дальше сама перешла на польский.  

– Война… – тихо ответила Даша. И… не только…. Прости, доченька, я пока никак не могу осмыслить то, что только недавно свалилось на мою голову. Я думаю, что все ласковые слова я смогу высказать тебе немного позднее, когда узнаю от твоей бабушки всё, что касается тебя. И, если ты не будешь против, то мы с тобой будем чаще проводить время вместе, – подбирая слова говорила дочери Даша по-польски.  

– Я очень буду этому рада. Мама, а ведь я тоже пою, как и вы, – смущённо призналась Елена. Только теперь война и я осталась не у дел.  

– А мы теперь с тобой петь будем вместе, если ты не против.  

– Я только – за, – радостно встрепенулась девушка.  

–А теперь, доченька, я бы хотела остаться наедине с…. твоей бабушкой.  

–Владимир, пройдите с Хелен в ее комнату, – попросила Кристина и указала Даше на кресло сама присела напротив.  

– Кристина, ты мне скажи, как и почему ты решилась на такое? Я до сих пор не могу представить себе, как можно собственного ребенка отдать чужому человеку?  

Женщина, слушая Дашу, отметила про себя, что она ее назвала не «пани Кристина», а просто по имени. Значит она чувствует себя с ней на равных. И это чувствовалось во всем: в ее внешнем облике, в одежде, в разговоре, в умении держать себя. О, это уже была не прежняя робкая горничная. Это была взрослая женщина, уверенная в себе и знающая себе цену.  

Даша еще много говорила горьких и справедливых слов, а когда закончила, Кристина, немного помолчав, ответила:  

– Милая девочка, ты сама уже мать, и ты сможешь меня понять. Я была в панике, когда получила письмо от Бронислава. Он писал, что находится в таком состоянии, что готов покончить с собой. Каково это услышать матери своего единственного сына? Я тогда была готова на все, лишь бы спасти его. А причиной его состояния была мужская слабость. Откуда она вдруг взялась? Я знала, что он далеко не ангел: и в Париже, и у нас дома женщины у него были. Ты и сама это знаешь не понаслышке. Ведь нормальный он был мужчина, раз сумел сделать тебе ребенка. Но, как доказать это? А от этого зависело очень многое в нашей семье и в отношениях со сватами. Здесь были задействованы не только земли и деньги, но и честь семьи. И мне тогда казалось, что, предъявив всем его только что родившуюся дочку, можно снять подозрения в его мужской слабости. И тогда я пошла на это… Не знаю, что на меня тогда нашло. Моей навязчивой идеей было только одно – спасти сына. Но я не успела…  

Прости меня, Дашенька. Я на коленях готова просить у тебя прощения. И я благодарна тебе, что ты вырастила и воспитала нашу с Вольдемаром дочку. Не знаю, получилось ли бы у меня лучше…Но и я твою дочь растила, как свою, хотя для нее я была бабушкой.  

– Кристина, мы ведь с тобой были в неравных условиях. Я не говорю о материальных. Ты же растила и воспитывала не чужого ребенка, а дочь своего сына. Какая-никакая, а родня, внучка. Это мне пришлось воспитывать совсем чужого ребенка. Но я об этом не жалею. Я любила Марту и воспитывала ее, как свою дочь. Единственно я всю жизнь недоумевала, почему она совсем не похожа ни на меня, ни на Бронислава. А теперь, взглянув на нашу Леночку поняла, что гены есть гены, и, как в России говорят «яблоко от яблони недалеко падает». А увидев Вольдемара – Владимира, поняла откуда эти черты у Марты. Да и на тебя она сейчас становиться похожей.  

Спасибо тебе, Кристина, за этот откровенный разговор, за твое покаяние. Понять тебя я смогла, а вот простить пока еще не знаю. Но и я не святая, я тоже должна перед тобой покаяться. У меня тоже тяжелая ноша на душе. Возможно из-за меня погиб Бронислав…  

– Как? – вздрогнула Кристина.  

– Мы любили друг друга с Брониславом. Он мечтал, что мы поженимся и наше счастье будет безмерно. Он искренне в это верил. И я летала на крыльях. Но случайно подслушав его разговор с отцом, поняла, что вы с мужем никогда не разрешите ему жениться на мне. И мало того, отец настаивал на его женитьбе на Владе. У меня земля уходила из-под ног. Я теряла любимого человека и готова была на все, только бы его вернуть. Мне одна женщина посоветовала приворотное зелье. Сказала, что после него он навсегда будет только мой и не взглянет ни на одну женщину. Я ей поверила и подлила это зелье Брониславу в коньяк. Я не уверена на 100%, но в таком виде, как обещала знахарка, оно не подействовало, а, возможно, стало причиной его слабости. Это мой грех, моя тяжкая ноша в душе. Никому я до сих пор об этом не рассказывала, говорю тебе впервые, как на духу.  

Кристина, слушая Дашу, опустила голову и тихо плакала. Слезы были на глазах и у Даши. Злость и ненависть к этой женщине, переломавшую всю их жизнь прошла. Она встала, подошла к креслу Кристины, села рядом на поручень и обняла ее. Теперь они плакали вместе.  

Глупые женщины, они боролись за своих мужчин, одна за сына, другая за любимого, а методы борьбы выбрали неправильные. И вот к чему это привело.  

Незаметно пробежали 4 часа в гостях у Кристины, Даше и Владимиру нужно было возвращаться. Что конкретно делать дальше они пока не решили. Прежде всем нужно было крепко подумать. Жизнь сама подскажет.  

Однако Елена про себя уже решила попробовать петь с матерью. Она собралась прямо сейчас ехать с матерью и гастролировать в этой труппе хотя бы на то время, пока война идет на территории Польши.  

А Даша и не возражала, а с радостью поддержала дочь. Она твёрдо знала, что отныне ничто и никто их больше не разлучит.  

Вместо эпилога.  

Вот закончилась война, прозвучал салют Победы. Кто-то раньше получил известие об этом, кто-то на несколько часов или даже дней позже. Праздник наступил. Николая Алексеенко и Машу Корчевникову это известие застало в Берлине, в госпитале. Они по-родственному обнялись, и Маша не сдержала слёз. Из когда-то суровой женщины врача она вдруг на глазах у мужчины превратилась в слабую и усталую женщину.  

– Господи, Коля, неужели это правда?  

– Правда, правда, Мария Ивановна, радостно потрепал по плечу мужчина. По другому-то и не должно быть. Ведь меня в Варшаве заждались жена с сыном, а я тут должен лечить и спасать не только своих советских солдат, но и немецкое население. Всё! Хватит! И он, подхватив под руки Машу, закружил припеваючи:  

– И поёт мне в землянке огонь  

Про улыбку её и глаза….  

– Откуда ты знаешь, что сын? – удивилась Маша. – Ведь Марта родить ещё и не должна. Это должно произойти в конце мая, а теперь начало…  

– Я точно знаю, что у нас сын родиться, – уверенно ответил Николай.  

А Маше ничего не оставалось, как только пожать плечами. Она тут же загрустила.  

– Мария Ивановна, а почему грусть в глазах?  

– Николай, я совсем ничего не знаю о своих близких людях. С мужем, как простились в начале войны, так ни одной весточки не получила, хотя сама писала. Нет и от его родителей известий. Единственное утешение, что встретилась с сестрой и племянницей там, в Варшаве.  

– Всё будет хорошо. Вот попомните моё слова, – уверенно говорил Николай.  

– Твои бы слова, Коля, да Богу в ушко, – вздохнула Маша.  

Отныне все их мысли были направлены на одно: скорее бы домой. там всё надо начинать сначала. Война высветила буквально всё. Надо было закатывать рукава и работать не покладая рук.  

А вскоре они с Николаем уже встречались с Мартой, которая давно ждала их.  

Кристина и Владимир жили вместе, как муж с женой, оформив официально свои отношения. Пани Кристина при молодом муже и сама помолодела, словно скинула 10 лет со своих плеч. А может это произошло потому, что сбросила со своих плеч тяжкий груз, совершенного когда-то греха? Никто этого объяснить не сможет, и стоит ли это делать?  

Николай дождался рождения сына и, несмотря на уговоры тёщи оставаться жить вмести с ними, увёз Марту с ребёнком к родителям в Москву.  

Немного раньше уехала в Ленинград и Маша. Она нашла в их бывшем доме полный развал. От дома остались только голые стены, остальное было пущено на выживание во время блокады. Соседи поведали, что старики Валентина Матвеевна и Павел Семёнович умерли от голода почти одновременно.  

Маша вопросительно смотрела в глаза соседей, словно боялась что-то спросить.  

– Да, а муж ваш, Матвей Павлович, живой и здоровый, Он уже с месяц как тут был и просил, если появится кто-то из бывших жильцов, обращаться к нему на работу по прежнему адресу.  

Маша, словно у неё выросли крылья за плечами, чуть ли не бегом направилась по указанному адресу. Она на ходу утирала слёзы и шептала:  

– Матвей…Живой…живой мой родной человек….  

После захвата немцами Польши 1 сентября 1939 года для советского командования стало ясно, что Гитлер на этом не остановится. Что бы не говорили дипломаты, как бы стороны не уверяли друг друга о ненападении, было ясно, что война между Германией и Советским Союзом неизбежна. И к ней нужно было готовиться. Готовилась не только экономика, но, самое главное, готовились кадры. В любой армии разведка – это ее глаза. Чем больше будешь знать о противнике, тем успешнее будешь с ним бороться. А в разведку кого-либо не пошлешь. Разведчиков нужно готовить. Готовить не только войсковую разведку, но людей, кто останется на захваченных гитлеровцами землях.  

И этой такой важной работой и занимался Матвей. После ранения еще во время Империалистической он уже не мог оставаться строевым офицером, но в армии он остался. И ему поручили эту важную и секретную работу – подбор кадров разведчиков.  

О том, чем он занимается на службе, в семье никто толком не знал. Знали только, что у него важная, секретная и ответственная работа. На работе он пропадал целыми днями, иногда даже по вечерам возвращался очень поздно. Маша молча сетовала, что так мало видится с мужем, но упрекнуть его в этом не решалась.  

А с началом войны, работы у Матвея прибавилось еще больше. Ему приходилось иногда даже ночевать в своем кабинете. Теперь дома он редко появлялся.  

Когда немцы подошли к Ленинграду, Матвей стал уговаривать стариков эвакуироваться вместе со всеми семьями его сослуживцев, но старики отказались наотрез. Они заверили, что останутся, чтобы сохранить для детей и внуков их родной дом. Никакие уговоры не помогли.  

Покинул Ленинград и Матвей, уехал со всеми своими секретными документами в глубь России. Нового адреса его никто не знал. Да и кому писать? Маша с госпиталем ушла на фронт, Даша с театром уехала в Киров (ныне Пермь), Марте он сам помог поехать с Машей. А родители остались в осажденном Ленинграде, связи с ними не было. Все эти годы, пока не был освобожден Ленинград, Матвей ничего не знал о своей семье. Вернувшись в родной город после его освобождения, на месте родного дома он застал только пепелище. От дома остались только стены. Узнал, что родители погибли во время блокады в голодном и холодном Ленинграде и похоронены в братской могиле на Пискаревском кладбище.  

Оплакав родителей, он начал готовится к встрече жены: успел получить и оборудовать квартиру в трёхэтажном доме, недалеко от места службы. Он и мысли не допускал о том, что с Машей могло что-то случится. Он знал, что их любовь настолько крепка, что победит любую беду, так оно и случилось.  

А Даша со своей дочерью Еленой и остальными участниками музыкальной труппы, дошли до Берлина и дали свой концерт после того, как над Рейхстагом был водружён флаг Победы. Теперь и они с чистой совестью, как настоящие солдаты, исполнившие свой долг, вернулись в Ленинград в театр. Там Даша узнала о смерти Бориса, её любимого и руководителя театра. Он, оставшись там, чтобы охранять имущество театра и умер от голода во время блокады. В театр был назначен новый руководитель и постепенно из эвакуации начали возвращаться артисты. Елена была принята на работу в театр. Даше выделили квартиру, как и остальным её товарищам. Они ведь внесли свою лепту в победу. Даша вскоре вышла официально замуж за одного из музыкантов их труппы. Для всех уже давно не было секретом их связь. Но теперь, когда жизнь налаживалась, они решили попытаться найти своё счастье.  

Елена радовалась счастью матери. Радовалась и тому, что нашла своё место в жизни. Перед ней открывалась широкая дверь в будущее. Но и не могла она забыть свою бабушку, которая, несмотря на все трудности и преграды, сумела воспитать её и дать возможность развить у нее большой талант. Оставалось только сожалеть о том, что отец не смог увидеть дочь. В нашей истории женщины оказались терпеливее и выносливее, чем некоторые мужчины. И теперь, скинув с плеч тяжёлую ношу, они уверенно продолжали жить, любить, растить внуков и каждое утро радоваться восходящему солнцу.  

Конец романа.