Подружки демона

Лана Эскр  

Подружки демона  

Глава 1.  

Эта история случилась давным-давно, лет двести назад, когда люди пытались быть христианами и верили, что искупление грехов возможно, если научиться жить просто, довольствоваться малым и мечтать о простом. Несмотря на популярность этих идей, получалось далеко не у всех и путь к мечте лежал через тернии греха, которым демон искушал, зная все слабости человеческого естества.  

Теодора родилась в семье, которые с детства внушали малышке, как важно быть хорошей христианкой и как плохо нарушать правила, которые помогали ею стать. Но одно дело теория. Теодора повзрослела и поняла, что хочет быть не только хорошей христианкой, но и любимой так, чтобы душа пела, а тело ликовало от ласк. Она была хороша собой, угловатая прелесть девичьей фигуры привлекали к ней внимание и ей это нравилось.  

Родители сразу заметили, что дочка торопится и решили не искушать судьбу, а себя оградить от перспективы воспитывать незаконнорожденного – занялись поисками для дочери подходящего мужа. И нашли. Им повезло – кандидат оказался из богатой семьи. Организовали смотрины. Дочка нарядилась, как взрослая дама, чем привела молодого парня в дикий восторг, а его родителей смутила:  

– «Да девственница ли она? Надо бы разузнать, а то наш лопух не поймет. Могут быть сюрпризы…»  

Однако опасения были напрасными, Теодора находилась под постоянным присмотром и любые попытки остаться наедине с прислугой мужского пола неважно какого возраста, пресекалась жестко, не забалуешь. Теодора злилась, но возражать не смела. Разве что шла на хитрость и ухитрялась получить свое, правда в весьма скромном варианте, украдкой и набегу – дать себя потрогать за округлости, пощупать кое что самой и другое, что обрываясь на самом интересном – переступить грань не хватало решимости и времени – в спешке толком ничего не получалось, одна суета, но и та была приятной и Теодора вспоминала о том, что было, уже в своей постели. Если было, что вспомнить, подкрепляла воспоминания легкой имитацией, которую воспроизводила сама. Когда наступал пик блаженства, затихала и мирно засыпала в своей девичьей постели в предвкушении сна – там то уже можно было ничего и никого не опасаться.  

Сны Теодоры, надо сказать, отличались удивительной реалистичностью. Ей и в голову не приходило, что все это было по-настоящему. Демон давно уже заприметил рано созревшую девицу и решил поучаствовать в ее дальнейшем взрослении. Но так, чтобы никаких следов не оставалось – демон это мог легко. Девственность? Да пожалуйста! И сколько угодно, лишь бы душа и сердце красавицы было широко открыто для посетителя – его, а порой и с компанией мелких бесов, которые были рады полакомиться свежатиной. Они облепляли свою жертву, доводили ее до определенного состояния души и тела и пили нектар, который воспроизводился людьми обоего пола исключительно в этом состоянии. Участники пиршества становились сильнее, им хотелось все больше и только демон мог строго прикрикнуть на них:  

– Довольно! А то от нее ничего не останется, – и разгонял веселую компанию до следующего раза, который наступал на следующий день, поскольку Теодора, один раз испытав неземные ласки, уже не могла и не хотела остановиться. О том, что это противоречит званию хорошей христианки, Теодора не думала. Аргумент был железный – проникновения не было, а все что не это, шалость, за которую и ругать некому потому, что никто ничего не видел.  

Продолжалось это довольно долго и к дню своей первой брачной ночи девушка подошла раскочегаренной, как котел, который был готов был взорваться, если не выпустить пар.  

Во время свадебного пира невеста сидела, опустив глаза, чтобы не выдать своего состояния, нервно покусывала губы. Жених посматривал на нее и думал, получится ли с ней что-то или придется мучиться до утра, а потом делать вид, что он не оплошал, жена не подвела и они оба довольны и счастливы. Успокаивал себя:  

– «В первый раз, если не получится в нее войти, сделаю вид, что напился или скажу, что она испугалась моего напора. Пришлось пожалеть и отложить утехи до следующей ночи. Уж тогда-то…. В крайнем случае придумаю что-нибудь еще или посоветуюсь со своими друзьями. Вот глупец, они же советовали мне сходить в лупанарий! Ничего, теперь у меня свой, в любое время и бесплатно! »  

Не будем осуждать парня за такие мысли, в молодости особое видение очевидного. И неважно, что оно не имеет ничего общего с реальностью.  

На молодых гости поглядывали с ухмылками, полуулыбками, мол, знаем, знаем, сами такими были, посидите еще с нами, потом мы вас отпустим.  

Томились ожиданием не только они – за праздником любви, семьи и верности наблюдал демон. Волновался, хорошо ли подготовил свою подопечную или этот олух и правда заснет на ней, а потом скажет все то, о чем сейчас думает…  

– «Впрочем, если что, можно будет этим воспользоваться, одолжив невесту на пару часов. Много не надо, бесы знаю свое дело и найдут способ преодолеть границу между мирами, чтобы потискать основательно эту «добрую христианку»! »  

***  

Дело шло к ночи. Гости уже потихоньку выходили за рамки приличий, голоса звучали громче, вино лилось утроенной рекой, из которой усердно хлебали не только господа, но и рабы, которые прислуживали.  

– Долго еще? – Теодора покосилась на Феодора, как звали молодого мужа.  

– Не знаю, – буркнул он в ответ.  

– Может давай сами уйдет? Никто не заметит.  

– Нельзя.  

– Почему?  

– Гости обидятся.  

– Если заметят! Посмотри на них! У каждого в одном глазу кувшин, в другом чаша, в которую наливают – видишь, качают головами туда-сюда.  

Феодор посмотрел. Сравнение показалось удивительно точным и потому забавным. Он улыбнулся.  

– «А она ничего. Значит не будет ломаться», – Феодор скосил глаза на свою тогу и по тому, как она оттопырилась, понял – пора.  

– Если мы встанем, они сразу это заметят и начнут нас усаживать.  

– Ты что-то предлагаешь? – сразу догадалась Теодора по загадочному тону, каким Феодор это произнес, рассматривая  

предательски торчащее нечто под тогой. – «Думал, я не замечу! Ох, поскорей бы уже увидеть, что там! »  

– Давай за мной, – и Феодор, отодвинув кресло, медленно начал сползать под стол. Глаза у Теодоры округлились. Она схватила его за рукав и попыталась вытащить обратно. Феодор показал ей кулак и ткнул пальцем вниз. Теодора едва не задохнулась от такого проявления власти над ней, на этот раз подчинилась и, стараясь ничего не зацепить своим платьем, полезла следом за ним под стол.  

– Что дальше? – спросила она, рассматривая под столом то, что гости прятали друг от друга – свои ноги и то, что было между ними. – Фу…, хотя…, – но Феодор не дал ей возможности и дальше любоваться интересным зрелищем, двинулся в сторону и потащил ее за собой.  

Слуга, заметив странное поведение молодоженов, сначала опешил, а потом сделал вид, что смотрит в другую сторону. Но находчивость и смелость молодоженов оценил. Хоть и раб, но у него было свое собственное мнение, и оно мало отличалось от того, о чем думали те, кто ставил на них свое клеймо. Просто судьба распорядилась так. В следующий раз рабами будут все те, кто за столом. Уж он то покуражится над ними… Мечта! Память о таком следов не оставляет, иначе каждое новое поколение занималось бы тем, что мстило предыдущим. А жить когда?  

– Где тут наша спальня?  

– Там, – Теодора ткнула пальцем наугад потому, что совсем не хотела идти туда, где было так нарядно, красиво и чисто. Для полноты ощущений ей захотелось другого и это она нашла в каменной беседке сада недалеко от помещения, где продолжался свадебный пир. – Давай только посмотрим, – она показала на беседку и улыбнулась так, что у Феодора все тело одеревенело и он повалил Теодору, не сходя с места в кусты роз, которые тут же сомкнулись, образовав над парочкой шатер из цветов и колючек с вырванными клочками свадебных нарядов.  

Демон, увлекшись зрелищем оргии, которая начиналась за столом, не заметил, как молодые покинули зал, от досады ударил по ближайшей колонне, которая пошла трещинами и удержалась только потому, что была достаточно массивной, а удар больше эмоциональный, чем с целью все тут развалить. Щелкнув пальцами, разослал мелких бесов с приказом – найти беглецов. Невнимание могло закончиться тем, что он не окажется в нужный момент рядом с молодыми и они познают друг друга «целомудренно», как муж и жена. А надо было совсем по-другому – в присутствии армии бесов, которые будут подначивать и улюлюкать в ожидании кульминации. Вот это настоящий пир! А не то жалкое, что могло быть, останься эти двое наедине без его присмотра.  

– Не для того я столько времени ее опекал, чтобы дать шанс стать не только доброй христианкой, но и хорошей женой! Это моя добыча!  

Демон, который однажды смог пробраться и завладеть мыслями, так просто бы уже не ушел. Теодоре предстояла расплата за такое «знакомство». Сны, которыми демон морочил ей голову в скором времени должны были превратиться в кошмар…  

Глава 2.  

Для первого раза того, что произошло, Феодор посчитал более, чем довольно – главное, справился и получил удовольствие, за что жена удостоилась его поцелуя в плечо. Феодор почувствовал приятную усталость, довольно и нечаянно хрюкнул и засопел прямо там, где их с Теодорой настигла страсть.  

Теодора была опустошена. Разочарование тем, что она только что испытала, настолько обескуражило, что она продолжала лежать в том положении, в каком она была, давая возможность Феодору показать, на что он способен. Он и показал, не потратив на прелюдию ни секунды. Феодор овладел своей женой мощно, но, увы, слишком скоротечно, чтобы позволить ей насладиться приятным общением и новизной.  

– И это все?! – билось у нее в мозгу, стирая все остальные чувства. Супружеская верность испарилась первой. Теодора недовольно сопела, посматривая на мужа, даже пару раз его толкнула в бок, надеясь пробудить и заставить все повторить, на этот раз без спешки. Но Феодор спал сном счастливого мужа, уверенного, что он не оплошал. Теодора сжала кулачки и зарычала. Демон услышал голос разочарованной женщины и мигом примчался. Увидев куст роз и обрывки ткани на нем, понял сразу – тут! Бесы, которые клубились над этим местом, корчили рожи, визжали и толкались, тыкая вниз пальцами.  

– Цыц, – приказал демон и царственным движением приказал розам расступиться. Куст подчинился.  

– О! – только и смог произнести он, увидев Теодору, – какая прелестница тут у нас и такая недовольная. Интересно, почему?  

Демон спланировал вниз, повел носом:  

– Чую, есть. Но мало. Надо еще. Я знаю ее возможности. А ну-ка, милая, отрабатывай нашу дружбу, а то я потеряю свою репутацию, чего доброго, позволив тебе в первую брачную ночь отделаться тем, что тут было.  

Теодора нахмурилась, увидев знакомого.  

– «Что он тут делает? Я же не сплю! »  

– Теперь это не имеет значения, если ты беспокоишься об этом, – ответил на ее мысли демон. – Я теперь буду посещать тебя, когда сочту нужным, пока ты мне будешь давать то, зачем я тут – свой сок и свою энергию. Все вместе это и есть нектар, за которым охотится весь ад со всеми его обитателями. Другой радости у нас, извини, нет. Не так-то просто удается найти такую, как ты. Не потому, что юные девы все целомудренны и только мечтают, чтобы стать «хорошими верными женами». Нет. Просто ты настолько откровенно и громко о себе заявляла, и так легко впускала нас в свои грезы, не задумываясь о последствиях, что я не мог пройти мимо! Никто бы из наших не смог. Твой ангел-хранитель, который у тебя, разумеется, есть, справиться с такой ордой не смог, не обижайся на него, он очень старался и то, что проиграл не его вина, а твоя с ним общая беда. Но мне нет до этого дела. Я здесь не затем, чтобы жалеть вас или подсказывать, как все исправить. Я здесь совсем по-другому поводу. Настал момент тебе это осознать и перестать из себя корчить то, чем ты не являешься по определению, ибо вижу тебя насквозь.  

Демон, который с каждым словом, все ниже опускался к Теодоре, гипнотизируя ее словами и взглядом, с усилием развел руки, которыми Теодора хотела прикрыть обнаженную грудь. Над ее сомкнутыми к тому времени коленями трудились бесы, открывая путь для своего хозяина, которому по праву и принадлежало право первой брачной ночи этой легкомысленной и невоздержанной на желания девки.  

Ангел Теодоры стоял в стороне и рыдал, видя, что с ней делали. Он ничего не мог в этот момент, ибо все, что происходило было плодом ее сокровенных желаний, которые сделали его бессильным – в них не было ничего о ее будущем, только то, что можно было испытать здесь и сейчас. Время Теодоры для познания сути произошедшего еще не пришло.  

Теодоре надоело – уже второй час у нее между ног продолжалась невероятная сутолока бесов, которые торопились попользоваться молодой, пока ее муж мирно похрапывал рядом. Никаких приятных ощущений, кроме раздражения, она уже не испытывала и держалась только за счет воспоминаний о пережитом блаженстве от ласк своего наставника, который на этот раз посетил ее не во сне, а наяву.  

Напитавшись ею, демон-искуситель отвалил восвояси, оставив поглодать «сладкую косточку» своим помощникам, мелкой шушаре, которая всегда крутится вокруг сильных и влиятельных.  

– Может хватит уже, – спросила Теодора, зарядив пяткой в лоб бесу, который оказался в самом конце очереди и уже чесался от нетерпения. И вдруг такое… Бес обиделся, но настаивать не посмел – девка могла и нажаловаться – пока она востребована, наглеть не стоило. Оставалось проявить хитрость. Отойдя в сторону, он занялся разработкой плана, который должен был обеспечить его желаемым в том объеме, в каком он хотел с учетом обидного удара по лбу.  

Вспомнив о том, что с невесты не сводил глаз один из приглашенных, бес отправился назад к свадебному застолью, чтобы разузнать, кто он такой и насколько этим вниманием можно было воспользоваться – вдруг смотрел просто так, от скуки, не зная, куда деть глаза, а мысли были, например, заняты, каким-нибудь мальчиком-слугой. Опозориться еще раз и стать посмешищем бес не хотел, решил действовать наверняка. Приняв благопристойный облик, бес оказался среди гостей, которые все еще пировали.  

Человек, который был ему нужен, сидел грустный. Бес заметил, как слуга заменил перед ним очередной опустевший кувшин и смело направился к нему.  

– Скучная свадьба!  

Утомленный гость не сразу сообразил, что разговаривают с ним, дал знак рабу, чтобы тот наполнил ему кубок.  

– Давайте лучше я! – бес услужливо улыбнулся удивленному человеку, показывая за спиной слуге знак – проваливай. Слуга тоже удивился, но настаивать не стал, отвернулся, посматривая краем глаза за странной парочкой.  

– С чего это? – поинтересовался грубо гость. – Слуга нальет! Где этот бездельник?  

Пока он возмущался, его кубок наполнился нежно-розовым вином, которое необычно искрилось и сверху образовалась нежная шапочка пены.  

– Что ты мне налил?  

– А вы попробуйте! Если не понравится, перережу себе горло прямо здесь.  

– Ха, странная свадьба… невеста похожа на уличную девку и гости…  

– А что гости! Хорошие. Вы, например! Достойнейший из достойных. Про себя скромно умолчу.  

– Нет уж, назови свое имя, пока я не позвал стражу. Может им скажешь, что за яд налил мне?  

– Ах, вот вы о чем! Какая нелепость. Смотрите! – бес, не моргнув, сделал солидный глоток из кубка, на который с подозрением смотрел острожный гость.  

– «Надо было тебе яду налить», – бес расстроился, что человек оказался не так прост и не настолько пьян, как он думал. «Чувствую, сегодня останусь без сладкого. Девка уйдет! »  

Утерев с чувством губы, бес с улыбкой посмотрел на собеседника:  

– Ну вот, я жив! Напиток превосходный! Смотрите, как вино играет! Этот рецепт переживет не одно поколение, уверяю вас.  

– Дай, – гость выхватил кубок, сам долил его до верха и пил не отрываясь до тех пор, пока ни осталось ни капли. Оставив опустевший кубок в сторону, промычал:  

– Что это было? Никогда ничего подобного не пробовал. Кто поставщик?  

– Я, – гордо сказал бес и подмигнул.  

Дальше разговор переключился на обсуждение деталей покупки нескольких бочек «прекрасного вина», которое бес назвал «игристое розовое». Услышав стоимость, гость крякнул:  

– Ничего себе! Да ты обнаглел..  

Глава 3.  

Бес только пожал плечами, следуя железному правилу – достойное и стоить должно достойно и не важно, что так можно было продать хоть говно – цена формально исключала такую возможность. Но в данном случае бес не втюхивал, а «ловил» душу так, чтобы наверняка. Скрепив договор рукопожатием, бес неожиданно предложил:  

– Раз мы в сами обо всем договорились, не посмотреть ли, куда сбежала невеста? – и внимательно посмотрел, какая будет реакция, не поторопился ли. Сверкнувшие глаза враз захмелевшего гостя были лучшим ответом. «Игристое» работало. Можно было приступать к следующему пункту плана.  

– Судя по твоей наглой ухмылке, ты не только делаешь отличное вино, но и знаешь, куда сбегают невесты со своих свадеб?  

– Это моё призвание, -скромно ответил бес и показал пальцем в сторону сада.  

– Там?! В саду? Ты лжешь!  

Бес обиженно скривил губы и затем важно кивнул. Гость же не решался поверить в такое, искал объяснение – кто и зачем над ним так странно шутит.  

– Она там не одна, – бес брал «козла за рога», пока действие «игристого» не начало ослабевать, кувшин был уже пуст, а для сотворения новой порции требовался настрой. «Если я сейчас не овладею этой.. невестой, черт бы ее побрал, позору не оберешься и с этим потом разбираться, когда поймет, что его опоили. Шум поднимется, а это главному ни к чему, все должно быть по-тихому и с обоюдного согласия. Ну же, соглашайся, блуд – это так приятно! ».  

– Как же это? – продолжал тупить гость, – А.., я так и знал! Она никакая не невеста, а ряженная девка из лупанария! Кто так над нами решил поиздеваться? Надо будить гостей! Рассказать им, что свадьба не настоящая! Пусть возвращают подарки!  

Бес уже собрался в отместку врезать копытцем ему между глаз за «сообразительность», но к счастью не успел.  

– "Однако…" – бес нервничал, смена настроения у собеседника превосходила его способность перестраиваться с одной темы на полную чушь.  

– Нет, погоди, так значит она там не одна, говоришь? А тот, с кем она, не будет против, если мы с тобой присоединимся?  

– Уверен, что нет. Но есть одно «но».  

– Так и знал, – гость снова сел.  

– Тот, с кем вы хотите договориться, ее законный муж.  

– Да ну! Тот? Вот этот, что тут..? Идем! Если он не придумал ничего лучше, как осчастливить молодую жену в кустах, мы с ним договоримся – он любит остренькое, а мы их брачной скукоте прибавим своего настоявшегося, ха, соуса, только и всего!  

– План замечательный, – одобрил бес и побежал следом, едва поспевая.  

Оказавшись среди розовых кустов, остановились в нерешительности. Бес пытался понять, на месте ли «жертва», гость – где девка. Бес прислушался. Сначала было тихо, потом раздался характерный звук.  

– Финики! У меня с них то же самое, – прошептал с понимаем гость и двинулся на звук. Бес за ним. Оказавшись в двух шагах, снова остановились.  

– Кто первый?  

– «Мне все равно, кретин, делай то, за чем пришел, в нужный момент присоединюсь! » – Уступаю вам, мой дорогой, вы познатнее.  

– Это точно. А ты молодец, свое место знаешь, мне это нравится!  

– «Ну еще бы! » – подумал бес, поражаясь, как легко люди попадаются на такие уловки – немного тупой лести и вей из них веревки, которыми они сами себя потом свяжут…  

– Это чтобы вы не укололись, – бес, устав ждать, раздвинул кусты, пропуская гостя вперед.  

Теодора была на месте и уже собралась уходить, когда перед ней появилась красная рожа. Она узнала – это один из гостей, так на нее пялился все это время, не заметить было трудно.  

– О! – произнесли ее округлившиеся губки.  

– А! – прозвучало в ответ. Гость окинул Теодору взглядом и едва не разрядился себе в праздничную тогу. Бес вовремя помог – заткнул фонтан, обругав своего помощника за нетерпение.  

Теодора потупила глаза и сделала вид, что смущена.  

– Зачем вы здесь? Я с мужем. Вдруг он проснется.  

– Будь здесь хоть сто твоих мужей, я бы не ушел, – вулкан снова приготовился к извержению, но бес был уже наготове, подсуетился и на этот раз – ни капли мимо, все, что добыто таким способом – всегда считалось достоянием демонов.  

Теодора посмотрела на мужчину и ей показалось, что его лицо двоится.  

– Вы не один?  

Гость растерялся.  

– «Как догадалась! Мы ж договорились с этим, чтобы сидел тихо и не вылезал, пока не позову! », – оглянувшись, не увидел никого.  

– Тебе померещилось, прелестница. Но в каком-то смысле я и правда не один, если хочешь, покажу, с кем я пришел поздравить тебя с днем твоей свадьбы так, чтобы тебе этот день запомнился.  

– Значит, я была права, вас двое! – Теодора захихикала и глазами дала понять, что не против взглянуть на того, второго. Просить о таких вещах в подобной ситуации – верх нелепости – гость был представлен незамедлительно и округлившиеся глаза Теодоры означали – ей все понравилось, и она не прочь продолжить знакомство. Вышла небольшая заминка, но бес пнул мужчину в спину и тот рухнул на Теодору, едва успев опереться на выставленные вперед руки.  

– «Какого …» – возмутился такой дерзостью он, но рука Теодоры перенесла его в другую реальность, в которой все трое вмиг стали добрыми друзьями и партнерами. За одним совместным «распитием нектара» последовал второй, потом третий и еще несколько раз. В какой-то момент муж Теодоры открыл глаза, но бес был начеку – точный удар между глаз уложил его ровно настолько, насколько было нужно.  

Феодор открыл глаза и понял, что он в кустах и один. Осмотрелся – никаких признаков жены, которую он смутно помнил, поблизости не оказалось.  

– «Наверное совершает омовение», – подумал муж, – "Поспешу к ней, чтобы присоединиться. Глядишь и сотворим что-нибудь в присутствии рабынь, говорят, заводит очень…»  

Однако ни в этот день, ни в другой Феодору пообщаться с молодой женой не удалось. Теодора вдруг замкнулась в себе и всякий раз, когда он просился в ее покои или звал к себе, получал отказ. Все было корректно – «Кровит», «Приболела», «Ушла к родителям, там заночую со служанкой, забыла предупредить» и т. п.  

После бурной брачной ночи и утра Теодора вышла на прогулку и встретила знакомую игуменью. Та окинула Теодору оценивающим взглядом, поздравила с важным событием и спросила:  

– Твои чувства чисты, Теодора? Или ты уже провинилась перед мужем, оскорбив его доверие?  

Теодора вспыхнула, как пламя, даже щеки защипало от прилившей крови.  

– «Опять она и все знает! Но откуда?!»  

– Поживи с мое, дитя, научишься видеть то, что скрывают человеческие лица – душу. Когда ей не по себе, вокруг головы образуется свечение, похожее на нимб, только он темный и от него на лицо падает тень. Ее-то я и увидела. Никаких тайн, только жизненный опыт и знание природы греха.  

Теодора ошарашенно молчала, не зная, что делать – бежать или спросить, о чем знать, если честно, не хотела. Но она не успела сделать шаг – игуменья за секунду до этого ловко ухватила ее за руку.  

– Торопишься, дитя мое? Позволь мне еще кое-что тебе рассказать. Просто так, вдруг пригодится.. Для начала давай познакомимся. Я мать Изабо.  

– Мне все равно! Даже не знаю, надо ли мне вас слушать?  

– Не попробуешь – не узнаешь. Твое любопытство уже увлекло тебя по дороге, в конце которой не ждет ничего хорошего, поверь мне, Теодора. Ты не всегда будешь молодой, красивой и желанной. Наступит время, когда ты не заинтересуешь даже раба, разве что заставишь его лечь с тобой.  

– А мой муж? – Теодора пробовала защищаться.  

– Ему ты станешь не нужна еще раньше, такова тайна супружества, которую все знают, но, чтобы не казаться одураченными, держат в секрете и врут.  

– Ну, значит надо все испробовать сейчас, чтобы потом не тянуло никуда. А потом детей нарожать…  

– Еще одно заблуждение. Страсть и блуд – такое блюдо, которое приедается быстро, а стоит отказаться, хочется снова. Если ты думаешь, что остепенишься и посвятишь себя семье и детям, ты обманываешь сама. Как начнешь, так и продолжишь! Поверь моему опыту, я всяких насмотрелась в нашем монастыре – люди придумывали себе разные оправдания своего падения, но ни одно из них не избавляло от последствий.  

– Если они такие..падшие, что они делали в монастыре? Разве им там место?  

– Их выбор. Почему, спросишь сама, если станет интересно. А нет, так и не надо. В монастыре народу хватает – туда приходят сами, когда уже идти некуда.  

Игуменья повернулась, чтобы уйти.  

– Постой! Так и уйдешь?  

– Да. Я тебе все сказала, а дальше сама думай, как тебе лучше распорядиться своей молодостью. Это твое богатство, хотя товар скоропортящийся, да кто же об этом помнит! Прощай, Теодора.  

Глава 4.  

Молодая женщина вернулась домой в расстроенных чувствах. Посидела до вечера и решила сходить в баню. Оказавшись во фригидарии (одно из помещений классических римских бань), разговорилась с женщиной, которая не стеснялась и сразу призналась, что она сводня.  

– Как мило, – сказала Теодора, размышляя, случайная это встреча или ей хотят предложить нечто новое в ее супружеской жизни, которая уже казалась ей скучной и бессмысленной.  

– Да уж куда там, милее не бывает. Взгрустнулось? Если расскажешь, смогу помочь, настроение поднимется, как волна, и ты на ее гребне взлетишь до самых небес.  

Теодора помялась, но опытная сводня помогла ей разговориться, и она поведала ей о своих приключениях.  

– Ты же понимаешь, что это не на самом деле! Во сне! Но все так живо…  

Сводня смекнула, что перед ней перспективная дама для знакомств, которые никто не хочет афишировать, но стремится иметь их с регулярной периодичностью и чем дама замужнее, тем лучше – болезней меньше – за этим следит муж!  

Сводня взяла Теодору за руку, погладила:  

– Какая у тебя дивная кожа, ты как нимфа! Стоит тебе захотеть, и ты получишь все то, о чем я тебе рассказала. И никто ничего не узнает!  

Ключевые слова прозвучали – Теодора действительно не хотела, чтобы о ее шалостях знали другие, кроме тех, кого она ими удивляла и радовала.  

– Так-таки и никто!  

– Абсолютно. Ты же знаешь, если это, ну ты меня понимаешь, происходит при свете луны, это не считается грехом.  

– Не может быть!  

– Точно. Ночь она и есть ночь, а вот если вздумается блудить днем, это да, нехорошо, это грех. Остальное – нет. Положись в этом деле на меня. Пара особых заклинаний и сверху вообще ничего не увидят – омоешься с утреца и ты как новорожденный ангел – вся в белом и сверкаешь чистотой. Там наверху ценят только это – чистоту.  

Об одном не сказала сводня – чистота ценилась совсем другая и омовение с трижды волшебными травами не могло ее дать – чистота души достигалась только омовением собственными слезами…  

Теодора вновь обретала душевное равновесие, услышав то, что хотела. Слова игуменьи стали забываться. Страсть к греху возросла многократно и больше напоминала болезнь, которую люди называли бешенством – универсальный недуг на все времена.  

***  

По мере того, как Теодора совершенствовалась в искусстве любви, упражняясь с теми, кто проявлял к ней интерес, число ценителей ее способностей росло не по дням, а по часам. Временами жажда новых ощущений и сравнения прежнего любовника со следующим толкала ее на рискованные эксперименты, когда мужчин было несколько и нередко любовные утехи заканчивались дракой. Они не могли ее поделить. В такие моменты Теодора наслаждалась своей властью над мужчинами, она смотрела на их потные тела, которые нелепо возились на полу, пытаясь нанести друг другу увечья и хохотала.  

– Эй, вы там, не устали? Не можете сообразить, как решить эту проблему? Я вам подскажу. Будем кидать жребий, – Теодора полюбила этот способ установления очередности, сама не зная, почему – все равно оба овладеют ею, раз уж пришли к ней. Ее возбуждал этот способ устанавливать «справедливость» после того, как драка была прекращена. Она смотрела на обоих «самцов» притворно кротким взглядом, прикрывала руками свой «цветок», будто стеснялась и ждала, когда вытянут жребий. После этого, изображая из себя «жертву», «нехотя» отдавалась. Теодора при этом вскрикивала и стонала так, будто все происходило с ней впервые. С учетом того, что все происходило на глазах у менее удачливого «охотника», зрелище приводило его в состояние буйного помешательства, и он набрасывался на Теодору, едва соперник успевал закончить свое дело. Теодора ликовала – такого восторга не испытывала ни одна другая женщина во всей Александрии, она это чувствовала и знала из сплетен, которыми ее снабжала сводня. Мужчины рассказывали о ней легенды, не забывая приукрасить свои усилия:  

– Мы бились до первой крови – победитель получал приз – её!  

– А проигравший?  

– Тоже… но чуть позже.  

Слушатели посмеивались и аккуратно вызнавали, где можно найти эту чудесницу. Отбоя от желающих не было.  

Сводня, пользуясь моментом, из всего извлекала свою выгоду и шла у Теодоры на поводу, отыскивая новых мужчин, которые могли заплатить за услуги, которые она им предлагала.  

– Ну и здоровье у моей курочки, – радовалась она, подсчитывая прибыль, которая оседала в ее кошельке – остальное уходило на оплату места для встреч, хорошего вина и фруктов, на которые она не скупилась, чтобы поддержать марку своего предприятия и обеспечить свою ненасытную курочку богатыми посетителями.  

С некоторых пор Теодора стала требовать дополнительных расходов на драгоценные масла, которыми умащивала себя в таком количестве и так часто, что сводня забеспокоилась и стала за «курочкой» наблюдать, присматриваться к ней.  

Как оказалось, беспокоилась она не напрасно.  

Теодору вдруг стали мучить вопросы, которые «приходили» неожиданно и начинали покусывать ее.  

– Пока я молодая, все они меня жаждут. А что будет, когда я располнею, мое лицо потеряет свои четкие контуры, а глаза утратят свой блеск? Они так же будут умалять меня о любви?  

– «Они будут пользоваться твоим телом, пока оно будет их привлекать», – Теодора услышала голос матушки Изабо и рассердилась. Вечно она является, когда ее не приглашают и воспитывает!  

– Ты так говоришь из зависти.  

В ответ она услышала смех.  

– Да! И не смейся, не делай вид, что ты не завидуешь моей молодости и тому, что со мной делают все эти мужчины!  

– Чего в тебе больше? Наивности или дурости? Теодора, пора уже начинать просыпаться. Время – наш враг, если не успеваешь все делать во-время, а опаздываешь или торопишься. Предупреждаю, у тебя не так много времени.  

– Ты о чем?  

– О тебе. Впрочем, ты не одумаешься. Придется тебе помочь. Ты уж извини.  

Теодора надменно повела плечами и с удовольствием стала рассматривать в зеркале свое изображение – прозрачная туника не скрывала плавных изгибов тела, напряженные соски напоминали о том, что уже пора..  

– Вот, им расскажи, что я никому не нужна!  

– Ну, ну, – усмехнулась монахиня и пропала. Впрочем, она и не появлялась воочию, Теодора слышала лишь ее голос, который уже узнавала.  

***  

Теодора с неприязнью думала о будущем, которое не наступило. Но основательно ее взбодрили мысли не о том, что будет, а страх о том, что уже есть. Она заметила, что на ее безупречном и гладком, как шлифованный мрамор, теле появились небольшие точечки, которые краснели, вспухали, а потом лопались, оставляя едва заметные шрамики. Пока их было не так много, но со временем становилось все больше. Не зная, с кем можно поделиться бедой, Теодора обратилась к сводне – у той наверняка были свой лекарь, который знал толк в женских болезнях – так считала Теодора и оказалась права. Сводня, которой она показала свои «нарывы», изменилась в лице и пообещала все устроить.  

– А пока ты постарайся никому это не показывать.  

– Даже мужу?  

– Да. И жди моего знака, как только я договорюсь с кем надо, дам знать.  

Расставшись с Теодорой, женщина бросилась к дому самого известного в Александрии лекаря.  

Глава 5.  

– Э, уважаемая, я так не могу. Чтобы понять, что с вашей…э.., кто она вам, вы так и не сказали, мне надо на нее взглянуть хотя бы одним глазком. Не говорю про то, что не помешали бы и ее выделения, – лекарь заметил, что между некоторыми болезнями и то, что он назвал выделениями, была прямая связь и собирал коллекцию своих наблюдений, чтобы написать очередной медицинский трактат и повысить свой авторитет в мире медицины. Ему было все равно, кто обращался к нему за советом – он не отказывал никому:  

– Чем моя коллекция будет больше, тем выше вероятность, что я окажусь прав.  

Потому и начал с предложения – показать ему даму, хотя прекрасно был осведомлен, что перед ним сводня, причем со стажем – вся Александрия пользовалась ее «добротой». Но этому было простое объяснение – лекарь сам не упускал возможности поближе познакомиться с теми, кто обращался к нему с интимными проблемами. Все происходило по обоюдному согласию. Всякий раз, поручив слуге проводить госпожу до дверей, хвалил себя:  

– Женщины приходят ко мне и платят за то, чтобы я, э-э-э, детально осмотрел их. Что делать, если в некоторых случаях осмотр должен быть именно таким – пощупать изнутри там, на что они жалуются. Я же не виноват, что этим уязвимым для болезней местом чаще всего оказывается их ….  

Сводня посмотрела на лекаря, прищурив глаз. Уж она то знала этого греховодника, который устроил у себя лупанарий, прикрываясь тем, что он врач. В его доме жило несколько юных дев, которые, как считалось, помогали ему по хозяйству, а на самом деле предоставляли те же услуги, что и она – профессиональная сводня, привлекая помощниц со стороны. В некотором смысле они были с ним конкурентами, но друг без друга обойтись не могли, причем сводня в большей степени, чем он – к нему обращались не только «курочки» из ее курятника, но и мужи, а также добропорядочные матроны, которые смогли найти «приключения на свою…» сами или несколько перестарались на супружеском ложе, такое редко, но тоже случалось.  

– Что ты придумал? Зачем тебе все это? Она обычная женщина – у нее все, как у всех, ничего особенного. Только вот прыщики..  

– Не скажи, – усмехнулся лекарь и облизнулся. – Соблазн, как пчела на мед, стремится туда, где свежесть юности сочетается с пороком, этот «греховный эликсир» действует безотказно. По признакам, которые ты описала, дама скорее всего молода и невероятно активна. Ее организм не справляется с обилием того, чем ее одаривают мужчины и собственный сок выделяется так часто, что организм дал сбой. Вот я и хочу своими глазами взглянуть на это чудо. Можешь находиться во время осмотра рядом – я только гляну, кое-где потрогаю… и скажу, можно ли ей помочь.  

– Хитрец, оставляешь себе лазейку? Уж нет, ты или скажи точно, что поможешь или фантазируй тут сам, не мне тебя учить, как это, хе-хе, – сводня не могла отказать себе в удовольствии поиздеваться немного над конкурентом. По тому, как он вспыхнул, поняла, что угадала и улыбнулась еще шире, уже не скрывая, что сделала это специально и не уйдет, пока они не договорятся.  

– Ладно, старая карга, – маски были сброшены, сразу перешли на конструктив. – Слушая, что я тебе скажу. У твоей молодой развратной курицы скорее всего начальная форма «любовной чумы» или «болезни Купидона».  

У сводни от таких слов подкосились ноги. Такого в ее практике еще не бывало. За что же боги решили ее наказать?  

– «Болезнь Купидона»…. Так-так-так…, моя «курочка» с некоторых пор несет не только золотые, но и тухлые яйца. Не пойдет, достаточно одного испорченного яйца и вся моя стряпня будет испорчена, еще и обвинят в том, что я добропорядочных мужей заражала нарочно, по просьбе их обманутых жен. Не так давно был такой случай, я помню! "  

Действительно, случай такой был – вся Александрия гудела – сводню вместе с женушкой бросили в клетку ко львам. Она тоже ходила посмотреть, как голодные звери разрывают несчастных орущих на части.  

– "Мне туда не надо. Придется с Теодорой расстаться, пусть ищет себе кого хочет сама! »  

– Вот тебе плата.  

Лекарь от неожиданности крякнул и отстранился от протянутой руки, в которой лежало несколько приличных монет – больше, чем он рассчитывал.  

– Бери, бери, ты мне уже помог. О моем приходе забудь, как и о том, с чем приходила. Прощай.  

Лекарь удивился не столько поспешности принятого решения, сколько подозрительной доверчивости посетительницы:  

– «Она мне поверила? Или поняла, что хочу на самом деле разнообразить свой маленький гарем? »  

– Не спеши, – лекарь остановил женщину, которая уже собралась уходить. – И забери свои деньги. Я их не заработал. Ты или приведешь эту женщину сюда или я донесу на тебя, что ты укрываешь опасную больную и разносишь болезнь по всему городу. Знаешь, что тебе за это будет?  

Сводня уходила от лекаря подавленная. Всю дорогу она думала, как уговорить Теодору пойти на осмотр, который скорее всего, закончится для нее общением не столь приятным, как она привыкла. С ней Теодора была свободна и могла уйти в любое время. Там, куда теперь предстояло ее отвести, ждало «рабство».  

– "Пройдоха лекарь, когда узнает, чья она жена, будет шантажировать ее до тех пор, пока она не утратить свою привлекательность! " – В «болезнь Купидона» сводня не поверила – видела уже эти признаки – у Теодоры что-то другое.  

– «Угораздило же меня пойти с такой ерундой к этому паразиту…» – ворчала она про себя, думая, с чего начать беседу с Теодорой.  

Как всегда они встретились в банях. Теодора была весела, резвилась и плескалась в воде в ожидании того, что скажет ее «старшая подруга». Но та хмурилась и молчала.  

– Что ты такая молчаливая сегодня? Ничего мне не рассказываешь… кто меня хочет на этот раз? Чего молчишь! Или может быть никто? – последнее предположение испугало Теодору, о таком она прежде даже не задумывалась, а тут вдруг ни с того ни с сего…И сразу же вспомнилось лицо игуменьи!  

– «А это еще к чему? С чего вдруг я ее вспомнила? »  

Сводня, подбирая слова, начала плести свою сеть. Но Теодора ее не слушала. Лицо игуменьи сбивало с толку, мешало сосредоточиться.  

– Послушай, мне тут нехорошо, давай уйдем, может на свежем воздухе мне станет лучше, и ты мне расскажешь, что такая невеселая.  

Сводня поджала губы.  

– «Девка даже не слушала меня! Я уже забыла, что сказала, дело дрянь, мне теперь надо все сочинять снова! На такую ложь требуется вдохновение, где я его возьму..? »  

Глава 6.  

Выйдя из терм, женщины расположились в саду, но разговор не клеился. Теодора посидела еще немножко и хотела уже уходить, как вдруг из-за соседнего куста с розами показался ее муж.  

– «Следил? » – была ее первая мысль. Но улыбающееся лицо Феодора говорило о том, что он был безумно рад ее видеть – такое не изобразишь, если этого нет в сердце и Теодора успокоилась. Но другая мысль ее все же озаботила:  

– «Не следил. А зря.. Мне доверять нельзя, дорогой муж, я неверная жена, прелюбодейка, каких Александрия еще не видела… мне все это говорят! А на тебя смотрят с жалостью и издевкой, хотя сами своих дорогих жен выставляют в таком же свете. »  

Феодор подошел к жене, взял ее за руку:  

– Как я рад видеть тебя! Ты уже закончила омовение? Тогда пойдем со мной, погуляем по этому саду. Я покажу тебе один примечательный куст! – Феодор изобразил на лице загадочность и подмигнул.  

– «Какой еще куст? » – не сразу сообразила Теодора, потом вспомнила. «Ах, этот… знал бы ты, сколько нас там было вместе с тобой, доверчивый мой муж…»  

Теодора опустила голову. Незнакомое чувство неприятно царапнуло ее – ей не хотелось смотреть мужу в лицо! Чувство, похожее на стыд, окрасило ее щеки в нежно-розовый. Сводня даже причмокнула губами, настолько Теодора была хороша собой в этот момент.  

– «Всего-навсего муж, а как она на него реагирует. Столько мужчин ласкали ее тело, а она еще не разучилась покраснела, как девица, ну и Теодора…. »  

Сводня нерешительно поднялась – было ясно, что больше тут ей ловить нечего:  

– "Встретимся в другой раз, а пока пусть гуляет со своим доверчивым мужем и любуется кустами" – отойдя несколько шагов, она обернулась – парочка в ее сторону даже не смотрела. Такого пренебрежения разрушительница супружеской верности снести не могла – ей плюнули в душу, ее профессиональная гордость получила знатную оплеуху – такое стерпеть нельзя.  

Вечером к дому Теодоры подошел посыльный и попросил передать госпоже записочку. В ней было всего несколько слов:  

«Жду тебя в доме у лекаря. Он сказал, что у тебя «болезнь Купидона». Он тебе поможет. Я за все заплатила – иди и ничего не опасайся. Не медли и не подпускай к себе своего мужа, пожалей его». Подписи не было, но Теодора и так поняла, от кого это.  

Опустившись на каменные ступени, Теодора разрыдалась. Во-первых она уже "подпустила" мужа – едва они приблизились к тем самым кустам, как ее обуяла бешенная страсть, Феодора тоже. Они накинулись друг на друга и любили так, будто копили энергию и чувства вплоть этого момента.  

– В кустах предаваться любви? А мне понравилось! – поделился своими впечатлениями Феодор с женой, которая лежала рядом, обнимая его нежно и вспоминая совсем другую картину, связанную с этим местом. Но вместо приятного томления она вдруг расплакалась.  

– «Что теперь будет? Вместо благодарности за любовь и нежность, я одарила своего доброго мужа такой мерзостью», – рыдала Теодора и не могла успокоиться даже при мысли «во-вторых» – ей теперь надо не рыдать, а немедленно бежать к этому доктору, может быть он даст нужное лекарство… Теодора не сомневалась, что она больна и Феодор тоже.  

Наконец она стала понемногу успокаиваться. Мысли выстроились в нужный порядок и Теодора стала думать:  

– Куда мне пойти? К лекарю? Или к игуменье? Она недаром мне привиделась. Но как я ей объясню, с чем пришла? Придется все рассказать. Хотя, сдается мне, она и так все знает и моя болезнь ее не отвратит от меня. Но можно пойти и к лекарю – он даст лекарство и я смогу избавить Феодора и себя от позора…»  

Женщина оделась и не глядя как обычно перед выходом на улицу в свое отражение, вышла. На противоположной стороне ее дома стояла мать Изабо.  

Теодора ей поклонилась и хотела идти дальше. Но та остановила ее:  

– Не спеши. Твоя болезнь – это ловушка, чтобы заманить тебя в еще худшие сети, чем те, в которых ты запуталась сама. Муж к тебе добр настолько, что не заподозрит дурного, как другой, кто сразу бы обратил внимание на твою любовь к необычным способам любви, так сказать. Во всем видит только плюсы, как и всякий счастливый муж. Ты можешь оставаться сама собой – быть распутной девкой, но только для него. Нельзя одного – желать многих. Живи с одним! И забудь о том, что было.  

– Как забыть? Ты не знаешь, о чем говоришь, – Теодора усмехнулась, непроизвольно возгордившись своим, пусть и таким сомнительным, «превосходством».  

– Еще как знаю, – ответила игуменья. – Гордиться тут нечем, а отмаливать этот грех мне придется всю мою жизнь. Одна польза – понимаю как раз таких, как ты, вижу вас насквозь. Все можно забыть, если занять себя чем-то более значимым. Муж, дети, забота о ком-то – подойдет любое из этого. Видения прошлого будут тебя навещать. Но силы в них над тобой не будет. Живи будущим, а не настоящим. Шаг и ты уже в нем! Пространство и время дают нам такую возможность, а время и гравитация у тех, кто зациклен на своей молодости и внешности, все отнимают.  

– Я не знаю, что такое гравитация…– Теодора пыталась сопротивляться, но уже понимала, что сказанное не даст ей возможности идти прежним путем. Ничего нового, кроме непонятного слова, она не услышала. Добавилось только то, что она получила от близости с мужем, которая пробудила в ней то, чего в ней, казалось и не было.  

– Интересное слово, правда? И мне нравится. Ученые мужи придумали, а я поняла по-своему, так как и сказала тебе. Природа так устроена, что со временем наша внешняя красота, если она есть, сначала расцветает, а потом под воздействием другой силы, которая исходит от земли, она стекает с лица, как вода, оставляя кусок сморщенной сухой глины.  

Теодора невольно потрогала свое лицо.  

– Испугалась? Правильно делаешь, что относишься к силе природы серьезно. Легкомыслие – удел молодости, а ты уже достаточно искушенная, чтобы уметь сравнивать, твой опыт прелюбодеяния тебе или поможет или погубит окончательно.  

– Но я не могу быть никем, кроме прелюбодейки! К тому же мне это нравится!  

– Все ты можешь, – отмахнулась монахиня. – Время и гравитация не только меняют внешность, но и наполняют содержимым наши мозги. Нравится-не нравится – для женщины не причина – быть кем-то, а повод, чтобы от чего-то отказаться – думай лучше так, чтобы не усложнять себе жизнь, ты и так запуталась.  

Лицо Теодоры, которая находилась под впечатлением от услышанного, было задумчивым. Ее окликнули. Теодора все еще смотрела на игуменью и думала, что ей ответить, как объяснить, что все ее существо жаждет греха – она не просто ему придается – она его любит! Игуменья, будто прочитав ее мысли, усмехнулась. Теодору окликнули снова. Она обернулась – на ступеньках стоял ее муж. Он вышел следом, хотел ее догнать и удивился, увидев, что она никуда еще не уходила.  

– Ты еще здесь?  

– Меня задержали. Не ожидала встретить ее тут.. мы разговаривали.  

– О, моя прекрасная жена, ты, как утренняя роса, так же прекрасна! – Феодор, который после того, как наладилось их с Теодорой супружество, никак не мог перестать быть счастливым, театрально развел руками, подражая актерам, которые восхваляли богов. – Но с кем ты разговаривала, если рядом с тобой никого нет..?  

– Что ты сказал? – Теодора посмотрела на своего мужа, пытаясь понять – он все еще шутит? Если так, то почему вдруг решил выставить ее лживой притворщицей, которая говорит, что с кем-то общается, а на самом деле там никого нет. Может быть сводня таким образом собралась ей отомстить и настроить любящего мужа против нее? Очень может быть. Но тогда Феодор не разговаривал бы с ней так, а скорее всего набросился бы на нее с упреками за вероломство, заставляя признаться в подлой измене и получить неопровержимые доказательства, что стал очередным александрийским рогоносцем.  

Теодора знала своего мужа и была уверена – знай он о ее делах со сводней, поступил бы так, а не стал бы ходить вокруг да около, да еще приплетать мистику.  

Теодора вспомнила про лекаря.  

– «Неужели этот он, мерзкий прелюбодей, который маскируется под врача, а сам…? Я не стану одной из его кур! Не бывать этому. Гадкая ящерица, не может успокоиться, фу! »  

Потом Теодора вспомнила еще с десяток своих знакомых, с которыми хорошо провела время.  

– «Может быть кто-то из них решил надо мной так зло подшутить? Но почему? Я же никому никогда не отказывала! »  

Теодора перебрала в памяти всех. Но забыла о самом первом своем совратителе, госте из ее снов, демоне, который, можно сказать, и взял ее в жены, причем во время брачной трапезы, когда гости еще славили новобрачных, а молодой муж лежал рядом в бесчувственном состоянии – бесы постарались. Нежные отношения Теодоры с Феодором демона-совратителя обескуражили. Он был уверен, что такого не случится, потому что человек не мог соперничать с ним в науке любви.  

– Этот неумеха не удовлетворит даже козу! – надсмехался он и под одобрительные повизгивания своей бесовской своры представлял, как Феодор «учится» науке любви, став завсегдатаем скотного дворика, который располагался позади его с Теодорой дома. – Там тебе и место, а дамочку оставь понимающим и опытным. Доставить удовольствие женщине, вознести ее на олимп наслаждения – смертному не дано, разве что мы придем на помощь.  

Глава 7.  

Демон лукавил. Был способ добиться такого результата, но он и думать о нем не желал, считая еще большей редкостью, чем супружеская верность – демон боялся любви. Той, что давала влюбленным крылья и возносила их на олимп, а потом еще выше, куда ему не добраться было никогда. Там, на недостижимой для демона высоте, влюбленные одаривали друг друга не просто чувственным наслаждением, а состоянием восторга, которое дает только взаимная и абсолютная любовь. Не страсть и желание отдаться или отдать, а стать одним целым.  

Демон, пробираясь в супружеские постели, занимался банальным воровством, подбивая на соучастие одного из супругов. Взаимная любовь для демона была непреодолимой преградой. Такие крепости он не бросал, а брал в осаду и ждал удобного момента. Почти всегда дожидался. Но ликование победы всегда омрачалось осознанием того, что это все же не то… та самая любовь, которая делала его бессильным, уже либо ушла сама, либо ее изгнали, либо в нее перестали верить.  

Послав Теодоре наваждение, что она беседует с игуменьей, демон хотел одного – напугать Теодору. Феодор должен был «помочь» – смутить Теодору предположением, что она не в себе и ей уже мерещатся игуменьи. Расчет строился на знании человеческой психологии – молодая женщина должна была испугаться всего – и невидимых призраков, которые уже поджидают ее у дверей дома, и разоблачения мужа, и шантажа со стороны сводни, лекаря и других своих «партнеров» по прелюбодейству.  

Однако Теодора ощутила в себе совсем другое и демон был поражен, «увидев» этот свет. Он шел из самого дальнего уголка ее души, где как в старом чулане, несмотря на ее молодость, уже было навалено столько хлама, что маленькая резная фигурка ангела, найденная ею однажды на берегу Нила, давно затерялась в пыли. Яркий луч пробился сквозь толщу грехов Теодоры и воссиял над ее головой. Золотая нить протянулась в небеса, прошла мимо олимпа наслаждений и уходила дальше ввысь.  

Демона затрясло от негодования и разочарования. Он был уверен, что эта грешница ни за что не сорвется с его «каменного и горячего крюка», как он игриво называл свой фаллос.  

***  

Теодора все еще стояла на ступнях дома, не зная, куда – то ли идти, то ли уже бежать, а демон в бессильной ярости пинал своих бесов, ругая за то, что прозевали, не предупредили, не предотвратили… Бесы оправдывались:  

– Она не скрывала, что милуется со своим мужем! Мы думали, вам это даже нравится – Теодора из законченного девственника сделает прелюбодея! Это ваши слова, господин, мы не вмешивались.  

– Никчемные, бесхвостые бездари, – метал громы и молнии демон, поотрывав бесам хвосты. – Как вы могли просмотреть ЭТОТ луч? Где были ваши глаза?  

– Ясно – где, господин, у Теодоры между ног, больше ничего интересного – поцелуи ее мужа – м-м-м…пожалуй, но смотря, в какое место, в остальном – зрелище так себе.  

– Хорошо, – успокоился демон, – попробую все исправить. Приведите Теодору в Александрийский сад, да найдите местечко поукромнее, она не сможет удержаться и будет кричать, когда я напомню ей, что такое настоящее наслаждение.  

– А мы? – с надеждой спросили бесы, почесываясь во всех местах.  

– А вы – к козам. Вместе с Феодором. И что бы ни одной не пропустили. В следующий раз будете наблюдательнее. За столько лет забыли, как выглядит наш истинный враг – настало время вспомнить – свет, идущий из темноты души того, кто покорился нам! Запомните. Мы не должны упустить Теодору – она как дойная корова, была готова пролиться соком и накормить вас, дармоедов, стоило посмотреть на мой крюк! Я раскочегарил ее до того, что она, как я теперь понимаю, заводилась при виде жалких подобий, пародии на фаллос вообще. Потерять ее? За Теодору буду воевать пока ее судьба не решится окончательно. Надеюсь, успею.  

***  

Демон был настроен решительно. Притаившись в густых зарослях Александрийского сада, он поджидал Теодору, чтобы вернуть ее на путь истинный, с которого она, по его мнению, намеревалась сойти. Ближе к назначенному часу Теодора появилась – бесы выполнили задание и радостно толпились неподалеку в ожидании – может хозяин сжалится и отменит коз.  

Демон посмотрел на Теодору строго, решая – с какой стороны зайти – кем прикинуться.  

– Эй, ты, – прохрипел он голосом разбойника, – чего тебя занесло в такую глушь? Заблудилась? Снимай свои одежды и подойди ко мне, – приказал он.  

Теодора послушно разделась, подошла к демону. Но она не смотрела ему в глаза, а стояла, опустив голову.  

– Посмотри на меня, – снова приказал демон. Проникнуть в душу Теодоры можно было только, заглянув ей в глаза. Она не шелохнулась.  

– Ты мне слышишь? Немедленно посмотри на меня! – демон поменял облик и предстал перед Теодорой в облике ангела.  

– "А раньше ей такая игра нравилась…" – демон начинал терять терпение. – Или я выставлю тебя в таком виде на Александрийской площади! Все будут тыкать в тебя пальцем, а потом позовут твоего мужа и его семью, чтобы они тебя забрали. Ты придумала, как будешь объяснять им свой вид? Я возьму тебя силой и твои сбитые колени и два пятна за твоем заду от моих лап расскажут о тебе больше, чем можно было увидеть своими глазами, ни у кого не будет сомнений, чем ты занималась! Ну же! Посмотри на меня!  

Теодора не шевелилась. Тогда демон схватил ее за подбородок, резко дернул вверх и впился Теодоре в глаза, но в ужасе завопил и отпрянул от нее. Глаза Теодоры, наполненные слезами, стали зеркалами, которые отразили копье демонической сущности, которым он хотел преодолеть ее упрямство. Поскольку демон напрягся, мощность удара получилась такая, что он сам не выдержал и схватившись за голову, покатился по траве, рыча от боли и ярости.  

***  

Теодора пришла в себя от того, что ее кто-то трогал за руку.  

– Теодора, ты не вовремя решила походить без одежды, холодно и час такой – вся нечисть скоро будет здесь и разбойники вместе с ними. Одевайся, пойдем со мной.  

Теодора посмотрела затуманенным взглядом на мать Изабо, позволила ей помочь себе одеться, пошла за ней. Игуменья ни о чем не спрашивала и Теодора молчала всю дорогу, пока они не пришли к стенам монастыря. Женщину завели в комнату монастырской гостиницы и оставили одну. Теодора, когда игуменья зашла проведать ее через час, так и сидела на стуле в углу комнаты, глядя перед собой.  

– Теодора, – окликнула ее игуменья. – Давай так, ты сейчас поешь. Потом ляжешь спать…  

– Я не хочу спать! – Теодора встрепенулась. – Мне нельзя спать! Они сразу явятся и снова будут мучать!  

Демон, который следил за Теодорой на расстоянии потому, что не мог преодолеть стен монастыря, куда его подопечная пришла по своей воле, ехидно усмехнулся:  

– «Мучать!? Вот лживая змея! Лицемерка. Тебе это нравилось! Я умею отличить ложь от притворства! Я не какой-нибудь глупый и наивный муж! »  

– Я тебя услышала, раз так, пойдем со мной, я скажу, что тебе делать. В монастыре много работы. Поможешь? Тебе некогда будет думать о своих демонах.  

Теодора покраснела и прошептала:  

– Откуда ты все знаешь?  

– Я уже говорила тебе – тот, кто прошел этим путем, навсегда запомнит ощущения, я же делюсь с тобой опытом, как излечить себя или хотя бы оградить от наваждений на время. Демон приходит к праздным, и добавила, – и к тем, кто возгордится, что победил демона.  

– Значит все безнадежно, – Теодора то ли задала вопрос, то ли сказала утвердительно, она ждала ответа, а сама была в этот момент, как струна. Может быть не стоило противиться демону, если все равно он победит, потому что сейчас она действительно была рада за себя, что устояла в схватке, впервые отказалась демона впустить, искренне не пожелала проникновения, никуда – ни в тело, ни в душу и у демона ничего не вышло, как он не старался. Теодора была готова к тому, что ее возьмут насильно, считала это меньшим злом по сравнению с тем, что демон проникал в ее душу.  

– В какой-то мере, да, потому что самый слабый бес – сильнее тебя и это надо усвоить. Вопрос в том, в чем нуждается твоя душа. Прислушайся к себе, она тянется к свету и ей хорошо, когда он ее согревает? Бывает по-другому – душа предпочитает мрак и свет ее ранит, жжет.  

– Разве не каждая душа жаждет света?  

– Каждая. Такова природа души. Но человек свободен в своем волеизъявлении. Как он решит, что выберет, то и будет. Душа обречена подчиниться и только потом, когда власть человека над ней пропадет в момент смерти, она вырвется на свободу, станет ясно – какова ее дальнейшая судьба. Все души скорбят настолько, насколько они удалены от света. В этом и состоит суть наказания. Это и есть ад. Образы сковородки, котлов с кипящей лавой, «геенн огненных» – примитивные представления людей, на большее мы не способен в силу своей духовной незрелости, большинство из нас такими и остаются – злыми детьми, которые так боятся колдунов и любят волшебников, думая, что это разное.  

Игуменья чувствовала присутствие демона. Но с этим она уже могла справиться – пара заклинаний и между демоном и Теодорой образовалась стена. Демон с досады схватил первый попавшийся под руку камень и сдавил его со всей злобой и обидой за постигшую неудачу.  

– Бедная Теодора! Какую девку погубили… испортили!  

Его ладонь разжалась. Вместо камня остался лишь песок, да и тот ускользнул, оставив пару песчинок – слишком мало для живых воспоминаний.  

– Но я еще поборюсь за тебя, – прорычал демон. Получилось неубедительно – он сам уже не верил в то, что говорил.  

Глава 8.  

Теодору определили на монастырскую кухню. Там она работала с другими женщинами, не спрашивая имен, кто, почему и зачем – все работали молча, без лишних слов. Голоса раздавались только во время молитвы. Но и тогда они не смотрели друг на друга, не нарушая своего и чужого уединения. Так было надо. Этого требовала душа, которая хотела отдохнуть, перед тем, как начать свое новое служение, на этот раз питаясь от света, а не отдавая свой – тьме.  

Но однажды Теодора исчезла. Игуменью спрашивали:  

– Куда подевалась новенькая, матушка Изабо? Вернулась к той жизни, откуда сбежала?  

Монахиня останавливалась. Можно было подумать, что она собиралась с мыслями – как лучше ответить, чтобы никого не обидеть, не оскорбить или не оклеветать своим «признанием». Но проходили секунды и она также молча разворачивалась и уходила прочь, оставив вопрос без ответа и еще больше возбуждая интерес к такой таинственности.  

Мать Изабо не знала, где Теодора и что с ней, но чувствовала – она на верном пути, хотя и несколько странном для женщины – «следы» Теодоры, когда игуменья попыталась мысленно за ней проследовать, вели в мужской монастырь. И это «прозрение» пришло не с первого раза – игуменья с трудом вспомнила, кто такая Теодора вообще! Странным образом ее воспоминания на время покинули ее и вернулись так же внезапно.  

– Видимо, мы вместе сделали что-то особенное, раз у меня отшибло память. Мужской монастырь…. – это было очень странно, но и умно. К такому выводу пришла игуменья, вспомнив обо всем, что предшествовало исчезновению молодой женщины.  

***  

Незадолго до исчезновения Теодора знаком дала понять, что хочет о чем-то поговорить. Мать Изабо наклонила голову в знак согласия и взглядом показала на монастырскую веранду, которая шла вдоль внутренней стены самого монастыря и в свое время служила для оборонительных нужд, а теперь монахини прогуливались там в часы уединения – одинокую фигуру можно было заметить издалека и если кто замечал ее, никто больше туда не заходил, чтобы не мешать.  

Когда игуменья пришла, Теодора уже была там, стояла, спрятавшись за колонной.  

– Ты чего-то опасаешься? Почему? Здесь тебе никто и ничто не угрожает. Стены монастыря не такие высокие, но обычаи делают их непреодолимыми для остальных.  

Теодора подняла на игуменью глаза. В них был страх и даже отчаяние.  

– Да что с тобой! Опять твои ночные видения?  

– И это тоже, – призналась Теодора.  

– Это искушение. Оно так быстро не оставит, я предупреждала, тут дело не в монастыре, а в тебе.  

– Это не все.  

– Что же еще? – удивилась монахиня.  

– В своей келье я нашла вот это, – Теодора показала гребень для волос.  

Игуменья взяла его в руки, покрутила, только хотела сказать, что ничего особенного в нем не видит и густо покраснела – широкая часть гребня была расписана фривольными любовными сценками. В одной из фигурок легко было узнать Теодору.  

– Но как он сюда попал?  

– Я уже догадываюсь, как – подкупили одну из монахинь, я всегда ей не нравилась, она считала меня недостойной стен монастыря, видимо, знала о моих мирских «подвигах». Меня больше волнует – как узнали, что я здесь? Я не могу понять, кто это сделал. Мой муж добрый, но не такой умный, он бы ни за что не догадался, где я. Я так надеялась, что через год моего отсутствия он успокоится, решит, что я умерла и женится снова. И забудет обо мне, а я смогу начать новую жизнь, и мое предательство не будет мучить меня каждый день при взгляде в его любящие глаза.  

Игуменья выслушала Теодору и задала вопрос:  

– Все это мило, дорогая, но это не объясняет произошедшего. Смысл! И последствия. Надо что-то предпринять, иначе твое пребывание в монастыре станет невозможным или тебе придется принимать постриг. А ты к этому не готова, я так вижу. Стать христовой невестой не просто, хотя для таких, как мы с тобой, опытных прелюбодеек, может и проще, чем для тех, кто изначально считает себя добропорядочным и верным. Все дело в осознанной жертве, которую мы приносим вместе со своим решением. Я бы тебе не советовала уходить в монастырь. Ты молода, красива, полна желания любви, тебе нечего тут делать! Твое дело – жить и наполнять этот мир любовью, тем более, что он в ней нуждается больше, чем стены монастыря. Надо только найти способ защититься от твоего демона-искусителя, не дать ему быть третьим в твоей супружеской постели.  

– Это невозможно! – воскликнула Теодора, вспомнив, как демон втирался между нею и Феодосием и подменял собой его, а Теодора замечала обман слишком поздно.  

– Это трудно. Но возможно. Я подскажу. Демона, который одержим своими страстями, можно обмануть, он потеряет свою власть над тобой и ты сможешь сказать "нет". Ты же и раньше подумывала отвязаться от него, но эти три буквы застревали у тебя в горле, не так ли? Как видишь, у меня есть опыт, скажу больше – личный. Не смотри так... дело прошлое. Надо будет провести древний обряд, о нем написано в книге, которая хранится в библиотеке монастыря. Её никому не позволяют брать в руки. Но я же настоятельница и у меня такая возможность есть. Мы используем это знание во благо. Ты согласна?  

Теодора не могла поверить, что спасение возможно и промолчала, но взяла руку монахини, поднесла к губам и поцеловала.  

***  

В назначенный час игуменья позвала Теодору за собой и они вместе оказались перед маленькой дверью, которая вела куда-то дальше. Монахиня нажала на одной ей известный камень на стене рядом с дверью, кирпич углубился, образовалась ниша.  

– Просунь туда руку, достань ключ, – строгим голосом попросила она.  

Теодора с опаской посмотрела в темноту и отпрянула.  

– Чего же ты испугалась?  

– Не знаю. Но там что-то может быть! Вдруг оно откусит мне руку.., я не знаю, но может..  

– А когда ты принимала ласки демона, о чем думала? Руки и ноги тебя волновали меньше твоей бессмертной души?  

Теодора не знала, что ответить, игуменья была права – она не готова пожертвовать ничем ради избавления от демона. Причина не только в страхе, а в недоверии к самой себе – надо ли ей что-то менять?  

– Решайся или мы уходим.  

– По-другому нельзя?  

– Можно. Я сама могу достать ключ. Но почему ты думаешь, что я должна пожертвовать своей рукой ради тебя? С какой стати? Теодора. Ты сейчас получила урок, но не поняла в нем ничего. Иисус принял смерть за то, чтобы наши души оставались бессмертными и сделал это потому, что любил нас. Он пошел на смерть потому, что любил нас! Понимаешь? Ты боишься рискнуть всего лишь рукой, ждешь, что это сделаю я? Да я и близко не могу встать рядом с таким подвигом! Не наваливай на меня груз, который раздавит любого смертного. Тебе придется идти по этой дороге самой, если не передумаешь. Иисус смог и ты сможешь, если очень захочешь. На руках никто не понесет. Сделай хоть что-то не для своего смертного тела, а для своей бессмертной души! Противно видеть, как ты печешься об этой недолговечной плоти.  

Теодора подошла к темному проему в стене, глубоко вздохнула, затаила дыхание и ее рука потянулась в темноту. Сначала ничего не происходило. Она осторожно пошарила рукой, но ничего не нашла. Теодора в нерешительности обернулась на монахиню.  

– Ключ точно там?  

– Да. Сосредоточься, – Изабо едва успела предупредить Теодору, как она почувствовала, что руку схватили, сжали в тиски и дернули, втащив до плеча. Теодора закричала, попыталась освободиться, но вместо этого ее щека и шея еще плотнее прижались к холодной каменной кладке.  

– Зачем ты это сделала? – Теодора смотрела на игуменью и не могла поверить, что та ее предала. Это месть бывшей прелюбодейки? Значит так становятся монахинями – мстят всем, кто еще по ту сторону монастыря? – Ты за этим меня сюда заманила, чтобы искалечить? – прошептала Теодора, теряя сознание. Она посмотрела на игуменью, думая, что увидит хладнокровную ухмылку, но игуменья смотрела на нее с надеждой.  

Последнее, о чем помнила Теодора перед тем, как потеряла сознание, было жжение – она «видела», как сморщивается ее кожа, темнеет и отваливается плоть, обнажая кости – это видение Теодору добило окончательно. Она услышала хохот – это демон потешался над ней и ее доверчивостью. Теодоре стало вдруг противно, отвращение к самой себе заполнило ее, не оставив место для искушения – на это у нее больше не было сил. Демон замолчал, попытался шептать ей слова сочувствия, но было уже поздно – Теодора поняла все. Она подумала о демоне с такой искренней ненавистью, что ему больше нечего было противопоставить и он удалился, злобно ворча себе под нос:  

– Я еще тебя найду…долго тут ты не протянешь, найду способ напомнить о нас с тобой…  

– Надоел! Опостылел! Изыди! – с яростью отозвалась на эту угрозу Теодора, в ее сознании что-то вспыхнуло и ее швырнуло в темную бездну.  

Глава 9.  

– Теодора, очнись, – голос матушки Изабо звучал тихо и будто издалека.  

– Кто здесь, – она открыла глаза, но ничего не увидела, вокруг была абсолютная темнота. Теодора боялась шевельнуть рукой, которая побывала в нише – что от нее осталось после того, что она «видела»… представила обугленный обрубок вместо руки и содрогнулась, но не от жалости к себе, а от осознания своей немощи. Что она без руки? Кому она нужна такая?  

– Теодора, – ты меня слышишь? – голос монахини продолжал звать ее в темноте.  

– Я не вижу тебя! Почему здесь так темно? И холодно. Как в могиле…  

– Мы все там же, Теодора, в подвале у библиотеки, ты пыталась вырваться и случайно сшибла со стены факел, он и погас. Я пыталась его найти, чтобы зажечь снова, но не смогла. Мне нужна твоя помощь. Вместе мы его обязательно найдем.  

– О чем ты, – усмехнулась горько Теодора, – я же теперь калека, как я могу тебе помочь?  

– Калека? Я не замечала.  

– Сейчас увидишь, – Теодора разозлилась, задвигалась и другой рукой попыталась нащупать упавший факел. – Вот он! – воскликнула она. – Нужна искра.  

После нескольких безуспешных попыток высечь искру, монахине это удалось, по смолистому факелу побежал огонек и на его вершине вспыхнул огненный цветок.  

– Что это! – Теодора в изумлении смотрела на свою руку. – Она цела! Но я же видела, что она горела! Это колдовство?  

– Нет, это твое воображение, – ответила монахиня и с волнением спросила. – Ключ? Ты его нашла?  

– Ключ? – Теодора о нем и не помнила, не до него и поняла, что держит его в руке, той самой. – Вот он.  

Дверь отворилась. Поиски нужной книги были недолгими. Игуменья прочитала заклинание и велела Теодоре посмотреть, что изображено на гравюре.  

– Монастырь! Мне надо постричься в монахини? Ты же говорила, что я не готова, да я и сама чувствую…  

– Ты хорошо посмотрела? Как следует или так, скользнула взглядом? Детали важны иначе толку от заклинания не будет – ты снова «уйдешь» не туда.  

Теодора стала внимательно рассматривать картинку и с удивлением поняла, что перед ней монастырь, но мужской.  

– Еще лучше… монастырь мужской… нет, видимо, на меня заклинание не действует или это демон так шутит, путает, издевается.  

– Дай подумать, – монахиня замолчала, потом сложила обе руки перед собой и прошептала слова молитвы, прося разъяснений подсказки, которую обе не знали, как толковать. Или это и правда проделки демона…  

– Я поняла! Теодора, слушай внимательно! – Изабо подробно рассказала о том, что «увидела» сама. Теодора слушала и изумлялась, но старалась все запомнить.  

Когда были произнесены последние слова, монахиня замолчала и странно посмотрела на Теодору.  

– Я должна теперь тебе сказать кое-что еще. Все, о чем ты от меня услышала и наше обращение к древнему знанию лишит меня десяти лет жизни. Это моя плата. Прощай, Теодора. Я бы хотела сказать, что в этой жизни мы уже с тобой не увидимся – незачем напоминать друг другу о том, кем мы были. Но этой свободы друг от друга нам не дано. А пока начни жить снова. Я обрела свой покой в монастыре. Ты в праве выбрать свой путь сама. Но потом, когда почувствуешь, что прошлое больше не вгоняет тебя в уныние. Пройди путь, на который встала, до конца.  

***  

Воспоминания выстроились в стройный порядок, в душе Изабо воцарилась гармония и покой.  

–«Так вот ты где, дитя моё», – прошептала игуменья, прислоняясь к стене, чтобы не упасть от открывшегося ей знания о том, что произошло. Хорошо было бы узнать, сколько прошло времени с тех пор, как исчезла Теодора… Если до сих пор все тихо, значит наш план удался», – монахиня наконец успокоилась и поспешила в свою молельную комнату, чтобы вознести благодарственные молитвы за оказанную помощь такой великой грешнице, как Теодора. И за то, что сама легко отделалась, приподняв завесу над тайнами, которые тревожить не следовало никому, даже ей. Разве что по очень веской причине. Игуменья искренне желала, чтобы ее аргументы оказались достойными того, чем она воспользовалась, посвятив еще и постороннюю.  

***  

Теодора появилась у стен мужского монастыря поздним осенним вечером. Она была коротко острижена. Брови сбриты. Нижняя часть лица измазана сажей, создавая иллюзию «юношеской» поросли. Теодора стояла, низко наклонив голову. Вся ее фигура была олицетворением покорности судьбе и решимости служить богу.  

– Кто ты, странник? – спросил через смотровую щель монах, который с интересом рассматривал очередного гостя. – Откуда ты пришел? И чего ищешь?  

– Грешник. Пришел из мира, в котором много успел нагрешить и почти лишился своей бессмертной души. Ищу в стенах этого монастыря уединение и покой, чтобы молиться.  

Ответы гостя понравились – они были содержательными. Монах отправился докладывать настоятелю, отцу Дамиану, и спросить его разрешение – впустить гостя или предложить поискать уединения в другом монастыре.  

– У него с собой что-нибудь для монастыря есть? – спросил настоятель, имея ввиду плату за возможность спрятаться. Опыт и возраст давали право таким образом заботиться о монастыре.  

– Нищие духом, это – одно, – наставлял он. – А нищие своим кошельком – другое, с ними у монастыря проблем будет больше, а помощи – никакой.  

Исключения бывали, но только в тех случаях, если соискатель проявлял упорство и ждал смиренно, пока сердце настоятеля оттает.  

– Этот хотя бы не предаст сразу, – выносил заключительный вердикт настоятель, принимая новенького в обитель.  

Теодора на вопрос – есть ли что-нибудь для алтаря, без слов протянула мешочек, в котором были все ее драгоценности. Мешочек был увесистым и объемным. Отец-настоятель, увидев сокровища, нахмурился:  

– Непростой монашек, непростой. Зови его, я сам посмотрю, что это за ночная птица к нам залетела. Ка бы не впустить вместе с ним демона…– опыт – великое дело.  

На тот момент Теодора была надежно защищена после таинственного обряда, во время которого изгнала демона, да так убедительно, что он все еще не оправился от разочарования и не приступил к ее поискам.  

Рассматривая стройную фигуру молодого послушника, отец Дамиан спросил:  

– Ты монах?  

Теодора покачала головой – нет.  

– Будешь послушником?  

В ответ кивок головы – да.  

– Не передумаешь?  

Теодора покачала головой – нет.  

– Постриг примешь?  

И вновь ответ нет.  

Настоятель вздохнул, но посмотрел на мешочек снова и переспросил:  

– Это оставишь монастырю в любом случае?  

Ответ – "Да".  

Отец Дамиан все не решался дать окончательное согласие. Что-то его смущало в новеньком. «Он не говорит. Немой? »  

– Ты не произнес ни слова. Это немощь твоя или обет?  

Теодора сделала знак руками: одной провела по губам, второй прочертила невидимую полосу сверху вниз. Настоятель ее понял.  

– Понятно, обет. Хорошо. Оставайся. Никто ни о чем тебя расспрашивать не будет. За твою богатую жертву разрешаю тебе занять келью в башне, это самое уединенное место, там тебя никто не потревожит. Живи и молись. Пусть наш монастырь станет для тебя вратами, а куда они ведут – узнаем потом.  

Глава 10.  

Теодора, став Феодосием, поселилась в уединении и наконец занялась врачеванием своей души – болячки, которые внушали ей страх, что это что-то заразное и неизлечимое, незаметно прошли сами.  

Демон кружил поблизости. Она его чувствовала, как и он её. Стены монастыря надежно укрывали беглянку от посягательств злой силы, которая жаждала ее погубить. Демон недоумевал, почему его тянет именно к этой обители. В мужском монастыре он не видел особых перспектив для своих поисков – монахов и послушников, падких на его лесть? – не стоит овчинка выделки. Другое дело, женский. Сбежавшую от него Теодору он искал именно там. Он уже начал думать, что Теодоре удалось невозможное – ускользнуть от него. А поскольку такого еще не бывало в его практике последние сто лет, решил проявить активность и скоротать время. Его внимание привлекла дочка игумена монастыря – того самого, в котором временное убежище нашла Теодора. Ирония судьбы или провокация Бога…  

***  

Девочка родилась, когда её отец, Георг, еще не имел отношения к монастырской жизни. Увидев дитя, которое появилось на свет слабым и нежизнеспособным, будущий игумен отнесся к возможной скорой смерти ребенка относительно спокойно. Но как только взял младенца на руки и тот посмотрел на него своими ясными глазами, зарыдал и дал обет, что посвятит себя богу, если ребенок выживет. Так и случилось. Девочка выросла красавицей, а Георг ушел в монастырь и стал монахом, а затем игуменом, отцом Дамианом. Несмотря на свою всепоглощенность заботами монастыря, который теперь был на его попечении, отец Дамиан не забывал о своей семье – навещал свою, теперь уже бывшую, жену, Кларису и наблюдал за тем, как растет его дочь, Инес, ради которой он дал обет и надел сутану.  

За ней то и стал охотиться демон, который решил таким образом отыграться за неудачу с Теодорой, и заместить таким образом неприятные воспоминания.  

***  

Игумен назвал свою дочь Инес будто в насмешку над ее естеством. Она, как и Теодора, слишком рано начала свою «войну» с упованием родителей, которые нарекли ее Инесс не просто так, а чтобы обезопасить ее душу от посягательств демона. Имя Инес значило "невинный, чистый, безгрешный". Надо сказать, что Инес довольно рано начала ревновала отца к его «работе», как она воспринимала его служение церкви и богу в благодарность за то, что девочка осталась жива. Детский протест со временем разросся до такой степени, что Инес буквально провоцировала отца тем, что заигрывала с мужчинами у него на глазах или так, чтобы ее проделках он узнавал одним из первых. Могла ни с того ни с сего усесться на колени к общему знакомому и сидеть так, обняв обалдевшего гостя дома за шею.  

Сначала это воспринималось как детская шалость – девочка редко видит папу! Потом поняли, что это уловка – при появлении отца Инес запиралась в своей комнате и не покидала ее, пока отец не уходил обратно в свой монастырь. Обитель все больше становилась для него домом, а семейное гнездышко, в котором оставалась бывшая жена и росла Инес – во временное пристанище и как правило, без ночевок.  

– Если так пойдет и дальше, она сама организует в нашем доме лупанарий! – беспокоилась ее мать, Клариса. Отец Инес, который уже успел зарекомендовать себя на церковной поприще, реагировал рассудительно:  

– Твое беспокойство оскорбляет нашу дочь. Ты сама себя пугаешь. Хочешь, чтобы я ее закрыл в монастыре? Хоть завтра, только скажи. Но потом не жалуйся и не гноби меня, если она вдруг решит, что там ей лучше и примет постриг.  

Монашества для дочери не хотел ни отец, ни мать, в этом они были единодушны и оба не представляли, как удержать дочь от преждевременных отношений с мужчинами. Их мечтой было выдать Инес замуж, как в свое время поступили родители Теодоры. Сбыть с рук непутевое дитя – не способ поправить дело, история Теодоры это показала. Но кто пользуется чужим опытом в таких вещах? В лучшем случае посплетничают и решат:  

– О, нет, этот ужас не про нас.  

***  

Общей заботой родителей Инес стала ее невинность, которая ценилась наряду с приданным. Но этот «товар» умело подделывали, а если разоблачали обман, то мало кто решался публично в таком «упс» признаваться – свадьба уже состоялась и подарки получены.  

После первой брачной ночи общественность получала «достоверные» доказательства, что невеста была до брака цела и только теперь по праву может называться женой – муж постарался и свидетельствует, что все сказанное – истинная правда. Многие, помня о своем опыте, вежливо скрывали усмешку и поздравляли молодых с удачным началом. Потом ждали появления младенца… вот уж где могли быть сюрпризы, если сроки выдавали обман и все с интересом всматривались друг в друга, пытаясь угадать – кто же отец. Чужая семейная жизнь всегда интересна тем, что полна тайн и неожиданных разоблачений – на этом фоне своя не кажется такой абсурдной и бессмысленной.  

Помня обо всем этом, отец Инес, став настоятелем монастыря, приставил к дочери соглядатаев, которые отслеживали каждый ее шаг. Даже в термах ей предоставляли купальню, где имелись потайные смотровые окна. Шпионам работа им нравилась: мало того, что спокойно можно было насладиться приятным зрелищем, за услуги еще и платили – в основном за молчание, конечно. А рассказать было о чем.  

– Чертовка, не девка, – шептал "везунчик", потирая занемевшие без движения ноги и кое-что другое, что реагировало на пикантное зрелище – Инес обходилась без помощников, ублажая себя. Ее руки извивались, как змеи, обнимая воображаемого партнера. Шпионы представляли на месте «невидимки» себя, не подозревая, что это место уже было занято и воображение Инес давно уже имело материальное воплощение, которое оставалось невидимым только для посторонних. И для самой Инес тоже! Она упивалась тем, что происходило и особенно не переживала о происхождении сладкого наваждения, а стремилась в термы при каждом удобном случае.  

– Тебе не кажется, что Инес слишком частый гость там? – снова заподозрила нечистое Клариса. Интуиция ее вела в верном направлении, но нужны были доказательства.  

– Да она там, как в клетке! – раздражался отец Дамиан, может приказать ей мыться при всех? Потом скажешь, что это была моя идея? Реши уже что-нибудь! Я не знаю, как уберечь нашу дочь от позора, кроме как запереть ее в монастырь и выдать замуж да так, чтобы новые родственники нас невзлюбили – меньше будем ее лицезреть!  

– Что ты говоришь, – она же дарована нам богом! Ты ради нее принял монашество!  

– Принял. Только вот насчет бога сомневаюсь. Бог послал болезнь, от которой ребенок должен был умереть. Я, я(! ) испросил милости и дал клятву! Приняв монашество, наконец понял, что мною двигала гордыня, а не любовь. Нам надо было ее отпустить. А теперь мы будем расплачиваться за то, что посмели желать большего, чем для нас уготовил всевышний. Чьи это дары? У меня нехорошие предчувствия. Молюсь ежечасно, чтобы бог простил мне мой грех гордыни. Услышит ли? Я не хочу больше слышать про Инес, где она моется, с кем и у кого сидит на коленях, насмотрелся уже. Она нас не обманывала никогда. Это мы хотели видеть в ней то, чем она не была с момента, как ее душу принял под свое крыло тот, кто сам был наказан богом за гордыню. Смирись и терпи. Дальше будет только хуже.  

Отец, как в воду глядел. Главные испытания на долю семьи выпали вскоре после того, как в монастыре появился новый послушник, который назвался Феодосием.  

– Позовите ко мне новенького, хочу дать ему поручение. Вам в миру делать нечего, а он еще не отряхнул с себя его пыль и тлен, ему не повредит, может передумает и не вернется, что тоже неплохо.