Запоздалое счастье.

Клавка была влюблена. Никогда в жизни и никого она не любила так сильно и так страстно, как полюбила Эмира. Полюбила, потому что много лет сердце Клавки спало крепким сном, а когда случайно просыпаясь, никак не могло вспомнить, что такое любовь. Оказывается, у сердца короткая память: пройдя через мучительную боль от потери надежды на счастье, оно каким-то образом блокирует рецепторы, отвечающие за любовь. И должно произойти нечто неординарное, захватывающе-интригующее, чтобы оно, сердце, вдруг забилось в учащённом ритме. И чтобы оно, сердце, то опускалось и уходило куда-то сквозь пятки в землю, то подпрыгивало до небес. Такого у Клавки не было ни с одним мужчиной. Никогда.  

С мужем у Клавки и романа-то толком не было, не говоря уже о каких-то колебаниях этого маленького, но такого важного органа, как сердце. Про любовь Клавка смотрела фильмы, но любовь эта киношная была какая-то ненастоящая, искусственная, что ли. А книги… Книги Клавка брала в библиотеке. Муж считал, что тратить деньги на книги – грешно.  

– Клав, вот скажи, зачем ты эту муть смотришь? Занялась бы лучше делом каким. Всякую х… Фигню показывают. Сидишь, рот раскрыла.  

Единственное, на чём настояла Клавка, когда выходила за Петьку замуж, это чтобы он при ней не ругался матом. Иногда мужа пробивало на мат, особенно, когда выпьет, но Клавка грозно показывала Петьке кулак и косила глаза на сына.  

Подруг у Клавки почти не было. То есть, были три школьные подруги, Верка, Софочка и Марина, но, окончив университет, Софочка уехала с родителями в Израиль, Маринка ушла с головой в учёбу, защитила кандидатскую и преподавала в педагогическом институте «Историю искусств». Одна Верка всегда была рядом. Всегда…  

Замуж Верка так и не вышла, хотя была очень даже привлекательной для парней. Да и было у Верки их немало.  

«Перебирает девка. Довыпендривается, пока никому не нужна будет», – судачили соседки. Так оно и случилось – Верка «довыпендривалась». В двадцать четыре года она перестала искать своё счастье на стороне, и нашла его совсем рядом, по соседству.  

Петька ушёл, когда их с Клавкой сыну, Серёньке, было всего-ничего: четыре года.  

Ничего не предвещало беды: Клавка, как всегда, ждала Петю с завода. Она приготовила ужин, накрыла стол старенькой выцветшей от стирок скатёркой в цветочек, положила приборы, поставила тарелки. Она всегда старалась угодить мужу, потому что по жизни терпеть не могла ссор, криков, выяснения отношений. К тому же, Петька тяжело работал: он был слесарем механосборочных работ самого высшего разряда. Вообще, Петька был умным парнем, но учиться не любил. Окончил училище, пошёл на завод, и через какое-то время его стали ставить в пример другим работникам завода: молодой, трудолюбивый, почти не пьющий, работы не боится – чего ж его не уважать? Клавка понимала, что муж – добытчик, вот и выполняла спокойно и терпеливо свои женские и супружеские обязанности. Без особого рвения и на том, и на другом фронте, потому что в душе Клавка была «романтиком с большой дороги», как всегда называла её мама.  

В тот вечер Петя пришёл уставший и какой-то хмурый.  

– Петь, мойся и садись за стол, – позвала Клавка мужа.  

Петька как-то равнодушно посмотрел на жену и сказал:  

– Клав, я это… Сказать тебе хочу.  

– Говори, Петя. Садись, я тебе супу налью. Курицу хорошую купила у Саныча, на рынке. Жирненькая такая. Бульон наваристый получился. А на второе котлетки сделала. Серёнька не кушал почти – температура была. На работе уже недовольны – приходится больничный брать в который раз…  

– Сядь, Клавдия.  

– Так наливать?  

– Чего наливать?  

– Супу, Петя. А ты чего подумал? Праздник, что-ли, какой?  

– Сядь, я сказал.  

Галка вытерла руки о фартук и села на стул. Сердце начало учащённо биться, предчувствуя что-то нехорошее.  

– Клавдия, хорошая ты баба. Правильная.  

– Петь, ты чего это мне комплименты удумал рассказывать?  

– Помолчи, а! Короче, ухожу я от тебя.  

Клавка внимательно посмотрела на мужа.  

– Куда уходишь?  

– Не куда, а к кому. К Верке ухожу.  

– К какой Верке?  

– Клав, ты дуру-то из себя чего строишь? У тебя чё, много Верок рядом?  

– Подожди, это к нашей Верке, что-ли? К подруге моей?  

– К ней. Люблю её уже давно.  

– Подожди, Петя, а как же я? А Серёнька? Он же ж болеет у нас всё время! Как я одна-то?  

– Я и нее отнекиваюсь от сына. Деньги давать буду, забирать буду иногда…  

– А я не отпущу тебя. И развода не дам, – с какой-то угрозой в голосе пообещала Клавка.  

– Верка беременная, Клав. Я б может и не ушёл, но вот оно как вышло.  

Клавка заплакала. Молча, без криков и причитаний, как сидела на стуле, так и заплакала. Крупные, прозрачные слёзы катились по щекам, собирались на подбородке и капали с подбородка на платье.  

– Петя, а я чем плоха тебе?  

– Ты не плоха, Клав. Ты скучная. С тобой всё тихо и темно, как в норе у крота. Каждый день вот эта скатерть, обед, курица… А с ней я только и понял, что такое любовь. Вот скажи, ты знаешь, как это – любить по-настоящему?  

Клавка задумалась.  

– Знаю. Я Серёньку люблю по настоящему.  

– А меня?  

– Тебя тоже люблю.  

– Так любишь, что дух захватывает?  

– Просто люблю. Ты муж мой, я и должна тебя любить.  

– Должна, не должна... Дура ты. Когда любовь, какое тут «должна». Да у меня голова кружится от одного её взгляда. Ночью засыпаю, а утром просыпаюсь с одной единственной мыслью: увидеть бы, услышать, вдохнуть запах… У тебя так было?  

– Нет.  

– И у меня нет…  

– А женился ты на мне зачем?  

– Да мать сказала, что девка ты хорошая, что на таких, как ты, и женятся. Да к тому же беременная ты была. Я, как человек порядочный, должен был… А Верка мне всегда нравилась, ещё со школы. Но мать сказала, что такие, как Верка, только жизнь мужикам портят и что счастья мне с ней не будет.  

– Правильно мать сказала. Не будет тебе Петя, счастья.  

– Это ещё почему?  

– Потому что на чужом несчастье счастья не построишь.  

– Ладно, я понимаю, в тебе сейчас боль говорит. Но лучше так, сразу.  

– Ага, по-живому. И солью посыпать, чтоб побольнее было…  

– Ну, Клав, прости и пойми меня.  

– Не сейчас, Петя. Потом, когда-нибудь. А сейчас ты и правда лучше уйди. Тяжело мне. Уходи. Мне подумать надо, как жить теперь…  

Петя достал со шкафа большой старый чемодан, доставшийся ему по наследству от отца, покидал в него весь свой джентельменский набор: носки, трусы, носки рабочую одежду и свадебный чёрный костюм. Зашёл в ванную, взял с полочки зубную щётку, бритву с лезвием «Спутник» и кисточку для пены, чтобы бриться. Потом вернулся в комнату, посмотрел на жену и почувствовал, как на мгновение сжалось его сердце. Клавка так и сидела на табуретке, правда слёзы уже не текли. И была она какая-то какая-то жалкая, некрасивая.  

«Кому ты будешь нужна, бедная? » – подумал Петька и, сказав «прощай», вышел из квартиры, громко хлопнув дверью.  

Проснулся Серёжка.  

– Мама, мама, пойди сюда, у меня горлышко болит, – позвал мальчик маму.  

Клавка тяжело встала со стула, одёрнула платье и, взяв с собой полоскание для горла и миску, пошла в спальню, где лежал больной сын.  

Продолжение: https://yapishu. net/book/376886#