В защиту сект

Итак… Секта? Да, бросьте! Сектантство заложено во всех исключениях из правил. Спартанцы – герои? Да. Но невозможно отрицать, что сутью это фашистская секта – она выстроила свою «религию» по известному принципу исключительности (избранности). Спросите илотов!  

Кто сегодня у власти? Секта на собственных опорах, оправданиях и планах. Элитарная клановая, партийно-экономическая, сбившаяся в эстрадные группировки, определяющая течение всей «культурной и информационной жизни», организующая, судящая все телевизионные (да и прочие) конкурсы без исключения. (Сутью это уже мафия, но иного толка, не оставляющая дело случаю – у каждой лестницы, ведущей вверх, поставлен «фильтрующий». )  

Казаки Запорожской Сечи? Секта, не сомневайтесь.  

Первые римляне? Секта! А с «запорожцами» они что близнецы. (Сравните вам известное по «Жизнеописаниям» Плутарха. )  

Что способно более всего способно цементировать и удерживать? Секта! От «церкви» ее отличает лишь количество средств, которыми она владеет и четкий, строгий устав. Но когда все это размывается приобретениями (человеческими и имущественными), секта становится церковью и рыхлеет.  

Государство и правящая религия борются с сектами на основании, что не терпят конкуренции. Они сами, когда-то секты, захватившие власть и неимоверно разросшиеся. Они – самопровозглашенные, победившие и утвердившиеся модели управления, сохраняющие инерцию в пределах определенного исторического отрезка. Всё не вписавшееся, выходящее за рамки – отклонения. Опасные сложившемуся положению дел или не опасные (но все равно раздражающие).  

Явления отклонений локализируются в сектах, и этим можно признать их пользу. Собиратели не вписавшегося в стандарт человеческого материала; такие, как тюрьмы, колонии, спецпоселения, психлечебницы и т. п. – это государственные копилки, и они работают рекламой от обратного. Монастыри – копилки церковные, и служат тем же целям – изымать «отклонения», склоняя неудовлетворенную или гипер-активную часть верующих к религиозному мазохизму, к самоизоляции – рекомендуя им «пострадать за веру», доказать ее таким вот способом.  

Кто избегнул – создают веру с собственным уклоном, и в благоприятных случаях обрастают последователями.  

В меру – лекарство, в чрезмерности – яд.  

В сотне безумных отберешь умных, и умы не сойдутся, хотя безумие будет схоже. Признаем за очевидное – явления отклонений становятся нормой в секте и не признают другие «нормы». Разве норма в глазах евреев казачество, и разве норма в их глазах еврейство? Верховному врачу, склонному к систематизации, определению различных видов существ, включая человеческие подвиды, встречаясь с подобным, следует сразу же прописывать пациенту секту. Нет, не как профилактику душевной болезни, а как место, где он встретит себе подобных и станет в их глазах «нормальным».  

Казачество создавалось из характеров неугомонных, авантюрных, отчасти даже разбойничьих, равно, теми же характерами создавалось и еврейство, что тяготело и тяготеет друг к другу как ртуть, столь же ядовитая парами в большом количестве, но полезное применением в малых, определяя собой температуру пригодную размножению, но и разложению. Жить за счет других. Держать рубеж. Казаки обрели друг друга в той же идее. Выбрав волю, переходя на вынужденное самообеспечение, нашли смысл выгоды защиты рубежей, и закрепили это, вооружившись религиозным чувством, позволяющим грабить тех, чье чувство было басурманским.  

Религиозные чувства щит всякой ненормальности. А явления отклонений локализируют в сектах. Монастырь та же секта, она для тех, кто какими-то причинами не вписался в «мир». И кстати, устав безбрачия, положенный монахам, самый, что ни на есть, изврат и есть! Он противоречит природе, отрицает ее, борется с нею. Но это терапия отклонения.  

Истинное вне времени, а истины не ко двору. Прежних пустот не предоставлено, но и поныне кому-то удается вклиниться, заявляя о себе. И с позиций родновера… Можно ли от них отмахнуться, от истин «староязычества»?  

Простите, но с каких это пор они устарели? Сколько времени продержалась монополия христианства? Что было до нее? Сколько удалось сохранить до наших дней? Или может вы считаете, что до христианства (как и под ним) не существовало истин, объясняющих мир иначе? Православие что, не впитало в себя нашего природного язычества? Скольким оно воспользовалось, а переиначив, применило как свое? Ведь и до него (христианства) на земле жили люди и веровали. А может считаете, что язычестве не было собственных «религиозных переворотов»? Не стоит представлять нас дикарями (недотепами? ), прозябающими до очередной монополии на бога, внезапно ставшего модным (из числа ли стоящих в кругу или «свеженького» внесенного переселенцами). Выгоды обслуживающего персонала (вспомним Никона), выгоды государственного управления, возможность диктата (вождизм), пути наследования (не в счет «стоимости» личных качеств) – явление вечное. Бог (религия, идеология) – это и дубина, и рычаг, и руль.  

Религии «развивают» с оглядкой на кассиров, а тех на спонсоров. БП («Большой Писец») рождает Веру, а окончание БП рождает аппарат по обслуживанию веры… Религиозная теория сочетается с практикой, если поддерживает и развивает церковное обеспечение, если ей несут «дары».  

Отличие церкви от секты лишь в том – сколько находится ее балансе – на какую сумму всего сосчитано; имущества во владении (коим она вольна распоряжаться), сколько душ (которыми опять же вертит, как хочет), сколько реальных дел (которые отметились в истории пограничными столбами). Такие ценности, как земли, культовые здания, административный аппарат – возможность дотягиваться, руководить самыми отдаленными уголками, опять же древностью собственного устава и устоявшимися традициями...  

Рассматривая по-маленькому, все это можно приобрести, слепить, подогнать. Так и происходит, то что церкви теряют, секты наращивают. Иные, войдя в согласие, объединяются, чтобы быть проданными как Церкви, оптом ли, в розницу, но так, как продаются корпорации, целиком или кусочками – новыми сектами, и опять будут проданы, и еще не один раз в угоду каких-то теневых целей. Их рядовые доноры-пайщики этого даже не заметят.  

Личная принадлежность церкви – это в первую очередь партийная принадлежность, богу здесь отводится вторые роли. Принадлежность секте, расколу – это партийность втройне, и какой бы не была партия, во главе ее, подсидев всех, станет бухгалтер. Именно он, определяющий куда ее вести, объединяться, дробиться, источиться ли до нуля, распухнуть ли – он, согласующий это с такими же бухгалтерами ради выгоды управленцев. Партийность пастырей расходится с партийностью рядовых членов.  

Было время, и по нашу сторону границы (до памятного указа) уживались гласно, соблюдали собственные обряды и обычаи, избежали "крепости" (крепостного права), выкупали родноверцев, которым не так повезло, в незапамятные времена вырвали из рабства всех. Были "беЗпоповцами" (именно так – "без" и по сей день, не признав "беса" и в этом праве), ибо не желали иметь соглядая властей. Платили двойной налог – "за веру" (староверие). Впитывали в себя все "толки", всех желающих веровать «собственным умом» или «заветом предков", не делая в том разницы. То есть, прикрываясь Христом, как щитом, были по большей части теми самыми язычниками, которых искали и не могли найти этнографы, являя всем гостям парадное – "старообрядие" и пряча истинное "староверие". Повод не раскрываться был железный: "вы не мы", понимая это как "вы – немы". Немцы вы, да робиничи – нет вам права голоса в нашем деле!  

Этим попробуйте представить, осознать уже иное, противоположное, на первый глаз невозможное – «староязычество». А что, если есть и другая "невидимая" жизнь, в которой не заполняют бумаг, где слово – закон, наказное становится правилом, где нет кредитных карт, банковских счетов, где едва ли коснешься телефона, а месяцами о нем можешь и не вспомнить, где отношения между людьми живыми именно так – напрямую, «по-старинке» – глаза в глаза, а с государством сокращены до степени, что "оное тебя не видит"?  

Да, живут по Воли именно так, да – приходится прилагать дополнительные усилия к тому, чтобы "колесо вращалось", чтобы сделанное тобой продолжало жить – работать. «Жить по Воли» – это сектантство?  

Не язычники христианству недоброжелатели. Древо у нас общее, пусть кривовато, но все еще живо, корни целы, пусть наши глубже спрятаны, но они есть. Мы все православные. Вы – православные христиане, мы – православные язычники.  

И отметьте для себя, что как только выживанию требуются усилия всех членов общества, закрепляется «естественный природный коммунизм». Не рай, но справедливость. Но вера, что именно так и должно быть – а иначе сдохнешь – держится, пока окружающая среда крайне экстремальна. Враждебное окружение создавало секты.  

Еврейскому народу удалось сохранить себя в тысячелетиях благодаря «враждебному окружению». А когда оно было недостаточно враждебно, поддерживался миф о враждебности, подогревалась память «библейских примеров».  

Секту цементирует окружение врагов. Для спартанцев – илоты, для казаков – татары и латиняне. Южное пограничье предоставляло одни условия, западное – другие.  

В 1716 году царь Петр повелел переписать всех раскольников, «окромя пограничных». Из опасения побега – так у него указано. Речь шла о северо-западном пограничье. Где «секты» православия крепли в схватках, которые не закрепила история, поскольку для нее они были слишком мелки.  

Кстати, Петр повелел раскольникам нашить на спины платья четырехугольники из красного сукна с желтыми козырями. И как отмечают свидетели того времени, оные повиновались и появлялись в таком на торгах без всякого стыда. Почему – как вы думаете? Страдали за веру? Нет – гордились. Каждая такая нашивка – прокламация, она вызов власти. Работает от обратного, заставляет людей задаваться вопросами. А «старообрядцы» с готовностью на эти вопросы отвечали. Что, к примеру, негоже обмахиваться щепотью, ибо – раздвинь пальцы и получится кукиш, знак отрицания. (Языческий, кстати, знак-символ. ) И вот, в 1724 году «раскольники» царским указом объявляются «бесчестными». (Что это налагало – об этом отдельно). Указано: «носить им медные знаки, а женам опашни и шапки с рогами старинные». Так что, желтые звезды, которые были обязаны носить евреи Германии во времена немецкого фашизма, не историческая новинка.  

Для власти это естественно – наглядно выделять «сектантство». Этим оно осуществляет контроль и показывает – чьи права можно ущемлять. Сегодня этому служит «информационное клеймение» – достаточно объявить какую-то общину сектой, и это служит знаком и кличем к преследованию.  

С точки зрения власти, сектанты те, кто позволил себе наглость жить вне системы. Лишь такие формы способны рождать и поддерживать идеи, системе опасные. Местные власти поставят вопрос на контроль и будут изыскивать способы «привлечения к ответственности» ее узловых фигур.  

Избегну осуждений той или другой стороны. Иногда это выглядит правомочно, но не забудем, что право голоса предоставлено лишь обвиняющему, где сила власти, информационное обеспечение, бесстыдное журналистское манипулирование «ценностями» – сопутствующее каждому процессу. «Пусть-говорильня» разрешена. Слов «за» не услышат, либо они будут похоронены. И кажется, сектанты все, кто способен видеть несовершенство системы, не соглашаться с нею.  

ПРИМЕЧАНИЕ: Автор – сектант. Он председатель секты, ее юридический консультант и бухгалтер. Количественный состав – один человек, он сам. Это позволяет заводить дружбы с сектантами «собственных толков в голове». И один из них ему, жителю русской глубинки, готовящемуся прямо сейчас к очередной зимовке на реке Веретеница, что идет проточно по лесному озерью, средь непроходимых болот и урочищ, нашептывает:  

«Отказ государства от деревни», должен быть поддержан деревней «отказом от государства»…