Шёпот Истины

Эйфория. Это можно назвать только так. Радость, веселье, восторг – всё пустые, блёклые слова. Они не отражают суть. То, что вздымалось в груди, было больше, чем веселье. Ярче, чем восторг. Пожалуй, он был близок к экстазу.  

В «Рыжем баране» шумно и многолюдно. Годовщина основания славного, хоть и небольшого, города Гайденброка в самом разгаре. Половина местных собралась здесь, чтобы отдохнуть от ежедневных трудов и пропить заработанные денежки. Или потратить их еще куда. Купцы подливали компаньонам и заключали сделки. Их дочки строили глазки приезжим лордам. Местные молодцы улюлюкали и хватали краснеющих дочек пониже спины. Трактирщик тоже краснел, но от напряжения – такое столпотворение происходит раз в год, никто не должен уйти разочарованным. Пары алкоголя, запахи жареного мяса и специй по-праздничному окрашивали воздух.  

Седовласый старик распахнул дверь таверны, впустив глоток летней сырости. Длинные волосы ниспадали на синий потрепанный балахон, делая его похожим на жреца. Но старик не был жрецом. Единственная, кому он служил – Истина. И сейчас Она говорила его устами.  

– Ты! – взревел он, указав посохом на центральный столик.  

Смуглый мужчина средних лет в кожаных доспехах застыл, не донеся кружку до рта.  

– Да, ты! Убийца!  

Его громоподобный голос смог перекрыть пьяный шум. Посетители недовольно оглядывались.  

– Чегоооо? – недовольно нахмурился мужик, судя по всему, солдат или охранник, – Ты, деда, совсем из ума выжил? Иди уже…  

– Твой меч! – Истина не собиралась затыкаться, – Я вижу, как твой меч пронзит сердце твоего господина!  

Толпа ахнула. Раздался звон кружки, выпавшей из чьих-то рук. Охранник тяжело поднялся.  

– Слышь, ты… – начал было он, но старик развернулся на месте и широким шагом направился к выходу.  

– Пророк… Он пророк?.. – несмело шелестела толпа за спиной.  

Наконец, его отпустило. Отходить после голоса Истины всегда нелегко. Как будто ты младенец, которого отнимают от материнской груди. Обидно и больно от оглушительной тишины в мыслях и холода в сердце. Наверно, чтобы как-то заглушить эту боль и стать ближе к желанному голосу, Пророки придумали Ритуал.  

Потирая обожженную ладонь, он нахмурился и направился к Майе. Уже много лет голос Истины вёл Пророка по миру. Ради Неё он отказался от дома и мирских радостей. Он жил ради того, чтобы нести Истину тупым свиньям, называвшим себя людьми. Но недавно странная женщина, называвшая себя жрицей Смерти, зачем-то дала ему пищу и кров, хотя он об этом не просил. Её слуга, трусливый оборотень Генри, также по непонятной причине привел его в этот город и в этот храм. Они говорили что-то о благодарности, о том, что он спас их жизни. Пророк не понимал этого. Он никогда никого не спасал специально. Истина спасала и помогала. Не он.  

Старик оставался с ними, потому что не было разницы, где жить. Он давно забыл, что такое дом. Заставил себя забыть…  

…Воспоминания накатили неожиданно, как всегда. Волна боли и образов. Хейла лежит на земле в луже крови. Она еще жива, но может только хрипеть. Смотрит на него расширенными глазами. Они кажутся бездонными на бледном лице. Тянет руку, что-то шепчет из последних сил. С ладони капает кровь…  

– Чёрт!  

Толчок в плечо, чуть не сбивший Пророка с ног.  

– Смотри, куда прешь, обезьяна!  

Темнокожий татуированный здоровяк, в которого он врезался на полной скорости, виновато поклонился.  

– Эзвинитэ, – пробормотал он с южным акцентом, – йа нэ хотэль…  

– Пошёл вон! – старик замахнулся посохом, и разрисованный полуголый торс торопливо скрылся из виду.  

Сплюнув, он продолжил лететь по тесным улочкам. Несмотря на столкновение, скорость так и не сбавил.  

«Тупые свиньи! Все они! Хейла…».  

…Прошло тридцать лет, но он все еще винил себя в её смерти. Не уследил, не успел. Она была его домом. Всем, чего он хотел. Их лачужка в горах Мунланда представляла собой маленькую копию рая. В отличие от свиней вокруг, лишь Хейла его понимала. А потом он просто нашел её со вспоротым животом на утесе. Да, кажется, она хотела что-то сказать. Все тридцать лет он силился вспомнить, что именно. Единственное, что врезалось в память и являлось ему во снах – окровавленная ладонь. На тонкой коже был вырезан глаз. Кем? Зачем? Что они хотели ему сказать?..  

Ахнув, Пророк остановился. Сзади кто-то врезался в него, послышалась ругань, но он не слышал. Перед внутренним взором стояло виноватое лицо здоровяка. На черном, блестящем от пота лбу был нарисован глаз. Тот самый.  

Оглянувшись, он лихорадочно всматривался в толпу. Конечно, южанин давно скрылся в праздничном людском потоке.  

Хмурясь, Пророк, наконец, добрел до храма. Маленькое одноэтажное строение из темного камня, без всяких опознавательных знаков. Узкие мутные окна. Приезжим и в голову бы не пришло назвать это храмом Смерти.  

– Гееенрииии, да растудыт твою налево!  

Несмотря на недавно прошедший дождь, было душно, поэтому дверь держали открытой. Оттуда доносился рёв Майи и бормотание оборотня.  

– И-извини, в-великая темная госпожа…  

– Ижьвини, великая сёмная госьпозя! – ядовито передразнила жрица, – Ты мне что обещал, а? Что ночью из дома – ни ногой!  

– Майя, да я же… О, Пророк вернулся! – радостно переключил тему Генри, – Обедать будешь? Сегодня у нас мясо.  

Из каморки, переделанной предприимчивым служкой под кухню, доносились дразнящие ароматы.  

– Ешьте сами своё мясо, – хмурясь, он швырнул посох в угол, – Что-то аппетит пропал.  

Большинство людишек, с которыми он имел дело, не любили его. Называли грубым, черствым, самовлюбленным. Это было взаимно, тупые свиньи вызывали в нем лишь отвращение. Однако, эта странная парочка вела себя по-другому.  

– В чём дело? – тихо, но внимательно глянула Майя, – Опять видение?  

– Да при чём тут видение! – раздраженно махнул он рукой, – Символ глаза… Вам о чем-нибудь говорит?  

Не хотелось рассказывать о Хейле, но нужна была любая зацепка.  

— Вот такой? – Генри нацарапал на каменной стене.  

– Да куда ж ты ногтями-то?! – схватилась за голову Майя.  

– Да! Ты его видел? Где? Когда? – оживился Пророк.  

– Найтенберг. Там, где мы впервые встретились. Помнишь, ты еще посохом меня в живот саданул? Мы тогда с одним товарищем решили… кхм… добыть деньжат…  

– Занимаясь мокрухой и грабежом, ага, – саркастически сложив руки на груди, вставила жрица.  

– Майя, ну не начинай, мы же договорились, – укоризненно глянул оборотень, – У всех бывают трудные времена! Так вот, у некоторых… кхм… клиентов я пару раз встречал этот символ.  

– А где…  

– Остальное – только после обеда! – отрезал служка, направляясь в кухню, – Мой друг не ел с самого утра, что за безобразие!  

Вечером все собрались на крыльце храма. В душных сумерках стрекотали сверчки. Из города доносились пьяные крики и песни.  

– Завтра я иду в Найтенберг, – изрек Пророк.  

– Не идешь, а едешь, – вопреки ожиданиям, Майя не стала возражать.  

– Ты точно решил? Что это за символ? – Генри хотел его остановить, но сдержался.  

Не отвечая, старик зашел внутрь. Надо набраться сил. Впереди долгий путь.